Элдийская принцесса

Жан подкараулил дам у входа в столовую. Отдав честь командующим, робко пригласил девушек за стол элитного отряда. Эрвин, впрочем, как и Леви, был совершенно не против, но вот Ханджи обиженно надулась, когда Габи согласно кивнула головой Жану. — Приятного аппетита, девочки, — кивнул Смит Ури и Габриэль, — встретимся позже. Жан зарделся, распетушился. Желая произвести хорошее впечатление, даже предложил свой локоть, от которого Габи поспешно отказалась. Она всё ещё держалась от него на расстоянии и не позволяла нарушать личные границы. Жан же, решив не обращать на это внимания, провёл девушек к столу, краем глаза подмечая, что за каждым его движением внимательно наблюдает Смит. — Не думала, что они уже с кем-то успели сдружиться, — заинтересовано сказала Зоэ, зачерпывая ложкой суп. — Мне казалось, им никто кроме друг друга не нужен. — Лишь бы не проговорились. — Эрвин отвернулся от стола элитного отряда Леви и снова обратил внимание на еду. — Хотя, думаю, нам всё равно придётся посвятить и отряд Леви. — Только не надо вешать мне на шею эту девку, — тяжело вздыхая, попросил Леви. — Мне одного недотитана хватает. Зоэ приглушённо засмеялась. — Не волнуйся. Я отдам её Ханджи, как мы и планировали, — невозмутимо ответил Смит. Ханджи сделала глубокий глоток из кружки и повернулась в сторону девушек. Те уже спокойно разговаривали с ребятами, обсуждая какие-то темы. Вернее, общалась только Ури, Габи предпочла сидеть и молча есть суп, иногда кивая ради приличия. Жан, сидевший напротив Габи, всё время шутил, громко смеясь и всем видом пытаясь привлечь к себе внимание обладательницы каштановых волос. Несмотря на дружескую атмосферу, всё же среди радостных лиц ярко выделялось одно бледное и напряжённое. Эрен хоть и пытался вставить пару слов в разговор, выглядел отрешённым и казалось, что ему совершенно не нравится сидеть в новой компании. — И всё же Закклай не зря просил вас следить за ними, — подметила Зоэ. — Жан, похоже, уже наметил себе цель. — Никто не прикоснётся к ним, — уверено заявил Эрвин. — Они мои сёстры, это их защитит. Сейчас меня больше заботит наша миссия. — Твой план гениален, Эрвин, — заверила того Ханджи. — Думаю, Эрен готов выполнить свой долг перед человечеством, а Ури сможет помочь, если на горизонте появится аномальный. — Да, но не исключено, что что-то может пойти не так. Нужно продумать всё до мелочей, учесть все возможные проблемы. — Тебе следовало бы отдохнуть. — Ханджи обеспокоено взглянула на бледного Смита. — Нам нужен здоровый командир, а не твой усталый призрак. Эрвин глухо засмеялся. — Очкастая права, Эрвин, — встрял Аккерман, опуская кружку на стол, — ты уже какой день сидишь за этим планом. Отдохни — на свежую голову работать будет легче. Смит кивнул, притянув к себе тарелку с хлебом. — Может, прогуляешься с сёстрами? — предложила Ханджи. — Вас должны видеть вместе, иначе могут возникнуть вопросы. Да и развеешься немного. — Я подумаю, — кротко ответил Эрвин, снова погружаясь в свои размышления. День миссии неумолимо приближался, и Смит, как и все будущие участники, сильно нервничал, но, в отличие от остальных, не показывал переживаний. Он как главнокомандующий не имеет права показывать свои слабости — солдаты пойдут лишь за сильным лидером. Раздался резкий звук отодвигающегося стула и стукнувшейся о стол тарелки. Эрен, резко вскочив с места, загрузил на поднос грязную посуду и, бросив на Рейсс сердитый взгляд, ушёл, даже не попрощавшись с друзьями. — Что это с ним? — спросила Габриэль, обращаясь к Жану. Ей не понравилось то, с какой злостью смотрел на её подругу этот зеленоглазый солдат. Казалось, Ури чем-то провинилась перед ним, и теперь этот, как его представил Жан, Эрен просто не мог находиться с принцессой рядом, испытывая к той отвращение. — Не обращайте внимания, — отмахнулся Жан, любуясь роскошными локонами Габи. — Да, он в последнее время ведёт себя очень странно, — заметил Армин, приглядываясь к Ури, будто пытаясь понять, что в ней могло так сильно насторожить друга. — Слишком странно, — мрачно подтвердила слова Армина Микаса.

