horns&ears

Тэхёну хорошо: он сидит в тёплой гостиной в доме брата, укрытый пледом, пьёт пряный глёг и мнёт ухо Чонгука, который посапывает у него на коленях, уткнувшись в живот. За окном снегопад, и хоть декабрь наступит только завтра, зима на севере уже разыгралась в полную силу. Скоро Рождество, и поэтому все местные на ушах; дел у них вагон и маленькая тележка. Тэхён старается не мешаться под ногами, хотя кого он обманывает — это раньше ему нечем было заняться, вот и таскался за всеми. А сейчас у него есть Чонгук, которому всегда нужна компания: у пасхального кролика дел в течение года не так и много, но его ушастый деятельный: он уже всё к своему празднику подготовил и взялся за работу для мастерской — расписывать им игрушки. Задача же Тэхёна — кормить своего парня, потому что тот может так увлечься, что всё на свете проворонит. А ещё: надевать носочки на вечно холодные ноги, обнимать, да и уши сами себя не погладят, ну и, конечно, любить, это вот прям самое важное и очень ответственное занятие. Из кухонной зоны доносится потрясающе вкусный запах: Сокджин решил попробовать новый рецепт рождественской индейки и позвал их с Чонгуком как дегустаторов, потому что больше некого. Намджун в такой запаре, что уже неделю дома не появляется, соответственно, и Чимин тоже. Без лучшего друга иногда тоскливо. — Мне нужна лопата, — дверь со стороны террасы открывается. Лёгок на помине: Чимин в своей рабочей форме, весь в снегу и с блестящими яростным огнём глазами. — Для уборки снега? — Для копания могилы! Он быстрым шагом пересекает комнату, заходит в кладовку и, пошебуршавшись минуту, выходит с лопатой и топором. — А топор зачем? — А я его что, голыми руками убивать буду? Кого убивать, уточнять не нужно. А вот что опять эти двое не поделили, прояснить хочется. — Просто любопытно, что у вас опять стряслось? Чимин подходит к дивану, прислоняет свои орудия и садится рядом. — Можно? — он кивает на второе кроличье ухо, свисающее с его колена. — Гладь, пока спит, — Чонгук и так даёт Чимину уши, но по особым дням, когда рождественский эльф совсем на грани срыва, а это, кажется, именно тот случай. Тэхён вообще эти уши возвёл в культ священного антистресса, уже даже Намджун просит для успокоения их помять. — Мне ещё в сентябре Якко предложил украсить главную ёлку на площади, я все эти месяцы готовился: нарисовал эскиз, смастерил гирлянды, сделал игрушки, осталось дать их расписать Чонгуку. Я даже ёлку нашёл, она прям идеальная. И знаешь что? — Что? — Комитет рождественских оленей устроил бучу, что в прошлом году ёлкой занимались мы, а значит, это их год, мол, мы ущемляем права рогатых и перетягиваем одеяло на себя. Но я-то знаю, что это всё с подачи Юнги. Чёртов Гринч, который хочет украсть у меня Рождество! Это вот прям как-то совсем грустно: Тэхён знает, что для друга важно показать себя, всё-таки первый праздник под его руководством, хоть и зама, но главного эльфа. Он подсовывает второе ухо в чужую руку — Чимину нужнее. — Я потребовал созвать общий совет работников мастерской и оспорить их претензию, но сначала я убью его, чтоб наверняка. — Бедный мой Чимин-и. Хочешь, я попрошу Хосок-хёна, когда он приедет, скинуть на Юнги камень? Инсценируем несчастный случай, так сказать. — Слишком долго ждать, этот Крампус недоделанный успеет отобрать мою ёлку. У Тэхёна и Чонгука насчёт этих двоих много мыслей. По-честному, конечно, именно у Тэхёна: его кролик только согласно на всё кивает и смотрит как заворожённый, когда из него бьёт фонтан эмоций. Сначала всех веселили вечные перебранки, потом привыкли, а теперь это всё уже пугает. Так-то были мысли, что эти двое друг другу небезразличны, но либо это извращённый вид любви, либо… оба вообще не умеют выражать свои эмоции. — А мы с Чонгуком можем пойти? Я там за тебя такой скандал устрою! — Пошли! — вскочив с места, он несётся к двери, пока Тэхён будит Чонгука. — Пойдём, кое-куда сходим, там поспишь, хорошо? — тот послушно кивает головой и сонно трёт глаза: ну что за милота. Тэхён бы расцеловал его, но времени нет. — Сокджин-хён, мы ненадолго, не дегустируй индейку без нас! — Хорошо, и когда увидите Намджуна, передайте, что, если он не вернётся домой сегодня, я с ним разведусь к чёртовой матери.

