Мой Принц (или Кумихо из 21-го века)

      В ту ночь мне приснился кошмар.       Снилось мне, что я иду в темноте. Сверху – чёрная ночь, без единой звезды, под ногами снег. Наверное, снег, потому что хрустит и мягко сминается. И я иду по снегу, в темноте, и ещё большая темнота заливает мне душу, потому что сердце моё разбито и по́лно отчаяния. И оно так громко стучит…       Я проснулся и понял, что это стучат в дверь.       – Госпожа Ли-ин, вы проснулись? Госпожа Лин?       – Да! Что тебе нужно, И-Сын?       – Госпожа Лин, госпожа Чхвэ просит вас присоединиться к ней за завтраком! – говорит служанка.       – Хорошо. Я сейчас.       Я растёр лицо и приложил руку ко всё ещё сильно бьющемуся сердцу – оно было цело. Я – дитя двадцать первого века и мне знакомо понятие психоанализа. Разбитое сердце? Нет. Я ничего такого не чувствую. Я ни в кого не влюблён. Более того, я и раньше ни разу ни в кого не был влюблён. Для этого я слишком эгоистичен. Слишком рационален. Слишком обращаю внимание на совершенство, в любых областях, а люди несовершенны. Единственное, что заставляет моё сердце биться быстрее – это музыка, невидимый волшебный поток, который нельзя ухватить грязными человеческими руками!       Я откинул одеяло и стал одеваться, чтобы разделить завтрак с госпожой Чхвэ.       ***       – Прошу вас, налейте мне чаю, госпожа Лин.       Я вздохнул и наклонил голову. Ох уж эти мне древние чайники! Если наклонять заварочный чайник и наливать слишком быстро, вода переливается через крышку сверху, а если наливать слишком медленно, то стекает по носику, мимо чашки, на столик. Все эти чайные церемонии – просто пыточный инструмент для современного человека!       Или, способ сосредоточиться на своих мыслях.       Сегодня, прилаживая парик, я увидел в бронзовом зеркальце, что у меня, оказывается, волосы отросли и теперь под идеально белой стрижкой, с самым дорогим и качественным обесцвечиванием, на ширину пальца виден мой природный чёрный цвет. Приплыли…                   Покрасить волосы я здесь не смогу, качественно состричь до природного цвета пока тоже не могу, они будут слишком короткие, а так как есть – ну, прям, пугающе… И это я живу здесь всего месяц, а что будет дальше? Ладно, внешность, но что я буду делать, когда года через полтора-два начнут выпадать пломбы? Что делать, если простужусь или подхвачу местные вирусы? И что делать, если, например, прихватит аппендицит?!       – Госпожа Лин! – окликнула меня сидящая напротив пожилая дама.       Да чтоб его! Я попытался выловить упавшую в чашку крышечку от чайника, но лишь обжёг пальцы и рефлекторно отдёрнул их и сунул в рот, чтобы остудить. Да уж… А госпожа Чхвэ – ничего, кремень. Смотрит на это безобразие и всего лишь на полтона голос повысила, и даже головой не качает. С таким лицом можно на любые политические переговоры ехать или с мафией на деньги в покер играть.       Совершенство, своего рода. Можно поучиться у неё такой невозмутимости.       – Попробуйте ещё раз, госпожа Лин. Только рукав надо придерживать, чтобы он не касался стола. И чашки.       Я вздохнул и придержал левой рукой намокший в кипятке рукав.       Совершенство. Столько терпения!       – Госпожа Чхвэ! – в комнату заглянула И-Мин. – Там опять люди из деревни пришли! Они… ну, вы знаете.       – Его Высочество уже встал? – спросила госпожа Чхвэ.       – Да, он на конюшне. Но он, вы же знаете, никого и слушать не хочет. И он опять не ел, госпожа Чхвэ!       Пожилая женщина погрузилась в раздумья и И-Мин переступила с ноги на ногу, украдкой оглядываясь в коридор.       – Так что мне передать людям, госпожа? Пусть придут завтра? Но если конь Его Высочества поправится, он же опять уедет, а время не ждёт!       – Нет, я сама с ним поговорю.       Госпожа Чхвэ степенно поднялась и обернулась ко мне, прежде чем выйти:       – А вы, госпожа, продолжайте практиковаться, прошу вас. Ни одна благородная девушка не может выглядеть мило, если не может изящно налить чай.       И я продолжил.       Едва слышно пела вода, переливаясь из носика заварочного чайника в чашку.       Негромко, но атонично и резко перекликались какие-то птицы со стороны деревьев, находящихся за конюшней.       С самоотверженным старанием горланил на заднем дворе петух.       Чуть тише, но ненамного, уныло квохтали куры.       Крестьяне если и говорили с матушкой Чхвэ, то слышно их не было.       Я медленно наливал чай, и пока он перемещался в чашку, снова вспоминал свой сон.       Это странное ощущение непоправимого горя, откуда оно? И ещё какие-то строки крутились в голове, не давая себя узнать. Что-то знакомое, из недавнего. Я попробовал бессловесным речитативом обозначить ускользающий ритм. Да, вот оно!       Прощай мой друг. Прости, что ускользаю,       Но миром неизменно правит ночь…       Ночь. Снег. Ощущение потери и горя. Отчаяние.       Дьявол, да это не моё! Я просто слишком впечатлился изысканным письмом госпожи Хэй, чтоб её! Я, как говорил родителям психотерапевт, «тонкая натура», могу пустить слезу над найденным в интернете стихотворением, пытаясь переложить его на музыку и переделать в песню и, в то же время, совершенно бесчувственен к людям. «Это такая защитная реакция», говорил он родителям, когда они обсуждали мою просьбу о пластической операции. «Думаю, если Лин «наденет на себя другое лицо», это снизит потребность защищаться отстранением. Да и сами знаете, наше общество подвержено предрассудкам. Красивым людям живётся легче».       Что ж, он оказался прав. После пластики я свободно влился в тусовку косплея. И выражать эмоции внешне для меня не проблема. Это ведь только внешнее. Настоящего меня выражает лишь музыка. Только мой голос – настоящий, внутренний я, а голосом я управляю идеально, как хочу. Так что… к чёрту покойную госпожу Хэй! Забудем о ней. Забудем, несмотря на хорошие стихи.       – Госпожа Лин, что вы делаете?       Я дёрнулся и снова пролил чай на стол. В дверях стоял Принц и, сложив руки на груди, наблюдал. На не прикрытой волосами половине лица была видна приподнятая бровь.       – Госпожа Чхвэ велела мне учиться изящно наливать чай.       Принц уставился на лужу кипятка на столе, а я, кажется, покраснел. От досады. И это он ещё не видел, как нелепо у меня получается опрокидывать крышечку чайника в налитую пиалу! Нет, я не криворукий и не совсем безнадёжен в плане ловкости. Я понимаю, что певцу нужно производить благоприятное впечатление на зрителей, в век ютуба и телевидения, поэтому работаю над этим.       Кстати, раз уж меня здесь не убили, и голодная смерть пока не грозит, сто́ит возобновить занятия йогой, наверное. Силы и выносливости это не прибавит, а вот гибкости, правильной осанки, координации и внешней пластики – да.       – Как можно не уметь наливать чай? – спросил, нахмурившись, Принц. – Это даже деревенские девчонки умеют. Что, разве демоны не пьют чай?       – Перестаньте называть меня демоном, Ваше Высочество, – с досадой сказал я. – Я такой же человек, как и вы.       Я взглянул на его заломленную бровь и уже тише сказал:       – Я просто всегда пью чай из пакетиков. И никакой этой возни с заварочными чайниками…       – Из… Из чего? – спросил он.       – Ой, это сложно объяснить, – вздохнул я в очередном приступе ностальгии. – Слишком много пришлось бы рассказывать.       Принц не ответил, но прошёл, опустился на пол, напротив, и протянул пустую пиалу.       – Не отказался бы послушать, – сказал он. – Но, не сегодня. Налейте.       