Дом для заблудшей души

      Июльский воздух неприятно обжигал лёгкие, а сердце билось в груди, как птица в запертой клетке, пытаясь найти выход. Рейичи чувствовал себя именно так — запертым и даже загнанным в угол, — пока, запинаясь, бежал вперёд, стараясь лишний раз не оглядываться. Ладони саднили, кожа кровоточила, ведь парень то и дело цеплялся за толстые, шершавые стволы хвойных деревьев, исполинами тянущихся к серому небу, или пробирался через невысокие кустарники. Тёмная рыхлая земля под ногами напоминала минное поле, по которому паучьими лапами растянулись корни, едва прикрытые старыми опавшими листьями. Даже в относительной полутьме на них, как и на самих стволах, выделялся тёмных мох. Редкие капли дождя, прорвавшиеся через широкие кроны, падали на раскрасневшееся от бега лицо, будто пытались смыть грязь и кровь, застывающие на коже. Невыносимо ныло левое колено, видимо пострадавшее из-за недавней аварии. С каждым прыжком через корни Рейичи невольно шипел от боли, но не имел права остановиться.       Его что-то преследовало. То ли волк, то ли лис, пойди разбери в опускающихся вечерних сумерках, но точно что-то мистически большое, будто нереальное вовсе. Единственное, что он запомнил, пока не рванул в лес, — два ярких янтарных глаза среди кустарников, пристально наблюдающих именно за ним. Даже несмотря на мёртвую тишину леса Рейичи словно слышал чужое низкое, угрожающее рычание то позади, то где-то сбоку, затылком чуял горячее дыхание, дарящее ощущение, что острые клыки вот-вот вонзятся в его шею.       Надо бы изловчиться и как-то вернуться назад к машине, слетевшей с дороги и одиноко лежащей на тёмной земле вверх тормашками. Там же остались его друзья, там же остался Кэнтаро.       Рейичи сам не понимал, почему, с трудом выбравшись наружу, царапая ладони о мелкие кусочки разбитых окон, он побежал, бросив все позади. Он ведь даже не попытался проверить, все ли живы. Он просто сбежал, послушав оглушительный вопль в своей голове. Со слезами, выступившими на глазах, посмотрел на сидящего на водительском сиденье Кэнтаро, на его залитое кровью лицо и растрепавшиеся чёрные волосы, рваными прядями закрывшими лоб, и сбежал, то и дело надрывно кашляя.       В очередной раз запнувшись и приземлившись на левое колено, Рейичи застонал. Он замер, уткнувшись трясущимися руками в торчащий из земли корень дерева, низко опустил голову и попытался привести дыхание в порядок. Голова пульсировала, глаза жгло от слёз и крови, медленно стекающей из раны на лбу. Лёгкие сжимались слишком часто и резко. На секунду показалось, что он сейчас потеряет сознание или задохнётся. Наконец Рейичи почувствовал кровь на языке и тут же сплюнул, стараясь подавить подступающую тошноту.       Надо бежать дальше. Куда — не известно, но надо бежать. Спиной Рейичи чувствует, что янтарные глаза зверя пристально следят за каждым его движением, за каждым сокращением мышц.       Парень резко поднял голову и в страхе огляделся, пытаясь определить местоположение своего преследователя, но вокруг раскинулись десятки, если не сотни, деревьев, низкие кустарники, редкая трава, мох и корни, торчащие из земли. Ни души, ни даже тропинки, которая его хоть куда-то выведет. Он сам забрёл непонятно куда и вряд ли самостоятельно найдёт выход.       Тряхнув чёрной чёлкой, мокрой от пота, крови и дождя, Рейичи вновь поднялся, едва находя силы. Колено отказывалось слушаться, противно скрипя и стреляя болью куда-то над коленной чашечкой или в связки под ней. Он напоминал животное, израненное и загнанное, пытаясь прыгающими движениями пробраться вперёд, находу отталкивая хлестающие по щекам ветки.       «Минато…»— раздалось откуда-то слева, и парень резко дёрнулся, врезаясь плечом в ближайшее дерево и инстинктивно закрывая ухо ладонью. Показалось, что чьё-то имя зверь прорычал, практически касаясь мордой раковины.       Земля накренилась — Рейичи требуется несколько тянущихся вечностью минут, чтобы забраться на холм и снова замереть, тяжело дыша. Кроссовки скользят, и парень едва успевает сделать шаг назад, подальше от края. Внизу — овраг, будто земля когда-то резко ушла вниз, утянув за собой часть леса. Некоторые деревья повалены, выставив на обозрение засохшие со временем ветвистые корни, торчат пни, валяются ветки, коричневые листы и всё усыпано тёмно-зелёными кисточками хиноки, но дальше всё та же картина — бесконечные деревья, кустарники и совершенно не видно ни одной тропы.       Парень быстро оглядывается по сторонам, пытаясь решить, как ему спуститься вниз и стоит ли вообще, как где-то вдали слышен до боли знакомый голос:       — Рей!       Кэнтаро кричит так громко, что редкие птицы, спрятавшиеся в кронах деревьев тут же взлетают ввысь, раздражённо хлопая крыльями. Кричит так, как всегда умел, — гром, не иначе, и Рейичи готов разрыдаться от бессилия и облегчения. Он жив! Он ищет его, заблудшего непонятно куда и по какой причине.       — Кэнтаро! — отзывается парень, резко разворачиваясь, а следом из его горла вырывается непроизвольный крик ужаса.       Напротив стоит чёрный зверь, лис, пожирающий его с ног до головы пронзительным янтарным взглядом. Лис приоткрывает пасть, обнажая острые клыки, и на землю тяжёлыми каплями падает слюна. По бокам вьются, как змеи, несколько пушистых чёрных хвостов. Рей даже моргает несколько раз, пытаясь понять, не галлюцинация ли это, но хвосты никуда не исчезают. Бабушка, конечно, рассказывала ему в детстве истории о злобных лисах с множеством хвостов, рыщущих по лесам, пытаясь выжить, как и добрых прислужниках богини Инари, с которыми род Нишикава был тесно связан сотни лет назад. Он никогда ей не верил, считал всё это сказками, но как тогда объяснить эти хвосты и вполне разумный, но злобный взгляд лиса напротив?       Рейичи даже не слышит, как Кэнтаро всё продолжает звать его по имени, становясь всё ближе и ближе. Он может только заметить, как весь оставшийся воздух выбивает из лёгких, а сердце бешено стучит где-то в ушах. Пот стекает по лицу и смешивается с кровью и давно застывшими слезами, попадая на искусанные губы. Невольно он поднимает дрожащие ладони вверх, словно это может хоть как-то ему помочь и защитить.       — Что же ты остановился, Минато? — Низкий ехидный голос будто звучит в его голове. — Отвлёкся? Сейчас ты играешь со мной!       Рейичи сглатывает ком в горле, пристально следя за мордой зверя. Он не может поверить, что тот разговаривает с ним. Имя, конечно, ему не знакомо, но одним лишь взглядом лис показывает, что не ошибся и обращается к нужному человеку.       — Я… — едва шевеля губами шепчет Рей. Страх мешает двинуться с места, мешает задать вопрос, надоедливо вертящийся в голове.       — Беги! — громкий рык будто разрывает голову на пополам, и чёрный лис, взмахнув хвостами, бросается вперёд, прямо на парня.       Рейичи инстинктивно отшатывается назад, когда зубастая пасть распахивается на уровне его тонкой шеи, и худое тело валится вниз. Его громкий крик разрывает тишину, а затем резко обрывается.