***

Солдаты, воспользовавшись свободным временем после обеда, решили немного развлечься. Жан, притащив старую, весьма потертую, но ещё хорошо играющую гитару, предложил скоротать вечер под пару военных песен, на что его друзья и ещё парочка солдат охотно согласились. Служить в разведке было занятием не из легких. Солдаты прекрасно понимали, что для них вылазка может оказаться последней, но всё равно шли за командиром, готовые, если этого потребует миссия или судьба, воспользоваться своей жизнью, как разменной монетой. Несмотря на храбрость и готовность посвятить сердца, они всё же оставались людьми и имели самое обыкновенное человеческое свойство: бояться. В такие трудные моменты военные песни как никогда были необходимы для поднятия боевого духа и залечивания усталых искалеченных душ. Очень трудно не сойти с ума, когда над тобой, словно сокол, постоянно накручивает круги смерть. Песни же помогали сохранить рассудок, как вера в загробный мир избавляет от страха перед смертью. Военные песни солдаты сочиняли самостоятельно и после записывали на вырванных из дневников старых листах. Любой из них мог не вернуться, поэтому текста складывались в старый, кем-то принесённый когда-то ящик, что занимал своё привилегированное место в столовой корпуса. Это обеспечивало сохранность написанных кем-то песен. Молодые, только пришедшие на службу доставали эти аккуратно сложенные листики и, заучив текст, бережно клали их обратно для следующих потомков. Таким образом песни не умирали со своими создателями, а продолжали жить, наделяя непоколебимой решимостью и верой юные сердца. Начальство поддерживало такое увлечение солдат, собственно, поэтому в наличии всегда имелась гитара и лишняя бумага для записи новых произведений. Жан сел на старый ящик и, закинув ногу на ногу, поудобнее взял инструмент. Вокруг него полукругом расселись солдаты и с нетерпением ожидали, когда парень начнёт игру. Жан же не собирался торопиться. Нежно проведя по струнам, дабы удостовериться в чистоте их звучания, он хлопнул рукой по корпусу гитары и обратился к сидевшим рядом с ним товарищам: — Что будем петь, господа? Раздались перешёптывания. Завязался небольшой спор, пока вдруг сидевший рядом с Микасой и Эреном Армин не предложил вспомнить когда-то давно написанную Эрвином Смитом песню. — Вы засмущаете меня, если сделаете это! Солдаты тут же вскочили со своих мест и все как один приложили кулаки к сердцу. Эрвин Смит, добродушно улыбнувшись, попросил всех успокоиться. Рядом с ним, переминаясь с ноги на ногу, стояла Ури и держала за руку Габриэль, что сверлила своим заинтересованным взглядом в миг покрасневшего Жана. — Сэр, ваша песня — настоящая легенда! — Армин протиснулся между солдатами и вышел вперёд. — Можно нам всё же исполнить её? Ури, удивлённая тем, что Смит пишет песни, решила воспользоваться ситуацией и, отпустив руку Габи, схватилась за плечо главнокомандующего, наигранно захлопав ресницами. — Братик, ты не говорил мне о том, что пишешь песни! — с натянутым возмущением воскликнула она. — Разреши им спеть, нам очень хотелось бы послушать! Эрвина довольно позабавила актёрская игра. Судя по тому, как открыли рты разведчики, на них Рейсс тоже произвела впечатление. — Раз уж этого хочет моя сестра, то почему бы и нет? — кивнул он. — Ну, а мы послушаем. Солдаты, одобрительно зашумев, снова уселись полукругом возле всё ещё красного Жана. Кирштейн обладал настоящим талантом не только в игре на гитаре, но и в пении. Когда-то, будучи ещё влюблённым в холодную Аккерман, он специально научился играть и тренировался в пении, чтобы завлечь Микасу, если