914-й

Ещё одна неделя за учебой прошла довольно быстро. Наймоса всё-таки стали учить этикету, который был для человека слишком замудренным и совершенно лишним. Наложнику мало того, что не разрешалось смотреть на своего покровителя без разрешения, так еще и прикасаться к нему было строго запрещено. А если наложник прикоснется к постороннему, его и вовсе могут выгнать. Также было запрещено снимать капюшон вне стен Цитадели или в присутствии гостей. Садиться без разрешения тоже считалось хамским поведением. При этом задавать вопросы или просить о чем либо без разрешения тоже было нельзя. Внутри всё так и бурлило от злобы. Кто придумал эти идиотские правила? Они только проводят огромную пропасть между наложником и хозяином, отдаляют их друг от друга и никакой практической ценности не имеют! Наймос как-то спросил Келлшу, можно ли наложникам выходить в город или видеться с родными. Оказалось, что можно, но только с разрешения монарха, под охраной и не чаще пары раз в год. На вопрос: «К чему такая осторожность?» Келлшу ничего внятного не ответила, но признала, что это просто пережитки прошлого, которые никто не хочет корректировать под современные реалии. Раньше наложника могли просто похитить и перепродать, либо банально изнасиловать и убить. Сейчас таких случаев уже давно не фиксируют, но правила остались. Буквально все правила, традиции и устои тянулись ещё со времен той самой Эррэры и если раньше всё это было, по большей части, оправдано, то сейчас только вызывало раздражение. Ещё один триггер ждать себя долго не заставил. Огромные летающие патрули по ночам часто не давали спать. Их называли Мегалодо́нами и звуки они парой издавали жуткие. Но даже когда вели себя тихо, их огромные фонари с некоторой периодичностью просвечивали окна даже через плотную штору. Эти корабли тоже, кажись, были последствием какой-то паранойи монарха. Оправдана такая охрана территории или нет, Наймос не знал, но как ему позже объяснил учитель, в первую очередь эти патрули ищут нарушителей запретного времени. Чем был вызван ввод этого самого запрета человек тоже слабо понимал, так как планета Квин если и участвовала в войнах, то только косвенно. Преступность конечно была, но не такая опасная, да и последний бунт среди населения был почти век назад. — Ты ещё за книгами? — вдруг послышался голос Келлшу, которая как-то беззвучно зашла в комнату. — А? Ага, я уже почти закончил, — немного рассеянным голосом сказал Наймос, подняв голову на гостью. За всё недолгое время пребывания в Цитадели человек успел довольно хорошо поладить с этой женщиной и узнал много интересного о её должности. Она была главной разумной в гареме после монарха и по его просьбе лично занималась воспитанием некоторых наложников, но по большей части заведовала средствами и имуществом гарема. Так же она поведала, что была любимой наложницей прошлого монарха и потому после его смерти очень легко получила такую должность, ведь стать женой не успела, а на место обычной наложницы уже не станет в силу возраста. — Придётся отвлечься. Нам с тобой нужно кое-что сделать по просьбе господина… — она вздохнула и Наймос сразу как-то напрягся и нахмурился. Он уже давно ожидал какого-то подвоха, — ты только не начинай злиться сразу. Это касается твоей внешности. Нам нужно перекрасить твои волосы и глаза. — Ну… Красте, — Най тяжело вздохнул. Закатывать истерику или спор было всё равно бессмысленно, только нервы другим испортит и отнимет у всех время, в том числе и у себя. Менять внешность не хотелось, но выбора ему не давали. Тем более, что так пожелал сам господин монарх. Келлшу выдохнула с облегчением, кивнула и попросила подождать, а сама ушла. Вернулась она уже со служанками-гроуби, которые были поставлены к Наймосу, но при этом почти не появлялись ему на глаза. Хотя он и сам не требовал их внимания. Увидев, как в комнату, пригибаясь, зашел Краумель, человек в вопросе поднял бровь. — Я буду заниматься твоими глазами, — улыбнулся врач, — служанкам доверять это дело небезопасно. — Я думал это будут линзы… — Нет, это окрашивание специальным прибором. — Навсегда? — Нет, в идеале на пол года, а потом, так же как и волосы, надо будет окрашивать заново. Хотя, некоторые