Гимн потерянных и потерявших

Не все татуировки имеют прямое или скрытое значение. Охарактеризовать некоторые не способен даже носитель, и это потому что не у всех чувств есть название.

      Неделя прошла незаметно. В обыденной рутине Хати и Такемичи буквально потонули, и вот прозвучало заветное: «Послезавтра вас выписывают». Стоит ли говорить, что братья просто пухли от радости, предварительно провизжавшись на всю больницу. Наконец-то они сменят обстановку. Стены палаты уже порядком надоели. Хотелось на волю, познавать окружающий мир и наживать приключения на свои задницы.       Конечно, выписка не означала конец реабилитации. Наоборот, на полное восстановление Хати нужно как минимум ещё месяц. Да и то фантомные боли продолжат его преследовать, возможно, даже до старости. Однако Арон явно с него семь шкур спустит, но на ноги поставит. Причём это прямая цитата вредного старика. Не сказать, что старший Ханагаки был уж слишком против, даже наоборот, если подобные мучения помогут как-то быстрее вернуться в норму, то он всеми лапами «за».       Честно говоря, Хати боялся покидать привычные стены больницы. Даже несмотря на то, что они его порядком заколебали, и желание пустить её по ветру с каждым днём всё чаще давало о себе знать. Он даже и представить себе не мог, что его ожидает там… За дверьми отделения. Память не выдавала ничего стоящего. Висел вопрос: «Как люди живут вне стен палаты?» Ответа не нашлось. Одно было понятно на все сто процентов: легче им не станет. Возможно, его и Такемичи поджидают ещё большие трудности. Хотелось бы к ним подготовиться, но старший из братьев понятия не имел как… Больше всего поджилки дрожали от осознания, что недовольную мину деда придётся видеть двадцать четыре на семь. А это совершенно радости не прибавляло. Старика, приходящего раз в два дня, им с головой хватало. Даже представить сложно, что испытывал Такемичи, когда отправлялся в обитель этого старого змея.       Однако стоило признать, Арон — отличный учитель. Они с Такемичи со скоростью света нагоняли знания, что были благополучно похезены, пока младший сторожил койку брата. Также старикан проводил контрольные работы и со старшим, как оказалось, Хати совершенно не сторонник подобного насилия над его мозгом. Из-за заковыристых вопросов, приходилось изучать программу на три параграфа вперёд, ибо Арона абсолютно не волновало «это мы не проходили, это нам не задавали». В общем пациенту активно прививали мышление наперёд.       Сейчас Хати мял бока на кровати после очередных мучений на ЛФК. Сил не было абсолютно. Мышцы буквально вопили от перенапряжения. Хотелось закатиться огурчиком под кровать и больше никогда оттуда не вылазить. Но обязательства не позволяли. Уж слишком много всего навалилось за последний месяц.       Такемичи несколькими минутами ранее убежал играть с Манджиро, да и верный телохранитель тоже куда-то под шумок свинтил. Когда только успел?! Так и остался пациент один на один со своими тараканами в потолок плевать. Но он был этому несказанно рад. Как бы старший Ханагаки не любил своего младшего, даже ему необходима минутка тишины и личного пространства. Хоть где-то у него будет шанс расслабить извилины от постоянного напряжения.       Как назло, по всем законам подлости и остальные фразы, которые говорят люди, когда у них что-то идёт не так… Хати не дали спокойно погонять балду. Стук в дверь обломал столь приятное звучание тишины. Старший из братьев даже на мгновение затих, в надежде, что незваный гость подумает, что дома никого нет. Увы и ах, такая стратегия не сработала. Пациент прекрасно понимал, кто это может быть, но от одной мысли на эту тему ему резко поплохело. Желание перекреститься возникло вновь. А ведь не факт, что его семья православная! Но лишним, молиться на всех вероисповеданиях, не будет.       — В… Войдите! — заикаясь, выкрикнул брюнет и со страдальческим выражением лица принял сидячее положение. Сейчас начнётся театр одного клоуна.       Как и ожидалось, это была его главная головная боль недели. Причём пришла она, сверкая широкой улыбкой, свет от которой слепил обычных обывателей этого мира. Хотелось приобрести солнцезащитные очки, чтобы видеть всю суть человека, скрытого под сиянием. И чего вообще могло произойти хорошего, чтобы пришлось дрочить лыбу двадцать четыре на семь?! А без неё этого умалишённого старшему Ханагаки ещё не приходилось видеть.

