На острие шипа

Новое утро, а точнее, пробуждение, далось с трудом, по крайней мере для Австрийской империи. Разумеется, после столь долгого отсутствия каждому в радость усмирить усталость сном в родной постели, но место это со временем стало словно непривычным, отчасти чужим. Ощущение, словно он должен быть не тут, будто неожиданно появившаяся гангрена, которая изначально была лишь небольшой раной, распространилось по душе. Уже проснувшийся после неспокойного сна Австрийская Империя стоял у окна, задумчиво вглядываясь куда-то вдаль, будто ища покой в горизонте. Пока солнце неспешно поднималось из-за черты неба, он плавно, отточёно застёгивал свой китель. На чуть уставшем лице неожиданно появилась лёгкая улыбка, сопровождаемая выражением некого спокойствия. — Вперёд и с песней., — фраза, сказанная скорее как отмашка от всех проблем, от каждого переживания по тому или иному поводу, звучала крайне тихо, добавляя данному моменту некой интимности для самокопания. Австрийская Империя был не из тех, кто будет долго переживать и маяться из-за проблем, по крайней мере, когда они не являются действительно важными. Так и в этом случае, от всех раздумий и утреннего приведения себя в порядок его вывел лишь несчастный стук в дверь его покоев. — Господин, завтрак подан, — послышался из-за двери чуть прокуренный голос дворецкого, заставляя хозяина поместья кинуть незаинтересованный взгляд в сторону двери. В ответ лишь молчание. Привычное, столь давящее на нервы бедному дворецкому. Ну откуда ему знать, может хозяин сердится, и он сейчас огребёт, может, АИ просто не услышал, ведь дворецкий говорил, не смея войти в комнату, а может, ему просто не хочется отвечать. Время от времени его не понять даже самому себе. Лишь когда за массивной дверью послышался приглушённый стук каблуков, говорящий об уходе дворецкого, Австрия хоть как-то на это отреагировал. Лишь тихий хмык, не говорящий ни о его настроении, ни отношение к данной, столь бытовой вести, ни чего-либо ещё. Спокойствие словно так и текло по его венам, лишь иногда сменяясь раздражением, гордостью, или ещё каким-нибудь ответвлением от его чутка язвительного характера. Не сказать, что он уж очень скверный по характеру, скорее просто чересчур статный, гордый и властный, что выливается в прочее. Время от времени у него всё-таки бывают самые что ни на есть «припадки» агрессии, но лишь изредка, а рядом с семьёй он и подавно старается показать себя с лучшей стороны. Она ведь всё-таки у него есть. Мужчина повернулся на каблуке к своему столу и упёрся о него руками. Взор сразу же упал на небольшую стопку бумаг, которые свидетельствовали о том, что большинство уже в курсе о окончании конфликта с Британией, и так или иначе хотят выразить эмоции по этому поводу — большинство бумаг являлось письмами, относящимися к данной ситуации. Австриец неспешно провёл рукой, облаченной в перчатку, по стопке макулатуры, раздвинув её и окинув чуть заинтересованным взглядом каждую бумажонку. Меж тем, он даже не услышал начинающийся лёгкий гул за пределами своих покоев. Видимо, остальные обитатели уже проснулись. На коридоре были слышны и лёгкое шарканье ног слуг, и статное чекание каблуков, судя по всему, Венгрии, и звук маленьких, еле слышных, но по-своему волнительных шагов мальчишки, который уже стремился в обеденную, а за ним, менее прытко, были слышны звуки обуви няни, что вечно не могла за ним угнаться. Видно, и сейчас не уследила. Австриец, что до этого чуть ссутуленной склонялся над дубовой поверхностью стола, статно выпрямился. На его лице играла сдержанная улыбка от вкратце прочитанных писем, а в голове было лишь одно — желание отпраздновать всё это. Ведь у любого дела, кроме развязки событий, должно быть приятное завершение, не так ли? В это время другие обитатели дома давно на ногах. Даже Венгрия проснулась раньше положенного времени, чтобы все проконтролировать. Поместье, в котором жили австрийцы было достаточно огромным. Много комнат для