не красивой игрой, то хотя бы мужественным голосом. В будущем его навык поддержали и теперь солдаты знали Жана не только как хорошего солдата элитного отряда Леви, но и как талантливого музыканта и певца. Ури, не думая о чистоте своего платья, плюхнулась рядом с уже знакомыми Микасой и Сашей, не обращая внимания на ругающуюся Габи. — Можешь сесть на мою кофту, — предложил Армин, снимая с себя серую ткань. — Мне не жалко. В свободное время солдаты носили гражданскую одежду — это в какой-то степени помогало им почувствовать себя обычными людьми и расслабиться. Разумеется, те, кто стоял на дежурстве, были в своей военной форме. Габи, сдержанно улыбнувшись парню, взяла из его рук кофту и, расстелив её на земле, села рядом с остальными. Смит же, как и Габи, не особо заботился о чистоте вещей и, как все, уселся на землю. Леви бы не одобрил этого, но сейчас Эрвину хотелось забыть обо всем на свете и немного расслабиться. Ханджи была права: он в последнее время слишком много работал и думал над построением плана. Ему необходима была разрядка, чтобы потом уже со свежими мозгами вернуться к работе. — Не думала я, что вы пишете песни, — прошептала Смиту на ухо Ури. — Я тоже когда-то был обычным солдатом, — так же шёпотом ответил он ей, — меня это успокаивало. Жан, зажав первый аккорд, начал игру, дополняя мелодию своим действительно мужественным и сильным голосом. Пел он удивительно хорошо. Куплеты в одиночку, а вот припев, судя по всему, самый важный момент в песне, вместе с ним пели солдаты, прикладывая кулаки к сердцу и глотая накатившиеся слёзы.

И жизнь отдай! И жизнь отдай! И сердца самый яркий свет отдай! Все жертвы вмиг попали в рай, Об этом просто ты не забывай. И жизнь отдай! И жизнь отдай! И сердца самый яркий свет отдай! Смелей вперёд к судьбе шагай! Рукой свой путь пробивай!

Эти строки, вышедшие из пепла и крови, ограненные чистым разумом Эрвина и, в конце концов, написанные на вырванном листке, пронизывали душу насквозь, цепляя сердце, заполняя душу отвагой, наполняя стремлениями разум. Именно её разведчики не официально, но едино выбрали в качестве своего гимна, каждый раз повторяя слова куплета перед вылазкой, словно молитву. В окружении бойцов Смиту наконец-то удалось немного расслабиться и зарядиться энергией. Он будто снова вернулся в то время, когда был всего лишь солдатом и сидел в окружении своих друзей, представляя ту самую, его первую и единственную песню. Раньше он не позволял себе проводить много времени с солдатами, боясь слишком сильно привязаться к ним. Безусловно, он испытывал к каждому солдату глубокое уважение и старался по максимуму снизить риски во время операции, только вот без жертв практически никогда не обходилось. Личные симпатии могли помешать Эрвину в построение планов и решению внезапно появившихся проблем. Во время битвы он должен был держать разум в холоде и оценивать ту или иную ситуацию со стороны, не позволяя страху или сожалению взять над ним верх. Поэтому он и выдвинул для себя одно очень важное правило: " Никогда ни к кому не привязывайся». Ханджи и Леви были исключением. Его, можно сказать, единственные друзья стали слишком дороги сердцу, настолько дороги, что иногда Эрвин боялся, что в нужный момент не сможет рассуждать трезво, если им будет угрожать опасность. Да, этот уверенный, умный и сильный мужчина имел свои страхи, хоть и прятал их от всех вокруг.

Куда приведёт нас долгая дорога, Через сожаленья всё же выбранный путь? Жизней в жертву было много, Но с пути нельзя нам свернуть, К победе вновь рискнуть. И за дверью бога В мир, что нам обещан, шагнуть.

