Дефект

      В один ничем не примечательный, но все же приятный ввиду раннего ухода с работы пятничный день Салим вернулся домой и заметил нечто необычное. Джейсон всегда приходил с работы на час позже него, но сегодня его куртка уже висела на вешалке в прихожей, намекая на его присутствие дома.       Работа Джейсона подразумевала физический труд, что Салиму не очень-то (на самом деле совсем не) понравилось, когда он наконец узнал об этом, однако на все уговоры не взваливать на себя лишнее Колчек лишь отмахивался, напоминая своему альфе, что он, во-первых, «вовсе, блядь, не беспомощный», а во-вторых, «чем мне теперь может навредить таскание тяжестей, если наркота уже давно сделала свое дело?!». Тогда они впервые с момента воссоединения поругались, причем серьезно, однако долго держать обиду друг на друга так и не смогли — Джейсон понимал опасения Салима, поэтому, хоть и скрипя зубами, первым пошел на примирение. Ну как «пошел» — выгнанный на диван Салим по пробуждении на следующее утро вдруг обнаружил, что Джейсон когда-то уже перебрался к нему из их теплой удобной постели, обвив его руками и ногами, словно из боязни потерять. А сам он просто слишком любил этого упрямца, чтобы всерьез на него злиться, поэтому только крепче прижал того к себе, целуя в макушку.       Впрочем, тот день он все равно вспоминал с досадой и горьким чувством поражения, поскольку так и не смог уговорить омегу если не уволиться и сидеть дома, пока альфа обеспечивает все его прихоти, то хотя бы сменить род деятельности на что-то более безопасное и спокойное. Зейн, предатель, в этом вопросе был на стороне Джейсона, напоминая выросшему в совсем других установках отцу о том, что ограничивать свободу омеги, какими благими бы ни были его намерения, совершенно неправильно, и все эти, как он тогда жестко выразился, «варварские устои» нужно было оставить на родине, а не тащить их с собой в «прогрессивную Англию». В Америке, вон, омег и вовсе, как оказалось, отправляли аж на войну, а он не мог смириться с какой-то тяжелой работой. Даже после того, как встретил своего истинного на этой самой войне — просто смешно!       Но старые привычки, как говорят, умирают долго. И некая разница в этих случаях все-таки была, ведь с отставкой Джейсона война наконец-то окончательно осталась позади, а вот с тяжелой работой бывшему морпеху теперь приходилось сталкиваться каждый день. И кто знает, что там с ним может произойти, пока Салим не находится рядом, а значит не может его в случае чего защитить?       Тревожная мысль как всегда возникла в сопровождении тяжелого вздоха. Салим постарался отогнать ее, сконцентрировавшись на чем-то более приятном. Например…       — Джейсон? — громко позвал он, вешая свою верхнюю одежду рядом с его курткой.       — Я в спальне!       Крик со второго этажа вызвал у альфы невольную улыбку. Он был только рад провести с возлюбленным чуть больше времени, чем обычно. А знание того, что эта радость была абсолютно взаимна, окончательно развеяла его дурное настроение. Он поднялся по ступенькам чуть ли не вприпрыжку, несмотря на многие часы работы, окрыленный скорой встречей со своим омегой, однако перед самой дверью остановился, осторожно постучав в нее. Три года — столько они были вместе, и столько же лет Салим исправно спрашивал у Джейсона разрешение прежде, чем вторгнуться в его личное пространство, пусть даже спальня была их общей. Он все не мог (и не хотел) выбросить из головы многочисленные рассказы Колчека о тяжелом детстве, а тот, хоть и смущался такому проявлению заботы, в глубине души был бесконечно ему благодарен.       