Жёлтый дым

Небо казалось ему чем-то манящим и далёким, чертовски далёким, если быть точным. Перед Антоном оно не появлялось никогда, однако, в сказочных историях местных появлялось почти ежедневно. Для него существовал только один замок, плотно запирающий все начинания – пока не сможешь чётко описать все цвета и типы неба, ничего менять не будешь. Он и не менял – следовал правилу. Представить себе что-то, кроме ясного голубого куска непонятной материи над головой не получалось до этого момента. Искатель поднял голову почти до хруста позвонков и не смог противиться открывающемуся от шока рту, так они и встретились впервые: человек и его недосягаемая мечта. - Шаст? Арсений умом-то понимал, что не стоит отвлекать, просто...ну как дурак выглядит тут, стоит, смотрит на парня с открытым ртом и улыбается. Фрик – одним словом. Антон выглядел действительно впечатлённым, как и хотелось Попову, почему-то показать ему всю красоту мира в идеальном свете – казалось правильным. Сгустки серых облаков ничуть не портили общую картину: они её дополняли. Небо было тёмно-голубым с начинающим краснеть закатом, оно не было таким, каким снилось или мечталось до этого, но, определённо, самым невероятным и запоминающимся оно стало для куэро. - Какое оно...чудное, – ничего больше, в общем-то, он не способен сказать. Отпускать его от себя вечное полотно не хочет, но Антон и сам понимает, что должен идти. Вся его жизнь прошла в бесконечных поисках с девизом: "Главное – не останавливайся". И искатель не намерен отмахиваться от того, что спасало его на протяжении долгого времени. Он ловит взгляд Арсения и почему-то чувствует себя спокойно. - Пошли. Они довольствуются лёгкими кивками и направляются в сторону уже размывшихся от ветра следов на сухой земле: туда кто-то ходит – там может быть жизнь. Их молчание слишком правильное, будто они вечность знают друг друга, будто не впервые так бредут в никуда, в темнеющую неизвестность. - Что ты будешь делать дальше? – Арсений, наверное, просто захотел продолжить диалог. Ему нужно общение, а застряли они в этой глуши, считай, вдвоём и никому не нужны тоже вдвоём. - Не представляю. Весь мой заработок в Фюме, друг там же, а дороги туда сейчас нет и бог знает сколько ещё не будет, – такая тоска защемила в пересохших уголках глаз шатена, что на секунду захотелось сигануть в ближайшее болото. - Ну, сейчас у нас есть точное направление, правда, я думаю, что нам там не очень рады. Вот посижу там пару дней и в город поеду, а там уже домой как-нибудь, – парень улыбается едва заметно, и курсовая уже не так страшна. - Хорошо, когда есть куда идти. Я бы тоже хотел иметь такое местечко при себе, а то в Фюме постоянное непостоянство – жопа держится в напряге ежесекундно. Устал я на самом деле, но выбора нет, сам понимаешь. - И все у вас так живут? – Арсений не был бы собой, не задай он этот вопрос, всё-таки ради просвещения приехал, хотел отдохнуть от этой архаично-поэтичной жизни и узнать побольше про неизвестный всем город. - Все живут, но далеко не все хотят продолжать. У нас мало самоубийств, а стоит походить по улицам – задумаешься: почему так мало. У всех лица постные-постные и, как из глины, вылепленные, даже страшно бывает становится, хотя выгляжу я точно также. Большинство ещё и не зарабатывает столько, сколько с одного заказа беру я, – вообще, информация эта строго конфиденциальна, но Шасту похуй почему-то до глубины души. - У нас почти ничего не рассказывают про местных жителей, так что люди и едут к вам, чтобы хоть чуть-чуть завесу тайны приподнять. - Да вы приезжаете каждый раз, как в первый. Все без респираторов, чрезмерно доверчивые, вы почему-то думаете, что мы деревенские Глаши, Февроньи да Сашки, которые