Грозящий смерти

      Даже под пыткой Джейсон не сможет ответить, сколько времени провёл, не шевелясь, — он понятия не имеет. Холод камня понемногу проникает в него, выстуживая насквозь. Возможно, именно так и выглядит смерть: когда постепенно замерзают и тело, и мысли, и душа, пока не застынут навечно.       Впрочем, Джейсон остаётся живым достаточно долго для того, чтобы этот пораженческий настрой перестал его тревожить.       Он ещё никем не поглощён, это однозначно: зловещее с концами наверняка выглядит не так. Да, теперь слеп полностью, но не один ли хер: всё равно в темноте ни черта было не разглядеть. За вычетом Салима разве что.       Вот не пропади Салим так внезапно, и ничего бы не пошло так наперекосяк, как оно в итоге покатилось, в этом Джейсон убеждён твёрдо. Катастрофа началась примерно с того момента, как он остался в этом сраном беспросветном лабиринте один — но пока ещё не привела к окончательному краху. Пока ещё будто бы можно было выкарабкаться. Но не в одиночку, конечно же — на ощупь Джейсон далеко не уползёт. Его поймают, как слепого щенка, и раздавят, как таракана. Ему нужен Салим.       Джейсон думает об этом так старательно, словно пытается по заветам шарлатанских марафонов материализовать желание. Сосредотачивается на ускользнувшем было от него образе, вызывает в памяти умные тёмные глаза и упрямый высокий лоб, глубокий грудной голос, почти выпевающий отдельные слова, и тень уверенной улыбки, касающуюся губ. Джейсон почти любовно восстанавливает в памяти деталь за деталью — в каждой из них оказывается столько тепла, что окружающий холод камня трусливо отступает, — и мысленно повторяет: вернись, вернись, вернись!       Было бы это заклинанием — давно бы уже прожёг им и камень, и вообще что угодно. Экспекто, сука, патронум.       Где-то вдалеке снова начинают нарастать вопли вампиров — будто чувствуют, что не добили и что надо вернуться на охоту. Но Джейсон только отмахивается от этого визга: он жадно вслушивается в темноту и уже слышит. Сперва шаги, удивительно лёгкие, мягкие, как у кота, — а потом и очень знакомый голос:       — Вот ты где.       Но каков наглец!..       — Нет, это ты вот где! — шёпотом вопит Джейсон. Он помнит, что вампиры ориентируются на слух, и абсолютно не уверен, что весь выводок не примчится на крик, если начать орать во всю глотку. — Салим, чтоб тебя! Да я тут чуть не сдох в одиночку! Где тебя носило?       Возмущение и слепота, навалившись сдвоенно, мешают ему: вместо того, чтобы легко и ловко выбраться из расщелины, в которую он забился, Джейсон неуклюже барахтается в ней. Эдак можно долго возиться — но неожиданно на помощь приходит Салим: крепко хватает за локти и выдёргивает наружу, почти как топинамбур из земли.       Осознание пронзает горячей молнией: Салим осязаемый. Словно настоящий, словно и впрямь из плоти и крови. Конечно, с немым восторгом думает Джейсон, таким он и должен быть. Разве можно представить его себе иначе?       Прикосновение к разодранной спине ощущается смутным, едва заметным отголоском боли — Салим ощупывает оставленные когтями вампира раны. Слышно, как он что-то удручённо бурчит себе под нос, но слов не разобрать; потом его пальцы перепрыгивают выше и трогают щёки Джейсона, ломая корку засохшей крови. Джейсон запоздало пытается натянуть козырёк кепки как можно ниже на глаза: он и не глядя догадывается, что на лице у него сейчас отвратительное кровавое мясо, таким только народ пугать на Хэллоуин. Но Салима таким беспомощным жестом уже не отогнать, он упрямо продолжает стирать с лица Джейсона запёкшуюся кровь.       — Невесело выглядит, да? — надтреснуто говорит Джейсон. И вымученно усмехается: — Получается, теперь я без тебя вообще никуда. Пропадёшь ещё раз, и мне хана.       — Технически... — снова заводит было Салим. Джейсон раздражённо шипит и вслепую тычет его кулаком. Попадает в твёрдое; Салим рядом охает и замолкает.       — Заткнись, бля, — почти рычит Джейсон. — Ты после этого слова вечно несёшь такую срань, что хоть верёвку намыливай. Так что, будь уж так добр, не продолжай!       Слышно, как Салим беззлобно усмехается.       — Я только хотел сказать, что моё присутствие полностью в твоей власти, — кротко говорит он, и голос звучит выше на тон, будто Салим улыбается, и слова выбраны какие-то такие, от которых у Джейсона вдоль позвоночника сбегают мурашки. — Если ты будешь достаточно твёрдо в меня верить, я буду рядом. Вот и всё.       — Как будто у меня есть выбор. Я-то сейчас в таком состоянии, что в себя верить — не вариант, — фыркает Джейсон. До него доходит медленно, как до жирафа, но наконец всё же доходит: — Стой. Хочешь сказать, это я сам в тот раз тебя и просрал? Потому что начал слишком загоняться по поводу того, не исчезнешь ли ты?       Салим умудряется очень красноречиво молчать в темноте.       — Восхитительно, бля, — бормочет Джейсон и трёт лицо руками — больно, в глазницах будто до сих пор ещё дремлет горячий пепел. — Всегда мечтал. О’кей, и что мне делать, чтобы этого не повторилось? Типа, верить в тебя? — Звучит как-то… криво. И не очень обнадёживающе. Джейсону вовсе не улыбается думать, что Салим может опять раствориться в темноте, стоит только подумать о нём с недостаточной твёрдостью. Это, признаться, скорее подрывает уверенность.       И пока Джейсон старательно загоняется по этому поводу, он снова чувствует прикосновение, сперва к плечу, потом к подбородку.       — Я чувствую, что твои мысли переполняет тревога, — замечает Салим. И старается обнадёжить: — Тебе не следует так нагнетать. Твоё положение не так безнадёжно, как ты себе рисуешь. Мы вытащим тебя отсюда. Вот увидишь.       — Мне бы твою уверенность, — бурчит Джейсон. Он уже напрочь не представляет себе, куда бежать, как вертеться и как из этой задницы выбираться. С другой стороны — он и до этого не сказать чтобы понимал, всецело доверяясь Салиму. Так что сейчас, по сути, трагически ничего не изменилось. Разве только беспомощность Джейсона возросла — ну так он и до этого собирался вампиров голыми руками душить. Невелика разница. И если уж его всё равно изнутри жрёт древний вампир, и вопрос стоит так, что остаётся либо сдохнуть, либо преуспеть — выбор понятен. Поэтому Джейсон решается: — Ну ладно. Веди, командуй. Куда мы теперь? И зачем?       — Для начала, — говорит Салим, и его голос, вздрагивая, вновь приподнимается, словно на его лице опять загорается улыбка, — мы вернём тебе глаза.       Джейсон обдумывает это громкое заявление.       — Не знал, — говорит он, — что ты ещё и чудеса творить умеешь. И давно ты стал сраным Иисусом? Ну-ка, стой — а как к этому относится Аллах?       Салим смеётся и берёт Джейсона за локоть. Так буднично, словно делал это всю жизнь.       — Здесь не совсем реальность, помнишь? И поэтому всё работает не так, как в реальности, — напоминает он и тянет Джейсона куда-то вбок. — Есть много… скажем так, условностей. Которые можно сломать сколько угодно раз. Называть их «чудесами», пожалуй, всё же слишком громко.       — Ага. Не чудеса, просто десять невероятных вещей каждый день перед завтраком. Типа понимаю, — соглашается Джейсон. Он идёт медленно, потому что очень старается не споткнуться или хотя бы не упасть. Каменный пол весь взрыхленный, как после бомбёжки. Джейсон нащупывает ногами, где поровнее, старается ни на выбоинах не оступиться, ни в выступающие булыжники не воткнуться, и для такой задачи Салим тянет его за локоть чересчур резво. — Да погоди ты, не беги! Уронишь меня только, и всё.       В ответ Салим крепче смыкает пальцы на его руке.       — Ты не упадёшь, — говорит он уверенно и гулко, и его голос заполняет собой темноту, дрожа в воздухе, словно колокольный звон. — Эта реальность подвластнее тебе, чем кажется. С ней можно играть не только по её правилам, но и по твоим тоже.       Джейсон старательно думает об этом мутном заявлении. И немедленно спотыкается, потому что и за ногами усиленно следить, и метафизические задачки одновременно решать — это не про него.       — Что, просто желания ей загадывать? Да не может быть так просто, — наконец заявляет он, мотая головой. — Как ты себе вообще это представляешь? Типа: хочу, чтобы здесь сейчас выросло поле роз! Ну, как — растёт что-нибудь? Неужели нет? Удивительно!       — Не паясничай, — строго говорит Салим. Но Джейсона этой напускной строгостью не обманешь: он уже почти привычно слышит, как в голосе Салима прячется улыбка. — Зачем тебе сейчас розовое поле, скажи на милость?       