Прожить счастливую жизнь

      Очнулся Гарри внезапно, вокруг было темно, а он лежал на чем-то мягком. Тело ощущалось непривычно. Подавив желание сразу вскочить, Гарри вспомнил покойника Грюма и напрягся. За окном светили фонари, и вся комната, освещенная неверным лунным светом, казалась ему чем-то знакомой. Полежав некоторое время в тишине, Гарри вздохнул:       — Гермиона, любимая, где же теперь тебя искать-то…       — Зачем меня искать, вот она я, — раздался рядом голос, похожий на… тетю Петунию.       Да и от своего голоса Гарри отчетливо вздрогнул. Этот голос он не забудет никогда. Дядя Вернон, который выбивал из него «странности» и «ненормальность», навсегда отложился в его памяти.       — Гермиона? — удивленно переспросил Гарри.       — Гарри? — раздался не менее удивленный голос, и Гарри расхохотался.       — Вот Смерть пошутила-то…       — О чем ты говоришь, Гарри? — требовательно спросила Гермиона.       — Поздравляю тебя, душа моя, мы теперь Дурсли, — подхихикивая, ответил мужчина.       — Какие Дурсли… Погоди, те самые Дурсли? — прошептала женщина.       — Именно, звезда моя… Кстати, Темпус! — От результата привычного заклинания, для которого ему давно уже была не нужна палочка, Гарри застонал, сдерживая рыдания.       — Что случилось, люби… мый? — чуть запнувшись спросила Гермиона.       — Сегодня первое ноября 1981 года, любимая, — прошептал мужчина. — Мама и папа уже мертвы, а у нас на пороге лежу я… Или скоро буду лежать.       — Так нужно скорее забрать ребенка, он же может заболеть! — воскликнула Гермиона.       — У нас, кстати, есть еще ребенок — Дадли, помнишь?       — Этот мерзкий толстяк, который тебя обижал?       — Ну теперь-то он наш ребенок, так что от нас зависит.       — Вставай скорее, пошли за ребенком!       — Да, дорогая, но я первый, постоянная бдительность, сама понимаешь.       Одевшись и стараясь не смотреть в зеркала, Гарри спустился вниз и осторожно приоткрыл входную дверь. На крыльце, явно под заглушающими чарами, отчаянно плакал маленький мальчик. Протянув руку, мужчина быстро втащил корзинку в дом. Мальчик продолжал плакать, и тогда Гарри взял его на руки, укачивая, как укачивал… как укачивал детей. Дети же не виноваты, что их мама так поступила с отцом.       Походив и покачав малыша, Гарри с удивлением заметил, что тот уснул. Значит, сильно устал. На лбу маленького Гарри истекал кровью отвратительный шрам, в котором прятался крестраж. Осторожно, чтобы не разбудить малыша, Гарри обработал шрам перекисью и заклеил пластырем.       Держа малыша на руках, Гарри поднялся в спальню, где Гермиона, накинувшая халат, с удивлением смотрела на Дадли.       — Ну вот мы и семейная пара, — грустно улыбнулся Гарри. — И у нас двое детей.       — Не грусти, милый, — откликнулась Гермиона. — Давай их положим рядышком, а утром будем уже разбираться?       — Давай, — согласился Гарри. — Нам, наверное, нужно переходить на новые имена?       — На людях придется, а наедине… — проговорила женщина. — Я пока не готова. Иди лучше ко мне, я так по тебе соскучилась…

***

      Утро наступило по будильнику. Будильником оказались два ревущих мальчугана. Гермиона и Гарри рванулись к детям, благо опыта у обоих хватало. Сменив подгузники, молодые родители отправились на кухню кормить юные создания. Пока спустились, дети опять закрыли глаза, что значило некоторую отсрочку. Передав Гарри Гермионе, тот Гарри, который теперь Вернон, принялся готовить кашу.       — Гарри, а что ты помнишь о жизни у Дурслей? — спросила Гермиона, безотчетно укачивая малышей.       — Они были злы на меня, кажется, всегда, но очень любили Дадли, нездорово любили, мне даже казалось, что это чары какие-то. Наша соседка, миссис Фигг — соглядатай Дамблдора, в остальном никаких проблем нет, — ответил Гарри, не отрываясь от готовки. — Кстати, у меня проснулась память Вернона, ты что-то из жизни Петуньи помнишь?       — Все помню, Гарри, — задумчиво сказала Гермиона, ставшая Петуньей. — Только как-то безэмоционально. Просто информация, у тебя так же?       — Да, любимая, — Гарри было очень приятно называть любимой ту, кого он по-настоящему любил все эти годы.       — Тогда кормим детей и… Тебе надо на работу?       — Нет, Вернон, оказывается, вчера взял отпуск, поэтому кормим детей, разбираемся с нашим наследством и ждем с недельку, а как все успокоится…       — А как все успокоится, любимый, мы пойдем в Гринготтс и за палочками.       — Да, без палочки, как без рук. Тогда надо будет и в Министерстве зарегистрироваться.       — И в отделе для несовершеннолетних, нечего Дамблдору «опекать» малютку.       Потом они покормили, аккуратно разбудив, малышей, которые были на диво послушными и совершенно не капризничали. После завтрака, посадив малышей в манеж, Гарри и Гермиона принялись обсуждать, что нужно сделать в первую очередь.       — Знаешь, любимый, думаю, нам сто́ит перейти на новые имена, — подумав, сказала Гермиона. — А то запутаемся.       — Хорошо, Туни, — неуверенно произнес Га… Вернон.       — Но я тебя все равно буду иногда называть Гарри, — прошептала Гермиона.       — Как и я тебя, Миона, — поцеловал жену Вернон. — Нужно детям купить одежды и игрушек. Кстати… Ты определитель без палочки сотворишь?       — Конечно, какой бы я была Министр, если бы такого не умела, — улыбнулась Гер… Петунья.       — Тогда пойдем.       Выйдя в прихожую, Вернон показал корзинку, в которой был Гарри, и Петунья, сотворив несколько пассов, помрачнела.       — Гарри, тут зелье ненависти, оно темномагическое и запрещено.       — Вот оно что… А где?       — Видишь письмо? Вот там.       — Это письмо от Дамблдора… Значит, как только они прочитали письмо, то сразу меня возненавидели?       — Да, Гарри, мне очень жаль…       — Ничего, любимая, он заплатит. Они все заплатят, за все заплатят!       — Да, любимый, мы не дадим им играть судьбами детей и поэтому переедем.       — Поближе к твоим родителям?       — Да, любимый, хочу разобраться, что было не так в моем детстве, да и…       — Я помню, — Вернон обнял Петунью, будто закрывая от всего мира. — Мы справимся.       — Да, муж мой, мы справимся, — твердо сказала бывший Министр.       Постояв, обнявшись и глядя на веселую игру детей, Вернон вздохнул. Картины безрадостного детства все еще стояли перед глазами, и теперь-то он точно знал, кто в этом виноват. Аккуратно упаковав корзинку вместе со всем содержимым в целлофан, стараясь не коснуться письма, Вернон отнес получившийся сверток в гараж. Когда появится палочка, он сможет дезактивировать зелье и прочитать письмо, а до тех пор лучше письмо не трогать.