***

      Кэнтаро крепко сжимает в ладонях тонкую кисть Рейичи и медленно подносит её к губам. Пальцы с заживающими нитями шрамов ледяные, безжизненные, они даже не сжимаются, когда горячие губы касаются фаланг. Полный боли и любви взгляд неотрывно следит за серым и отстранённым лицом парня, надеясь, что вот сейчас, в это самое мгновение он откроет глаза и вновь посмотрит на него и улыбнётся.       Только Рейичи не открывает глаза уже около недели, продолжая лежать на больничной койке, увешанный трубками, поддерживающими и без того слабое дыхание, украшенный синяками и порезами от аварии и падения в лесной овраг с высоты. Тёмные волосы аккуратно уложены рукой Кэнтаро и слегка заправлены за уши, что становится видна вся свезённая на левой стороне лица кожа. Разбитые губы слегка приоткрыты, пропуская глубоко внутрь толстую трубку. Шея так же усыпана мелкими синяками и ссадинами, а квадратная бинтовая повязка справа скрывает глубокую рану, оставленную одной из веток. Если не присматриваться, то можно даже не заметить, как его грудь слабо поднимается и опускается, укрытая тонким больничным одеялом.       Кэнтаро сложно сдерживать рвущиеся наружу слёзы, хотя казалось, что он выплакал всё до капли, когда на его глазах Рейичи внезапно сорвался с края и исчез в глубине оврага, когда он добрался до его замершего тела, словно кукла раскинувшего ноги и руки на одном из стволов поваленных деревьев, когда крепко прижимал его к себе, окрашивая руки и одежду новой порцией крови из его разбитой головы. Вроде бы выжал из себя всё до последней слезинки, пока ждал у операционной вместе с родителями Рейичи и другом Каито, отрешённо пустым взглядом глядящим на серый пол. Пока был совершенно один в своей палате и не мог заснуть, сидя на койке и прокручивая раз за разом каждую секунду произошедшей аварии.       Всё ведь было замечательно.       Вечерние сумерки только начали опускаться на небо, окрашивая его в персиково-розовый свет. Вместе с Каито, Ицуки и Мицуру они возвращались из поездки в Нагою по на удивление пустынному шоссе 367, лишь иногда сталкиваясь с проезжающими мимо машинами. По обе стороны их окружал тёмный лес с высокими, как столбы, хвойными деревьями и кустарниками. Они слушали уже надоевшую поп-песню и то, как Рейичи с широкой улыбкой напевал слова, выстукивая ритм по коленям. Итцуки и Мицуру обсуждали какую-то игру, уткнувшись в экран телефона последнего. Каито молча смотрел на проплывающие мимо деревья, мыслями вновь находясь в своём собственном мирке. Кэнтаро же концентрировался на дороге, изредка поглядывая на своего парня на переднем сиденье и жалел, что не может взять его за руку, пусть даже ненадолго коснуться длинных пальцев губами, как всегда делал, когда они оставались наедине.       Ничего не предвещало беды, но на дорогу из леса резко выпрыгнуло что-то чёрное, и Кэнтаро, вдавив педаль тормоза до упора в пол, крутанул руль, пытаясь уйти от удара, но машину занесло влево. Они слетели на обочину, чуть не врезались в закончившееся белое ограждение, а затем машина накренилась всё больше и больше, пока полностью не перевернулась на неровной земельной дороге.       Дальше всё было как в тумане, ведь, ударившись головой о стекло, Кэнтаро отключился вроде бы на несколько минут, а когда очнулся, то не сразу понял, почему он висит вниз головой, с трудом может пошевелить безвольно повисшими руками, израненными и усыпанный разбитыми стёклами, помятая пассажирская дверь открыта настежь, а Рейичи нет рядом. Было наплевать, что неимоверно ныло плечо, оказавшееся сломанным при ударе, на немеющие ноги, тошноту, стоящую поперёк горла, головокружение и кровь, стекающую по лицу. Рейичи не было в машине, а пришедший в себя Каито, пытающийся выбраться из заклинившего ремня безопасности не мог связать двух слов и ответить, куда исчез парень.       