Получив разрешение войти, Салим так опешил от представшей перед ним картины, что едва не шагнул инстинктивно обратно из комнаты. Несмотря на приглашение, он не был до конца уверен, что ему было позволено видеть то, что без всякого сомнения являлось омежьим гнездом. До сего дня ему еще не доводилось видеть их вживую, поскольку омега, с которой его сосватали родители еще в первый день его становления альфой, за пару месяцев до их предполагаемой свадьбы встретила свою истинную пару. Помнится, Салим испытал от этой новости как облегчение, так и отголосок досады, потому что узнать, каково это — жить с омегой, ему все-таки хотелось. К счастью, хоть и спустя пару десятков лет, он все-таки узнал. И реальность оказалась в сто крат приятнее всех его фантазий, пусть даже его омега кардинально отличался от тех омег, что ему случалось когда-либо встречать.       Восседавший в самом центре гнезда Джейсон не спешил высказывать никаких возражений, с порога встретив его шутливой жалобой на то, что кое-кто отвратительный чистюля. Салим все еще пытался обработать тот факт, что его только что вот так просто пустили в святую святых любого омеги, поэтому закатившему глаза Джейсону, неверно воспринявшему его ступор, пришлось пояснить свою шутку:       — У тебя почти все шмотки постираны и больше пахнут порошком, чем тобой.       С тех пор, как к Джейсону вернулось чутье на феромоны, он стал едва ли не одержим запахом своего истинного. Даже шутил порой с львиной долей самоиронии, что этой зависимостью напоминает сам себе торчка, сорвавшегося после долгой завязки. Не самое лучшее сравнение, он в курсе… Что тут сказать? Романтик из него был, прямо скажем, никудышный. К счастью, Салима это мало заботило, хотя на упоминание наркотиков в любом контексте он неизменно хмурился.       — Ты сегодня рано, — только и смог выдавить из себя Салим, с любопытством разглядывая кровать с нагромождением подушек, в том числе явно собранных с дивана, одеял и, по первому впечатлению, как минимум четверти содержимого его гардероба.       — Начальник отпустил, а скорее даже пинками погнал домой, вот я и воспользовался внеплановым выходным, чтобы наконец сделать, ну, это…       — В каком смысле погнал? — Салим нахмурился, наконец переводя взгляд на самого Джейсона, неловко мнущего одну из его рубашек в руках. — Что-то случилось?       — Ничего серьезного! Меня все утро тошнило почему-то… может, съел что не то, или отходняк от таблеток снова о себе напомнил, — напряжение на лице Салима сменилось тревогой, на что Джейсон спешно сдвинулся на край кровати поближе к нему, беря его все еще холодные после улицы руки в свои, чтобы успокоить, — сейчас все нормально, не переживай. Да и не думаю, что это таблетки, все-таки два года прошло. Наверное, у меня действительно не настолько стальной желудок, как мне всегда казалось, — он криво усмехнулся, чуть крепче сжимая чужие ладони в желании согреть, за что был одарен нежной улыбкой. И неожиданным вопросом.       — Есть какой-то повод?       — Повод? — Джейсон растерянно моргнул.       В очередной раз про себя удивившись чужой неосведомленности о собственной природе, Салим терпеливо пояснил:       — Насколько я знаю, омеги гнездятся из-за стресса, приближения течки или беременности.       Теперь омега выглядел не удивленным, а подавленным, грусть въелась даже в его запах, слегка отдающий солью подступающих слез, которые тот как всегда сдержит и виду не подаст, от чего Салиму тут же захотелось шлепнуть себя как-то незаметно освобожденной Джейсоном ладонью по лбу. Как можно было так облажаться?       — Дурацкая шутка…       Обычно Джейсон любил, когда Осман включал всезнайку, еще больше любя разве что подтрунивать над этой его привычкой, но в подобные такому моменты его просвещенность влекла за собой только проблемы. И надо же было додуматься затронуть самую болезненную тему! В пору было вставать в очередь на звание худшего альфы года!       «Молодец, болван!» — ругал себя мысленно Салим, с почти мазохистским смирением принимая в наказание болезненный укол на сердце от вида того, как его любимый грустно опустил глаза на свои сцепленные на коленях руки.       