Отпечатки

Утрированное дружелюбие с театральными милыми улыбочками, и только зрачки выражают всю суть. Твои — дырявят ее белоснежную кожу, её — прожигают тебя с ног до головы, пуская молнии. И тебе ещё сильнее хочется её придушить; снять эту воображаемую корону, опустить её планку до простых смертных. Больше она не приснится. Потому что ты сам так решил. «Я выиграл, не так ли?» … Говоришь про себя, ехидным взглядом цепляясь за ее ресницы, порхающие, словно крылья ночных мотыльков, и совсем не уверен, прочитала она твои мысли, или подумала о чём-то своём, но её хитрая улыбка и отрицательное мотание головой заставило лёгкий холодок дрожащей волной пройтись по спине. «Ну, не совсем…)» … Наэлектризованная луна падает с вечернего неба прямо в лужи, и всё происходит молниеносно, когда искры летят в разные стороны, когда (не) нарочно опрокинутый её рукавом кофе за долю секунды впитывается в твои джинсы, а посетители с соседних столиков невольно ахают. Оля изображает изумление, и окутывает тебя волной неискренних извинений, переключая твой внутренний тумблер до самой высокой точки кипения. А потом — ты остываешь. Дыхание становится глубже и медленнее, воздух — приятнее. Она берет со стола салфетку, и ее рука так бессмысленно, но ощутимо скользит по твоим джинсам, выше и усерднее, пока твоя — непроизвольно сжимается. А она не сводит с тебя глаз, пытаясь уловить каждую эмоцию, промелькнувшую на твоем лице. Соседние столики лапают вас взглядами. Ты не можешь сглотнуть, а щеки горят. А новогодняя музыка перестаёт звучать, и только в висках отбойные молоточки колотятся в безбашенном темпе. А молодой официант ехидно улыбается, во всех красках представляя себя на твоём месте. А её невинно вздрогнувшие брови и нескрываемо мерцающие глаза ясно дают понять — война только начинается. И ты совсем не уверен, что выйдешь из неё победителем. … «Ну что ж, давай поиграем…» Ты чувствуешь себя неестественно пусто, когда она уходит, забирая с собой пьянящий шлейф мускуса, корицы и чего-то сладкого-сладкого. Тебе кажется, ты пахнешь ей. Тебе бы отвлечься. Тебе бы домой к жене.

А джинсы всё мокнут.

***

Мальчик повесился при неизвестных обстоятельствах и задание кажется катастрофически тяжёлым. Скоро всё кончится, ты просто проводишь испытания. Она просто водит тебя за нос. — сегодня не выйдет — и выбрав не тот ящик, она так молитвенно просит тебя дать ей второй шанс.

«Простите, Ольга, правила равны для всех без исключений.»

Гостья — отчаявшаяся мать — категорична; настаивает решительно и неподвластно. Ты опускаешь подбородок. Оля поднимает глаза с поволокой — выстрел, острая улыбка одним уголком губ едва заметна из под скрывающих ее истинные эмоции волос. Ты целишься в ответ, ресницы жмут на курок. Она отворачивается. Она попала в цель. А ты — остаёшься… ты, оказывается, без единого патрона, и что-то громко щёлкает внутри.

***

Сочи дрожит промокшими скользкими пальмами и так сопливо хлюпает под ногами своих людей. Луна молчит, а грязь пачкает надгробия чудовищно обширного кладбища. Присутствующие не решаются отвлечься и достать зонты, когда ее фигура приближается из темноты осторожно и с опаской. Сегодня ждали всех. А ее — особенно.

Особенно ты.

Въедающиеся в глаза вспышки камер плывут белыми пятнами, взгляд не фокусируется. Ни на ком, кроме неё. И кажется, что всему виной патологически зябкий туман. Или она, слишком буквально затуманившая твой рассудок. Оля выглядит слабее. Глаза меркнут, а дождевая мгла просачивается под одежду. Тела дрожат. Её — слишком. Ты чувствуешь, когда подаёшь ей руку, будто это что-то обычное. Будто так надо.

Так надо. Они поймут.

Они идут где-то позади. Ты не чувствуешь ничего к ее улыбке, ничего, что могло бы оттолкнуть. — Вас перенести? … — А вы меня не уроните?

Ты не отвечаешь. Ты отрываешь ее от земли — и, кажется, взлетаешь сам.

Мерзкая грязь не чувствуется под ногами, и только ее волосы тихонько касаются твоего лица, а она лёгкая-лёгкая. И тебе, наконец-то, легко. И совсем не холодно. Теперь.

***

Автобус неторопливо скользит по ненадёжно мокрым дорогам, возвращая в скучавшую Москву участников и всю съёмочную группу. Центр города мерцает гирляндами и пахнет приближающимся чудом. Все уставшие до жути, но никому не удаётся заснуть. Вы с ней на разных полюсах в разных концах. И ты думаешь о том, как сильно хочется домой. О кольце, упавшем в раковину. О снах. Ресницы смыкаются, и на секунду ты видишь ее отражение в блестящих зеркалах, усыпанных красными отпечатками.

Ее губы что-то шепчут. Ты почти слышишь.

