Необратимое

      Мороз в тот день выдался трескучий, такой, что птицы замертво падали, а машины не заводились.       Она стояла на остановке и приплясывала от холода. Одетая в совсем жиденький, наверняка с базара, черный полушубок и короткую юбку. — Подвезти? — опустив окно спросил он, на что девушка ожидаемо мотнула головой и даже слегка попятилась.       На это Виктор лишь хмыкнул знал, как выглядит. И что она про него подумала, тоже знал. Он вообще будто с картинки сошёл. Лысый, здоровый, ещё и на иномарке. — Хозяин — барин, — пожал плечами он, но уже стоя на светофоре в зеркало увидел, как к остановке подходят трое. Окружают, что-то втирают. Никак хотят чтобы с ними пошла? Попала девочка. Такие, как эти по-хорошему не понимают. Объехав здание, он остановился и снова опустил окно. Пара слов и парни ретировались. — Может все-таки подвезти? Думала девушка долго, наконец, когда он уже готов был плюнуть и уехать, кивнула и обойдя вокруг, села в машину. — Виктор, — представился он. — Полина, — дыша на посиневшие от мороза руки, тихо ответила девушка и бросив короткий взгляд на его наколки на пальцах, откинула капюшон. Ещё и шапку не надела, — подумал он. А волосы тёмные, завиваются. Всё, как он любил. — Ты ко всем в тачки прыгаешь? — бросив взгляд на её обтянутые копроном ноги, спросил он, а на то, как вытянулось её лицо, совсем заржал. — Ладно, ладно, но больше так не делай. Это повезло тебе, что я не маньяк какой, так бы… Ну не знаю, в лес бы увёз что-ли… Куда, бля?! — рявкнул он, когда девчонка пытаясь на ходу распахнуть дверь, дёрнула ручку. — Успокойся. Пошутил я.       Вдоволь налюбовавшись на испуганную и одновременно злую мордаху, он покачав головой спросил: — И куда? Девушка назвала адрес. Назвала коротко, как говориться одним плевком. — Там же общага, — хмыкнул он, на что Полина пожала плечами. — А ты чего-то другого ждал? — ответила она и вдруг зло улыбнулась. На это он коротко хохотнул, девчонка ему попалась с коготочками. — Я-то нет, а вот ты? Не спроста ж ты так вырядилась. Так чего? — Ничего, — буркнула девушка и надулась. А потом молчала всю дорогу, зыркала правда опасливо, наверное всё же ждала от него какой-нибудь пакости. — Я заеду за тобой завтра в восемь. Не дело по морозу в такой юбке шастать, детей не будет… — Думаешь, ждать буду? — с вызовом, походу совсем расслабилась, спросила Полина, и выйдя из машины даже не обернулась, а он газанул так, что куривший тут молодняк, одним рывком подался назад.       На следующее утро Полина так и не вышла. Не вышла она и через день. А он караулил. Чувствовал себя тем самым маньяком, о котором ей толковал, матерился на себя, но ставил тачку аккурат возле входа в замызганное здание педовской общаги и поделать ничего не мог, крепко она ему в душу запала. И ведь казалось бы, нахрена ему, немало повидавшему мужику, вчерашняя школьница нужна, а поди ж ты, нужна. Иногда, чуть позже, он смотрел на нее спящую и думал, что влюбился. Наверное в первый раз в жизни.       На пятый день она все-таки вышла, наверняка не могла больше прогуливать. Сессия же скоро. Шапку в этот раз она надела. — Всё стоишь? — сердито спросила она, и он виновато улыбнулся. — Стою. — А ты настойчивый… — с усмешкой проговорила девушка, и когда она кокетливо, поправила рассыпанные по меху волосы, у него отлегло от сердца, попалась. — Садись давай, — сказал он и потом отвозил её на пары почти каждый день.       А однажды сам того от себя не ожидая, уже ближе к лету, сделал ей предложение. — Выйдешь за меня, — спросил он и замер, ждал что она ответит. Полина хмыкнула: — Мама будет против, ты ведь… — А мы ей не скажем. — У тебя вон на руке написано кто ты и чем занимаешься, — отвернулась Полина. — Да брось, гипс одену, — закурив сказал он, и обвел взглядом помещение. — Да и вообще, не такой я уж и страшный… — Ты и не страшный. Она просто… Она просто не поймёт, к тому же… — Выходи за меня, Полин, — перебил её он и накрыл ладонью её руку. — Клянусь, ты не пожалеешь…