Я налил. Тэ-гун пригубил уже изрядно остывший чай, и приказал топтавшейся на пороге И-Мин «принести чего-нибудь для госпожи Лин». В результате мы вместе в молчании выпили чаю, закусывая небольшими пресными булочками, я съел четыре, а он одну. Было ужасно неловко.       Когда я поставил чашку, Принц отставил свою и поднялся.       – Благодарю за компанию, госпожа Лин. Переоденьтесь в сухое и приходите к конюшне.       – З-зачем? – спросил я.       – Мы с вами съездим посмотреть окрестности, – ответил Принц и вышел.       Я тронул остывший от кипятка и неприятно холодивший руку правый рукав.       Ладно, съездим так съездим. Месяц сидеть в пределах одного дома и огороженного забором двора действительно надоело. Почему бы и не посмотреть окрестности?       Я поднял голову и увидел остановившуюся в дверях матушку Чхвэ. Её расширенные глаза смотрели на пустое блюдо от булочек, две чашки от чая и несколько крошек возле чашки Тэ-гуна.       ***       Конь Принца ещё не был достаточно здоров для поездки, понял я, когда увидел его. Гнедой – так это называется? – жеребец не был осёдлан и Тэ Му Син стоял рядом и скармливал ему какое-то лакомство с ладони, поглаживая по шее другой рукой. Зубы у коня были огромные, это было видно, когда он приподнимал губы и брал угощение. Я отшатнулся и поспешно отступил на пару шагов, когда конь покосился на меня и фыркнул. Принц оглянулся и окинул меня взглядом.       – Вы в этом и поедете, госпожа Лин?       – А… что-то не так? – спросил я.       На мне была такая же полотняная одежда, как и на самом Принце, только не чёрная, а светлая, из белёного полотна: штаны, нижняя рубаха, верхняя накидка с длинными рукавами и поясом, сапоги, подозреваю, из запасов Его Высочества, судя по добротности и мягкости кожи, и белый парик, с вплетёнными нитями искусственного жемчуга.       – Это, вообще-то, мужская одежда. Я думал, вы наденете то сверкающее платье, в котором спустились с горы.       – Для того чтобы покататься вокруг деревни? – спросил я. – Это необходимо?       – Нет, – поджал губы Принц. – Ну, если вам так удобно… Пойдёмте.       Он подошёл к осёдланному белому коню генерала и одним движением взлетел в седло.       Святые угодники! Вот тебе и «принц на белом коне»! Я подобрал челюсть и заметил чуть кривоватую улыбку Тэ-гуна. Мне даже показалось, что он едва удержался, чтоб не поднять коня на дыбы для завершения, так сказать, цельности образа.       Та, нет, что-то у меня фантазия разыгралась…       – Дайте руку, госпожа Лин!       – Зачем? – спросил я, но руку послушно протянул, ещё не отойдя от предыдущего впечатления.       – Ногу на ступеньку!       – Сюда?       Меня вдруг дёрнули, крутанули и усадили поперёк седла. Огромная туша коня сдвинулась, качнулась, и внезапно прянула вперёд, откинув тело на державшего меня человека. Затопотали копыта, заходили снизу ритмично двигаясь, конские мышцы, и мы вылетели из полумрака конюшни на ослепительно яркий солнечный свет.       ***       Я жмурился, пережидая резкую смену освещения. Солнце только-только взошло, его лучи косыми копьями света попадали в нашу доли́ну, проскальзывая между двумя вертикальными скалами. Воздух был холодный и влажный настолько, что я вспомнил своё ужасное сидение в руинах храма, месяц назад. Тэ му Син молчал, только две крепкие и твёрдые, будто деревянные, руки ограничивали меня по бокам, не давая свалиться на землю. И, хорошо, что сегодня на нём не было железного доспеха, оставившего на мне столько синяков в прошлую нашу поездку. Сейчас я чувствовал всего лишь твёрдое жилистое тело под несколькими слоями полотняной и кожаной одежды, это было терпимо.       