Кэнтаро прикрывает глаза и утыкается, длинным прямым носом, острым подбородком и щекой в безжизненную раскрытую ладонь Рейичи. В тишине больничной палаты, нарушаемой тихим гулом работающих аппаратов, отслеживающих слабое сердцебиение парня, слышно, как Фудживара оставляет на холодной коже поцелуй. Словно Рей почувствует и очнётся. Придёт в себя и улыбнётся ему, сказав, что всё в порядке, что всё закончилось и нет нужды больше беспокоиться, не спать по ночам и каждый чёртов день приходить в больницу и смотреть на него, надеясь на чудо.       Врачи могли лишь сыпать извинениями и твердить из раза в раз, что сейчас Рейичи может помочь только оно. Грёбанное чудо, которое наконец вырвет худое тело из лап комы и вернёт обратно к сходящим с ума от переживаний родителям, друзьям, так же навещающим Рея каждый день. Вернёт его Кэнтаро, который боялся гнусных мыслей, посещающих его голову каждую ночь, когда он остаётся один на один с собой. Избавит от грызущего изнутри чувства вины, что именно он виноват в той аварии, что вот он, Фудживара, жив-здоров, отделался сломанным плечом, синяками и ссадинами, а Нишикава уже неделю находится в коме из-за аварии и падения с высоты.       Кэнтаро больше не может смотреть родителями Рея в глаза, пусть те и пытались убедить парня, что он ни в чём не виноват, поднимали его на ноги, когда он несколько раз вставал на колени, выполняя сайкэйрэй, касаясь лбом самого пола. Мало того, что они держали в секрете от них свои отношения, так ещё Фудживара практически убил их сына.       Сжав ладонь сильнее, Кэнтаро вновь с болью смотрит на будто заснувшего Рейичи и тяжело вздыхает, сглотнув ком, подступивший к горлу. Тёмные широкие глаза наполнились слезами от одних только мыслей, что последним воспоминанием о Рее станет его бешеный взгляд в никуда, вытянутое в напряжении тело и кровь на его лице и одежде. То, как он был так близко, но так далеко, чтобы спасти и не дать оступиться на краю.       Белая дверь с большим прямоугольным окошком в центре открывается, и в палату заходит Нишикава-сан, отец Рейичи, одетый в тёмно-серый строгий костюм. Волосы тщательно зачёсаны назад, открывая вид на едва тронутые сединой виски, на осунувшемся овальном лице уже привычное печально-серьёзное выражение, а уставшие глаза скрываются за стёклами очков в чёрной оправе. Следом, с трудом переставляя ноги, появляется и мать в свободной белой рубашке с длинными руками и длинной, до самых щиколоток, тёмно-синей юбке. Длинные волосы убраны в небрежный пучок на затылке. В руках она бережно сжимает небольшую деревянную шкатулку, покрытую потрескавшимся от времени тёмно-красным лаком; с каждой стороны крышка плотно прилегает к донышку с помощью пожелтевших офуда, исписанных одними и теми же потерявшими чёрный цвет иероглифами.       Кэнтаро поспешно отпускает руку Рейичи и поднимается, тут же склоняясь в приветственном поклоне. Он не успевает и слова сказать, как отец Рейичи похлопывает его по плечу и, устало улыбнувшись, произносит:       — Прости, Кэнтаро-кун, но на сегодня время визита закончено. Можешь нас оставить?       Фудживара, потерев нос ребром ладони, пытаясь засунуть подальше всё ещё стоящие в горле слёзы, утвердительно кивает. Взгляд снова цепляется за старую деревянную шкатулку в руках матери Рея, в особенности за выжженный рисунок лисьей морды на самой крышке и неизвестные иероглифы, будто разрезающие её на две части. Она кажется очень знакомой: может, когда-то в детстве бабушка Рейичи показывала её им и рассказывала странные, но захватывающие истории о ёкаях, шаманах и связи их семей с духами животных, в особенности кицунэ. Однако спросить Кэнтаро всё же не решается, вновь гонимый чувством вины, не смея и рта раскрыть перед родителями Рейичи.       