***

Большой холл избушки Санты весь заставлен стульями: с одной стороны сидит девять оленей, среди которых Юнги, с другой — рождественские эльфы под предводительством Якко и Чимина. В окнах торчат головы простых оленей, что облепили всю избушку, а в дверях стоит снеговик Фрости: ему внутри слишком жарко. Тэхён усаживается на последний ряд и сгребает Чонгука в охапку, давая тому устроиться на груди и доспать. Гвалт голосов прерывает вышедший из своего кабинета Намджун; его красный костюм весь помят и в блёстках, выглядит брат совсем устало. — Я, конечно, рад, что вы достаточно осознанные, чтобы в случае недопонимания садиться за стол переговоров, но у нас Рождество на носу и сейчас точно не до ваших склок. Что случилось? — Извини, что дёргаем тебя, босс, но вопрос важный. При всём уважении к нашим рогатым коллегам, я считаю, будет правильно в этом году украшение главной ёлки доверить Чимину. Это его первый год, со следующего он займёт мою должность, и я хочу по максимуму передать ему все эльфийские дела. Если олений комитет пойдёт нам навстречу, они могут на следующие два года взять на себя эту обязанность, — Якко, поднявшись со стула, громко объясняет свою позицию. — Мы против! — с места встаёт Юнги. — На тему украшения ёлки есть чёткий протокол, при нарушении которого мы, в свою очередь, можем оспорить и другие пункты. Я понимаю позицию эльфов, но нам не выгодно два года подряд заниматься ёлкой. Наши требования просты: соблюдайте график. — Юнги, — Якко делает шаг в его сторону, — шестьдесят четыре года назад мы так же пошли на уступки, когда ты пришёл и стал во главе упряжки. — Ты прав, но официальный документ между комитетами был подписан только при приходе Намджуна. Так что сейчас мы обязаны следовать ему. — В договоре говорится, что любое исключение остаётся на рассмотрение Санта-Клауса либо общего голосования комитетов. Мы можем устроить опрос и по его результату прийти к общему решению. — Да, но кто будет голосовать? Эльфов больше, чем оленей — это несправедливо. Если вы выберете то же количество голосующих, мы получим равный счёт. — Можно привлечь представителей других праздников для независимого решения. Главный олень на это заявление фыркает: — Кого? Лучший друг вашего зама — зубной фей, на его сторону встанет главный домовой, ну, потому что Сокджин — муж его брата. Пасхальный кролик — его парень, а остальные по умолчанию встанут на вашу сторону. — Разве это наши проблемы, что вы не общаетесь с другими представителями? — Так, всё, — Намджун поднимает руку. — Я не хочу, чтобы вы все перессорились. Если рождественские олени настроены категорично, я предлагаю каждому из комитетов выдвинуть кандидатуру для украшения ёлки. В течение трёх дней вы создаёте свои варианты — прямо напротив моего дома как раз растут два красивых небольших дерева — и я как главный судья выберу из них победителя, — и, видя чужой поднятый палец, обрывает собирающегося возразить Юнги следующей фразой: — Непредвзято! Или у вас есть сомнения по поводу справедливости принятия мной решения? Все молчат. Конечно, никто не будет ставить под сомнение слово главного босса. Тэхён с одной стороны восхищён братом и рад, что тот нашёл выход, но с другой понимает, что повлиять на его решение действительно не сможет. — Мы согласны, — кивает Якко. — Хорошо, мы тоже, — видно, что Юнги недоволен, но куда он денется. — Отлично. У вас есть три дня. Все начинают расходиться, Чонгук устало зевает и тоже поднимается, но их останавливает окрик: — Ушастый! — Чонгук. Юнги и Чимин с двух сторон быстрым шагом идут к ним. — Нужна твоя помощь. — Не мог бы ты помочь? — опять синхронно. — А ну, сбавили напор! — Тэхён загораживает опешившего от такого внимания Чонгука. — Извини, — Чимин