Тонкие изысканные пальцы Жана с невероятной грацией перебирали струны, а голос завораживал. В тусклом свете уличных фонарей, в своей обычной чёрной кофте он был больше похож на сбежавшего из дома аристократа, чем на солдата разведки. Габи часто приходилось иметь дело с богатой знатью, когда была при дворе. Её держали как аристократку, так что девушка часто танцевала на балах, хоть и после одного случая не испытывала к ним страсти. Богатые мужчины всегда окружали её вниманием. Их не останавливал её юный возраст, скорее, наоборот, — возбуждал. Все они были лицемерны и горды, что вызывало у юной Габриэль лишь отвращение. Жан, хоть и был красив и представителен, как любой член высшего общества, не имел привычки задирать нос. От него не пахло лицемерием и обходился он со всеми дружелюбно. Габи наблюдала за ним, оценивала его манеру речи, отношение к товарищам. То ли из-за девичьей любопытности, то ли из-за того, что парень всё-таки чем-то её зацепил. Сидевшая рядом Ури тоже была погружена в свои мысли, совершенно не замечая, с какой настороженностью на неё смотрел Эрен. Ей сейчас было совершенно не до этого. Сознание было полностью погружено в песню, и Рейсс, глубоко тронутая этим произведением, сожалела о том, что раньше они с Габи пели лишь о любви, которая всегда казалась чем-то иллюзорным и слишком далёким. «Каким же удивительным человеком является Эрвин, — подумала про себя девушка. — Только человек с сильной верой и стремлениями мог написать что-то подобное». Ури знала, что человек всегда, хоть и неосознанно, оставляет в своём произведении частичку самого себя. Габи однажды рассказала ей историю о кузнеце, что, влюбившись, начал сочинять песни. В каждой из его песен можно было почувствовать частичку души автора. С тех пор Ури и начала увлекаться переписыванием текстов и их изучением. Ей нравилось искать шифр, некое секретное послание в раздирающих душу строках. — Ну, Жан, ты великолепен. — Смит одобрительно похлопал в ладоши, вызывая тем самым смущённую улыбку на лице парня. — Пожалуй, я покину вас. Эрвин поднялся с земли и отряхнул белые штаны. — Брат, ты уже уходишь? — удивилась Ури, поднимая на него глаза. — Ты же сказал, что хочешь отдохнуть. — Не волнуйся, милая сестра, я лишь хочу прогуляться. Можете остаться тут. — Нет, я пойду с тобой. — Ури поднялась и бросила умоляющий взгляд на Габриэль. Та лишь покачала головой. Сейчас ей хотелось ещё немного посидеть в обществе новых знакомых и послушать военные песни, исполненные столь красивым голосом. Габи надеялась, что Ури останется с ней, но та, лишь бросив: «Хорошо, я приду позже», пошла следом за Смитом. «Ури, глупая, — пронеслось в мыслях Габриэль, — что же я буду делать, если ты влюбишься?» Она уже думала о том, что рано или поздно подруга всё же влюбится в кого-то из солдат. Это пугало Габи, ведь она не доверяла мужчинам и, хоть местные солдаты казались ей хорошими людьми, всё же она относилась к ним настороженно. Конечно, Эрвин бы не причинил вреда Рейсс, но он был слишком взрослым и к тому же, судя по тому, что рассказывал Дариус, был слишком помешан на своём деле. Габриэль боялась, что Рейсс влюбится и потом будет страдать от собственных чувств. Любовь делает человека слабым, заставляет его полностью отдаваться другому, втаптывая в землю гордость. Ты отдаёшь всего себя, а в ответ получаешь лишь обман и насилие. Габи один раз уже любила, и эта любовь оставила свои шрамы как на душе, так и на теле. Она не верила, что мужчина может любить. Ею хотели лишь обладать, но никогда не любили. Она не хотела, чтобы ей любимая Ури испытала то, что пришлось испытать ей.