Он направляется к выходу из палаты и невольно вздрагивает от неожиданности, столкнувшись лицом к лицу с незнакомой женщиной лет шестидесяти, смиренно сложившей ладони лодочкой на уровне живота. Угольно-чёрные волосы, на удивление ещё нетронутые сединой, убраны в идеальный низкий хвост, крепко перевязанный мидзухики. Белоснежная рубаха с длинными рукавами заправлена в ярко-красную хакама, разлетающуюся от каждого шага. На шее у женщины висят длинные чётки с крупными чёрными бусинами. По обе стороны от неё, но чуть позади, остановились ещё две мико лет двадцати с чем-то в абсолютно идентичном одеянии. В руках у одной был огромный чёрный гехобако, у второй на одном из плеч на очень тонком верёвочном ремне висел бамбуковый цилиндр, плотно закрытый высокими металлическими крышками-колпаками с обеих сторон. Завершал их шествие невысокий полноватый мужчина в той же одежде; к его спине ремнями был привязан небольшой круглый тайко, а в одной из рук он держал несколько длинных деревянных палок.       Кэнтаро поспешил отойти в сторону, пропуская неизвестных в палату, но не смог оторвать недоумённого взгляда, даже когда одна из помощниц закрыла за собой дверь, не удостоив парня даже секундным взглядом. За всем, что творилось потом, Фудживара был вынужден наблюдать через вертикальное прямоугольное окошко в двери, хотя картинка и была слегка мутной и нечёткой.       Главная мико перекинулась парой слов с родителями Рейичи, и отец подошёл к кровати сына и нажал одну из нескольких кнопок на панели, расположенной сбоку. Безвольное тело медленно поползло вверх, пока не приняло сидячую позу — голова обессиленно завалилась на грудь. Нишикава-сан осторожно снял тонкое одеяло и, аккуратно свернув, положил на стоящий в противоположном углу стул. Дыхательную трубку изо рта вынул с такой же лёгкостью — как врач, он проделывал это не раз. Мать же бережно, как что-то драгоценное и хрупкое, опустила шкатулку на колени сына.       Мико, которая до этого держала чёрный гехобако, поставила его на пол, открыла крышку и передала своей спутнице маленькую коробку, вторую взяла себе. Вместе они быстро и слаженно рассыпали соль у двух окон и входной двери, прочертив толстые сплошные линии, будто отгораживая всё и вся извне.       Затем в ход пошли офуда — бумажные талисманы, где чёрными иероглифами была старательно выведена повторяющаяся надпись. Их так же прикрепили на окна и дверь, словно одной защиты из соли может оказаться недостаточно.       На постель они поставили две глубокие миски, чёрные, но украшенные ярко-красными орнаментами: одна с соевой пастой, а вторая — с жареным тофу.       Через несколько минут по всей небольшой палате появились свечи, а свет мико приглушила, покрутив круглый переключатель у самого выхода. В комнате воцарилась полутьма, разрываемая на части небольшими оранжевыми языками пламени, десятками точек, тенями гуляющих по стенам и лицам собравшихся.       Мужчина снял со спины тайко и примостился под одним из окон, рядом с белой прямоугольной тумбочкой, зажав барабан между ног. Прикрыв глаза, он застыл, как статуя, ожидая своего часа. Двое мико замерли по разные стороны: одна у окна, рядом с мужчиной, вторая — у двери.       Главная мико подошла к Рейичи и лёгким движением руки сорвала старые талисманы с каждой из четырёх сторон. Мельком взглянула на парня, будто зависшего в сидячем положении, проверяя, чтобы его голова была точно над шкатулкой. На секунду прикрыв глаза, она ласково провела кончиками пальцев по выжженной морде лиса и каждому иероглифу, что-то бормоча себе под нос, а затем резко распахнула крышку.       