из-за частого окрашивания уже почти не возвращают свой первоначальный цвет. Наймос вздохнул и встал из-за стола. Его усадили перед зеркалом, девочки засуетились, начав химичить с его волосами, которые благодаря уходу отросли уже до плеч. Краумель тоже в стороне не стоял. Он достал прибор, по форме напоминающий какой-нибудь клей-пистолет с приклеенной линзой на наконечнике. — Ну и как я после всего этого буду выглядеть? — В идеале хотим добиться голубых глаз и светло-русых волос, а там бездна знает. Я с таким чистым черным исходником ещё не работал. Честно сказать, даже жаль подобное творение природы портить и менять. — А уж как мне жаль… — тихо вздохнул человек, но позволил делать с собой всё нужное, скрипя зубами. После того как Краумель использовал свой «пистолет», подержав линзу пару секунд на глазном яблоке, он закапал глаза человека и велел пока что держать их закрытыми. Что-то неприятно щипало и даже первые минуты жгло, но мужчина заверил, что это ещё нормальная реакция. Через полчаса девочки закончили с волосами, но глаза открыть Наймосу позволили только когда прошло ещё столько же. Из зеркала на Наймоса смотрел голубоглазый человек со слегка завитыми русыми волосами. Он себя никак не мог ассоциировать с человеком в зеркале, но надо было признать, что смотрелось это красиво. Только эта красота не убирала паршивое ощущение на душе. — Что ж, вроде всё прошло хорошо. Если будут какие-то проблемы с глазами, прибегай ко мне, поправим. Наймос кивнул и опустил голову. Смотреть на своё новое отражение было противно. Теперь у него было не только новое имя, но и новая внешность. Будто бы всё его прошлое существование просто стерли. Теперь не было никакого лейтенанта Наймоса Войнга, был только красивый наложник Йору. Когда все ушли, Най проводил их взглядом и снова посмотрел в зеркало. Больше никаких шрамов, даже протезов больше не будет видно. Теперь он будет говорить на чужом языке и жить по чужим правилам, не имея практически никакого права голоса. Спал парень в эту ночь довольно беспокойно, пару раз вставая и пытаясь понять болят ли у него глаза или всё это только его очередной кошмар и выдумки. Стоило отбросить эмоции и начать мыслить более здраво, а что бы отвлечься, надо было чем-то себя занять. Учеба теперь не особо в этом помогала, язык парень уже знал довольно хорошо, несмотря на явный акцент, а остальные предметы ему преподавали скомкано. Утром было решено занять себя спортом, но ни к каким тренажерам и вообще близко к спортзалу человека не пустили. Врач постановил, что здоровье в этом не нуждается, и Наймос может испортить красивое тело излишними мышцами. Кажись, дорогой монарх любил хрупких мальчиков, из категории которых Наймос и так уже заметно выходил. В отличие от многих наложников в Цитадели, он не отличался худобой и миниатюрностью, как для своего вида. Тот же Ланг был ниже Наймоса на полголовы и имел безумно худые руки, что явно свидетельствовало скорее о болезни, чем о красоте. Многие парни и дамы, которые отличались от вида тростники, наложниками не являлись. Те же Мизу, например, явно много плавали и работали. У них были отличные фигуры с прессом и сильные руки. Наймоса даже пытались в тихую посадить на диету и дали не пыльную работу. Всего-то ходи и протирай пыль с полочек, но обходить при этом пришлось не один этаж и не всегда пользуясь лифтом. Сначала он был даже рад нагрузке и специально сам скакал по ступенькам, но заметив, что его всё больше поят водой, а порции становятся всё меньше, он пытался экономить силы. Он даже не понимал с чем связана такая резкая урезка рациона, но уже через неделю он начал часто чувствовать себя дико голодным. Начиналось всё с учебы с утра, потом работа, мелкие поручения и снова учеба. Казалось бы, ничего сложного, но иногда его даже не отводили на завтрак с утра, а когда однажды отказали в обеде, он вообще вышел из себя. Раздражение стало накатывать быстрее и сильнее, особенно когда пришло осознание, что его просто хотят заморить голодом, что бы по быстрее подогнать фигурку Наймоса под стандарт чертовой палки. Благо тогда помощь пришла откуда не ждали. Краумель, напичкав человека успокоительным, постановил, что такая диета вредит здоровью