гостей, высокие потолки, огромная гостиная, которую украшала изыскания мебель последней коллекции, картины их родни и большой семейный портрет напротив входа в особняк. Все сделано по высшему качеству. Правда так казалось на первый взгляд. В этом поместье было много минусов а именно сквозняки, которые частенько летали осенью и зимой по всем комнатам, от чего гул был невыносимым. Ранее, когда голова особняка спал в одной кровати со своей женой, мальчишка часто прибегал к ним жалуясь на страшные звуки, холод и кошмары. —Нет нет, вазы с цветами лучше поставить сюда, да, вот тут. Они должны стоять по обе стороны двери в гостинную. — командовала госпожа поместья. Как женщина она придерживалась того, чтобы было в первую очередь красиво. —мисс, какие розы предпочтете? Красные или лучше белые? —Знаешь, предпочту оба варианта — не долго думая ответила Венгрия. Служанка улыбнулся беря одну из ваз в руки. —Хороший выбор, госпожа, сейчас все сделаем — поклонилась и ушла заниматься своей работой, все же сегодня очень важный день, все должно быть красиво и на своих местах. Из-за угла вылетел парень хохоча и летя сломя голову. Из-за невнимательности юный австриец врезался в спину своей матери. —Ой, Австро-Венгрия! Сколько раз я тебе говорила, чтобы ты смотрел куда бежишь, ты ведь можешь удариться — легкий испуг постепенно сходил с ее лица и она улыбнулась мальчику. — Ты снова не слушаешь свою няню? В этот момент к ним подбежала женщина лет за сорок, поклонившись своей госпоже она попыталась перевести дух. —Прошу меня простить, мисс Венгрия, молодой господин снова капризничает. —Я не буду надевать этот клоунский наряд! Я что, девчонка, чтобы надевать одежду со стразами? — зло ответил парень прячась за спиной у матери, чтобы его не увели силой. — Мама, мне не нравится моя парадная форма, Я в ней выгляжу ярче павы. —Но. — хотела уже возразить няня, но взгляд хозяйки заставил ее тут же прикрыть рот. —Вот что мы сделаем, я хотела приберечь это тебе на день рождения, но если ты хочешь могу подарить сейчас, все равно до него осталось не долго, ты ведь не обидешься? —Совсем нет — пролепетал мальчишка и радостно запрыгал на месте. —Ступай в его комнату, я сейчас его приведу — обратилась к нянечке, которая кивнула и поклонилась госпоже. Беря мальчишку за руку девушка повела его в свою комнату, на ступеньках ее конечно же обогнали, но это толком ничего не изменило. Зайдя в светлую и довольно просторную комнату дамочка открыла шкаф и достала оттуда небольшую коробку. — Открывай. Долго ждать не пришлось. Увидев перед собой красивый белый костюм мальчишка с восторгом кинулся матери на шею. —Мамочка, спасибо тебе огромное. Мне очень нравится — глаза засветились от радости, ведь это первый вечер, когда мальчишка будет среди взрослых и даже незнакомых людей, хотелось выглядеть подобающее всем а не как шут, которого пригласили развеселить публику. —Побеги, примерь его. А после спускайся ко всем, пускай отец порадуется за тебя, ты ведь уже совсем взрослый. Сквозь оглушающую тишину уже затихнувшего коридора послышался тихий скрип двери. Сомнения не было — это хозяин поместья наконец-то соизволил выйти из своей комнаты. Только его дверь скрипит та́к. Пара мгновений, и в дверном проёме показался вышеупомянутый мужчина, на лице которого была гримаса недовольства, словно он съел дольку лимона. Его давно раздражает скрип двери, и возможно это одна из причин, по которым он не особо любит заходить в свою комнату, ведь мало того, что сначала нужно как-то войти и не помереть от истошного скрипа, так надо ещё и выйти потом, что кажется непосильной задачей. Именно по причине всё ещё несмазанных петель с губ мужчины сорвалась тихая, но пронзающая тишину фраза: — поубиваю их всех., — адресовано слугам, которым были поручено смазать хоть чем-нибудь, да хоть обычным маслом в конце то концов, петли. Но по видимому, они решили пренебречь этим. Действительно, зачем же, если господин всё равно на тот момент собирался