Раздавшийся громкий звук тайко заставил Кэнтаро вздрогнуть и покрыться мурашками. Откуда-то изнутри рвалось желание ворваться в палату и выставить всех вон, не понимая самой сути ритуального обряда. Однако он остался стоять, боясь в очередной раз навредить любимому человеку.       Главная мико, прикрыв глаза, продолжала что-то бормотать, медленно раскачиваясь из стороны. Тихим словам вторил шелест хакама или широких рукавов хакуэ от каждого поворота, глухой стук бусин чёток на её шее. В ладони она комкала сорванные ранее офуда, пока не добралась до одной из свеч. Пожелтевшая бумага вспыхнула за секунду, красно-оранжевым пламенем подбираясь всё ближе к пальцам, но женщина в самый последний момент успела взмахнуть рукой, и офуда чёрным пеплом осыпались на пол у её ног.       Мико принимает от ближайшей помощницы гохэй, небольшую деревянную трость с бумажными сидэ, лесенкой опускающимися до самой середины, и бамбуковый цилиндр, с одного конца которого уже была снята металлическая крышка. Бормотания стали громче, как и стук тайко, ритм ускорился, и когда-то плавные движения рук и тела, объятые оранжевым светом и тенями, стали резче и более размашистыми. Она уже не плыла, а рваными полушагами двигалась по палате, то подходя ближе к Рейичи, то отдаляясь. Рука, сжимающая гохэй, то и дело кружила вокруг, а затем касалась самого края цилиндра, словно зазывая внутрь.       Кэнтаро не понимал слов, но как завороженный следил за танцующей женщиной, словно забыв, что нужно дышать или моргать. В её тени, скользящей по стенам, он, как показалось, увидел два острых уха на самой макушке и хвосты, будто змеями скользящими по разные стороны от не замирающего ни на секунду тела.       Всё громче, всё быстрее. Пламя свечей колыхалось с той же скоростью, что и танец, но, на удивление, не тухло. Низкий голос мико звучит надрывно и немного хрипло, когда она резко, всего на мгновение, закрывает ладонью часть бамбукового цилиндра, с лёгкостью подлетает к Рейичи, вцепляется в его подбородок, запрокидывая голову, и прижимает край к его губам. Наклоняет всё выше и выше, словно вливая что-то внутрь его тела. Зажимает его рот ладонью и переходит на неразборчивый шёпот, закрыв глаза.       Тьма резко обволакивает палату — неожиданно погасли все свечи в комнате.       Тишина повисает в воздухе, и Кэнтаро слышит, как сам грузно дышит сквозь приоткрытые губы. Сердце бешено стучит в груди и отдают в висках болезненными ударами. Парень отходит от двери и садится напротив прямо на пол. Опустив руки на колени, он прижимается головой к стене и продолжает вглядываться во тьму по ту сторону двери.       Ему страшно.       Мико выходят из палаты только под утро, сопровождаемые семьёй Нишикава, и кивают в знак прощания успевшему задремать Кэнтаро. Парень следит за их удаляющимися спинами и с трудом поднимается на затёкшие ноги.       Палата выглядит так, будто в ней никогда не проводился никакой ритуал, Рейичи вновь лежит на спине, размеренно дыша через трубку, введённую через рот. Тихо работают аппараты, отслеживающие его размеренное сердцебиение и уровень давления. Одно лишь изменилось — на небольшой прикроватной тумбочке справа стоит тёмно-красная шкатулка, с четырёх сторон запечатанная свежими офуда.       Тихо закрыв за собой дверь и устало вздохнув, уходит и Кэнтаро, оставляя Рейичи одного.       Блёклые лучи поднимающегося солнца проникают в комнату, ласково касаясь бледного лица будто заснувшего глубоким сном парня. И лишь несколько часов спустя он медленно открывает глаза. Никто не стал свидетелем, как золотом блеснули радужки, прежде чем потемнеть до привычного тёмно-карего цвета.       Он наконец пришёл в себя.