наложника и приказал возобновить стандартный рацион. На время борьба за худобу кончилась, но злость никуда не ушла. А последней каплей стал внезапный приказ монарха. Он требовал привести к нему Йору на ужин. Трапезничать в компании этого ЧСВ’шного птала совсем не хотелось, но Келлшу сопротивляться было глупо. То, что творили с ним на этот раз Мизу вообще лучше не упоминать, вышел Наймос красный и взбешенный до жути, поглаживая всё ещё побаливающий от какой-то дряни и клизмы живот. Он понимал для чего всё это сделали и для чего так нарядили, но думать о том, что сегодня ночью он может лишиться «серебряного браслета» совсем не хотелось. Он скорее повыщипывает этой птице все перья и раздарит кому-нибудь, чем ляжет с ним в одну постель. Келлшу довела своего подопечного до уже знакомых дверей и осталась за ними. В этот раз в комнате стоял полумрак, яркий источник света исходил только от спутника Квинии за окном. Наймос стоял опустив голову и держа руки впереди, как его и учили. Он не видел монарха, поэтому поклонился наугад и стал ждать. Он чувствовал себя на удивление спокойно, стараясь не думать вообще ни о чем, представляя в своей голове белый шум. — Можешь поднять голову, — на этот раз с ним заговорили на языке Квин. Монарх явно больше не пользовался переводчиком, наслышанный об успехах своего подопечного. Подняв голову, Най увидел как вальяжно разложился птал за низким столиком из темного дерева. Как и во многих местах, тут не было стула, а лишь множество подушек, что человеку казалось не удобным, — подойди ближе, — снова раздался приторно-нежный голос и его поманили коготком поближе. Сглотнув ком в горле, Наймос таки встал недалеко от правителя. Тот бесцеремонно взял человека за запястье и потянул на себя, роняя на подушки. Най недовольно зашипел. Пришлось облокотиться на птала, ведь тот продолжал его держать. Когтистая рука зарылась в волосы, разрушая укладку и играясь с прядями. — Тебя прямо не узнать. Я приятно удивлен, Йору. Мне сказали ты хорошо усвоил язык и, кажись, даже делаешь успехи в этикете. Это похвально. Наймос подавил в себе желание ударить по чужим загребущим лапам и просто кивнул. — В прошлый раз наш разговор не совсем удался, — не спешно начал птал, а его рука переместилась на талию Наймоса, — я бы хотел узнать тебя по лучше. Расскажи-ка мне для начала, откуда ты? — А вам не рассказывали? — Единственное, что было известно так это то, что вы прибыли сюда со стороны галактики Гэйш-Альфа. Твои напарники отказались что-либо комментировать вне зала суда, рассказав лишь об исследовательском предназначении «Роял-914». Сначала мы думали, что вы работаете на одну из планет Гэйш-Альфа и что-то разнюхиваете, но опознавательные знаки планет Шаройнгэ-F и Зог оказались не подделкой. Значит знаки уже исчезнувших планет Земля, Вар и Фарвон-180 тоже настоящие. Что это означает, милый? Наймос глубоко задумался, прикусив губу. Он тоже задался вопросом: «Что всё это значит?». Почему монарх ничего не знает, хотя служащие ЦПС ходили на борт 914-го и видели все документы в которых всё подробно расписано? А может он знает, но не верит? Или ЦПС всё-таки сохранила эту тайну от своего непосредственного главы? Тут же в голове всплыл странный факт о том, что Грегори и Саймона приютил полковник Рудо, который, кстати, и был в тот раз на корабле. Этот циви создает вокруг себя всё больше вопросов. — Ну так что скажешь? — поторопил его монарх. Наймос пожал плечами. — Я ничего не знаю, господин. — Это невозможно. Ты ведь был на корабле, неужели ты не в курсе откуда он взялся? Откуда там взялся ты? — Я не помню. Случилась какая-то авария и я очнулся уже на «Роял-914». Меня не посвящали в их дела, — как можно спокойнее и пофигистичнее сказал человек. Раз уж монарх ничего не знает, значит ему это и ни к чему. Что бы там кто не задумывал, но помогать монарху разобраться Наймос даже не думал. Вдруг его паранойя оправдана и против него строят какой-нибудь заговор? Было бы отлично. Монарх был явно недоволен таким ответом, но промолчал и потянулся к, стоящей на столе, золотистой пиале. Взяв оттуда синее колечко икви, он протянул его к Наймосу. — Тебе давали пробовать икви? — Най кивнул, — Тогда возьми. В чистом