уезжать? Ну, зато теперь петли будут смазаны. Только мылом. И далеко не дверные. Однако, разумеется, вскоре монарх (?) отошёл от этой мысли, да и злобу отставил на второй план. Его куда больше интересовало, что сейчас происходит внизу, да и хотелось поскорее принять участие в этом, как он любит выражаться, «мракобесии». Каблуки чуть высоковатой обуви звонко отчеканивали каждый шаг, но эхо от каждого удара обуви о пол разлетелось по зданию, ударяясь о стены, так что было невозможно догадаться, где и откуда идёт Империя, а уж когда он достиг участков, устеленных красно-белым, под цвет большинства убранства в доме ковром, что был словно бесконечен и ложился целыми лабиринтами в отдельных участках поместья, и вовсе нельзя было даже предположить, вообще ли АИ в здании. Ковёр глушил всё звуки ударов каблуков по нему. О, как же давно стук именно этой обуви не разносился по коридорам! Австриец будто бы и не менял её никогда, несмотря на то, что это явно было не так — хотя бы раз в два месяца он стабильно покупал новую, и не только по времени своего пребывания у владельца, но и по дизайну, да даже по посадке. У некоторых даже складывалось ощущение, что он специально подбирает такие каблуки, но нет. Дело было в его неустанно гордой походке, которая никогда не менялась и создавала такой эффект. —.Всё осталось совершенно таким же., — сделал вывод Империя, удовлетворённо выдохнув. Несмотря на очевидный ремонт стен в некоторых местах и появление некоторых новых картин, всё убранство действительно осталось прежним. Австриец, словно он маленький мальчик, проводил подушечками пальцев по стене, убеждаясь, что даже на ощупь всё так же. Невольно у него всплывали картины из детства, как он, будучи совсем маленьким мальчиком под опекунством своего отца — Священной Римской Империи, частенько бегал по запутанным коридорам его поместья, разводя руками и касаясь ими стен в особенно узких местах. В то время он чувствовал себя воистину свободным, пусть временами были свои трудности, от которых никуда не деться. Империя тяжело вздохнул, вспоминая прошлое, а за этим в голову бесцеремонно полезли воспоминания о других событиях. Выйдя по коридору на главную лестницу, а точнее одно из её ответвлений, которое соединялось с остальными воедино ближе к первому этажу и вела в просторную прихожую залу, по которой разливался свет утреннего солнца. Мужчина, стоя у бортика лестницы, аккуратно положил на его ладонь, выявляя каждым пальцем всё те же узоры, что оплетали все перила. Привычные рельефы, напоминающие тонкие, хрупкие по сути своей стебли цветов, на которых расположилось единственное их средство защиты — шипы. Порою даже жаль, что с появлением в природе человека столь прекрасные растения лишились возможности быть отчасти защищёнными. У человека есть садовые ножницы, а шипы против них, как горох об стену. Пару мгновений наблюдая за некой толкучкой в парадных дверях — видимо, слуги занимались привередливыми желаниями Венгрии, Австрийская Империя заметил в противоположном ответвлении лестницы своё чадо. На лице его появилась мягкая, чуть гордая улыбка, которую невозможно было скрыть ни под какой маской безразличия. Пока малыш с чем-то возился в конце коридора, выходящего на вышеупомянутый срез лестницы, при этом трепыхаясь от некого врождённого нетерпения и прытости, как цветок на ветру, мужчина успел подойти к нему. Несмотря на то, что Австриец и сам не эталон роста, но по сравнению с мальчишкой либо он казался выше, чем есть, либо парень казался уж совсем коротышкой. Взрослый, на неожиданность «малышу"(мальчику было уже за четырнадцать, так что он был малышом лишь для родителей), подал ему руку. — Рад тебя видеть ни свет ни заря, свет мой, — мужчина хмыкнул, добродушно прищурившись и всё ещё держа руку впереди для рукопожатия. Он толком не видел без очков, так что щуриться, уж тем более в таком ярком помещении, приходилось, делая его лицо словно немного старше, несмотря на уже появившиеся