Шиничиро Сано

      Это имя уже звучало как приговор. Хати ощущал себя человеком, которого отправили на гильотину. Причём сопротивляться было совершенно бесполезно.       — Привет, сегодня просто потрясающий день, не желаешь ли ты…       — Нет, — сказал как отрезал Хати и нахмурился.       — Но я же даже не успел договорить! Как ты можешь отказывать мне, не зная, что тебе предлагают! — возмутился Шиничиро, делая грустное лицо и чрезвычайно слезливый голос. Нервный тик прошёлся по лицу старшего Ханагаки. Кажется после больницы придётся ещё к психологу записаться. Хотя тут уже и он не поможет. Нужно сразу в дурку метить.       — Да потому что я знаю, что ты там мне хочешь предложить! В сотый раз уже говорю, не буду я с тобой встречаться! — на повышенных тонах ответил Хати, утыкаясь в мягкую игрушку лицом. Хоть какое-то утешение… А ведь всё так хорошо начиналось.       И так происходит каждый день с момента их знакомства. Уже, можно сказать, традиция. Причём сомнительного содержания. И не сказать, что один из главных героев этой эпопеи рад подобному сюжету. Даже наоборот, будь у него шанс, то забился бы на краю света в маленький уголок и не показывал признаков жизни.       — Твои слова разбивают мне сердце каждый раз. Мы же созданы друг для друга! Я прошёл через столько отказов, чтобы наконец встретиться с тобой! — драматично разглагольствовал старший Сано, держась за грудь. Ишь, умирающий актёр, по которому Голливуд плачет. Эх, такой талант погибает…       — Мир теряет ещё одну великую актрису. Да и кому ты тут рамен на уши развешиваешь! Мне Майки давно всю твою кантору открыл. Не было у тебя никаких двадцати отказов! Максимум шесть, да и то они происходили из-за твоих упоротых подкатов… — закатил глаза под лоб Хати, желая отвесить себе ладонью по лицу. У него до сих пор перед глазами стоит та сцена, когда Шиничиро молил медсестру пожалеть его. Старшего Ханагаки самого передёрнуло от этого зрелища.       — Майки, за что ты так со своим любимым старшим братом, — вновь схватившись за сердце, прошептал Шин. Явно младшего про себя костерил благим матом. — Мог бы и подыграть…       — Я всё слышал, — грубо рявкнул Ханагаки, заставив Сано подавиться воздухом. А нефиг ему тут устраивать показушные сцены. Такой номер не прокатит.       Вы не подумайте, Хати ни в коем случае не ненавидит Шиничиро Сано. Даже наоборот, считает его забавным. Но когда каждый божий день тебе докучают с одним и тем же вопросом, невольно начинаешь грубить. А ведь так хотелось стать невинным пельменем и вариться себе в своей маленькой кастрюльке.       — Ладно, подурачились и хватит. Я тебе принёс мандарины, — вновь с улыбкой от уха до уха продемонстрировал оранжевые плоды брюнет и сел на стул, стоявший рядом с койкой. Подобные перемены настроения поначалу сильно напрягали, но после Хати всё же смирился с тем, что его окружают эмоционально неуравновешенные люди.       — Спасибо, но не стоило, — воспротивился Хати, поправляя подушку. Он понятия не имел, с чего старший Сано вообще решил, что ему нравятся цитрусы. Однако стоит подметить, что попал в нужное место. Нравятся. У старшего Сано похоже искажённое шестое чувство имеется на подобные вещи. Если б не эти его тупорылые подкаты, сошёл бы за нормального заботливого парня. Но не бывает людей без заскоков, увы.       — Несомненно стоило. Не хватало ещё, чтобы мой истинный от дефицита витаминов страдать начал, — возмущённо ответил Шин, упирая руки в бока. Курица-наседка, честное слово. Из-за этого парня у Ханагаки юношеский максимализм начинает в конвульсиях биться.       Хати с неприкрытым скептицизмом посмотрел на своего собеседника. Ишь какой заботливый нашёлся. Ещё не хватало перед ним в должниках остаться. Последние трусы сдерёт, чего доброго. А они у него люксовые, с ананасами.       — Ага, ну очень весомая причина… Не нужно меня рассматривать с точки зрения истинности. Несмотря на все эти разделения, я остаюсь личностью со своими чертами характера и эмоциональным диапазоном. Если ты расцениваешь меня только как своего омегу, то, боюсь, нам совсем не по пути, — высказал свою точку зрения Хати, скрестив руки на груди, стараясь всем видом показать, что его мнение очень весомое.       Подобное поведение у Шиничиро вызвало лишь чувство умиления, которое он старался скрыть. Ведь ему прекрасно было известно, что за излишнюю нежность его истинный просто убить готов, а всё потому что попросту не знает как на подобные жесты реагировать. Хотя стоит признать, что бесить и вгонять в краску Ханагаки было ну уж очень забавно. Правда в попытке придушить Сано в последнюю их встречу, пациент уж очень больно приложился локтём о тумбочку. Так что в столь стеснённых обстоятельствах приходилось себя сдерживать. Но руки чесались!       Шиничиро замер и внимательно посмотрел в глаза Ханагаки. Было видно, что Сано сейчас максимально напряжён. Его руки мелко подрагивали, а в глазах промелькнуло что-то странное. Таких эмоций Хати никогда не видел и, мягко сказать, напрягся. О чём этот чертильник беспардонный там думал?! Неужели обиделся? И что с этим, спрашивается, делать? Просить прощения? Он бы и рад, да язык не слушался.       — Я никогда не расценивал тебя с точки зрения твоей вторичной сущности. Мне понравился тот, кого я вижу перед собой. Мальчик, который взвалил на себя слишком много, хапнул горя, но всё ещё продолжающий сражаться. Именно таким я тебя вижу.       Повисла тишина. Хати горько ухмыльнулся. Ну да, чего есть, того не отнять, но кто он такой, чтобы говорить, что ему трудно живётся. Да и ноша у всех разная. Лучше сказать спасибо, что ему под силу удержать свою на плечах. А младший брат не в тягость, а в радость. Да и вообще, эта «Шина от машины» всё время с таким стрёмным лицом думала на эту тему? Не мог харю попроще сделать?! Хати уже начал было себя переламливать, чтобы прощения за сказанное попросить.       — Нечего мне тут зубы заговаривать! Я же прекрасно понимаю, к чему ты клонишь! — фыркнул в ответ уязвлённый старший Ханагаки, стараясь не встречаться с этой головной болью взглядами.       — Ну вот видишь, ты уже меня так хорошо знаешь! Да с таким коннектом можно и свадьбу играть, — радостно сказал Шиничиро, хлопнув в ладоши и наблюдая, как Хати буквально багровеет на глазах.       Старший Ханагаки искренне не понимал, что ему делать с этим молодым человеком. Упёртость Сано временами вводила не только в ступор, но и ломала многие шаблоны, которые, судя по всему, остались в памяти Хати и существовали до её утраты.       Если говорить честно, пациент уже порядком устал от происходящего, но пустить всё на самотёк просто не мог. Боялся. Жизнь — непредсказуемая штука, и давать ей лишний повод брать верх над собой было, как минимум, расточительством.