виде икви, возможно, не так хорош для рецепторов человека, но попробуй. Возможно постепенно ты приобщиться к нашей кухне. Наймос взял кусочек фрукта и отправил половину в рот. Как он и подозревал, фрукт был до безумия сладкий и будто бы покрытый каким то сиропом сверху. Но он был очень мягкий и быстро просто растаял во рту, оставив после себя приторный привкус. Как они все едят это? Последующий ужин прошел, на подозрение, тихо и безобидно. Наймоса накормили другими фруктами и блюдами, попутно рассказывая что-то о них. Человеку показалось странным, что вся еда так или иначе была сладкой, и он довольно быстро потерял к ней всякий интерес и просто любовался тем, как всё это красиво выглядит. Посуда была выполнена в одном стиле: на прозрачном стекле, напоминающим хрусталь, золотом была обведена кайма и донышко, а сверху, по всей поверхности были будто бы усыпаны розоватые блестки. В мягком ночном свете посуда красиво переливалась, а грани некоторых изделий поблескивали радугой. В итоге единственное, что понравилось Наймосу были фомфи — квадратные маленькие булочки, очень мягкие, напоминающие по вкусу смесь хлеба и риса. Пропитанные островатым соусом, они немного щипали язык, но на фоне остальных блюд это никак не мешало. Вскоре многие блюда унесли слуги и на столе появилась бутылка из черного непрозрачного материала. На этикетке была надпись на неизвестном Наймосу языке, в обрамлении странных зеленых и фиолетовых цветов. Появившиеся следом бокалы больше напоминали рюмки на высокой ножке и вскоре они наполнились странной на вид фиолетовой жидкостью. От мысли, что это надо будет выпить даже немного передернуло. Наймос никогда не пил алкоголь, а это явно был он. Тут его вообще поили преимущественно теплой водичкой. — Господин, можно спросить…? — Спрашивай. — Вы уверены, что мне не будет плохо от этого напитка? — Ничего опасного для человека в нём нет, не переживай. Возможно с непривычки ты будешь странно себя чувствовать, но это нормально. Ты не будешь много пить. Проследив, как стопка правителя опустела, Наймос всё-таки последовал его примеру и чуть не выплюнул эту жижу назад. Во рту будто бы так и бурлила смесь воды, перца и песка. Казалось, что если прожевать эту смесь, на зубах отчетливо почувствуются песчинки, но этого не произошло, только глотать от этого легче не стало, но пришлось. Наймос слегка передернул плечами, чувствуя как раскаленный песок спускается по глотке. Монарх наблюдал за этим со странной улыбкой, заметив которую, Най немного нахмурился. Решил споить каким-то термоядерным пойлом, чтобы язык развязать? Или скорее, что бы в постели не брыкался? Пришлось пить и вторую стопку, которую птал налил, несмотря на протест человека. Потом опасения расцвели не хуже хищной флоры Шаройнгэ-F, ведь правитель, будто бы ни на что не намекая, оглаживал ноги своего наложника, и даже придвинулся поближе. Из-за алкоголя думать четко и быстро было труднее, реакция стала заторможенной, но единственная мысль была будто бы выжжена в мозгу: «Он не смеет меня трогать!» Что происходило дальше Наймос помнил очень слабо. Все воспоминания перекрывала боль. Он помнил как монарх затащил его себе на колени, собственнически держал за бока и не давал двигаться. Кажется, останутся синяки, ведь человек сопротивлялся, пусть и вяло из-за помутненного разума. Он помнил, как ему влили в рот ещё две рюмки, потом действия переместились на широкую кровать. Когда монарх успел стащить с него одежду парень тоже не помнил, а после только тьма. Либо он потерял сознание, либо это последствия выпитого алкоголя, либо мозг постановил, что такие воспоминания травмируют психику бедного хозяина и решил, что это всё нужно забыть раз и навсегда. Что бы там ни было, открывать глаза, когда наступил день, совсем не хотелось. Наймос чувствовал, что лежал полностью обнаженный под тонким одеялом, было холодно… Чья-то когтистая рука лежала на талии. Захотелось это руку со всей жестокостью сломать и оторвать от остального тела. А после уйти в ванную, отмыться от этих грязных прикосновений. И там же утопиться. Он отполз к краю, скидывая с себя чужую конечность и болезненно застонал. Болело не только место, в которое его всё же поимели, но и всё