Рэй и Лоренцо

После переезда Рэя к Лоренцо вроде бы ничего не изменилось. И изменилось буквально все. Днем все было как раньше: они редко встречались, а если встречались, то Лоренцо оставался все так же немногословен, как и раньше. Лоренцо занимался строительством, Рэй — больными и животными. По ночам они тоже мало разговаривали, но это было не важно. Они учились понимать друг друга без слов, по легкой дрожи, по изменившемуся дыханию. Бионическая рука любовника буквально сводила Рэя с ума, а Лоренцо, заметив это, все чаще ласкал Рэя именно ею. Рэй был опытнее Лоренцо и щедро делился с ним своим опытом. Но иногда бывали и плохие ночи, когда Рэю приходилось засыпать в одиночестве или же он и вовсе не ночевал дома, проводя ночь в больнице. Обычно это происходило после налетов и нападений животных. Лоренцо всегда лез в самое пекло, так часто, что Рэй поражался тому, что он еще жив. Лоренцо был загонщиком и уже это было опасно — ведь пока все остальные занимали позиции в лабиринте, под защитой турелей и ловушек, он заманивал врагов в лабиринт снаружи и его спасением была только скорость. Обычно Лоренцо приходилось иметь дело с агрессивными животными, — как тогда, когда от пси-импульса очередного обломка пси-корабля взбесилось мирно пасущееся стадо верблюдов. Животные бегали за стеной, дико ревели, некоторые уже пытались таранить двери. Лоренцо тогда удалось собрать все стадо, привести всех верблюдов к лабиринту, но он немного задержался у входа — совсем чуть-чуть, потому что заметил малышку Рэйдарар, которая ползала между ловушек и ее мать, Меабиа, бросившуюся забрать дочь. Это замедление чуть не стоило ему жизни, верблюды так истоптали и искусали Лоренцо, что Рэй даже испугался. И этот случай, как и другие, до него, ничуть не впечатлил Лоренцо. Он все так же легко выбегал наружу, заманивая взбесившихся зверей в ловушку, так же беззаботно прятался за самыми хлипкими заграждениями во время рейдов. И ладно бы Лоренцо всегда выходил бы из таких приключений невредимым — все это слишком часто заканчивалось ранениями разной тяжести, переломами, опасными кровотечениями. Рэю казалось, что его сердце проваливается в черную дыру, когда диагност в очередной раз выдавал красную строку «Смерть через 8 часов» или еще меньше. Его удивляло, а порой и пугало то, как легко Лоренцо относится к таким происшествиям. Самому Рэю хватило одного раза — один раз чуть не погибнуть в темном лабиринте под грохот турелей, — чтобы обрести осторожность. И он рисковал лишь тогда, когда это было абсолютно необходимо, когда без этого совсем никак. Порой Рэй понимал Брингу, вообще никогда не бравшего в руки оружие. Лоренцо же, напротив, не понимал, как можно жить без сражений и всегда предпочитал эффективность боевой вылазки своей условной выживаемости. Рэю казалось, что проектировщики генома Лоренцо явно недодали ему инстинкта самосохранения, а то и убрали его вовсе.