Ты выскальзываешь из сна, когда автобус ощутимо резко останавливается, а голоса оживают. Съемочная группа исчезает незаметно, и только пара экстрасенсов прощаются с Олей, наконец найдя глазами нужный номер такси. Вы стоите в центре города Земли, а машины проезжают вперёд-назад, — люди круглыми сутками куда-то спешат. Но мир останавливается.

И так спокойно..

Ее телефон отключается, когда мороз так кстати сжирает последние проценты заряда. Тишина и пронизывающий ветер режет скулы, Оля плотнее закутывается в совсем не зимнее пальто. — Я хотела извиниться перед вами, я сказала глупость, но… я совсем не хотела вас задеть, — ее голос отдаётся тихим эхом, а ты не успеваешь возразить, — наверное, дружить мы с вами не сможем, а для войны, честно говоря, у меня совсем не осталось сил.. Ты почти уверен, что всему дело — её севший айфон. Она хитрее, чем кажется. Она видит, что ты видишь. Но ты смотришь на неё тепло-тепло, и этого хватает сполна. Оля выдыхает. И кажется, хочет сказать что-то ещё, но ты слышишь только скользящие шины вдоль ночных трасс. И ловишь ее удивлённый взгляд, поднимая руки.

В знак полнейшей капитуляции. Ты сдаёшься. Ей.

Она прячет смущенную улыбку, кутаясь в чёрный шарф, немного подрагивая от холода. Что-то светлое загорается внутри. Что-то чёрное тонет под ее ресницами. На них опускается снежинка. Потом ещё одна. Вы одновременно устремляете глаза куда-то вверх, а внезапный мерцающий снег плывёт по небу бледной пленкой, окутывая серую Москву. — Я мог бы вызвать вам… тебе такси. — Мне так не хочется домой. — А чего тебе хочется? — Честно? — она смотрит как-то виновато и наивно, — мне хочется спать, Илья.. И ты понимаешь ее по-детски счастливые, но такие тяжёлые глаза. Ты скользишь пальцами по влажному от тающего снега экрану.

А счастье ярко пылает где-то внутри.

***

Такси едет неторопливо и спокойно — по твоей просьбе — а она прикрывает глаза, дуя на ладони горячим воздухом. Она снимает сапоги, так мило жалуясь, какие они холодные, дурацкие, до ужаса неудобные, и как-то между слов опускает свои ноги на твои колени, вытягиваясь на задних сиденьях. Ток пронизывает до кончиков пальцев, пока те скользят по капрону — доходят до её колен — и неохотно возвращаются обратно. Всё снова выходит из под контроля. Всё снова встаёт на свои места. Звёзды кажутся ближе и снег липнет к окнам. И скоро всё кончится.

А тебе бы так не хотелось, чтобы это «всё» кончалось.

***

Она в постели твоей полупустой квартиры — как что-то катастрофически неправильное. Ее белое тело тонет в темных простынях. А дорога до дома растворилась в гудящей голове, словно в застывших лужах.

Но ты помнишь её глаза. И этого достаточно.

Как истинный джентльмен, ложишься в зале, раскладывая чертовски неудобный диван. Ночь медленно уходит под горизонт. А улыбка так навязчиво не сходит с лица. Глаза колом, когда бессонница выламывает кости. Мышцы гудят, а в голове вспышки камер,

и ее губы — среди безликих людей.

***

Телефон гудит от очередного пропущенного, а на часах — пол шестого вечера, когда ты только открываешь глаза. Тишина прячется по углам. Твоя спальня оказывается патологически пуста, и только кровать, крепко впитывавшая ее запах, напоминает, что это были не сны. Тебе кажется, что она исчезла, словно мимолетное видение, и не оставила после себя больше ничего. Проходишь мимо ванной комнаты, и поймав боковым зрением что-то инородное, включаешь свет.

У нее нет номера твоего телефона. В твоей съёмной нет ни единой ручки.

Но она нашла способ. Она и не искала.. Аккуратное «спасибо» написано на зеркале красной помадой, наверное, той же, которую ты замечаешь на своей щеке. Широкая улыбка расплывается на лице. Отопление обещали отключить из-за временных неполадок. Но ты точно знаешь, что не замёрзнешь. В душе стало теплее. И теперь — не страшна ни одна зима.

***

А потом ты вызовешь сантехника, который достает из сифона твоё обручальное, так стремительно упавшее в раковину. Ты приедешь на финал с огромным букетом бордовых роз, и это последнее — и единственное — что ты себе позволишь. Она (вновь) поцелует тебя в щёку. Она не возьмёт синюю руку, — Но возьмёт твою, спускаясь по ступенькам под счастливые крики людей, отдавших за неё свои голоса. Их улыбки будут важнее любой победы.

Ее улыбка - важнее твоей. Твоей личной победы над своей гордостью. И к черту принципы.

На Новый Год, среди сотен сообщений с поздравлениями, ты найдёшь то самое, коротенькое и с незнакомого номера, но с красным поцелуем на конце. Ты улыбнёшься, пока твои родные будут разливать шампанское по бокалам, «Иронию судьбы» будут транслировать сразу по нескольким каналам, а снег — обещать чуть ли не каждый день. Прошлогодний Оливье будет доедаться ещё несколько дней,

а прошлогоднее чудо — не кончится, пока красные губы окончательно не затеряются в твоих призрачных снах…