***

Некоторое время Эрвин и Ури шли молча, наслаждаясь прохладным вечером. Скорое приближение осени ощущалось остро, и девушка уже грезила о том, как будет собирать букет из золотых листьев. Габи часто приносила ей опавшие листья, из которых они делали различные поделки. Особенно красивыми получались венки, которые были больше похожи на диадемы, чем на поделки. — Скажите, — Ури наконец решила прервать тишину, — вы до сих пишете? — Можешь ко мне на «ты»? — устало спросил он. — Д-да, — замявшись ответила Рейсс, — так всё же, ты до сих пор пишешь? — Уже нет, — честно признался Смит, — я писал лишь в молодости и то, мало. У меня был друг в кадетском корпусе. — Смит усмехнулся. Воспоминания о такой быстро промчавшейся юности имели свой особенный, приятный, хоть и горький привкус. — Мы вместе пошли в корпус и позже столкнулись с титанами. После первой вылазки мы ещё долгое время не могли отойти от шока. Нам казалось, что мы сделали неправильный выбор. — Эрвин немного оттянул воротник рубашки. — В один прекрасный вечер мы разговаривали с ним. Вспоминали прошлое, наши надежды. Иногда полезно вернуться к началу, понять, с чего всё началось. Он хотел отомстить за своего погибшего брата. Тот тоже был разведчиком и погиб в одной из вылазок. А я… у меня тоже были свои цели. В тот вечер мы поняли одну очень важную вещь… — Эрвин остановился и, подняв голову, посмотрел на мутное небо, — наши мечты, стремления имеют свою цену. Ничто не даётся просто так. Честно говоря, — Эрвин снова опустил голову и взглянул на застывшую Рейсс, — идея написать песню пришла ему, а не мне. Он достал гитару, сочинил музыку, сыграл, а я лишь подобрал слова, опираясь на свои впечатления. Так появилась эта песня. Ури не стала спрашивать о том, что случилось с его лучшим другом. По зеркальным глазам Смита было понятно, что ничего хорошего. Взгляд Смита сделался таким грустным, что девушка невольно ощутила горечь. — А я люблю переписывать песни, — решив разбавить атмосферу, вставила Ури. — Правда? И какие именно? — Эрвин, казалось, был заинтригован. — Ну, — Ури вмиг покраснела, — трогательные, те, что западают в душу. Эрвин и Ури продолжали свою неспешную прогулку. — Леви тоже увлекается музыкой и даже сам пишет песни, только в отличие от других он делает это для себя и мало кому показывает. — Леви? — удивилась Ури. — Я и не знала, что он таким увлекается. — Леви хороший человек. Может, он и кажется грубым и отстранённым, но он всегда больше всех переживает за солдат, и да, он весьма чувственный, — Эрвин хмыкнул. — У него хорошо получается писать, жалко, что он скрывает такие замечательные тексты от остальных. Для него это нечто личное, то, что он показывает лишь самым дорогим и близким людям. За приятной беседой они и не заметили, как полностью обошли весь корпус и снова вернулись к сидящим на земле солдатам. Те уже раззадорились и вовсю подпевали Жану. Они казались такими беззаботными, такими юными и счастливыми. — Мне нужно вернуться к работе, — извиняющимся тоном оповестил Ури Эрвин. — Вы сами сможете ведь вернуться в комнату? — Разумеется, — кивнула Ури, бросая взгляд на стоявшего вдали от остальных Эрена. Этот странный, вечно чем-то озабоченный парень снова смотрел на неё, как на преступника. Ури это раздражало, ведь она не сделала ничего, что могло бы хоть как-то оскорбить или задеть этого солдата, и не считала справедливым то, что молодой Йегер делает из неё врага народа. «А что, если он так же, как и его отец, хочет убить меня? — промелькнула в голове страшная догадка. — Нет, Хистория говорила, что он хороший человек, но ведь сестра не полностью принадлежит семьей Рейсс». — Хорошего вечера, — попрощался Смит, вытаскивая Ури из своих внезапно нахлынувших догадок. — Хорошего. — Ури улыбнулась и тут же бросилась в сторону Эрена, желая наконец узнать истинную причину такого странного поведения солдата. Ей хотелось чувствовать себя в безопасности, а не гадать, хочет ли ей смерти Эрен или нет. Если его отец по какой-то причине желал убить её семью, то почему бы и его сын не может захотеть закончить дело отца? — Эрен, ты желаешь мне смерти? — прямо спросила Рейсс, нащупывая под тканью платья привязанный к ноге нож. Они находились в тени — солдаты не могли ни видеть, ни слышать их разговор. Конечно, если она закричит, её услышат и помогут, но один меткий удар в сердце, и никто уже не сможет помочь ей. — Что? — Эрен сузил глаза, опасливо смотря на неё. — Почему же ты так странно смотришь на меня? Скажи, ты знаешь, кто я такая? — наседала Рейсс, понимая, что этот солдат точно знал о том, что она не сестра Эрвина. Слишком уж понимающими казались ей эти зелёные глаза. — Зачем ты прибыла сюда? — вопросом на вопрос ответил