Амариллис

Бекон шипит на сковороде, из маленькой портативной колонки мурлычет попса. Этой, видимой частью кухни, прилегающей к столовой, на самом деле никто не пользуется. Только логичное интерьерное решение, не больше. На самом деле повара работают в скрытом от лишних глаз помещении. Вадик тащит оттуда нужную посуду, находит в холодильной кладовке нужные продукты. Алтан спускается к завтраку ровно в восемь тридцать. Кос на голове меньше обычного, стилизованный под кимоно длинный черный халат плотно запахнут – по его меркам вид самый что ни на есть домашний. По меркам Вадика боссу хоть сейчас в свет. — Доброе утро, Золотко! — Что за погром? — Старательно делая незаинтересованный вид, спрашивает Алтан. Нетронутая до этого кухня не то чтобы в пух и прах разнесена, так, в легком творческом беспорядке. — Я отпустил весь домашний персонал. Только наружная охрана осталась. — Что за самоуправство? Ворчать у Алтана выходит как-то совсем беззлобно, особенно когда Вадик ставит перед ним дымящуюся чашку вареного кофе. — Дай людям спокойно отпраздновать. Сегодня я один справлюсь. — Вадик натягивает на лицо непринужденное выражение. — К тому же, раскладывать тебя на столе на глазах у такого количества народа было бы капельку неловко. Алтан ничего не отвечает, что в его случае означает явное согласие. Обещание повисает в воздухе на время завтрака. Вадик убирает со стола, по привычке моет посуду руками. — А ты как отмечаешь, только Сагаалган или тридцать первое тоже? — С матерью отмечали и то, и другое. Потом перестал, только иногда на какие-нибудь банкеты ездил торговать лицом. — Алтан учится выдавать личные подробности спокойно, без «не лезь не в свое дело», хоть и дается это с очевидным трудом. — А ты празднуешь? — Да как придется. — Вадик возвращается за стол, отпивает свой сладкий кофе с сиропом. — Дома мы вроде как праздновали, но это было… в общем, не тот веселый детский праздник со Снегурочкой и подарками. Забей, вообще непраздничная история. — Нечестно! — Алтан по-детски вскидывается. — Я же сказал. У Вадика было в планах пожрать и потрахаться, а не ворошить детские воспоминания, но попытка отшутиться обидела бы Алтана. — Окей, блять. Мой батя пил. На этом, в принципе, можно закончить. Новый год был дежурной пьянкой, только с елкой, если на нее хватало бабла. Когда мне было двенадцать, батя, слава богу, ушел за сигами, но после этого я уже начал подрабатывать, так что тоже было не до праздников. На самом деле чувствовалось оно лучше, чем звучит. Как батя свалил, жизнь вообще стала сказкой. А матушка у меня дама добрая и интеллигентная, ты думаешь, в кого я такой джентльмен. Алтан на попытку пошутить не реагирует, неловко отводит глаза. Вадик знает, что ему самому могло прилететь дедовской тростью за редкие шалости, так что у них на двоих ни одной здоровой семьи. Игривое настроение как-то резко закончилось, поэтому, когда Алтан хочет пересесть Вадику на колени, тот поднимается на ноги. — Подарки сейчас или утром под елку? — Бодро спрашивает Вадик. — Сейчас. Они поднимаются в кабинет Алтана. Вадик искренне удивляется стоящей на столе коробке, ответного подарка он как-то не ждал. Обмен проходит немного неуклюже. Алтан открывает кейс с набором метательных ножей. Внимательно изучает лезвия. Вадик аккуратно рвет плотную красную бумагу, из-под нее показываются бежевые кожаные корешки. Грабарь, пятитомник «История русского искусства». Вадик избавляется от упаковки в несколько нетерпеливых движений, осторожно вынимает из футляра первый том. Золоченое тиснение и обрезы. Оригинал девятьсот десятого года, но состояние отличное, явно качественная реставрация. Вадик оборачивается к Алтану. Тот продолжает сжимать в руке один из ножей. — Тонкая работа, мне нравится. Спасибо. Вадик кивает, возвращает взгляд к книгам. — Что-то не так? — В тоне Алтана проклевывается напряжение. — Ты интересуешься искусством, и из всего, что ты упоминал, антиквар посоветовал… Договорить Алтан не успевает, Вадим притягивает его к себе и целует. — Спасибо. Поцелуи перетекают на шею. Вадик