вам и соринку последнюю отдадут. У нас, знаете ли, за еду иногда и подраться можно. - Все, кто едет от вас обратно, так и говорят или вообще ничего из них не вытащишь. Я решил сам посмотреть да и отдых какой-никакой. - Это не отдых – это выживание, – Антон обычно не так категоричен, но его выводит эта странная заинтересованность. Они, простые жители, чувствуют себя животными в зоопарке. Лицо шатена на миг становится напряжённым, даже агрессивным: брови опускаются к переносице, уголки губ поджимаются, а морщин на лбу, скрытые чёлкой, становятся непередаваемо заметны. - Эй, ну я же не знал, как тут и что – не нужно на меня злиться. Кстати, респиратор уже можно снять, вдыхать тут, кроме кислорода и азота, нечего. Куэро напряжённо оглядывается – и правда, ничего, напоминающего жёлтый дым, нет. Это даётся очень непросто – впервые оказаться на открытом воздухе без какой-либо маломальской защиты – но респиратор он стягивает и убирает в рюкзак к другим вещам. - Я так и знал, что ты красив, – это звучит едва отличимо от тишины, царящей вокруг. И Арсений принялся молиться, чтобы Антон этого не услышал. - Чего? Я совсем не красив, думаю, родители не бросили бы меня, будь я достаточно привлекателен. Они мечтали о девочке, которую можно научить какому-нибудь искусному делу и отправить в "большой мир". Я же, увы, их ожиданий не оправдал, хотя и старался всегда, – искатель усмехнулся на это: его ну никак нельзя было назвать красивым. - У тебя нет родителей? - У меня их нет с самого детства. Они обучили меня основам и отправили на улицу, всё, что мне известно, отца считают погибшим, хотя у нас всех считают погибшими, стоит уехать из города на полгода, – у Антона давно не было этого словесного поноса, бесконечно льющегося изо рта. - У меня всегда были родители, но отец не относился ко мне по-доброму, ему нужен был идеальный сын, а я таким не был. Всю жизнь со мной была мама, этого с лихвой хватало, но после... после определённой ситуации и она от меня отстранилась. А я всё ждал, когда она придёт и обнимет меня, но этого не происходило. - Сочувствую тебе, правда. Одно дело – лишится родителей по их же воле в раннем детстве, другое – всю жизнь быть с ними, а потом случайно остаться в одиночестве. Я бы не смог, наверное, пережить что-то такое. - Нет, ты смог бы. Я знаю тебя от силы пару часов, но не сомневаюсь, – Арсений нахмурился и впервые за несколько минут посмотрел на своего спутника. Лицо Шастуна выглядело расслабленно, почти похуистично, казалось, что ничего его не волнует, мягкие черты всё-таки были напряжены – это забирало у него детскую очаровательность, присущую такому типу внешности. Попов мог долго описывать его, но пришлось бы слишком долго разглядывать. А это вызывает вопросы. Всегда. Дорога уходила вниз, и следы были видны уже чётче. Искатель принялся разглядывать почти каждый сантиметр пути – он прекрасно знал своих и понимал, что на чужой территории им вполне подойдёт любая нажива. Да он и сам бы пошёл выискивать неосторожных, не будь рядом с ним такого простого Арсения, который вряд ли воровал хоть раз. Маленькая деревня в нескольких сотнях метров от них выглядела раздроблено. "Как Мамай прошёл", – так описала бы это бабушка Арсения, однако её тут не было. - Пиздец какой-то, – такой питерский Попов, которого часто называли денди нового времени, не смог бы найти другого описания. Старенькие жители выглядели, наверное, слишком разочарованно. На дорогах из пыли и грязи валялись остатки каких-то вёдер и горшков, Антон надеялся, почти мечтал, но было понятно, кто разграбил это место. Арсений поджал губы, смотря на сгорбленного, кажущегося маленьким от этого дедушку, вытирающего разбитое окно, он постарался поставить выбитую