Эрен, поднимая руку. — Ты на стороне Райнера и Бертольда? Между ними мигом воцарилось тяжёлое напряжение. Оба, в любую минуту готовые атаковать, следили за действиями друг друга, словно хищники готовящиеся к схватке за свою добычу. Ури было страшно. Её нож против человека-титана. Уверенность в том, что он не станет трогать её на территории штаба при защите Смита, лопнула, как мыльный пузырь, как только девушка заметила, что солдат приблизил руку к своим губам, готовый в любую минуту превратиться, несмотря на то, что всего в нескольких шагах от них сидели его друзья и другие разведчики. Но Кенни учил её бороться, а не, трусливо поджав хвост, убегать при наличии угрозы. Сейчас с ней нож и, возможно, она успеет нанести удар, если будет достаточно быстрой. — Что? — Ури немного растерялась, пытаясь понять, о чём говорит Эрен. По её растерянному виду было ясно, что эти имена она услышала впервые, и Эрен, испытав некое облегчение, но всё ещё ожидая атаки спросил. — Ты хочешь сжечь всех людей? От такого заявления девушка потеряла дар речи. По её смущенному виду Эрен понял, что поспешил и, опустив руку, подошёл ближе, тем самым показывая, что он не собирается причинять ей вреда. — Скажи, кто ты? — попросил он, вглядываясь в непонимающее глаза Рейсс и кладя руку на её плечо. Ури скинула его руку с плеча и отодвинулась от него, всё ещё опасаясь, что он может применить силу. — Сначала объясни, почему ты решил, что я хочу сжечь всех вокруг? Эрен вздохнул и, оглянувшись, предложил: — Давай отойдем подальше, на всякий случай? Ребята обошли здание склада и укрылись за толстым стволом единственного растущего на территории корпуса дуба. Всё ещё испытывая напряжение, они старались держаться друг от друга на расстоянии, не позволяя себе приблизиться слишком близко. — Понимаешь, я видел это. Видел, как ты сжигала дотла всё вокруг. Видение было расплывчатым, но всё же… — начал объяснять Эрен, облокотившись о дерево. — Ты видишь будущее? — недоверчиво спросила Ури. — Но как это возможно? — Сила титана. Ты наверняка знаешь, что я могу перевоплощаться. Так вот, судя по всему, сила моего титан может давать мне возможность видеть будущее, правда, отрывками. Я прикоснулся к королеве Хистории и увидел семью Рейсс в тот момент, когда её перебили. Среди них была бывшая хозяйка титана — черноволосая девушка, очень похожая на Хисторию и тебя… — Фрида, — прошептала Ури, прикрыв рот руками. Эрен поднял голову и посмотрел на покрасневшие от внезапных слёз глаза собеседницы. — Так ты… — Я её сестра, — подтвердила догадку Эрена Ури. — Моё настоящее имя Флориана Рейсс. Эрен от удивления выпучил глаза и вдруг побледнел, словно увидел перед собой призрака. — Ты же умерла! — воскликнул он, наблюдая, как Ури вытирает набежавшие слёзы. — Нет, — она прокачала головой, — я воскресла, не знаю, как и благодаря кому, но теперь у меня есть особенная сила, что позволяет мне сжигать гигантов. Именно это настоящая причина моего прибытия сюда. — Значит, ты не враг? — всё ещё терзаясь сомнениями, спросил Эрен. — И главнокомандующий знает о твоей силе? — Верно. — Она кивнула головой, а затем дружелюбно улыбнулась. — Я не причиню вреда, клянусь тебе, Эрен. Я хочу защитить человечество так же, как хочешь это сделать ты. Мы с тобой очень похожи. — Она подошла ближе. — На тебя ведь сила титана тоже свалилась неожиданно? Поверь, я знаю, как это сложно, когда все надеются на тебя, строят иллюзии по поводу твоей силы, делают из тебя надежду. Эрен хмыкнул и отвёл взгляд. — Но как же моё видение? — Ты сказал, что всё размыто. Может быть, это предначертание того, что моя сила поможет человечеству? — Может. Эрен отстранился от дерева и, повернувшись к девушке спиной и тяжело вздохнув, провёл рукой по растрепанным волосам. — Значит, теперь больше не будет этой пассивной агрессии? — поинтересовалась Ури, взволованно теребя своё платье. — Нет, — Эрен развернулся к ней и слабо улыбнулся. — Извини, можно тебя попросить кое о чём? Ури кивнула, пытаясь прочитать в глазах Эрена его мысли. Уж больно холодным и отстранённым он казался ей и тем самым пугал. Ури не любила загадки. Чаще всего недосказанное или укрытое таило