подсаживает Алтана на стол, тот очаровательно млеет под руками, чуть соскальзывает навстречу, притираясь бедром к чужому паху. — У тебя встает на антикварные книги? — И на тех, кто их дарит. В спальню? — Ты же обещал разложить меня на столе. — Алтан довольно улыбается, подставляясь под жадные облапывания. — У тебя сегодня карт-бланш, так что как хочешь. — Сегодня что, новый год? — Вадик тут же замедляется, подхватывает Алтана под бедра и поднимает на руки. Раньше он такое не позволял, сейчас овивает шею и жмется ближе. — Все-таки хочешь устроить для охраны кухонное хоум-видео? — В другой раз. В спальню. На темных простынях Алтан выглядит инфернально, блестит своими краснющими глазами, тяжело дышит. Халат распахивается, обнажая бледную грудь. Вадик зубами тянет пояс, полы расходятся, под шелковой тканью ничего, даже белья нет. — И ты так ходил все утро? — Вадик рычит, кусает молочное бедро. — Как? — Алтан хищно улыбается в ответ. Змеючка. Вадик стягивает с себя водолазку и джинсы по старой армейской привычке в два слитных движения, халатик Алтана отправляется следом. На бедре остался след от зубов. Вадик зализывает его, неспеша поднимается вверх, намеренно игнорируя стоящий член, только едва задевает его щекой, когда целует живот. Промедление Алтана бесит, он любит побыстрее и пожестче. Ну или позволяет себе любить только это. С минуту медленных поцелуев по телу доводят его до нервных вздрагиваний. Попытку потрогать себя Вадик пресекает, перехватывает оба запястья и прижимает к подушке. Алтан нетерпеливо фырчит, еще чуть-чуть и захнычет. Язык проходится по проколотому соску, осторожно, не тревожа штангу пирсинга. Вадик дует прохладным воздухом, согревает губами, повторяет со вторым соском. — Хватит издеваться. — Издеваться – это паяльником тыкать. — Назидательно сообщает Вадик. — А я тут тебе удовольствие приношу. — А можно как-то ускорить процесс принесения удовольствия? — Мы куда-то торопимся? Алтан тяжело вздыхает, признавая поражение. Вадик сжаливается над ним и сползает вниз, мокро вылизывает член, но в рот не берет. Тяжелая рука опускается ему на затылок, Алтан подкладывает себе под голову подушку, чтобы было удобнее наблюдать за любимым зрелищем. — Если у меня полная свобода действий… — Вадик поднимает глаза и сталкивается с расфокусированным плотоядным взглядом. — Покатаешь? — А? Вадик наползает сверху, кусает за мочку уха. — Я только что предложил себя выебать. — Шепчет он. — Новогодняя акция. У Алтана розовеют скулы. К предложением проникающего секса Вадик после категоричного отказа больше не возвращался. Но за это время много что изменилось, Золотце и в рот поначалу брать не хотел, снисходил разве что до помощи рукой. Сейчас же ничего, сосет за милую душу. Да и Вадик же не снизу предлагает, так что… Мысль не успевает закончиться. Алтан одним перекатом оказывается сверху. — Найми телохранителя, получи шлюху в подарок? — Опошляешь, Золотейшиство. В подарок прекрасный бескорыстный любовник. Алтан фыркает, шарит под подушкой в поисках смазки. — Так, эта водная… еще и с холодком. — Кристально похуй. — Вадик нетерпеливо водит по бедрам Алтана, пока тот вчитывается в текст на тюбике. — Ага, конечно. Подожди. Смазка отравляется в полет, Алтан как ни в чем не бывало встает и уходит в ванную. — Да ты издеваешься! — Издеваются паяльником, забыл? — Алтан хлопает какими-то дверцами, шуршит непонятно чем и возвращается с другой смазкой и упаковкой презервативов. — А я забочусь о твоей заднице в самом прямом смысле. — А то от смазки на водной основе она бы отвалилась. — Нет, всего лишь потрескалась бы. — Алтан падает на кровать, пару раз нажимает на дозатор, греет выдавленный гель. Вадик подпихивает себе подушку под поясницу и приглашающе раздвигает ноги. — Последнее слово? — Алтан мягко оглаживает расслабленное колечко мышц. — Будь со мной понежнее? — Вадик не перестает ржать, даже когда в него проскальзывает один палец. — Ой, долбоеб… Растяжка не затягивается надолго. У Вадика нет проблем с контролем над телом и комплексы из ушей не лезут, так что