Конь замедлился и перешёл на шаг. Я осторожно приоткрыл глаза, осматриваясь вокруг. Позади удалялось поместье Принца, окружённое забором и деревьями, вокруг возносились вертикальные столбы скал, не менее высоких, чем Скала Демонов, а впереди уже виднелись небольшие деревенские домишки, сложенные из серого камня и потемневшего от непогоды дерева. Что ж, значит, в первый раз мне показалось правильно, деревня и вправду находилась близко к поместью, может быть, в километре или полутора.       Я покосился на непреклонно смотрящего вперёд Принца и поёжился: сидеть поперёк седла было неудобно, опереться не на что, особенно если не хочешь наваливаться на чужого человека, и вообще, никогда не думал, что лошади – такие страшно высокие зверюги, мелькающая под копытами дорога отсюда, сверху, казалась ужасно далёкой, падать наверняка будет больно…       В полном молчании мы въехали в деревню. На площади – небольшом пятачке, куда сходились три улицы – стояла толпа крестьян и смотрела на нас. Среди их серых, коричневых и выгоревших на солнце домотканых одежд кое-где мелькали цветные ленточки.       – Чего они ждут? – спросил я, невольно придвигаясь ближе к Тэ-гуну. Низкорослые смуглые местные обитатели меня пугали, даже когда щерились в кривозубых улыбках.       – Они ждут, что вы благословите поля, госпожа Лин. Раз уж так удачно вышло, что сошедший на этот раз демон не столь зол, как прошлые, и посевная пора едва завершилась, они желают, чтобы вы благословили поля.       – Я?! – изумился я. – Но я не демон!       – Половина из них верит, что вы пришли из Верхнего мира, – успокоил меня Принц, – а это всё равно, что считать вас небожителем.       – Но…       – Эти люди приносят нам еду, отрывая её от своих скудных запасов. Поэтому, если они хотят благословения – они его получат, госпожа Лин.       – Послушайте, но я, и правда, не знаю, как это делать! Отблагодарить этих людей было бы справедливо, но как это сделать технически?       – Техн… Что?       Я посмотрел в недоумевающее лицо Принца. Ну, да. Если у них нет понятия «техники», то нет и производного от него слова.       – Я не знаю, как осуществлять «благословение», – сказал я. – Я никогда этого не делал!       – Уж, придумайте что-нибудь, госпожа Лин. Эти крестьяне – единственные подданные, что у меня остались, и мне не хотелось бы их огорчать.       Принц кивнул обшарпанной толпе своих «подданных» и они настороженно двинулись по дороге за нами.       – Но… Что придумать? Единственное, что я могу – это петь…       – Не знаю, госпожа Лин. Поля мы освятим в любом случае. А уж вашей кровью или вашими песнями – это сами решайте.       Я застыл от ужаса и ехал так довольно долго, пока не заметил бросаемые на меня исподтишка взгляды Тэ-гуна.       – Вы… пошутили, Ваше Высочество?!       Он не ответил, только губы чуть сжались, удерживая наметившуюся на них улыбку.       Он пошутил.       Ладно же! Я тоже шутить умею!       Мы остановились на краю возвышенности, по которой шла в доли́не дорога. Ниже по склону простирались вскопанные и чуть зеленеющие разными оттенками, участки земли.       – Приступайте, госпожа Лин. Думаю, отсюда будет удобно.       – А… – я оглянулся на расположенных за нами полукругом крестьян. – Разве вы не собираетесь спустить меня на землю? Я мог…ла бы взобраться на какой-нибудь камень и принять красивую позу? На лошади я чувствую себя неуютно.       – Я не собираюсь гоняться за вами по всей округе, рискуя переломать ноги, если вы вздумаете обернуться лисицей и убежать. Действуйте отсюда, госпожа Лин.       