А ведь Джейсона только недавно оставила одержимость своим недугом. Он больше не скупал, как ему казалось, тайно и чуть ли не оптом тесты на беременность, появлявшиеся в их доме с периодичностью его любимых йогуртов и пакетов молока в холодильнике. Хотя Салим очень сомневался, что такой упрямец сдался окончательно. И все же он был рад тому, что Джейсон немного успокоился, ведь эта тема приносила его омеге боль. Им обоим, если говорить откровенно. Только если Салим еще в день признания смирился с тем, что у них никогда не будет общих детей, и теперь просто переживал за моральное состояние своего истинного, последний так и не смог это принять.       Каждое хотя бы беглое упоминание беременности словно возвращало Джейсона обратно на больничную койку, заставляя вновь смотреть в глаза доктора, полные искренней, и от того еще сильней выводящей из себя жалости, пока тот одними словами душил его давнюю постыдную мечту: «мы смогли вернуть Вас с того света, но такие чудеса редко обходятся без жертвования чем-то другим… Нет… Я все-таки вынужден сказать Вам это прямо, простите: скорее всего, у Вас никогда не будет детей». Только если тогда не до конца отошедший от наркотического угара Джейсон испытывал мрачное удовлетворение, теперь даже воспоминания об этом в основном одностороннем разговоре рвало его сердце на части. Может, оно к лучшему, что он тогда толком не соображал, что вообще происходит, не то бы точно разнес в гневе, отчаянии и боли всю палату, добавив к и без того внушительной сумме лечения пару тысяч долларов.       Салим же все эти три года упорно и, надо сказать, весьма убедительно делал вид, что не замечает хреново припрятанные тесты на беременность.       Не спрашивал Джейсона, как так получается, что в обычных парах альфы почти всегда являются инициаторами акта, а в их это омега как кошка по весне порой по несколько раз залезает на своего альфу чуть ли не каждый день (первый год отношений так вовсе — каждый, что оказалось суровым испытанием для того, кто уже лет двадцать как вышел из подходящего для таких активностей возраста), хотя оба они прекрасно знали, что омегу можно оплодотворить только во время течки.       Утешал его, плачущего крайне редко (от силы раз в полгода, когда становилось совсем невмоготу) и очень тихо, крепко-крепко прижимая любимого к себе и понимающе кивая на его сбивчивые и всегда разные объяснения о том, что ему снова вспомнилось КП, или отец, или сон вновь вернул его в катакомбы шумерского храма, где ему своими глазами пришлось наблюдать, как кого-то из его друзей, невесть откуда взявшегося там Зейна, а то и самого Салима, потрошат вампирские когти. И никогда не замечал вслух, что ни с чего из этого его мальчик на самом деле не сворачивается в дрожащий комок на полу возле ванной и не плачет так горько, пытаясь заглушить всхлипы ладонями, как с очередной одинокой полоски.       Первый год был самым тяжелым. Казалось, с каждой неудачей его омега становится все несчастнее, пусть упрямо не подавал виду. Когда к нему вернулись особое обоняние и запах, Джейсон заметно оживился, загоревшись надеждой, что на этом его восстановление только начинается. Еще бы очередные провалы не переносились им все так же тяжко… Салим и сам готов был на стенку лезть от своей беспомощности, не говоря уже о его внутреннем альфе, что как будто повадился точить свои зубы об его нервы. Он делал все, что мог, пусть это всегда казалось им обоим (а, скорее всего, и самому Джейсону, хоть тот и тактично молчал об этом, зная, что проблема всецело в нем, а не его альфе) недостаточным.       