Магазинчик шалостей

       Желваки ходят ходуном от напряжения, руки, которые держали меня навису были холодными, костяшки белыми. Одним рывком он поставил меня на ноги, одной рукой завёл мои руки за спину, а второй — начал шарить по карманам, щупать всего, словно ему доставляет удовольствие и играть роль «плохого копа». Вот только он не коп, значка у него нет, а в глаза бросается бейдж с надписью «управляющий — Бан Чан».        У озлобленного работника «Сорванного цветка», кажется, не входит в планы — ослаблять хватку. Присев на мой живот, прижимая корпус ногами, чтобы удержать, находит товар, а это значит, что прямая мне, кретину, дорога в кутузку.       — Занятно, — хмыкнул, рассматривая вибратор, как-то особенно ухмыльнувшись, — Любишь «большие»? — предполагает, проще говоря на размер моего или чьего-то члена. Я по-глупому краснею, умоляя господа, чтобы это всё ещё было от спиртного. — Можешь не отвечать. Я всё равно узнаю, когда мы вернёмся в магазин. Я выбью это из тебя, котик, будь уверен.             «Сogito ergo sum — мыслю, следовательно, существую» — говорят, кому-то эта цитата помогает понять, что человек живой. Хочется верить, что, мне как будущему филологу, удастся разобраться в этом. Но сейчас… я чувствую боль. А это нечто более реальное и осязаемое. Чуть надавив на колено, я смогу ощутить, как зияет рана ало-красным. Куда приятнее получать боль по собственной тупости, а не по чей-то прихоти. Чан хотел ударить без сомнения, но, так я хотя бы знаю что за дело, в то время как получаю телесные наказания дома ежедневно просто за… пролитое молоко на стол.       Подтолкнув во внутрь, мужчина запирает за собой дверь магазина, а затем мёртвой хваткой берёт под локоть и усаживает у кассовой стойки, где сидел шокированный и удручённый произошедшим — Ким Сынмин. Привычка у меня такая — запоминать имена и вещи, которые никак сыграют в моём будущем роль. Управляющий обратился к нему требовательно, со стальными нотками:       — Будь так добр, иди домой. Я сам, — гнал его мягко мужчина, чтобы тот собрал свои вещи.       — Это же в мою смену случилось. Как я могу так просто взять и оставить вас разбираться с этим «делом» одного?! — воспротивился он с усиленной тревожностью.        — Кассу не обчистили, это главное. Я тоже хорош, оставил тебя в зале одного, — Бан Чан закуривает нервно, хотя прекрасно осознает, что к утру воздух в магазине останется спёртым из-за токсичного дыма, отчего Киму обычно сложно работать. Но в этот раз Сынмин не сделал замечание начальнику. Отмалчивался. — Давай-давай, не задерживайся.       — Мне очень жаль, — бросил ему хрипло в след я, отчего он даже обернулся с сердитым выражением лица.       — Надеюсь, тебя накажут, козлина, — его средний палец поднятый вверх — сказал мне о многом. Чан хмыкнул, проследив за удаляющимся подчинённым. За задумчивостью последовала вымученная ухмылка, будто бы его всё больше и больше забавляла ситуация.       Когда мужчина ощутил, что нас оставили одних, он пододвинул стул и сел напротив меня, лицом к спинке, расставив ноги по ширине плеч.       — Как зовут?       — «Беззаконие», — выпаливаю саркастично, едва ли соображая, что я несу, а ведь начать я должен был не с этого. Чан издаёт смешок, расценивая ответ за неудачный способ пошутить.       — Ну, ты пытался. — с сарказмом в тоне слегка хмурит брови он, — Без разницы. Можешь не говорить как, я узнаю у полиции. — выпрямившись, расправляет свои широкие плечи, прежде чем набрать на телефоне знакомый всем номер.       — Прошу, не надо… — Я подскочил в попытке его остановить и мне стало не по себе оттого насколько детально меня пытаются изучить. — Феликс. Феликс Ли.       — Хорошо, Феликс. Тебе ведь вряд ли больше двадцати?       — Мне двадцать три.       — Врёшь, — с едкой усмешкой, Чан направляет на меня телефон, словно угрожая. — Тебе и восемнадцати не дашь.       — Вам интересно узнать это, потому что малолетку тяжелее привлечь к уголовной ответственности или на то есть личные причины? — осмелел я, не видя смысла трястись в ужасе перед неизбежным. Если хочет вызывать копов, пусть вызывает. Я бы так и сделал. Но… так ли он на самом деле этого хочет?       — Какой дерзкий воришка оказался, — рассмеялся он, прежде чем вновь посмотреть на украденный мной вибратор. Теперь он лежал прямо перед нашими глазами. — Будь у меня какой-то интерес к твоей маленькой сочной попке, то разговор был бы совсем другим, поверь. Так что хорошо, что меня не интересуют школьники вроде тебя и, если быть точно, тебя вообще здесь быть не должно. И товар наш для лиц старше двадцати одного года, зайчик, уж извини.       — Э-э-эм, о’кей. Можно вопрос? — я был шокирован услышать столько ласковых прозвищ от какого-то незнакомца за вечер. — А чего вы со мной такой неформальный? Вы мне друг или, быть может, брат?! Это, как минимум, неуважительно.       — Ты потерял к себе уважение, как только забрался ко мне в магазин, — он рассмеялся с задором. Однако, его лицо разгладилось, как только он поймал себя какой-то мысли. У нас тут, между прочем, серьёзное дело, ага.       — Ладно, я понял, — вздохнул обречённо. — Не звоните в полицию. У меня нет денег, но разве мы не можем договориться по-другому?       — Может, мне просто трахнуть тебя?       — Ч-что?       — Ну как же… Ты вламываешься в мой магазин, как к себе домой, а затем под шумок, обворовываешь меня. Разве это правильно? А теперь, отстояв на кассе весь день, мне приходиться разбираться с мелким засранцем вроде тебя и выслушивать, почему школьнику понадобилось пиздить фаллоимитатор с последней полки. Если, я не трахну тебя, то, вероятно, это сделаешь ты, с моими мозгами. Простите великодушно за не скромность, месье! Если не хочешь столкнуться с подобным, то лучше не предлагай без денег решить вопрос. Подумают, что хочешь расплатиться натурой.       Я чувствую, как моё сердце уходит в пятки, а лицо заливается краской… Это в магазине так жарко или от его грязных слов, от которых обычно мне всегда противно, но… не с ним. Да, мне пиздец как неловко, но, не тошно, как от чужих касаний.       — Как вы… Это же чистой воды домогательство! — выпаливаю я с дуру. У него это вызывает только сдержанный смешок. Мужчина встает и очень уверенно притягивает ко мне за талию. У меня перехватывает дыхание. Рефлекторно напрягаю мышцы. Блеск в его глазах не угасает.       — Тогда думай о чём говоришь. У всех у нас есть что предложить взамен. У тебя всё ещё есть тело, котик. Помни об этом, прежде чем влипать в неприятности. Кто-нибудь воспользуется этим.       Я знаю. Мною и так пользуются. Каждый день.       — И этим «кем-то»… будете вы? — опустив свой пугливый взгляд на его приоткрытые губы, я сглотнул, ощутив как щёки заливаются румянцем.       — Это так ты меня просишь об этом или что? — его брови сдвигаются в недоумении.       — П-простите, я просто… — опомнился я резко. Вместо того, чтобы колко пошутить в ответ, Бан Чан встаёт и отходит к окну, чтобы сделать два больших затяга сигареты. Каждое его движение как оружейный танец — в нём полно жёсткости и эротичности. Он смотрит на меня изучающе, и я никак не пойму, куда мне деться от такого его неприличного интереса.       — Ты вроде как кажешься мне вполне нормальным. Ни в чём, конечно, быть уверенным на все сто процентов нельзя, но, исходя из речи, дедукции и вменяемым глазам можно подумать, что ты просто сглупил в этот раз. Все мужчины когда-то были незрелыми юнцами. Я-то уж точно был. Если не хуже, — попытался рассуждать логически мужчина, войдя в моё положение по-взрослому. Словно он уже нашёл решение возникшей проблеме. Я был готов подписаться под всё что угодно, лишь бы прийти хоть к какому-то консе́нсусу.       Ох, чёрт. Он ведь проверяет меня во всём.       — По глазам вижу «готов на всё», — его смех такой заразительный, что я едва мог сдержать улыбку. Хотя, помимо, обольщения, мужчина вызывал во мне ещё и обиду. Меня так легко прочесть?       Я сорвался с места, ощутив смущение и унизительность. Готов был поклястся, что хоть таким способ пытался «показать характер», его я этим совсем не удивил. В уголках губ мужчины затаился злобный смешок. Но он до последнего проявлял снисхождение. Гадство…       Бан Чан сделал уверенные шаги в мою сторону. Хотя его тело вплотную, оказалось, с моим, я всё ещё не мог ощутить его дыхание. Между нами всё ещё сохранялась дистанция, которая значительно сокращалась при каждом его движении, применямое в мою сторону. Он осторожно приподнял большим и указательным пальцами мой подбородок.       — Я не трахаю детей, Феликс Ли. Ты знаешь это? — из его уст пошлая грубость, звучит так горячо, что, я едва ли могу устоять перед ним на ногах. Всё его естество подсказывало мне «пасть на колени».       — А я стариков, — съязвил я в ответ.       — А у тебя хоть был сексуальный опыт, чтобы так говорить?       — У меня его «вагон и маленькая тележка».       — Не говори. Показывай, — переполненными вожделением глазами, стребовал Чан и я всё понял. Страстно впился ему в губы, не давая ему возможности вздохнуть. Поцелуй. Мой самый первый, страстный, ни к чему не обязывающий. Чувствовал, что этот парень давал мне самоу брать всё под контроль. Управляющий магазин представляет собой уверенного доминанта, который способен на многое, чтобы довести другого до удовольствия. Однако, я почувствовал, будто у него есть скрытый интерес к тому что я буду делать с ним дальше, к чему прибегну, чтобы удивить его… Но я тут подумал: «Такого человека как он вообще реально удивить прилюдией?»       Я отпрянул от его губ, желая взглянуть в его глаза, в которых читалось любопытство и хитрость.       — Как будто бабочка крыльями взмахнула, — саркастично выссказался мужчина, намекая на послевкусие от поцелуя. Я удивлённо изогнул брови. — Слабовато, но сойдёт. Моя очередь, — Чан властно меняет нас местами: я оказываюсь прижатым к кассовой стойке, а его правая нога раздвинула мои по ширине плеч. Рука, которая до этого робко сжимала его плечо, Чан успешно завёл мне за спину. Целует, страстно проникая своим языком в мой рот, вырисовывая жаркие рисунки.       — Какой робкий язычок, — смущал меня он своими тонкостями и снова целовал с пылкостью. — Ротик у нас, наверное, такой же, м?       Я задыхался. Задыхался от одного только его голоса.       — Тебе пора домой, котик. Здесь тебе некому рассказывать сказочку на ночь, — это Чан охладел слишком быстро или это я через чур перевозбудился, что даже не заметил? Раскрасневшись, я поправил одежду дрожащими руками, скрывая тесноту в штанах. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Стояк…Раздражённо отпрянул от кассовой стойки. Мужчина закурил, а я неуверенно переминался с ноги на ногу как на экзамене. Думал Бог весь о чём и надеялся, что, это ещё не конец…       — Есть в тебе что-то такое… — задумался он в слух, я выжидал, прежде чем его томный, полный вожделения, взгляд прояснился. — Забудь. Я не буду на тебя доносить, можешь идти.       Я удивлённо вскинул брови.       — То есть как?       — А вот так, — улыбнулся мне как-то странно по-игривому. — Товар возвращён. С тебя брать мне нечего, раз ты — школьник. Глуповат, а, значит безобиден.       Это ещё как посмотреть, — подумал я.       — А что если… — я шагнул в его сторону, понизив эротично тон.       — Чего ещё? — выдохнул Чан клубок дыма из лёгких.       — Что если ты всё-таки уступишь мне игрушку? Я отплачу, будь уверен. Всего-то и нужно закрыть один глазик на цифру в паспорте.       — Ну нихрена себе… — пытаясь подавить обескураженный смешок, Чан жадно затянулся сигаретой, и продолжил сарказмом, хотя в тоне я всё-таки уловил серьёзность:        — Кажется, я не прочь угостить тебя, в любой другой день, молочным коктейлем.