послушно замедляется и по-доброму улыбается. — Я хотел бы попросить тебя разукрасить ёлочные шары, если ты, конечно, можешь? — Вообще-то это я хотел попросить его об этом, — Юнги скрещивает руки на груди. — С чего это он должен помогать тебе? — А тебе с чего? — Я могу вам обоим помочь, — Чонгук, добрая душа, отодвигает своего парня, — но на своих условиях. Во-первых, вы не будете на меня давить, во-вторых, — он запинается, но собирает всю свою храбрость и уверенно добавляет: — Юнги-хён, твои рога. Олень смотрит непонимающе и рефлекторно тянется к своим роскошным рогам. — Дай их потрогать Тэхёну. Вот прямо тут один зубной фей умирает от любви и нежности, вот прямо сейчас. Юнги хмурится, что-то обдумывает и устало выдыхает: — Ладно, по рукам, — он подходит ближе и наклоняет голову. Руки аж трясутся от предвкушения. Почему-то казалось, что они холодные, а шерсть, как у собаки, слегка колючая, но нет — тёплые и словно покрытые вельветом. Очень классные; не такие, конечно, как уши Чонгука, но тоже хорошо. Тэхён бы иногда их трогал для разнообразия, но вряд ли кто ещё позволит. — Так, достаточно, — Юнги прокашливается, и все замечают его лёгкий румянец. — А теперь за дело, я тебе где-то через час принесу шары и объясню, что хочу. — А у меня уже всё готово, — Чимин победно хмыкает и тянет их на выход. — Спасибо, — уже на улице шепчет Тэхён и целует кроличье ухо.

***

— Если ты устал, ложись спать, я сам помогу Чимину, — они лежат на диване в их доме. Их дом — Тэхёну так нравится это словосочетание. Он уже как месяц назад окончательно перебрался к Чонгуку, и яичное царство превратилось в яично-зубное королевство. Вон, даже ёлка увешена игрушками в виде зубов и яиц — Чонгук постарался. — Не, я с вами, — Чонгук потягивается, отчего его мягкий свитер поднимается, оголяя полоску кожи; губы сами тянутся оставить на ней поцелуй. — Тогда одевайся и пойдём, а то чем дольше эти двое находятся в одно время в одном месте, тем больше шанс, что мы найдём чей-то труп. — Мне кажется, всё будет хорошо, — Чонгук лукаво подмигивает и убегает в спальню. На улице уже давно стемнело, день вообще стал слишком коротким, отчего крылья зубного фея почти не исчезают. Вот и сейчас он идёт, позванивая ими, вызывая улыбку на губах Чонгука. У дома семьи Клаус уже ведётся бурная деятельность: олени натащили своих украшений, а эльфы — своих. Сокджин, правда, разогнал группы поддержки, объявив, что у него голова от всего этого болит. — Тэ, — Чимин замечает лучшего друга и машет рукой, — возьмёшь на себя верхушку? Я тебе сейчас дам план, что куда вешать. Тэхён послушно берёт лист и, вытащив звезду для макушки, взлетает, быстро хлопая крыльями. — Мухлёвщик, — Юнги лишь закатывает глаза, вешает шар на один рог и, топнув ногой, превращается в оленя, взлетая вверх. Они работают около получаса, пока Тэхён не требует перерыв, получая от сидящего на деревянном крыльце Чонгука термос с глинтвейном. Чимин упрямо продолжает перевешивать шары на нижних еловых лапах. — Мне пока обе нравятся, — комментирует Чонгук, пристально всматриваясь в деревья напротив. — Конечно, это ведь ты разукрасил все эти красивенные шары. — Фу, — Юнги отходит на шаг и окидывает ёлку противника взглядом. — Такая безвкусица. — Это у тебя фу! Соригинальничал, попросил оленей нарисовать, на большее фантазии не хватило? — Да у тебя у самого вся ёлка в дебильных эльфах! — Сам ты дебильный! — Началось, — устало выдыхает Тэхён, приваливаясь на заботливо подставленное плечо. И чего он ожидал? — Эльфы — символ Рождества! — А олени тебе шутка?! Они угрожающе придвигаются ближе к друг другу, так, что остаётся полшага. Как бы драку не начали. — Что красивого в оленях? — А что красивого в коротышках, коротышка? — Это