остальное тело. Даже фантомная боль в отсутствующих конечностях снова себя проявила. Возможно, боль была не такой сильной, но воображение мелочиться не стало, отображая и душевную боль тоже. Хотелось выть. Взять подушку и придушить тварь. Человек с трудом открыл глаза, в комнате было слишком ярко, пришлось прищуриться. Поднявшись и с трудом сев, он глянул на того, кто лежал слева. Какая же довольная морда была у этого ирода. Наймос уже сжал одну из подушек и поднял её над чужим лицом. Что ему стоит придушить его здесь и сейчас? Но какая-то, всё ещё адекватная часть разума, говорила, что Наймоса могут и казнить. И умрет он тут, вот так глупо, в этой грязи. Войнг сглотнул ком в горле и на трясущихся ногах тихо встал с кровати. Одежда, сложенная на стульчике у входа, сразу бросилась в глаза. Одевался он слишком медленно, пару раз чуть не упал. Мозг отказывался принимать то, что произошло. Наймос пытался подавить явно подступающую истерику, но увидев на рукаве своего одеяния золотой узор, у него будто бы щёлкнул переключатель и пошел обратный отсчет. Он уже не смог сдержаться и в глазах все поплыло от слез. Он толкнул дверь, что оказалась не заперта и вылетел в коридор. Кажись, его позвал кто-то из охраны, но Войнг уже был в лифте. Остаться одному в своей комнате не вариант — он знал, что может навредить себе. Где сейчас Келлшу он понятия не имел. Оставался один вариант — Краумель. Он ведь врач, у него должны быть хотя бы успокоительные. И обезболивающее. Срочно! Дышать становилось труднее, из лифта парень почти выпал, соображал туго и просто несся вперед. Его кто-то пытался остановить, он отбился, но вскоре его крепко перехватили. Войнг обернулся и заметил того, кого искал. Врач выглядел зло, но заметив как человека трясет, и что он ели стоит на ногах, очень удивился и кажись впал в ступор. Войнг же, заметив, как все вокруг на него пялятся, сорвался окончательно. Он вообще не понимал что происходит, почему они все смотрят?! Боль в теле росла, мысли путались переходя от мольбы о помощи, до желания всех перерезать. Он и не заметил как упал на пол, как начал кричать и плакать, заламывать руки, которые неистово болели и крутили, хотя это было невозможно. Почему всё это происходит с ним? За что? Почему его никто не слышит? Почему не считаются с его чувствами и эмоциями? Почему этих разумных так много вокруг?! Слишком много эмоций за короткий промежуток времени, слишком много информации, слишком много глаз, голосов и имён, всё было слишком и не было никого рядом, кто бы его успокоил. Ничего и никого знакомого, даже отражение в зеркале и то было чужим! Это был тупик. Будто бы вся нервная система перегрелась, как какой-нибудь реактор. Благо, у организма, видимо, была «аварийная кнопка выключения», так как вскоре мир снова померк.

***

Очередное пробуждение далось легче. Уставившись в белый потолок, Наймос отметил, что в комнате довольно темно. Уже вечер? На душе было по-странному спокойно, мысли быстро растворялись, не формируя ничего логичного и завершенного. Во всем теле была приятная усталость, но главное — больше не было боли. Было довольно тихо. Повернув голову вправо, он увидел рядом со своей кроватью столик, на котором было пару каких-то стеклянных баночек с таблетками. Маленькое окошко было зашторено. Най быстро понял, что это не его комната, а малюсенькая палата. Воспоминания о том, что случилось накатывали медленно и были очень туманными. Было холодно и хотелось спать. Веки потяжелели, и человек погрузился в сон…

***

Очнуться заставил звук отъезжающей в стену двери и тихий разговор в три голоса. Двух из них Наймос опознал сразу — Краумель и Келлшу. А вот третий… — Что с ним было? — спросила обеспокоенная дама. — Истерика. Хорошо что она не началась сразу и он додумался прийти сюда. Кто знает, что бы сделал монарх, — говорил смутно знакомый голос какого-то парня, — а я говорил ему, что мальчик не готов и может пострадать. Но кто ж меня слушать будет. — Ничего, я этой твари в красках распишу до чего он человека довёл! — тихо рычал Краумель. — Я сам ему расскажу. Так будет лучше. Открыв глаза и проморгавшись, человек чуть приподнял голову, а увидев Ланга впал в ступор. Он то что тут делает?