***

      День был скупым на события. Исключением служило лишь то, что Майки еле оторвали от младшего Ханагаки. Такой истерики Хати у детей не видел ни разу. Зато теперь спокойно мог заявить, что Манджиро вполне похож на энергетического вампира. Это у людей с фамилией Сано, по всей видимости, семейное. Так быстро старший Ханагаки ещё ни от кого не уставал, как от этих двоих. Пусть Шин и Манджиро не особо похожи, но были временами у них проскоки идентичности. Оставалось только благодарить небеса за то, что его брат спокойный и относительно уравновешенный. Пока пубертат не начался… Что-то подсказывало, аукнется им ещё это спокойствие. Уж лучше бы шкодил.       Во время тихого часа к ним пришёл Акира. Как всегда мрачный, словно ему падлу подложили. Иногда Хати казалось, что тот специально ест лимон перед тем, как прийти к ним. Ну не может у людей всё время такое недовольное лицо быть! Ещё и поспать нормально не дал, маньяк хитрозамаринованный.       — Как твои дела? — спросил незваный гость как ни в чём не бывало.       — Как обычно. Веду холодную войну с каждым человеком, который попадает в зону моей досягаемости, — пожал плечами пациент. — Акира-сан, у меня к вам просьба.       Словно оценивая масштаб проблемы, мужчина поднял на старшего из братьев прищуренные глаза, хотя до этого разглядывал бинты, будто те могли рассказать об истинном состоянии Хати. Дудки, вокруг пациента была непрошибаемая стена, которую он сам и воздвиг.       — Какая?       — Меня беспокоит состояние здоровья брата, не могли бы вы провести диагностику? — попросил старший Ханагаки.       Брови врача взлетели наверх. Чему тут удивляться, Хати понять не мог, да и не особо хотелось ковыряться в чужих мозгах. Захочет — сам расскажет. Да и вообще, неужто этому мужчине никогда не доводилось видеть простую человеческую заботу о ближнем своём? Старшего Ханагаки передёрнуло. Он даже думать об этом не желал. Тем более с чего ему вообще переживать о малознакомом человеке?       — Хорошо.       Снова краткий ответ. В последние дни общение между ними только такое. И с чем только связан этот холод? Одному богу известно. А ведь начиналось так красиво. Хотя не сказать, чтобы это как-то тревожило пациента, даже наоборот, он радовался, что посторонние раздражители постепенно от него отлипают. Это ли не счастье?       Ладно, будем честны, на малую долю Хати всё же переживал. Ему казалось, будто он чем-то провинился, хотя ничего сверхъестественного не делал.       После поспешного ухода Акиры в палате воцарилось спокойствие. Такемичи от скуки не знал, чем заняться, и как-то дошёл до того, чтобы рисовать на руке брата. Хати не особо сопротивлялся, ведь это ещё один повод поиздеваться над Аято, которому всё это придётся оттирать. Грызёт ли старшего из братьев за подобное поведение совесть? Нет, с чего бы?       — Смотри, — сказал Такемичи, показывая Хати его разрисованную руку.       Старший из братьев с интересом разглядывал какие-то незамысловатые узоры, цветы, пока не наткнулся на своё запястье. Вокруг него детским неровным почерком Такемичи написал своё имя. Отчего-то Хати завис и некоторое время смотрел на иероглифы. В голове звучал плач, такой горький, что у него самого заслезились глаза, словно подобное уже когда-то происходило.       Наваждение исчезло так же быстро, как и появилось. На душе стало совсем не спокойно. В голове возникла мысль, за которую старший Ханагаки вцепился. Он обязательно запечатлит это имя у себя на коже. Вобьёт в своё тело, в своё сознание, чтобы никогда не забыть его.       — Что-то не так? — обескураженный реакцией брата Такемичи взял его лицо в свои ладони и внимательно посмотрел в глаза.       — Нет, всё в порядке, просто задумался. Красиво получилось, — сказал Хати и криво улыбнулся.       Странные мысли всё чаще посещали старшего Ханагаки, а он не особо их фильтровал. Хотя стал достаточно сильно ощущать, что боится вновь утратить воспоминания, которые с таким трудом возвращались. Про те, которые были созданы уже после пробуждения, вообще говорить не стоило. Он, как капризный ребёнок, вцепившийся в любимую игрушку, не позволял себе расслабиться ни на минуту, лишь бы не отобрали.       С одной стороны старший Ханагаки понимал, что так нельзя, но с другой клал на это с самой высокой колокольни. Каждый человек по-своему эгоист, так почему он должен как-либо выделяться?