я коротышка? А ты тогда кто? — Я выше! — Это всё рога. Не расти у тебя из башки две ветки, мы были бы одинаковыми! — Ветки?! Рот свой закрой, а то я тебе его сам закрою. — Не закроешь! — А вот и закрою! — А вот и… — Юнги подаётся вперёд и действительно закрывает чужой рот… своим. У Тэхёна с Чонгуком глаза на лоб лезут. Чимин же сначала впадает в ступор, а потом сам придвигается и отвечает на поцелуй, но по прошествии минуты отстраняется и возмущённо пищит, именно пищит: — Ты меня поцеловал! — А вот и нет! — А вот и да. — Я тебе рот закрыл, а ты свой язык начал пихать, так что это ты меня поцеловал. — Что? Да ты, да я тебя… — лавина возмущения, эльф даже руками взмахивает. — Ах ты! Теперь он сам подаётся вперёд и накрывает чужие губы. Юнги не впадает в ступор — он тут же отвечает, приобнимая парня за талию и прижимая ближе. Действо затягивается, но они всё же отрываются, тяжело дыша. — Видишь! Это ты меня поцеловал, — Юнги аж сияет победно. — Да нет же! — Так, стоп, — Тэхён поднимается с места и подходит к ним, ведя за собой Чонгука. — Смотрите внимательно. Он останавливается, оборачивается к своему парню и нежно кладёт ладонь ему на щёку. Тот сразу расплывается в улыбке, и оба как по команде придвигаются, соединяя губы. Их поцелуи всегда нежные и глубокие, аж живот сводит от бури чувств. Чонгук закидывает руки на плечи и наклоняет голову, позволяя углубить. Хочется замурчать. Но нужно остановиться, это вроде как показательное выступление, они потом дома продолжат. Напоследок чмокая розовую щёку, Тэхён поворачивается к замершим зрителям и серьёзно спрашивает: — Что мы только что делали? — Целовались? — неуверенно говорит Чимин. — Бинго! Мы целовались, и знаете что? Вы до этого тоже целовались, аж два раза. Повисает молчание: на обоих лицах такой неподдельный шок, будто он им Америку открыл. Первым отмирает Юнги: он алеет, засовывает руки в карманы и уходит, не сказав ни слова. — А как же ёлка? — кричит вслед Чонгук, но тот молчит. Чимин тоже уходит, скомкано попрощавшись. — Глупые такие, — комментирует Тэхён и решает идти домой. Утро вечера мудренее, тем более, ему скоро на работу.

***

— Я выиграл, — Чимин говорит это совсем безрадостно. — Так это же хорошо! — Хорошо, наверное. — Ты отлично постарался, — Намджун, что сидит рядом, хлопает эльфа по плечу. — Даже если бы Юнги не снял свою кандидатуру, я бы, скорее всего, выбрал тебя. — Что значит «снял кандидатуру»? — Ну, он пришёл вчера ночью и сказал, что хочет, чтобы главную ёлку украшал ты. Чимин как-то совсем сникает и задумчиво смотрит на белую скатерть. Тэхёну только и остаётся, что погладить его по волосам. И всё, больше тема оленей и ёлок не поднимается, но фей-то не слепой, он видит, как с каждым днём его лучший друг становится всё грустнее и грустнее, хотя должно быть наоборот. Время летит быстро, Рождество приближается, зелёная красавица на главной площади украшена по проекту Чимина и вызывает всеобщее восхищение. Вот только ничего из этого не радует Чимина, и становится понятно почему, когда за два дня до Рождества раздаётся стук в дверь. — Можно? — лучший друг демонстрирует две бутылки вина и совсем убитое настроение. — Заходи. Они устраиваются на полу гостиной, прям на ковре-яичнице. — Всегда было интересно, а разве ковёр-яичница для Чонгука это не то же самое, что для защитников животных — шкура медведя на полу? — Чимин делает глоток из бокала. — Интересная мысль, ты её только самому Чонгуку не говори, а то он потом будет думать об этом, не переставая. Они оба замолкают: один подбирает слова, другой зависает на чём-то своём. — Чимин-и? — А? — Что с тобой? — Я… — он делает вздох и продолжает: — Я не понимаю, он же поцеловал, а теперь вообще не разговаривает. Ладно бы