***

      Каждый раз открывая входную дверь и заходя внутрь дома, я прекрасно осознавал, как нелепо думать изо дня в день, что этот самый «раз» будет последним. Кромешная темнота и тишина разъедают стены. Едва ли можно было избавить Всевышнего от ежесекундной молитвы в этом доме. Я шагнул в эту тьму со всей осторожностью, хотя уже давно начал ощущать как ноги стали предательски ватными стоило мне оказаться на пороге жилища. В гостиной было темно, хоть глаз выколи…       Иной раз я прислушивался к звукам. Ветер, задувающий окна и скрипучие половицы под моими ногами действовали мне и спящим на нервы. Я был готов к тому, что упаду и раскрою себе нос, но этого не последовало, ведь внезапно включился свет. Холодный оттеннок режет глаза. Мужчина сидел в кресле перед огромным торшером и наблюдал за тем, как я старательно подкрадывался к лестницы, дабы незамеченным проскользнуть в свою комнату. На его губах застыла кривая улыбка.       — Не поздновато ли спохватился домой, Феликс? — спокойно поднявшись с места, мой отчим делал уверенные шаги в мою встречу. Угрожающе медленные. — Я тебе писал.       — В метро не было связи.       — Именно поэтому ты читал каждое моё сообщение, но осмелился их игнорировать, — смеётся, притягивая к себе стакан с тёмной горячительной жидкостью. Похоже на виски. Свободной рукой он грубо берёт мой подбородок и сжимает его своими тонкими длинными пальцами. — Я устал от твоего вранья. Поэтому задам вопрос прямо в лоб. Где ты был, мальчишка?!       Я не мог сказать ни о чём, чтобы могло быть хоть как-то связано с магазином. Я не мог ничего, находясь рядом с этим человеком. Хван Хёнджин… Кажется, что рядом с этим абьюзивным ублюдком я становлюсь безжизненным.       — Тебе ведь плевать на всё, чтобы я не сказал, — голос предательски дрожал, но, слова были вполне убедительными. — Ты просто хочешь, чтобы я чувствовал себя ужасно оттого, что я не послушен.       — Вообще-то, малыш, я даже рад что ты пытается так по-глупому сопротивляться мне, — его смех тяжестью давит на меня, а руки сжимали ягодицы, отчего я ненасытно вдыхал воздух полной грудью. Тошнота подходила к горлу. Мышцы были напряжены до предела. — Только благодаря мне твоя мамочка сейчас спокойно спит в надежде утром увидеть своего ребёнка. Потому что она верит мне. Она уверена в том, что я найду её тупое дитя, которое постоянно влипает во всякие неприятности, — Ощущать себя ненужным ублюдком моей глупой молодой матери, уже стало вполне нормальным и обыденным. «Та женщина», — иначе я никак не могу назвать эту эгоцентричную, и ко всему прочему, легкомысленную особу одним прекрасным днём повелась на молодого мужчину. От замужества её останавливала только ручка без чернил в день «росписи». Трижды она не могла поставить с его росписью — свою. Быть может, уже тогда кто-то с выше даровал нам знак, чтобы та отказалась выходить за него. Чтобы мы оба не оказались под влиянием манипулятора, при котором мы вынуждены стискивать зубы и забиваться в дальние уголки нашего крохотного дома. Стоит её муженьку всякий раз прийти с работы уставшим, голодным, и не приведи Господь раздражённым после очередного совещания нам приходится несладко. И это ещё мягко сказано. Три года их брака равно — три года моих страданий.       — Н-не трогай меня, — не выдержал я, отступив на пару шагов назад. Благодаря ему оказываюсь прижат к стене.       — В моём доме отказывать могу только я… Придётся тебя хорошенько наказать, — шепчет мне на ухо, грубо взяв за шею, и надавливая большими пальцами на артерию. Я хотел только одного, втягивая воздух полной грудью, — не захлебнуться в рвоте, которую вызывают его прикосновения и пошлые вздохи. — Будь паинькой и я позволю тебе кончить немного раньше… — слыша всё это, я понимал, что у меня никогда не получалось контролировать оргазм, возможно, потому что меня не отпускали, пока я не закончу в изнеможении. Это была пытка. Мне было противно оттого, как на его ласки реагируют кожа и тело. Сквозь налипший пот пробивалась гусиная кожа — на шее, руках и между лопаток.       — От тебя воняет, как от сточной канавы, — брезгливо поморщив нос, зарекается он и насильно ведёт в ванную. — Я по-моему просил тебя не приходить домой в таком виде. От этого я не перестану хотеть тебя, можешь не переживать, — его голос звучал так снисходительно, что, мне оставалось обуздать шок. Усадив меня на край ванны, Хван терпеливо стал ждать, буравя во мне дыру. Я поднял руки, чтобы он стянул с меня кофту и оголил мою грудную клетку. Я был полностью покрыт пунцово-фиолетовыми отметинами. Засосы закрывали родимые пятна.       — Смотри-ка, выглядят ещё свежими, — он хмыкнул в удовольствии, продолжая снимать с меня одежду и оставляя полностью обнажённым:        — Продолжай носить кофты подлиннее, договорились? — он оставил меня без возможности хоть как-то это прокомментировать, ибо он не нуждался в моём согласии. Ни в общественной жизни, ни в постели. Я отвернулся к стене, чтобы хотя бы на мгновение почувствовать себя счастливым оттого, что мне не приходиться смотреть ему в глаза, пока его блуждают по всему моему телу. К счастью, он никак на это не отреагировал.       Горячая вода пронизывала и согревала каждую клеточку, и оттягивала всё дурное, что, было во мне. Я был уверен, что после того Хёнджин запустил сливаться воду, на дне ванны будет песок. Хёнджин тёр мне спину, надавливая мочалкой по моему позвонку, смывал пену с волос и снова тёр. Я думал, что сотрёт мою кожу до кости, однако, этого так и не произошло вместо этого его руки начали поглаживать мои колени. Руки скользили по голени и сжимали, массировали, чтобы расслабить забитые мышцы. Хёнджин был сильным и внимательным до ласк. Я не мог сказать «нет», когда ему хотелось поиграть с воображением. Когда он достаточно насладился тем, что я был возбуждён, присел на колени и притянул меня к себе за шею. Страстно вписался в мои губы, раздвигая их в поцелуе. Сопротивляться было бесполезно, когда ему стало плевать на то, что я был в воде, а он был в одежде.       — Выгни спину, — потребовал, расстёгивая на своих брюках ремень. Я не спешил, но, и не сопротивляться. Начал выгибать поясницу становясь на четвереньки. У него, как ни странно, это вызвало волну злости. — Блять… Ты как рохля. Но почему-то у меня всё время на тебя встаёт, — перелезая в ванную, мужчина грязно сквернословит и он грубо хватает меня за плечо. Нагибает. Нависнув надо мной, Хван шлёпает по моей заднице. Я рефлекторно расслабляю мышцы ног, таза. Затем издаю протяжный вздох. — Ну что, проснулся? — я бегло захлопал глазами, как какая-то беспомощная кукла, а затем покорно начал терпеть его пальцы в моём лоно. Сначала два пальца он начал вводить медленно, разрабатывая, и вырисовывая смелые буквы во мне, пока не набрал скорость, а я не начал постанывать… Хвану пришлось закрыть мой рот рукой, чтобы кроме мычания с моих губ ничего более не сходило.       — П-пожалуйста, я… ох… больше не могу, — мычал что-то нечленораздельное для него.       — Я бы сказал, что, это вода сделала тебя таким влажным, но мы же оба знаем что это всё из-за меня, — обнажая уздечку на своём члене, играясь с ним рукой, чтобы как следует его «дружок» затвердел. Прежде чем заполнить меня собой, Хёнджин покусывал мою шею и мочку уха, прежде чем войти в меня. Толчок был резким , пронизывая небольшой болью оттого что едва хватало естествественной смазки, при всём этом была ещё латексная защита и он заговорил: — Наконец-то. Ах… Такой горячий внутри… — толкаясь внутри меня нещадно. Пошлые шлепки доносятся из ванны, пока тиканье часов отбивали свой марш полуночи, а я молил Бога о новом дне.