***

Рэй в тот раз пытался убедить Лоренцо не рисковать собой по каждому поводу. А Лоренцо смотрел на него с недоумением: он не понимал, что значит «сильно рисковать». Ему, казалось, было все равно, что его в очередной раз собрали чуть ли не по кусочкам. — Тебе так нравится, когда тебя приносят чуть ли не фаршем?! Или когда мне приходится собирать этот фарш по частям? Вспомни прошлый поход: ты полез обезвреживать турели, словил четыре пули, две из них в голову. Тебе чуть не оторвало ухо! А потом, вместо того, чтобы лечь на ближайший лежак и ждать медпомощи, ты отправился жевать ягоды, а после — переносить свой спальник в убежище. Я тебя нашел без сознания, со спальником в руках. Ты чудом не истек кровью. — Я был единственный строитель во всей группе. Никто, кроме меня не смог бы демонтировать накопители. А потом… Не заметил сразу. — Ладно, тот поход что был до. Скажи мне, кто выскочил прямо перед гренадером и собрал все гранаты? И кому оторвало ногу? — Бионическую, — педантично добавил Лоренцо. — Это не страшно, ее быстро вернули на место. Я прочнее других, так что гранаты мне не так страшны. Других могло бы убить. — А о том, что тебя могло бы убить, ты не думаешь? — Но ведь не убило, — Лоренцо с недоумением посмотрел на Рэя. — Я всегда так делаю. С того дня, как начал сражаться. С того дня, как я присоединился к племени. И я до сих пор жив. — Каким-то чудом, — проворчал Рэй. — Лоренцо, ну почему ты не можешь быть осторожнее… Каждый остался при своем мнении и после они почти не разговаривали. А ночью, пока Рэй спал, Лоренцо ушел с отрядом воинов, которым предстояло уничтожить очередной пиратский лагерь, разбитый слишком близко к владениям племени. Не предупредив, даже не попрощавшись. Раньше они обычно ходили вместе в такие походы, и Рэй, конечно же, рассердился еще больше. Он даже не позволял себе беспокоиться о Лоренцо, думая: «Выжил же он здесь как-то до меня, выживет и в этом походе». А потом механоиды телепортировались в самый центр поселения. Рэй увидел, как три капсулы рухнули на продуктовый склад, прямо туда, где хранилась почти вся провизия племени. За день до этого наступила жара, и если бы механоиды разгромили холодильники и уничтожили кондиционеры, то все племя наверняка ждали бы голодные сезоны. Особенно с учетом того, что растения в жару росли гораздо медленнее. Все это промелькнуло в мыслях за одну секунду. Рядом со складами был только Рэй, и кроме него некому было заклинить двери так, чтобы механоиды вышли прямиком на воинов племени. В тот момент Рэй даже не подумал, что всего день назад предостерегал Лоренцо именно от таких подвигов. Сгустки плазмы из бластеров улан пролетали совсем близко, едва не обжигая, вслед за ними — канонада выстрелов, и надо было успеть спрятаться и не получить пулю ни с той, ни с другой стороны. Рэй спрятался слишком близко к минометам, потому что или так, или оставаться на линии огня. Улан по ту сторону минометов прицелился то ли в минометы, то ли в Рэя, но выстрелить не успел — очередь из минигана снесла ему голову вместе с искусственным мозгом. Улан мог взорвать минометы, он сам мог нечаянно взорвать минометы — точность у его оружия была так себе. Но об этом Рэй задумался гораздо позднее, как и о том, что взрывом ему могло снести голову. Или что он мог попасть под перекрестный огонь, получить пулю или сгусток плазмы и мгновенно погибнуть. Так быстро, что даже Тробан с ее меднанитами не успела бы помочь. И тогда было бы без разницы, кто из них был прав в том споре, а кто нет. Он бы не успел помириться с Лоренцо. Рэй понял, что ему не хватает Лоренцо: выдохнуть, глянуть на него, и понять — все закончилось, все хорошо, они живы. Связи с отрядами на рейде не было, и Рэй подумал, что если отряд пропадет или Лоренцо погибнет, он сам никогда не узнает, что случилось с его возлюбленным. И не узнает, мог ли он спасти Лоренцо, если бы был рядом. Лоренцо вернулся через семь дней — весь в дорожной пыли, с повязкой на месте архо-глаза, с наспех перемотанной рукой (и как только он не заработал заражение!). Рэй тут же увел его в больницу, где смыл дорожную грязь, убрал из глазницы остатки протеза и заново обработал уже почти зажившее ранение. Они помирились прямо там, в палате, без слов и едва успев закрыть за собой дверь. От объятий к поцелуям, от поцелуев — прямо на больничную кровать. Прохладной бионикой по спине, от лопаток до ягодиц — нежное «Прости», аккуратно языком по стыкам плоти и пластали — «И ты меня». Пальцами по щеке, где повязка скрывает отсутствующий глаз — «Я не хочу тебя потерять». Близко-близко, телом к телу — «Хочу быть с тобой». Нежно, осторожно, почти робко. Как не было даже в их самый первый раз. Как не было даже тогда, когда Рэй впервые переехал в комнату Лоренцо. Потом Лоренцо рассказывал про тот рейд: что у пиратов в лагере оказалось вдвое больше охранников, что там было два гренадера и один огнеметчик, и что они смогли победить с большим трудом. Про гранаты, взрывавшиеся почти рядом. Про то, как Васкан попала под струю огнемета и он сам едва уклонился от огня. И Рэй понимал, что Лоренцо хотел сказать: он тоже боялся, что они не смогут помириться уже никогда. Единственным напоминанием о произошедшем был новый бионический глаз, который Лоренцо получил взамен уничтоженного в том бою. Вскоре племя выменяло у торговцев новенький архотек-глаз, и это напоминание тоже исчезло. Но они все равно помнили — помнили о том, как легко все потерять из-за какой-то размолвки и как легко больше никогда не помириться просто потому, что мириться будет уже некому. Рэй хотел бы сказать, что больше они никогда не ссорились. Ссорились и спорили, конечно. Но иногда останавливались посреди ссоры, вспоминая ту, первую самую сильную ссору, и мирились почти сразу же. И еще после того случая Рэй всегда ходил в рейды вместе с Лоренцо. Он и сам не знал, почему: то ли хотел заменить Лоренцо его отсутствующий инстинкт самосохранения и в нужный момент отдернуть в сторону, чтобы не дать геройствовать на грани самоубийства, то ли чтобы успеть вовремя залатать возлюбленного после его очередного подвига. Лоренцо даже сделал для них спальный мешок на двоих, и теперь и в походах они могли спать в одной постели. И не только спать.