лёгкие морщинки. На руке его не было даже перчатки, чтобы парень понял — отец хочет пожать ему руку, впервые в жизни, как настоящему взрослому. —Доброе утро, отец, рад видеть тебя в добром здравии. — наблюдая за кропотливой работой служанок, мальчишка не сразу заметил руку отца. Она была слегка худощавой и во множестве боевых ссадин. Ранее отец никогда не приветствовал его так официально, от чего мальчишка сперва опешил. На лице заиграли нотки сдержанного восторга, ведь такое происходит впервые. Неужели отец наконец принял его не как мальчика а как мужчину. Протягивая руку, сперва слегка неуверенно, малец пожал руку, прошедшую сквозь множество битв и лет. Сухие пальцы на удивление достаточно сильно сжали миниатюрную ручку, показывая свою доминантность, хотя скорее подсознательно. Рукопожатие не затянулось и совсем скоро сын подобно отцу, завел руки за спину как истинный аристократ своих времен. Поместье совсем скоро стало обретать новые краски. —А твоя матушка знает толк в искусстве. — прервал неловкую тишину хозяин сего поместья. А ведь и правда, у нее отнюдь изысканные вкусы. Эта женщина способна выстроить вокруг себя придворных и четко объяснять им свои желания, а те вопреки страху и покорству выполняли любые прихоти. Она и впрямь вселяет некий страх одним только взглядом. Сильная женщина. —Да, не могу оспорить. Она подарила мне этот чудесный наряд. — мальчишка буквально светился от счастья. Строгий костюм белого цвета подчеркивал его статус и чистокровность. Он уже взрослый и вправе выглядеть подобающее. Равнение младшего на отца не могло не радовать последнего. Гордость отцовская смешалась с неприкрытым интересом, что засели адской смесью будто в самых лёгких копотью, давая понять — не удовлетворить собственный интерес сейчас равно самогубству. А интерес был не просто любопытством, нет, это был некий азарт изучить, понять. Монарх не хотел ловить себя на мысли, что столь долгая разлука с сыном отложилась на нём- он совсем не знал своего мальчика. Точнее, знал, но не так. Примерный рост, возраст, черты лица, хоть и те наверняка изменились за годы. Характер же и уж тем более повадки казались сейчас дальним берегом для понимания. Кто же он теперь, тот малыш Австро-Венгрия, что отложился в памяти лишь лучиком солнца? Кто-то наверняка скажет, что раз лучик, а уж тем более солнца, то в памяти у старшего юнец и так неплохо отложился. Но разве только в этом заключается то многогранное, что скованно в грудине — личность? И АИ не стал отказывать себе в удовольствии наконец оценить, каков его мальчик сейчас. Мужчина неспешно обошёл своё чадо со всех сторон, словно экспонат на витрине дорогого бутика, рассмотрев его и так, и этак, будто он выбирает себе новые перчатки, или, например, туфли- о, как он тщательно и кропотливо выбирает туфли! -, или, на самый худой конец, очки. — Недурно, недурно.- тон, явно довольный, словно даже пьяный, опьяненный горечью разлуки, скрашеной тем, что он видит сейчас, трогательно дрогнул в усмешке. А видел Империя многое, хоть аристократически-изумрудный пенсне на переносице, на который давненько засматривались нечестные на душу слуги лишь бы украсть в удачный момент, говорил об обратном. Хозяин поместья уловил и то, что мальчонка заметно подрос, больше походя уже на подростка, а не на ребёнка, пусть мать его никогда не перестанет видеть его таковым, и что черты лица стали как-то строже, утонченнее, и что сам он словно отдалился, как затерянное созвездие в пучине космоса. Что толку от цены твоего телескопа, если ты не знаешь, что ищешь? Теперь это не его маленький негодник, что путался под ногами ежечас- хотя, это осталось до сих пор в его по-детски дурной натуре-, это тот, кто в будущем наверняка составит отличную замену отцу. Даже стыдно осознавать это. Как же так, он, этот запоминающийся словно запах табака на пальцах у курильщика, пусть порой и не в лучшем свете, АИ, уйдет, просто возьмёт и уйдет со своего поста правителя, да и просто