***

      Шило в заднице — это одно из главных качеств членов семьи Ханагаки. Именно такой вывод сделал Хати, когда ему внезапно приспичило пойти прогуляться по коридору.       По кряхтению и старческим вздохам можно было легко определить, где именно находился старший из братьев. Даже те, кто не должен этого услышать, всё равно услышали. Нецензурная брань, бурным потоком льющаяся изо рта брюнета, заставляла взрослых пациентов и медсестёр покрываться алым цветом от смущения. Многие даже и не слышали такой брани.       А ведь Хати просто брёл, опираясь о поручень, в сторону лестницы. Нет, спускаться и мысли не присутствовало. Не его уровень. Старшему Ханагаки для начала бы доковылять туда, что уже было трудновыполнимой задачей. Но он смог. Да, его маленькую победу не видел никто. Зато парень знал, что способен на это, а значит, в скором времени все ограничения будут сняты.       Не дал ему вдоволь наликоваться детский плачь. Искусственно выращенная курица-наседка, обитающая в душе брюнета, не дала спокойно уковылять восвояси. Хати быстро нашёл источник звука. Им оказалась маленькая девочка с каштановыми волосами. Она небрежно вытирала льющиеся слёзы рукавом старенького свитера, что был значительно больше её по размеру. На щеке девчушки красовался здоровый такой синяк. Выглядел он достаточно болезненно, отчего старшего Ханагаки инстинктивно передёрнуло.       — Эй, малышка, ты чего плачешь? — спросил Хати, получая в ответ помутневший от слёз взгляд.       — Я не плачу! — грозно вскрикнула девочка и ещё отчаяннее начала тереть глаза.       Хати от грубости ребёнка даже растерялся. Но позже взял себя в руки и подошёл к ней поближе.       — Хорошо, значит, я сделаю вид, что слеп. Как тебя зовут? — как можно мягче произнёс старший Ханагаки.       — Юзуха, — пробурчала девочка, стараясь не смотреть на парня.       Хати одобрительно улыбнулся и сел на пол рядом с ней. Он облокотился спиной о стену и посмотрел на малышку. Изучив её с головы до пят, продолжил:       — И всё же, Юзуха, что тебя так расстроило?       — А тебе какое дело? Ты же абсолютно чужой мне человек.       — Вот именно. Чужому человеку намного легче рассказать о своих бедах, ведь он не знает о тебе ничего и поведать ему твои секреты некому, — как ни в чём не бывало ответил Ханагаки. Перед глазами замельтешило пресловутое лицо Шиничиро. И в какой момент он стал мыслить как эта «Шина от машины»?! Надо бы к доктору сходить… Вряд ли Акира обрадовался бы очередным бедам своего крестника, а с другой стороны кто его вообще спрашивал.       Девочка недоверчиво взглянула на Хати, но всё же вступила в беседу:       — Моя мама больна и лежит в этой больнице. Недавно пришли результаты анализов. Старший брат не говорит, но я видела, как он плакал… Скорее всего, маму не получится в-вылечить, и о-она умрёт, — последние слова Юзуха говорила очень тихо. Их было сложно разобрать из-за рыданий девочки.       Хати с сочувствуем посмотрел на плачущего ребёнка. Жизнь не справедлива даже к самым маленьким. Для смерти все равны.       — Я не стану говорить тебе, что всё будет хорошо. Не хочу давать ложную надежду. Но понимаю, как тебе больно и страшно, — произнёс парень, не поднимая глаз с плитки, которой был застелен пол в больнице. — Однако не всё так плохо, у тебя есть брат, а значит, есть за кого цепляться и с кем разделить горе утраты.       Ответа не последовало. Пусть Хати и не видел, но знал, что девочка буравила его сердитым взглядом.       — Как ты можешь говорить такое?! Легко нести такую ерунду, когда не твоя мать умирает!       — Мне легко говорить о таком, потому что мои родители уже мертвы, однако я не помню их смерти. Не стоит мериться горем с другими людьми, ведь никогда не знаешь, что за груз лежит на их плечах.       На этом их беседа была окончена. Хати решил прервать её. Он достаточно отдохнул и мог спокойно вернуться в свою палату.       Девочка проводила его ошарашенным взглядом, не смея ничего сказать в ответ, лишь ощутила сладкий аромат, внезапно окутавший её, словно утешая и разделяя боль.       Там его встретила тишина. Такемичи вместе с телохранителем ушли играть на улицу. На днях эти вылазки позволил Акира, хотя и упирался, как баран, первое время. Однако в этом качестве явно выбрал себе соперника не по силам. В упёртости Хати ему ничем не уступал, а даже превосходил.       Упав на кровать, Хати решил восполнить уровень сил и погрузился в сон.

