Сказание о Свитке Бессмертного Неба

      Люмин и Тарталья продолжали играть свою роль. Они сидели в груженой повозке в сопровождении миллелита. Добравшись на лодке до материка, миллелиты вернулись в гавань, за исключением одного. Высокий и худой стражник вызвался приводить путников до дома. Миллелит не сводил глаз с пары, он пытался найти подвох. Удивительно, что ни одного из стражей не смутило наличие оружия. Для Люмин сложнее всего было бы объяснить необходимость его ношения на обычной экскурсии.       Ночи в Ли Юэ были значительно холоднее Инадзумских. Люмин сидела на дощатом полу повозки, перебирая в руках подол туники. Ей было холодно. Прохладный ветер усиливал своё влияние, благодаря немалой скорости лошадей. К тому же, моросил дождь.       Чайльд заметил как еле заметно дрожит путешественница.       — «Ты дрожишь», — юноша снял с себя куртку и накинул ей на плечи, при этом его торс остался полностью обнажённым.       — «Спасибо», — Люмин улыбнулась. Играл ли он роль в тот момент? Или же это был искренний жест дружелюбия и заботы? Безусловно, Люмин льстила его забота. Он единственный, кто за долгое время ни разу не просил её о чём-то. Девушка столько раз выполняла чьи-то желания и поручения, что забыла что такое забота о себе. В некоторой степени она была благодарна за своеобразное напоминание.       Тарталья сам не был до конца уверен из каких побуждений заботится о девушке. Он вёл опасную игру, водя за нос Царицу. Если бы она узнала о настоящих планах своего воина, то незамедлительно казнила его. Но, зная жестокость и воинственность Крио Архонта, Чайльд был уверен, что перед тем как казнить его, она бы долго измывалась над самым дорогим, что было у предвестника — семьёй. Он не желал такой участи и для Люмин. Пускай, как он думал, она ненавидит его, он видел в ней что-то родное и близкое сердцу, а такое положено защищать.       Помимо мыслей друг о друге, их волновала та ложь, сказанная Люмин на острове. Девушка назвала реальных людей, которых она знала, делая ставку на то, что они подыграют и не выдадут лжецов. В противном случае, придётся устранить миллелита.       Повозка подъехала к воротам деревни.             — «На выход, дочка рыбака и её... друг», — с недоверием и усмешкой приказал стражник, будто уже предвкушал сладость прибавки к жалованию за поимку особо опасных преступников.       — «Возьми», — девушка отдала куртку и спрыгнула с повозки. Чайльд последовал её примеру.       — «Показывай», — потребовал миллелит.       Они шли вдоль шахт, где добывали полуночный нефрит. Внезапно Люмин испытала чувство вины. Напрасно она выбрала это место, когда можно было назвать любую другую семью. Девушка предположила, что из-за отца шахты вызывали у парня не самые приятные эмоции. Чайльд ни разу не посмотрел в их сторону, но по лицу было понятно, что перед глазами всплывали картинки из детства.       Они стояли перед скромным жилищем из стеблей векового бамбука, промазанных глиной. Над входом свисала соломенная крыша. Девушка постучалась в дверь.       — «М-а-а-м, п-а-а-п, Л у-у-у, вы там спите? Это я, Люмин и Густаф. Мы вернулись, откройте», - миллелит почти засмеялся, отчего челюсть Чайльда заметно напряглась.       Через пару минут дверь открылась.       — «Люмин? », — удивлённо произнесла сонная хозяйка.       — «Да, мам, это я и Густаф», — женщина в замешательстве оглядела юношу. «Это провал» — подумал Чайльд.       Но удача была на их стороне и за спиной хозяйки раздался детский голосок: — «Мамочка, кто там? ». —девочка потерла глаза и радостно распахнула их, узнав гостью.       — «Сестрёнка!? Где ты была? », — именно эта формулировка спасла положение.       — «Мы с Густфом играли в пиратов Ли Юэ», — в её словах была доля правды.       — «Ну проходите уже», — командным голосом проговорила маленькая хозяйка.       Улыбка пропала с лица миллелита, а с ней и надежда на прибавку.       — «Не смею задерживать», — страж был разочарован.       — «Спасибо, что доставили их домой, господин», — поблагодарила его Лу. Затем дверь захлопнулась, пустив в дом гостей.

****

      В жилище было чисто и уютно, несмотря на максимальную простоту убранства. Мать Лу, молодая женщина в национальном халате заваривала для гостей чай и разогревала жаркое.       За два дня и две ночи, рыбацкие бутерброды Люмин были единственным, что попало к ним в рот. Оба были готовы съесть целиком кабана.       Закончив трапезу, и наевшись до отвала, гости поблагодарили хозяйку за радушный приём.       — «В нашем доме всегда рады спасительнице Ли Юэ, но почему вас привел господин миллелит? », — деликатно поинтересовалась хозяйка.       — «В общем, мой друг попал в беду. Только не волнуйтесь, ничего страшного он не сделал. Он просто.. Он просто.. Пускай Густаф сам расскажет, да? », — такой подставы парень не ожидал, в его взгляде читалось «Я тебе это припомню».       — «Я заблудился и наткнулся на миллелитов, патрулирующих то место, но к счастью неподалёку оказалась Люмин, которая любезно предоставила мне алиби», — парень мило улыбнулся и почесал затылок.       За этот день Люмин соврала столько раз, сколько ей не доводилось врать за всю жизнь.       — «А вы поиграете со мной и ребятами в пиратов? Когда будете в городе», — с надеждой спросила Лу.       Испытывая особую слабость к детям, Аякс ответил: — «Только если ты будешь сокровищем, которое мне нужно будет украсть», — девочка смущённо хихикнула.       — «Заметано!», — по указке матери девочка отправилась в постель.       — «Я принесу вам подушки и покрывала, устраивайтесь где хотите. Утро вечера мудренее», — через пару минут женщина вернулась с обещанным и пожелала гостям доброй ночи.       Девушка легла на полу возле печки, положив под шею подушку. Юноша же долго не мог улечься на ней. Ему были не привычны подобные подушки. В Снежной они были мягкие, пуховые. Любую подушку можно было идеально подмять под себя. Промучавшись с подушкой- поленом, Аякс просто положил под голову свою руку.       — «Предвестник?», — девушка хотела извиниться за то, что назвала его бессердечным, но в ответ получила лишь тихое, размеренное дыхание юноши.       — «Спокойной ночи, Чайльд», — впервые в жизни из уст девушки это имя звучало так мягко.