семьянина? Всё рано или поздно меняется, даже такой порядок вещей, который был тут будто всегда. Будь Австрийская Империя падким на сентиментальность, он бы наверняка даже всплакнул. Но черт бы его побрал, однако всё равно на лице та же гаденькая улыбка, которую многие наверняка снят в неспокойных дрёмах. — Не могу оспорить — передразнил мальчишку-, мать твоя постаралась на славу. Про что именно монарх, про костюм или самого парня, уже и не важно. Важно лишь то, что в отцовских глазах появился отсвет радости, что всё не зря. Тут же опомнившись о своем имидже гордого и статного, а не сентиментика из старых сатир в газетах, что он так не любил и каждый раз прижигал окурком лица героев, он глухо кашлянул в свой кулак, вернув строгость всему своему виду. У него явно есть разговор для парня. — Уже переживаешь о бале? Это видно, видно. — мужчина положил ладони на лопатки парня, словно подтолкнул его за собой, вглубь коридора.- Осведомлен ли ты, насколько это важное событие в первую очередь для тебя? Мы то, старшие, просто праздно проведём время, отдохнем то в конце концов, черт побери. Кхм. А ты же, как и прочие, что будут на балу впервые, должен вести себя не просто подобающим образом. Ты должен быть этим самым подобающим образом. Смекаешь? Мужчина посмотрел в глаза топающему рядом парню, и уловив в его взгляде растерянность даже шаг замедлил. Неужто мальчик действительно не понимает значимость события? И вправду, он ведь не из тех пресловутых взрослых, которые ходят с видом важность и неприкосновенности и везде вставляют свое «я». Нет, он просто мальчик, для которого ещё многое является недосягаемым. Со вздохом, отец продолжил, но уже в более мягком тоне, разжевывая всё и расставляя не просто по полочкам, а детально показывая, что куда и почему: — Первый бал- это в первую очередь возможность показать себя для других важных шишек. Хорошо себя зарекомендовал, так и заметят тебя тоже наверняка. Тут много нюансов, но, полагаю, ты поймёшь что да к чему. в конце концов, может и невесту себе на будущее присмотришь~.- еле сдержал усмешку, становясь весь как-то мягче. Давно он не говорил с сыном, уж тем более так, мягко и аккуратно. Он не знает подход к своему мальчику, но изо всех сил пытается хотя бы соблюдать образ того самого, кто зовётся папой в тех добрых сказках, что рассказывают детям на ночь. Удавы-коридоры заплели в глубь поместья, доводя до скрытых от глаз обычных посетителей уголков. Почти на всю стену простирались двери -витражи, ведущие туда, где бывают лишь немногие и лишь иногда. В комнате за дверьми были явно большие неприкрытые окна- в двери откуда-то изнутри бил яркий свет, и он, отражаясь в каждом стёклышке библейского сюжета складывался в целый калейдоскоп. Красиво настолько, что и ослепнуть от такого не жалко, отдать свое зрение красоте искусства. Империя приложил мышиные усилия, чтобы открыть эти, казалось бы, гигантские врата в неизвестность. Однако, всё, что за ними было, вопреки ожиданиям о чём-то великом, ведь может там тайник со всеми прибаутками света, а может просто сокровища, а может и вовсе что-то такое, что не в состоянии представить ни один человек на свете, будь он даже самым полоумным, там оказалось некое подобие кабинета. Только всё было иначе, не так, как в истинном кабинете хозяина дома. Было не так просторно из-за массивных стеллажей с книгами, обрамляющих стены, но сама комната была словно пуста. Одинокий рабочий стол, который и то был пуст, да и все. Создавалось ощущение, что стол не убран, вовсе нет, он оставлен, безжалостно покинут на растерзание временем- давно же хозяина не было дома. А за столом, большое-большое, небрежно распахнутое окно. Мечта суицидника, ей-Богу. И красиво, и эффектно. Однако, окно выводило на балкон, который был почти не виден за шторами-парусами, охваченные конвульсией ветра. Мужчина неожиданно тяжело вздохнул. Нет, не так. Сделал наконец вдох полной грудью и облегчённого выдохнул. Он дома. Наконец-то он дома.