ругался, как раньше, к этому я привык, но тотальный игнор… Это… это делает больно. — Он ведь тебе нравится? — Нравится… почти сразу понравился. А толку? Я-то ему нет. Это разбивает сердце Тэхёна. Отставив оба бокала, он прижимает друга к себе и гладит его по спине. — Бедный мой Чимин, да чтоб у этого рогатого кариес начался. Ничего, мы тебе такого парня найдём! Там после Нового года Валентин должен приехать, он сто процентов романтичнее и милее этого злыдня. — Хён! — Чонгук залетает в дом, весь в снегу и с улыбкой во весь рот. — О, и Чимин-хён тут. Он замирает, потом мечется туда-сюда и тараторит чуть ли не в одно слово: — Я сейчас вернусь, нужно всё переиграть, сейчас, сейчас, вы только не уходите! И хлопает дверью. Две пары удивлённых глаз ещё с минуту смотрят вслед. — Зря я ему столько яичного ликёра даю… Проходит немного времени: друзья допивают первую бутылку и, уже захмелевшие, весело болтают о ерунде. Тэхён сквозь смех рассказывает, как прятал огромного плюшевого Шалтай-Болтая, купленного в подарок его кролю на праздник. Дверь снова хлопает: опять Чонгук, а над головой у него торчат оленьи рога. — Я тут кое-кого привёл, — отходит, давая всем присутствующим узреть слегка растерянного Юнги, держащего в руках что-то, судя по всему, тяжёлое, завёрнутое в яркую подарочную бумагу. — Тэхён, давай пройдёмся? Я там снеговика слепил, — Тэхён только послушно кивает и, схватив в прихожей куртку, выходит следом за светящимся, как гирлянда, Чонгуком. — Чонгук-и, — придя в себя через пару кварталов от дома, он окликает парня, который как на буксире тянет его за руку дальше. — А что происходит? — Я ничего не скажу! — Я тогда тебя не поцелую и не сделаю позже ванну с бомбочкой в виде морковки. — Ладно, я всё скажу, — он мнётся, но придвигается и заговорщически шепчет: — Юнги-хён принёс подарок, чтобы начать ухаживать. Чимин-хёну точно понравится. — Ухаживать? Уверен? А они там друг друга не переубивают? — Не, не думаю. Юнги настроен решительно, он просто глупый и не умеет красиво подкатывать, вот и цеплял Чимин-хёна всё время, хотя он ему давно нравится. — А ты откуда знаешь? — с каких это пор его кролик свахой заделался? — Сам мне рассказал, ещё до спора с ёлкой. Он почему её хотел наряжать — думал Чимина впечатлить. Ещё поцелуй — его если с мысли сбить, такой дурак становится. Вот и обратился ко мне, я же опытнее. — Ты ж мой эксперт, — Тэхён его крепко обнимает. — Что хоть за подарок? — О-о-о, сам увидишь. Это прям очень крутой подарок, Чимин-хён точно растает. — Может, тогда вернёмся? — А если помешаем? — Переживут, — Тэхён ведёт их обратно, уже у дома прислушиваясь: вроде, грохота и криков нет. Тихо пробравшись внутрь, оба видят занимательную картину: Юнги прижимает Чимина к груди и что-то шепчет, пока тот ревёт, вцепившись в его свитер. — Если ты его обидел, я тебя на колбасу пущу! — Тэ, стой, — рождественский эльф отрывается от груди и смотрит такими счастливыми глазами. — Всё хорошо, мы теперь, это… встречаемся, — Юнги в доказательство машет головой, чуть не цепляя рогами гирлянду. Когда все уже сидят по парочкам с бокалами в руках, Тэхён всё-таки решает утолить любопытство: — Что подарил-то? Чимин хихикает и вытаскивает из горы уже надорванной бумаги огромный… — Это что, кристалл? — Тэхён непонятливо щурится. — Это лизунец! Солёный камень, — у Чонгука восхищение чуть ли из ушей не вытекает. — Знаешь, как сложно заказать? Это камень, но который соль, его лизать можно. Круто же? Камень — лучший подарок. — Конечно, солнышко, — он гладит мягкие уши и грустно выдыхает, — камень — лучший подарок. Так и будем мы с тобой, Чимин, до конца жизни получать. Я — камни-яйца, ты — камни-соль. Счастливое Рождество для тех, кто это Рождество создаёт.