Этот вопрос неожиданно оказывается чертовски сложным.       — Ну как, надо же было на чём-нибудь проверить. Что чуда не случилось и реальностью я по желанию левой пятки не жонглирую, — торопливо бормочет Джейсон. У него горят уши, и мысли, сшибаясь друг с другом, бестолково искрят. Почему, ну почему он брякнул именно про розы? Выхватил из памяти самый романтически клишированный цветок, чтобы он прозвучал совсем уж неприкрытым намёком? Ещё бы сказал «розовые розы», чтоб совсем уж… а, про «розовое поле» уже договорил Салим. Тогда да, совсем всё плохо. Джейсон, однако, всё ещё пытается выпутаться, заявляя: — Да нормальный такой цветок. Шипованный ещё, это ж вообще отлично. Сгодится на то, чтобы расцарапать им кого-нибудь до смерти. Эх, стальные надо было желать, тогда бы за полноценный кол сошли… впрочем, один хер бы не сбылось, да? Это ж как-то не так работает?       — Как-то не так, — соглашается Салим. Его ладонь скользит ниже по руке Джейсона, спускается на запястье и там замирает. — Но не намного сложнее. Я скоро тебя научу, и тогда — кто знает? Может, у тебя и впрямь получится пожелать поле цветов. Хоть розовых, хоть стальных, хоть каких.       Джейсон мучительно жмурится, до боли в пустых глазницах. И почти жалобно просит: — Бля, не напоминай. Забудь про эту чушь, а? — Его пульс колотится Салиму прямо в ладонь, не позволяя скрыть, какую чечётку в груди выбивает сердце и как его до абсурдного волнует этот дурацкий диалог. Так, будто выставить себя идиотом перед Салимом куда страшнее, чем быть разорванным на куски вампирами, до сих пор прячущимися в темноте.       С другой стороны, когти вампиров Джейсон на себе уже опробовал. Не так убийственно, как думалось раньше. Жить можно.       — Я первый буду рад, если у тебя действительно начнёт получаться так, почти по щелчку. Чтобы ты сказал, и сразу сбылось, — тепло говорит Салим. — Потому что это будет значить, что здесь ты сильнее всех. И вампира точно так же сможешь выкинуть отсюда прочь. Почти по щелчку. Это было бы замечательно.       Салим обладает удивительной способностью всего за несколько фраз вывернуть Джейсона наизнанку, всё у него внутри перевернуть и внутренний компас с ума свести. Ещё несколько секунд назад Джейсон неистово хотел, чтобы его дурацкая оговорка как можно скорее забылась, — а теперь также неистово хочет это своё глупое пожелание воплотить в жизнь. Чтобы ледяной камень кругом захрустел, трескаясь, и из-под него ввысь десятками, а то и сотнями рванули цветы. Живые ли, стальные ли — неважно. Если благодаря этому Салим станет считать Джейсона сильнее всех — пусть растут, пока душно не станет.       Но хер бы там. Сила неистового желания не работает.       — Мы же просто у меня в башке. Так какого ж дьявола она меня вообще не слушается? — бурчит Джейсон. Спотыкается ещё раз, крепче хватается за руку Салима — такую осязаемую, тёплую и настоящую — и заявляет: — Короче. Мы, по-моему, ещё полчаса назад сошлись на том, что ты меня ведёшь, а я тебе доверяю. Предлагаю на том и остановиться, и больше ничего не менять. У меня всё равно херово получается сейчас работать мозгами. Что скрипи ими, что не скрипи — разницы никакой. Поэтому просто давай по твоему плану. Как ты там предлагал? Вернуть мне глаза?       — Глаза, — подтверждает Салим. Говорит так уверенно, словно это в его представлении некая очень нерушимая константа впереди. — Я подскажу, что и как сделать, ты вернёшь себе зрение, а потом докажешь вампиру, что у него нет никаких прав на твоё тело.       — Звучит громко, — хмыкает Джейсон. А ещё в исполнении Салима это всё звучит легко и ловко, и приятно, что в этой абсурдной кутерьме хоть у кого-то есть чёткий план, которому можно следовать. И Джейсону кажется этот момент подходящим, чтобы признаться: — Я рад, что ты снова здесь. Чертовски рад. Но обрадуюсь ещё сильнее, когда смогу снова тебя видеть.       — Уже совсем скоро, — обещает Салим. Вдруг отнимает у Джейсона свою руку, чтобы взамен приобнять за плечи, на несколько мгновений вцепляется крепко-крепко — и воздух вокруг Джейсона стынет, окатывая ледяной волной.