угрозу, и, привыкшая к такому жизненному кредо, девушка просто не могла полностью довериться странному солдату, который будто носил тяжёлое бремя своей укрытой от всех тайны. «Он точно знает больше, чем рассказал». — Пожалуйста, не рассказывай никому, что я могу видеть будущее, — слишком серьёзным для молодого пацана голосом попросил Эрен, слегка прищуриваясь. — Не скажу, — заверила его Ури и затем, сглотнув нервный комок, спросила: — Почему? — Потому что так нужно, — горько сообщил Эрен. — Не понимаю, — прошептала девушка, подходя ближе, — слишком сухое объяснение. — Ты знаешь об эффекте бабочки? — Ури отрицательно покачала головой. — Даже самое маленькое вмешательство может привести к изменению будущего. Если они узнают о моей способности, то будут пытаться изменить мою судьбу , тем самым поставив под удар будущего всего мира. — Эрен… главнокомандующий умный человек, он бы не стал… — Он нет, а вот мои друзья — да, — перебил её Йегер. По спине девушки пробежались мелкие холодные мурашки. — Значит, у тебя трагичная судьба? — Я точно не знаю, — отстраненно ответил Эрен. — Моё видение будущего было весьма расплывчатым. Я знаю лишь то, что должен буду умереть… знаю, что в следующей миссии мы узнаем нечто грандиозное, и это, пока что, всё. — Мне жаль… Девушке было искренне жаль Эрена. Он один нёс на своих плечах тяжёлую ношу и не мог разделить её даже со своими друзьями. Особенно со своими друзьями. — Ты никому не расскажешь? — Никому. — И что тут происходит? Ури и Эрен резко обернулись, обратив внимание на стоящую сзади них Габи. Девушка стояла, уперев руки в бока, и смотрела на Эрена с такой злостью, что у парня невольно подкосились ноги. — Что ты никому не расскажешь? Ури, подбежав к подруге, схватила ту за руку и начала поспешно придумывать оправдание, которое смогло бы укрыть тайну Эрена. — Ну, понимаешь… — испытывая стыд за свою ложь, начала объяснять Ури, — тут такое дело, Эрен, ну, как бы… Признался в любви. «Чёрт! И это самое умное, что пришло тебе в голову?» — мысленно поругала себя Ури, бросая извиняющейся взгляд на стоящего неподалёку Эрена. — Он признался, что любит кого-то человеку, с которым даже толком не знаком? — недоверчиво спросила Габи, слегка приподнимая левую бровь. — Эм, нет, — Ури замахала руками, пытаясь придумать что-то более логичное. Эрен, поняв, что сейчас девушка с потрохами выдаст их разговор, взял ситуацию в свои руки. — Я признался ей в любви, — ответил он, подходя ближе и дотрагиваясь до плеча Рейсс рукой. — А зачем тогда просил не говорить? — напрягаясь спросила Габи. — Чтобы Жан не засмеял, ведь Ури мне отказала, — невозмутимо ответил Эрен, пожимая плечами. Габриэль, облегченно выдохнув и решив для себя, что все странные взгляды Эрена были связаны с его чувствами, улыбнулась, хватая подругу за руку и притягивая её к себе. — Надеюсь, ты больше не будешь пытаться остаться с ней наедине, — холодно заявила Габи, на что Эрен, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не засмеяться — уж больно комичной была вся эта ситуация, — кивнул. Только вот предупреждением Эрена Габи не ограничилась. Всю дорогу до их с Ури комнаты девушка читала длинную и нудную лекцию о том, как опасно оставаться наедине с мужчиной. — Ты не понимаешь, — возмущенно говорила она, — они все одинаковые. Затащат в темный угол, обманут сладкими речами о вечной любви и возьмут силой, если не согласишься добровольно. — Габи, — закатывая глаза, перебила её Ури, — хватит уже всех под одну планку ставить. — Дура ты, Ури, — голос подруги вдруг стал каким-то неживым, — ничего ты не понимаешь. — Так объясни, — сердито потребовала Ури, на что Габи лишь махнула рукой. Они уже дошли до комнаты, и Габи хотела поскорее лечь в кровать и, укрывшись колючим одеялом, забыться в сладком сне, а не объяснить подруге, почему сто́ит относиться к мужчинам с максимальной осторожностью. Ей бы потребовалось вспомнить прошлое, чтобы подкрепить свои доводы весьма резким аргументом, а делать этого Габи не хотела. Потребовалось слишком много времени, чтобы забыть то, что оставило на её судьбе такой глубокий след. Снова вытаскивать всё произошедшее из памяти ей не хотелось.