Он исправно оставался рядом все свое свободное время. Во время занятий любовью не переставал втрахивать омегу во все поверхности, пока не удостоверится, что под ним тот превратился в безропотное, пускающее слюни мяукающее нечто, а в период течки следил за тем, чтобы ни капли семени не пропало зря, и даже после сцепки подольше оставался внутри — каким бы уставшим под конец Джейсон ни оказывался, он никогда не возражал, аргументируя это любовью к чувству заполненности, хотя Салим прекрасно понимал, что дело было не только в этом.       В своем помешательстве Джейсон даже умудрился напугать Зейна, едва ли не с первого взгляда воспылав к тому нежной родительской любовью, что первое время очень смущало парня, не знавшего куда деться от его навязчивой заботы и внимания. Потом, конечно, Салим отвел сына в сторону и поделился предположениями о возможных причинах столь болезненной привязанности к нему его новой пассии, попросив быть с ним помягче, на что Зейн ради спокойствия отца решил, что ничего страшного, наверное, не случится, если он немного подыграет этому чудно́му американцу. После этого разговора Зейн и впрямь стал терпимее, что за удивительно короткое время переросло из необходимости в искренность. Настолько короткое, что Зейн и сам не заметил, как проникся к Джейсону не менее теплыми чувствами, чему Салим радовался, казалось, даже больше, чем сам Джейсон. Хотя тот был на седьмом небе от счастья, стоило Зейну впервые оговориться, назвав его папой.       За последние три года помимо неловких, порой немного странных и милых моментов в отношениях этих двоих были и забавные: например, первое время Зейн едва понимал из-за южного акцента Джейсона, что он вообще говорит, и отцу, посмеиваясь, приходилось все для него переводить. На родном языке, разумеется, чтобы не смущать омегу еще больше. Благо, Зейн научился понимать его раньше, чем Колчек успел прийти к выводу, что ему не нравится, что они шушукаются между собой прямо при нем. Салим до сих пор не мог найти в себе храбрости раскрыть Джейсону этот секрет, опасаясь того обидеть. Тем более в последнее время его настроение по каким-то причинам вновь начало непредсказуемо скакать.       — Прости, котенок, я не подумал, — Салим присел перед Джейсоном на колени, обняв потеплевшими ладонями его лицо с твердым намерением сцеловать с того все признаки хмурости, не оставляя без внимания ни брови, ни щеки, ни нос, избегая исключительно губы, да и то потому, что иначе бы уже не смог остановиться, на что омега очень быстро сдался и принялся весело фыркать от чужой настойчивости, — такой вот твой альфа дурак.       — Ладно, ладно, ладно! Я прощаю тебя, только пощади! Сали-и-им!       Джейсон уже вовсю хохотал, пытаясь уйти от щекотных прикосновений сухих губ, едва не рухнув на спину в своей прыти, и Салим, разумеется, позволил ему высвободиться из плена его ладоней, хотя ничего на свете не желал сейчас так сильно, как продолжить смущать омегу своей любвеобильностью, только бы подольше послушать перезвон его красивого смеха. Когда Колчек более-менее успокоился, теперь просто улыбаясь, отчего на его щеках проступили прямо-таки обожаемые Салимом ямочки, он опустил глаза и вновь взял альфу за руку, бездумно поглаживая тыльную сторону его ладони большими пальцами. За годы отношений Осман укоренился в выводе, что за этой его привычкой скрывалась нервозность.       — Я же знаю, что ты это не со зла, мистер я-обожаю-выебываться-своей-эрудированностью, — Джейсон закатил глаза на этих словах, в которых, несмотря на свое содержание, не было ни капли упрека или тем более обиды. — Хотя, честно говоря, после твоего вопроса я чувствую себя полным кретином, что решил вдруг заняться этим ни с того ни сего. Это было как… навязчивая идея, что ли? Она не выходила из моей башки неделю, представляешь? Я чуть крышей не поехал! — он растерянно осмотрелся по сторонам, будто стесняясь своего творения, и от волнения продолжил тише, быстрее и оттого немного неразборчиво. — Столько лет мне приходилось выслушивать от других омег, что гнездо это типа супер важная хрень, чтобы сейчас я смотрел на свое и не мог избавиться от мысли, на кой хер я вообще его делал…       — Джейсон, оно замечательно! — поспешил избавить его от сомнений Салим, сжав свободной ладонью острую коленку в желании приободрить все еще хмурящегося омегу. — Отсутствие веских причин не повод отказывать себе в желаемом. Не переживай об этом.       