отпустить себя и получать удовольствие нетрудно. Возбуждение теплыми волнами расходится от живота до горла, оседает сладостью на языке. Алтан перекатывает Вадима на бок, сгибает ему ногу в колене. Тот слушается как шарнирная кукла. Только не прекращает лыбиться и комментировать происходящее. Щелкает презерватив, член плавно протискивается внутрь. — Золотце, я пошутил, я не хрустальный. Алтан в ответ загоняет до основания чуть резче положенного. — Ай! — Не хрустальный же. — Алтан делает на пробу мерный толчок. — Если бы не твой грязный рот… — Мы бы не начали трахаться. — Заканчивает Вадик. — Справедливо. Но кляп я тебе все равно куплю. — Справедливо. В ведущей роли Алтан оказывается бережнее, чем можно было о нем предположить. Трахает медленно, но сильно, в самый раз, чтобы было очень хорошо. Вадика плавит достаточно, чтобы поток комментариев остановился, сменившись бессвязным довольным урчанием. Алтан наклоняется вперед, оставляет поцелуи на плече, шее, прижимается губами к виску. — Кто бы мог подумать, что тебе так нравится подставляться. Опережая ответ, Алтан проталкивает в приоткрывшийся рот два пальца. — Нет, сейчас буду говорить я. Вадим мычит, вылизывает подушечки, обсасывает, пропускает глубже. — Ты так легко принял меня внутрь. Хороший мальчик. Алтану едва хватает дыхания на слова. Он тяжелый и горячий, опаляет кожу своим жаром. И под ним Вадиму действительно очень нравится. Не имея возможности сказать это вслух, он только старательнее сосет пальцы и рычит сквозь них. Вообще-то, грязными разговорчиками из них двоих увлекался один Вадик, за что иногда отхватывал по щам. Поэтому, когда Алтан называет его «послушной сучкой», Вадик охуевает и жалобно скулит. — Если ты не хочешь, чтобы я кончил прямо сейчас… — Выпаливает Вадик, едва у него освобождается рот. — Как это помешает пользоваться твоей дыркой? — Глубоким севшим голосом Алтана это звучит слишком. — Я закончу ровно тогда, когда посчитаю нужным. Вадик тянется к своему члену, за что тут же получает звонкий шлепок по руке. — Я запрещаю тебе кончать. — Рука Алтана плотно пережимает член Вадика у основания, тот выстанывает парочку ругательств. Низ живота и щеки горят уже невыносимо, яйца по ощущениям довариваются вкрутую. — А если я очень попрошу, Золотце? — Вадик сам хрипит, ловя воздух ртом. — Пожалуйста-пожалуйста, мне очень нужно. Алтан милосердно двигает рукой, оттягивает крайнюю плоть и потирает большим пальцем уздечку. У Вадика не хватает воздуха, поэтому он вскрикивает почти беззвучно. Тело выгибается и сжимается обратно само по себе. Оргазм отдает приятным чувством в горле. Ощущение реальности возвращается постепенно. Вадик фокусирует взгляд на Алтане, который с рассеянным видом водит по его бедру головкой члена, размазывая сперму. — Охуеть. — Емко констатирует Вадик. — М? — Алтан позволяет уложить себя рядом, лениво отвечает, когда Вадик лезет целоваться. Они молча отлеживаются, обоих хватает только на то, чтобы вытереться и накрыться одеялом. Вадика клонит в сон. — Какие планы, поедешь куда-то праздновать? — Спрашивает Алтан, вырывая Вадика из смутной неги. — Хотел здесь остаться. А ты? — Хорошо. — Невпопад отвечает Алтан, вычерчивая ногтями контур волка на татуировке. — Вы, кажется, что-то с Волковым не поделили? Интересно. — Это просто татуировка. Розы, черепа и волки есть на каждой первой большой татухе. Алтан не настаивает, но свои выводы, очевидно, делает. Не верит, конечно. И правильно. Вадим оставляет себе право на темное прошлое без зазрения совести. — Можно бестактный вопрос? — Попробуй. — Ты до меня спал только с девочками? — Вадик не столько ждет подтверждения догадки, сколько смотрит на реакцию. Алтан жмурится и кидаться всеми подвернувшимися вещами не спешит. — А что? — Ты в начале херово понимал, что делать с членом. А вот трахаешь очевидно со знанием дела. Алтан тихо смеется и, конечно, не отвечает. — Ты разогнал всех по домам, сам нам праздничный стол будешь накрывать? — Ага. Положу тебя и украшу мандаринками. Вадик даже не пытается увернуться от подзатыльника.