***

      Проснулся парень посреди ночи непонятно от чего. Такемичи сладко спал у него под боком, свернувшись калачиком. Видимо, Хати решили не будить и позволили проспать весь вечер. И что ему теперь, спрашивается, делать, он же выспался.       Его недотелохранитель тоже тихо спал на койке, иногда переворачиваясь с одного бока на другой. Тихушник. Именно так мог его описать Хати. Парень вёл себя излишне тихо и скрытно. Хотя такое поведение можно понять. Его недавно буквально поработил Арон. Не сложно представить, какой стресс он испытал.       — Господин Хати, почему вы не спите? — спросил внезапно проснувшийся Лиам. Он сонно потёр глаза рукой и сел на койке. — Что-то случилось?       — Нет, я просто выспался, а ты чего проснулся?       — Почувствовал, как вы на меня смотрите…       — Ты же в курсе, что подобное напряжение и днём, и ночью не самым лучшим образом сказывается на твоём здоровье. Тем более здесь никто не собирается причинять тебе вред, — шёпотом сказал Хати, подбирая голову рукой. — И мы, кажется, уже договорились, что ты будешь обращаться ко мне просто Хати и без этих ваших формальностей.       Лиам нахмурил брови и как-то странно посмотрел на пациента. Брюнет вопросительно выгнул бровь.       — А если кто-нибудь нападёт, пока я сплю? На тебя уже не раз совершали покушение. Мне не особо хочется, чтобы ваш дед спустил с меня три шкуры, если кто-нибудь из вас пострадает.       А ведь и правда. Нет зверя страшнее, чем Арон. Хати прекрасно понимал, что этот старикан куда опаснее, чем может показаться на первый взгляд.       — Мне понятны твои опасения. Но могу заверить, что в состоянии сам о себе позаботиться. Мне тебя даже в какой-то степени жаль, в одночасье перекинули из привычной среды в агрессивную, буквально показав, чего стоит человеческая жизнь. Но знай, я не желаю видеть рядом с собой человека, готового возить мне нож в спину, если представится возможность вновь обрести мнимую свободу. Тем более если причиной послужат давние разногласия с моим дедом. А потому задам тебе вопрос: ты бы хотел уйти туда, откуда пришёл, будь у тебя такой шанс?       В палате повисла тишина. Хати буквально слышал, как в голове телохранителя крутятся шестерёнки. Брюнет любил провокационные вопросы, на них всегда сложнее всего отвечать. Особенно когда от ответа зависит срок жизни.       — Знаешь, я уже не раз думал над этим вопросом. Не уверен, что хочу возвращаться туда, где от меня так легко избавились, стоило только более влиятельному человеку засветиться на горизонте. Но и быть всем на побегушках лишь потому, что кто-то держит меня на прицеле, тоже не желаю, — хриплым голосом ответил Лиам, опуская глаза в пол. Ему было не комфортно под пытливым взглядом ребёнка. Хотя нет, Хати пусть и выглядел как молокосос, но его повадки, мышление, да даже взгляд выдавали ум не по годам. От этого становилось не по себе. Всё происходящее казалось каким-то не правильным.       — Знал, что ты так ответишь. Вот тебе ещё один вопрос: забывая всё то, что произошло ранее, желаешь ли ты быть моим телохранителем, правой рукой и тем, кому я смогу довериться?       Лиам был обескуражен. Этот мальчишка буквально захватывал его в свои сети, причём делал это открыто, не скрывая свои намерения. Парень сглотнул. Всё же видны черты семейки Ханагаки. Пусть Хати и Такемичи всё ещё маленькие, но как и Акира с Ароном уже показывают свой характер.       — Если выбирать между тобой и твоим дедом, то я предпочту тебя.       Хати победоносно ухмыльнулся, ещё одна головная боль ушла. Он давно уже гадал, как грамотно скинуть паутину Арона с этого парня, чтобы тот подчинялся только ему. Хотя у Лиама не столь богатый выбор был за душой.       — Что ж, тогда слушай внимательно. С этого момента ты выполняешь только мои указания. Ничего не должно происходить без моего ведома. Если Арон будет вынуждать тебя что-то делать и особенно, если это касается меня или Такемичи, кивай гривой, а после докладывай мне. Помни, я не потерплю предательство и за него возьму двойную плату. Всё ясно?       — Д-да!       — Вот и отлично. А теперь ложись спать, завтра нас ожидает очередной трудный день. Доброй ночи.       — И тебе…       Хати был доволен собой. Да, может, он и повёл себя, как последняя мразь, но зато Лиам понял всё, что до него пытались донести. Старшему Ханагаки нужны сильные и верные союзники на случай, если мир прокатится ко всем чертям. Нужно быть готовым ко всему, тем более на его плечах ответственность не только за себя любимого, но и за Такемичи.       Сон долго не шёл. Мысли одна тупее другой перетекали в сознании, пока не упёрлись в старшего Сано. Вот уж чего на ночь глядя не хватало, так это ещё размышлений об этом придурке.       А Хати недаром бесился. Этот полоумный, перед тем как уйти, догадался поцеловать его в щёку со словами: «Это, чтобы тебе спалось слаще». Вот скотина, весь сон отшиб окончательно!       Хати обхватил своё горящее от смущения лицо, стараясь отогнать все мысли от себя. Однако лишь сильнее загонялся. В палате стало как-то уж совсем жарко. Хотелось открыть настежь окно, чтобы выветрить всё, включая смущающие думы.       — Да блять, у меня пубертат, что ли, прорезался?! Не рановато ли?! — негодующе прошипел он, повернувшись лицом к спящему Такемичи.       Парень старался переключить своё внимание на милые завитушки чёрных волос своего младшего. На какое-то время у него это даже получилось. Они очень приятно проскальзывали сквозь пальцы. Такемичи во сне чмокнул губами и сильнее прижался к ласкающей его руке.       — Котёнок…       Внезапное воспоминание о том, что Шиничиро шепнул ему на ушко перед уходом, буквально пробило всё самообладание. Вновь вспыхнув, аки мак, старший Ханагаки уткнулся в подушку, унимая писк отчаяния.

***

      Шиничиро ковырялся в моторе байка, когда внезапно его уши загорели.       — Блять, материт, что ли, кто?!

Узором на теле

Обовьётся оно.

Срастётся со мною

Имя твоё.

И единство не скрою,

А они не поймут,

Сколько для меня значат

Сплетения букв.