***

— Не пожалеешь, — пробормотал Ион и провел рукой лицу, хотелось закрыть глаза и вырубиться. Что говорить, он устал. Дико устал. Двое суток он уже всяко не спит, третьи пошли. — Полин, — тихо позвал он девушку, но хотя её веки и затрепетали, глаз она не открыла. Не хотела на него смотреть. Не узнавала. Говорила, что видела его во снах, а сама не узнавала. Да и не мудрено, что не узнавала, семнадцать лет же. За семнадцать лет любой бы изменился. А то через что он прошёл… Сколько боев он пережил? Сколько неверных на тот их свет отправил? А раньше? Что было раньше? Строгач? Помнится ему ведь больше двадцатки давали. Сто пятая, часть вторая, бля… С особой жестокостью. Мда…       Ещё и морда вся в татуировках. Это он уже здесь, в Монолите, набил. Так сколько он отсидел, лет десять, пятнадцать? Десять наверное… Так что неспроста она его боится, не верит, не узнает. Семнадцать лет отпечатались на его лице так, что его родная мать, если встретит не узнает, испугается, не то что эта девушка. Мертвая девушка… — хохотнул мерзкий внутренний голос, но он отмахнулся, а мать… Нет у него матери. Умерла. И отец умер. Давно. Он ещё тогда в шараге учился…       А волосы у неё все же прямые. Наверное раньше она что-то с ними делала, как же эти называлось? Химия вроде. Да она делала химию, ей нравилось ходить кудрявой, ещё чёлку крылом ставила. И красилась ярко, тогда все девки так красились. Может поэтому он сразу её не признал? Ни разу не видел её такой, вот и не признал, чуть не убил. Да кого там чуть не убил! Мучил. Рану наживую рвал! А она молчит. Всё молчит, молчит. Ни слова с тех пор, как глаза открыла, не сказала. И смотреть на неё такую невыносимо. А ведь объяснял он ей, что всё теперь хорошо будет, чтобы не боялась, что никогда он ей больше боли не причинит. И другим не позволит. Несмотря ни на что не позволит.       А ведь его ищут. По-любому ищут. Судьба одного из офицеров не может не волновать. — Скажи, ты пожалела? — прижав к губам ладонь девушки, прошептал он, на что та наконец со страхом коротко взглянула на него и отвернулась. Но руки не отняла, боялась. Так боялась, что под его пальцами дрожала и часто билась жилка. А руки у нее мягкие и нежные. Эти руки не знают оружия. Да и правильно, зачем оно мертвецам, — снова подумал он и выматерился, зажмурил веки, потряс головой. В конце концов это его Полинка. И точка. — Полина, — выдохнул он её имя и нехотя отпустил её ладонь. — Не бойся. Я больше никогда. Слышишь, никогда! А вдруг это всё морок? Бред воспаленного сознания? Вдруг он умирает? Умирает там, под красным небом, рядом с Его обителью. Сколько ударов успел нанести ему неверный прежде чем сдохнуть? Три, пять? После такого не выживают, так кажется ему Харон говорил? Так. Лица неверного он уже и не помнил. Только бьющую из его горла кровь. А ведь ей тоже перерезали горло, — уткнувшись в ладони, — вспомнил он. Сначала придушили, а потом перерезали горло… Как же кричала на похоронах её мать! Кричала и била. По лицу била, по груди. А он тогда пятился от неё, всё пятился, пятился, а потом вдруг отступился, чуть в могилу не упал, уже покачнулся, мельком еще увидел яркое летнее небо, хорошо, за кого-то схватился… Мерзкая сценка вышла. А ведь права его тёща была. Во всём права. Он ведь туда её отвёз, развеяться ему захотелось, порыбачить спокойно. Порыбачил называется. И ведь не кольнуло ничего! Спокойно уехал. И как сейчас сказать ей? Как сказать ей, что она мертва? Что это он оставил её одну? Она не хотела ехать, но он привёз её в ту проклятую деревушку и оставил одну. — Поспи, — сказал он, и девушка послушно закрыла глаза, слишком слаба еще, ей бы спать и спать. По хорошему в лазарет её надо, но… Никак. Казнят. Скорее всего обоих казнят. Он хорошо помнил, как орал и рвался один из братьев, узнав в неверном своего друга. Для себя такой участи он не хотел. Убить Полину своей рукой. Нет, этого не будет. Она — это дар Великого Монолита. И в конце концов он найдёт способ донести эту правду до братьев. А пока… А пока, если он не объявится на базе в ближайшие часы его будут искать. И найдут. — Полин, мне нужно будет уйти. Не надолго, — сказал Ион, а сердце вновь сковал страх. Он знал, что может не вернуться.