дверь на место, но ничего не вышло. Фигурка села на скамейку и грустно вздохнула. Сердце Попова болезненно содрогнулось от такой картины, невыносимо захотелось помочь человеку. - Я не думаю, что они захотят принять нас. Прошлые "гости" знатно напортачили. - Да похуй, мы должны им помочь. Антон удивлённо распахнул глаза и согласно кивнул. Никто на его памяти не отличался такой эмпатичностью – кроме Димы, конечно. Да, они определённо должны. По мере их приближения местные жители отвлекались от своих дел и с затаённым презрением смотрели на них. Это вызывало скорее сочувствие, а не страх и непонятки – оба понимали, что не их вина в этом взгляде. - Здравствуйте, – старичок – тот самый сгорбленный, но уже не такой маленький – осторожно кивнул и пожал протянутую руку. - Арсений, я не думаю, что они хотят нас видеть, – поучающий шёпот защекотал ухо. Следом уже рука слегка тронула его за плечо, оттягивая подальше от жителя. - Мы хотим вам помочь. Расплатиться, так сказать, за тех, кто пришёл раньше, – старичок заинтересовался и встал, показывая им сломанную дверь. Остальные люди тоже стали выходить из домов – как же просто они возвращали свою веру в честность людей. Арсений улыбнулся им и хотел взяться за дверь. - Давай, иди помоги женщине, – Антон кивком указал на старушку и поплотнее ухватил дверь, которая почти уже встала на место. Энсы навредили этому местечку не так сильно, как казалось изначально, но всё же ремонт теперь требовался каждому дому.

***

Куэро никогда не жаловались – это было негласным правилом, которому все следовали. Так что Антон совсем не привык это делать, но он мог рассказывать о своей жизни, просто, даже нарушая ещё один закон и жалея себя, не смел заплакать или выразить сочувствие себе по-другому. Искатель вытаскивал из кармана ржавые гвозди и ритмично вбивал их в стену ещё одного поломанного дома. Они работали до вечера, потом немного отдохнули и продолжили: утром в их планах было уходить. Шастун брался за каждую просьбу, но от еды опасливо отказывался, голодая уже третий день. Деревня выглядела в разы лучше, а Арсений спал, когда поручения закончились и Антон провалился не в сон даже – в обморок. Он боялся проснуться здесь следующим утром, но одновременно желал этого больше, чем жить. Искатель лежал спокойно, плечи его были напряжены, как и всё тело. Попов снова перевёл взгляд на него, не боясь в этот раз наткнуться на вопрос, он просто смотрел и смотрел, подмечая сотни деталей: маленькое пятно йода на пальце, грубая щетина на подбородке, кучерявая чёлка, впалые щёки. Этот человек... парень понимал, что от него, повзрослевшего так рано – лицо было настолько твёрдым и уверенным, будто его хозяину далеко за тридцать – стоит ждать многого. Осталось понять хорошо это или плохо. Арсений поймал себя на мысли, что смотрит на спящую фигуру с определённой нежностью. Он знает про этого парня... нет, про этого мужчину уже так много, хотя знакомы они не больше суток. Это удивительно. Всю жизнь Попову приходилось искать новые знакомства и заинтересовывать новых людей годами, а тут двадцать четыре часа. Ночь постепенно сменялась утром: небо светлело, замолкали сверчки. Люди не выходили, они сейчас мирно спали, улёгшись с любимыми в одну постель. А Арсений... а Арсений наслаждался этим спокойствием после таких внезапных событий. Все эти звуки казались ему удивительными, стоило побывать близ Фюмы всего пару десятков минут – в голове стихли все мысли, звуков кругом не было – чудовищная, мерзлящая тишина, после которой и хочется поговорить или заплакать, ничего уже не казалось ему страшным. Заснул он только, когда небо совсем побелело. Бросил взгляд на молочную пелену, улыбнулся своим мыслям и наконец закрыл глаза.