Я закрыл рот и решил не переубеждать его отсталое средневековое Высочество в том, что «обернуться лисицей» у меня и не получится. Ладно же, пришла моя очередь шутить! Я выпрямился насколько мог, сидя столь близко к другому человеку, отвёл его руку, ту, что держала поводья передо мной, и подтянул рукава, проверяя свободу движений. В сольном пении, когда выступаешь без группы и без подтанцовки, важное место во внешнем впечатлении имеют жесты и передвижения по сцене певца, иногда это весьма сильно дополняет песню. Ходить меня не пустили, но размахивать руками я собирался.       Кстати, рука Тэ-гуна, которую я отстранил, не исчезла, а просто опустилась, придерживая меня за колени. Поразмышляв секунду, возмущаться этим фактом или нет, я решил оставить как есть – меньше шансов, что я свалюсь с чёртова коня вниз. Пусть держит.       Итак, поправив рукава, парик и оглянувшись на «оставшихся подданных», я снова выпрямился, набрал побольше воздуха и, медленно обводя окрестности величественным взмахом-полукругом правой руки, протянул низким, вибрирующим и самым чарующим голосом, какой только мог выдать:       – А-хэ-э-э-э-э-э-э-эй-у…       С удовольствием отметив, как отшатнулся, едва не свалившись, а потом замер Принц, я продолжил.       Снова набрал воздуха и начал петь, но теперь гораздо выше тоном, торжественно, радостно, и, я бы сказал, «солнечно», в противовес «…миром неизменно правит ночь», из письма невесты Тэ-гуна. Сейчас мой голос через средние тона переходил в высокие и возвращался обратно, как птичьи трели, в мажорной тональности:       Солнце светит, ветер веет, зелены поля       Всё в природе пробудилось, небо и земля!       Расцветайте, вырастайте, людям на прокорм       Небожителям воздайте славу и поклон!       Последний звук замер, и я опустил руку. А неплохо, для импровизации! Пригодились мегабайты прочитанных чужих стихов и сочинённых своих!       За спиной послышался шорох подошв о камень. Я оглянулся: толпа крестьян с тихим шелестом простиралась ниц, вытягивая руки в нашу сторону.       – Хм… – что же, будем считать это бурными и продолжительными аплодисментами. А что же Принц, для которого я и старался? Его рука сжимала моё колено ледяным крабом. – Так подойдёт, Ваше Высочество?       – Да… – ответил он и снова взялся за повод коня. – Думаю, не помешало бы повторить благословение полей в разных концах доли́ны. Вы не против, госпожа Лин?       – Да ради бога! – почему-то развеселился я. – К тому же вы всё равно обещали мне показать окрестности.       ***       Мы ездили и ездили, до самого вечера, пока сумерки не набросили сизо-сиреневый шёлковый платок подступающей темноты на доли́ну.       Днём я пел, каждый раз с удовольствием отмечая, какое сильное впечатление оказывает мой голос на Тэ Му Сина. Давно у меня не было столь благодарного слушателя! Наши современные люди слишком избалованы обилием музыкального контента, изливаемого на них «с каждого утюга», но здесь – у меня просто не было конкурентов.       Замечательный вышел денёк, несмотря на то, что через пару часов пребывания на воздухе у меня разыгрался нешуточный аппетит. Впрочем, прерывать из-за этого поездку я не хотел, а воды мы напились из протекающих в доли́не ручьёв.       Было, правда, пару неловких моментов, когда пришлось отпроситься сходить «в кусты», но Принц уже не думал, что я сбегу и отпускал. Да и то, если подумать, конь оставался с ним, догнать пешего человека в случае необходимости не было проблемой.       Когда солнце скрылось за зубчатой грядой скал и сумерки стали синими, Принц повернул коня в сторону дома. С большой неохотой, как мне показалось, но столь же безропотно, как всё, что этот человек делал, если считал своим долгом.       – Ваше Высочество? Мы можем пойти пешком? Мне кажется, что ваш дом не так далеко, правда?       – Да. До полной темноты дойдём. Что же, если таково ваше желание…       Принц спрыгнул и аккуратно ссадил меня на землю, обхватив за талию. На секунду я увидел белые силуэты своих ладоней на его чёрной одежде и почувствовал жёсткие, как дерево, мышцы, когда опирался о плечи.       Я выдохнул. Каждый раз, когда он снимал меня сегодня с коня, приключалось краткое головокружение. Чёртовы высокие зверюги! А я и не подозревал, что побаиваюсь высоты, вроде бы до сего дня такого не было… Дома у нас три машины в гараже, только мне уже не доведётся на них ездить. И никаких чёртовых лошадей, с которых можно упасть!       – Держитесь за стремя, госпожа Лин, – сказал Принц, беря коня под уздцы с другой стороны. – И не сходите с тропы. На склонах полно́ камней и в темноте можно поранить ноги.       Мы пошли сквозь подступающую синюю весеннюю ночь и поднимающийся из низин туман. Я тихо мурлыкал мотивчик без слов, вписывая его в вечернюю тишину, всхрапывания коня, стук подков о камень дороги и наши шаги. Иногда в эти звуки вплеталось жалобное бурчанье моего желудка, но я надеялся, что не очень громко. Есть хотелось ужасно, но быстрей возвращаться мы не торопились.       – Госпожа Лин, – сказал Принц. – Благодарю вас.       – За что? – спросил я.       – За то, что не отказались благословить поля.       – Вряд ли от этого будет прок, скажу я вам.       – Тогда, за то, что подарили людям надежду, даже будучи уверены, что это не сработает, – сказал Принц.       – Как я мог отказаться, когда вы пригрозили выпустить мне кровь?! Разве у меня была такая возможность?       – Простите. Я всё ещё живу, по воле императора, и только с одной целью – уничтожать приходящих в наш мир демонов. У вас доброе сердце, госпожа Лин. И если возникнет необходимость вас убить, я окажусь в очень затруднительном положении.       – Но… почему вы думаете, что я демон? – пробормотал я, напуганный и растроганный одновременно.       – Кроме всего прочего? – спросил Принц. – В разговоре вы постоянно сбиваетесь на мужской род, а ведь известно, что хотя Кумихо и может принять вид человека, но так как является духом, не видит особых различий между телом мужчины и женщины. В некоторых легендах говорится, что может даже менять их, по своему желанию.       – Я… э-э-э… Я просто ещё плохо знаю ваш язык! И поэтому ошибаюсь! – проклятье, так он догадался, что я не девушка или нет?! Насколько же проще было с лекарем и генералом!       – Ну да, – сказал Принц, и мы пошли дальше.       Хорошо, конечно, что Тэ-гун объяснил для себя мои оговорки и теперь, если даже меня разоблачат, это не должно стать для него неожиданностью, но с другой стороны… Если он «живёт только для того, чтобы убивать демонов», то… плохо дело.       Ну почему всё обязательно должно быть так сложно?!       ***       То ли мы шли слишком медленно, то ли до дома оказалось дальше, чем говорил Принц, но вернулись мы довольно поздно: весь дом уже был погружён в темноту, кроме затянутого бумагой окна в комнате господина лекаря Ши да на конюшне мальчишка-слуга нёс ведро воды в стойла. Принц отдал ему коня и повернулся к дому.       – Простите, что прогулка так затянулась, – сказал он.       – Ничего, это всяко интересней, чем учиться изящно наливать чай.       Мы помолчали. Где-то в доме стрекотал сверчок. Над головой в чёрном небе горели звёзды. Идти в дом не хотелось, мне, по крайней мере. Принц тоже медлил.       – Все спят, – сказал я. – Это что же, их придётся будить, чтоб вам воды нагрели? Тэ Му Син повернул голову и уставился на меня нечитаемым взглядом. Здоровую половину лица серебрил слабый свет звёзд, а на изуродованную шрамом, падал тёплый отблеск от окна лекаря.       – Не придётся, – сказал он. – Там, за домом, есть декоративный пруд, если вы не знали. Я вполне могу обойтись и холодной водой.       – Ясно, – сказал я, и мы опять помолчали.       – Ещё один признак, почему я вижу в вас существо из другого мира, госпожа Лин, потому что вы обращаетесь ко мне как к равному, не думая о сословных различиях и титулах. Отметаете их. У нас же это невозможно. Ни для кого.       – Это столь ужасно, Ваше Высочество?       – Это… очень странно, госпожа Лин. Мне нравится, я вижу в этом… свободу, но других это может пугать или раздражать. Следите за этим, госпожа Лин. Хотя бы ради своей безопасности.       – Хорошо… – сказал я. И, спохватившись, поспешно добавил:       – Ваше Высочество!       Он улыбнулся, и я снова увидел, как это некрасивое лицо полыхнуло вышедшей за пределы тела душой.       – Что ж, госпожа Лин, полагаю вам в ту сторону, а мне в другую. Найдёте дорогу до своей комнаты?       – Подождите, – пробормотал я. – Ваше Высочество! Можно попросить вас об одолжении? Я… ужасно хочу есть. На кухню генерал Пак мне заходить запретил, если там никого нет. Не составите ли вы мне компанию? Я… почему-то тоже не хочу никого будить.       Принц – Тэ Му Син – кивнул и повёл сквозь дом, открыв для этого заднюю дверь в свою комнату, таким путём идти на кухню мне ещё не приходилось. А там зажёг фонарь и быстро нашёл укутанный для теплоты чайник.       – Чай «из пакетиков» не обещаю, а простой – вот.       – Благодарю вас, – сказал я, принимая пиалу. Надо же, запомнил то, что я говорил!       – И, вот, – он поставил передо мной блюдо, в которое насыпал холодные тушёные овощи и рисовые колобки.       Я схватил палочки. Есть хотелось нестерпимо, но я остановил уже поднесённый кусочек у самого лица и медленно отвёл руку.       – А вы? – спросил я. – Ваше Высочество? Почему вы не насыпали себе? Это же не потому, что вы хотите меня отравить, Ваше Высочество? Убить демона без пролития крови?       Бровь Тэ-гуна на свободной от начёсанных вперёд волос стороне лица, взлетела вверх. Он медленно насыпал в тарелку и себе, а потом сел напротив и, взяв рисовый колобок палочками, долго разглядывал его, пока не решился съесть.       Прекрасно! У этого парня явно проблемы с пищевым поведением. Я чуть слюной не захлебнулся, пока ждал!       Однако, дальше дела пошли веселее, ел он, может и не так жадно, как я, и медленнее, но в результате его тарелка оказалась так же пуста. После этого я с глубочайшим чувством удовлетворения пожелал ему спокойной ночи и отправился спать.       Не знаю, откуда у Его Высочества были силы и решимость плескаться в холодной воде, а мне хватило обтирания влажным полотенцем, после чего я растянулся на расстеленной на полу постели. Если меня ещё и завтра разбудят так рано, чтобы учить премудростям средневекового этикета, я… прям, не знаю, что сделаю! Вспомню, что демон, и укушу! Всех, кто придёт будить!       Я с наслаждением расслабил ноющие с непривычки перетруженные мышцы и закрыл глаза, вспоминая этот день. Надо же, начался с кошмара, а заканчивается так хорошо! Вот, правда, некоторые вопросы… Как там было, в письме покойной госпожи Хэй?       «Все говорят: «Любовь – благословенье,       Весна и солнца свет в душе твоей».       Я провёл рукой по груди, вниз, по животу, ещё ниже… Никакого шевеления и никакой не положенной активности и в помине не было, как и всегда.       Ну, я же говорил, что не влюблён! Голова кружилась потому, что я сидел слишком высоко на этой коняге! А петь я так старался потому, что… Потому что я всегда стараюсь петь наилучшим образом!       Сознание стало меркнуть, комната и постель покачиваться и отплывать в сторону. Последнее, что я вспомнил, прежде чем погрузиться в сон, был голос Му Сина: «Следите за этим, госпожа Лин. Хотя бы ради своей безопасности…».