Он на самом деле был по-настоящему поражен таким уровнем доверия. Если омега допускал альфу в гнездо, это значило намного больше, чем регулярный секс, сцепка или предложение провести вместе течку, хотя со всем этим у них тоже было неплохо. Джейсон тем временем от его похвалы разве что не просиял, горделиво приосанившись и вздернув подбородок. Еще бы его гнездо получилось отличным! Это же не какое-нибудь там мерзкое гнездовье вампиров-инопланетян, при первом взгляде на которое все волоски на теле его внутренней омеги встали дыбом от ощущения страшной неправильности. В его гнезде было мягко, тепло и приятно пахло. Его альфой.       — Можно? — убедившись, что очередной кризис миновал, спросил этот самый альфа, одним коленом уже наступая на матрас, но Джейсон вдруг положил ладонь ему на грудь, останавливая.       — А-а! Помедленней, ковбой! — он как будто специально постарался произнести это как можно более по-южному, обнажив верхний ряд зубов. — Сначала одежда.       — Окей…       По комнате вновь пронеслись веселые смешки. Ну нельзя было без смеха наблюдать за тем, в какой спешке беспрекословно подчинившийся Салим взялся расстегивать пуговицы своей рубашки, словно от малейшего промедления зависела по меньшей мере судьба всего человечества. И как только не оторвал их от старания? Впрочем, такое с ним уже случалось в периоды гона. Пуговицы это еще пустяки, а вот как-то раз сломанная кровать…       Зардевшись от невольных воспоминаний об одной из самых диких ночей в их отношениях, Джейсон облизнул резко пересохшие губы и поспешил отвлечь себя от ставшего за годы привычным ощущения жара внизу живота, ловко выхватывая из рук осоловело захлопавшего глазами альфы рубашку прежде, чем тот успел убрать ее подальше. Не без ликования, однако. Эта вещь пахла Салимом больше других, поэтому ее было решено приспособить поверх подушки, на которой Колчек предпочитал спать. На очереди была серая хлопковая футболка.       Джейсон в принципе обожал, когда его истинный носил мягкое, ведь так с ним было еще приятнее обниматься. Больше всего он любил лишь ощущать каждой клеточкой тела обнаженный торс с пушком темных волос, да мягкие бока с едва видным животиком под ладонями, за что Осману первое время было немного неловко на фоне своего стройного омеги, несмотря на все заверения последнего в том, что он любит в Салиме абсолютно все, и что все эти очаровательные мелочи не мешают его «самому лучшему на свете альфе» носить его на руках так, словно он легче пушинки.       — عزيزي, — проводив свою рубашку тоскливым взглядом, осторожно начал Салим, памятуя о том, что в последнее время у Джейсона вновь с чего-то начало меняться настроение, — я почти уверен, что гнездо не подразумевает, что в нем должны быть вообще все вещи альфы. Я не то чтобы возмущаюсь, но… ты оставил меня совсем без одежды? В чем мне теперь ходить?       На это Джейсон лишь промурлыкал ему в шею:       — Тебе лучше без нее…       Усыпляет бдительность, догадался Салим с теплым смешком, помимо дразнящих поцелуев в шею чувствуя, как пальцы омеги якобы ненавязчиво задирают края его футболки. И все же он все равно сделал вид, что не заметил эту манипуляцию, смиренно позволяя снять с себя последнюю вещь. Теперь в его гардеробе официально не осталось ничего из того, что можно было бы надеть сверху, если, конечно, он не хотел примерить на себя амплуа сутенера, носящего пиджаки на голый торс.       — Мне приятен твой комплимент, Джейсон, правда, но все же в чем я завтра пойду…       Прекрасно знакомый ему суровый взгляд Джейсона исподлобья, тут же напомнивший о недавнем обещании омеги повыдергивать ему пинцетом все волоски на груди, если Салим еще раз поднимет тему того, что уже через несколько лет он начнет стареть, заставил последнего резко передумать.       — Хорошо, хорошо, найду что-нибудь…       На крайний случай позаимствую что-то из вещей Джейсона, решил он. Хотя все они были ему в облипочку. На радость одного американского засранца. Главное только, чтобы тому не ударила в голову ревность от мысли, что таким его альфу увидят омеги на работе. О нет, если так посмотреть, от этой идеи лучше сразу отказаться, чтобы не испытывать судьбу и терпение его темпераментного мальчишки…       Довольный Джейсон, к счастью, понятия не имеющий о том, какой оборот приняли размышления порой даже чуть побаивающегося его альфы, тем временем бережно прижал трофей к груди, обернулся к изголовью кровати и, подумав, заменил рубашку на подушке на футболку. Как ни крути, напороться во время сна на пуговицы не очень-то хотелось. Глядя на это, Салим даже не стал надеяться на то, что рубашку ему вернут за ненадобностью, понимая всю наивность такого предположения. И был абсолютно прав. Вышеупомянутый предмет гардероба всего лишь оказался перемещен чуть левее. Добавивший же своему творению последний штрих Джейсон совсем успокоился, наградив альфу омежьим мурчанием.       Мурлыкал он громко как трактор, что даже спустя три года отношений не переставало веселить и в то же время умилять Салима, пока тот не вспомнил мимолетом, что Джейсон был громок во всем. А особенно — на его члене. От этого воспоминания последний заинтересованно дернулся в штанах альфы, отбрасывая мысли о рубашке не на второй даже, а десятый план. Если до этого Салиму было немного прохладно без половины вещей, теперь ему стало откровенно жарко. Еще и Джейсон решил усугубить это состояние в разы, утянув его в объятия, из-за чего Салиму пришлось опереться на предплечье рядом с его головой, чтобы ненароком не придавить льнущего к нему любимого.       — Я скучал по тебе… — пробормотал Джейсон ему в губы, перемежая слова с поцелуями и стараясь попутно на ощупь расстегнуть ремень на его брюках. Салиму оставалось только мысленно порадоваться, что его хотя бы не оставили на завтра без штанов.       — По мне или все-таки по моему члену? — спросил Салим, посмеиваясь то ли от предыдущей мысли, то ли от напористости омеги, хотя сам едва сдерживал себя, чтобы не сорвать с того шорты и не ворваться в пленительную тесноту его влажного нутра уже сейчас. Пока последний возился с его ремнем, он уже успел проникнуть пятерней под широкую штанину омежьих шорт, собственнически сжимая ягодицу. Приятнее ощущения этой аппетитной задницы в руках был разве что вес на них его новорожденного сына. Да простит его Аллах за смешение столь грязной и чистой мыслей воедино.       — Не ревнуйте, мистер альфа, — ответ Салим получил вместе с ощутимым укусом в изгиб шеи, не сдержав на это предупреждающего рыка, от которого или, может быть, ощущения впившихся в его самые мягкие места полумесяцев ногтей у охнувшего Джейсона, кошкой выгнувшегося навстречу желанному телу, все внутри свело сладкой судорогой предвкушения, а между ног стало влажно. — И вообще, сам виноват, что подсадил меня на него! Расплачивайся теперь!       В комнате уже вовсю витал сладкий запах омежьего возбуждения, мешая мысли альфы в неразборчивый комок слов, из которых можно было выделить разве что одно: мой.       — С удовольствием...       Несмотря на рокотом раздавшийся над ухом ответ альфы, в его потемневших глазах горело обещание того, что расплачиваться сегодня предстоит вовсе не Салиму, но омега даже не успел толком за себя испугаться, тут же увлеченный в головокружительный глубокий поцелуй. О том, как он будет отвоевывать у Джейсона хотя бы одну свою футболку для похода на работу, Салим решил подумать завтра.