Актерша.

      Юля смотрит в зеркало. Разбито. Экран телефона разбит. — Вот шваль, — она шла по коридору, грозно стуча каблуками. На глазах стояли слезы. Уже третий раз отказали в поступлении, деньги заканчивались. Домой возвращаться не вариант, снова работать продавщицей было выше её сил, — как они не могут понять, что я подхожу?!       Женщина курит прямо в квартире. Арендодатель носатый: почувствует. Ну и ладно. Уже кажется, что терять нечего. Она снова и снова набирает режиссёру, но он никакого ответа.       Оставался последний вариант: родители. Но мать её отвечала на её звонки уже давно. Отцу и подавно не было до Юлии дела. Хоть бы решил откупиться. Но ничего. Набрала Лолу с Серёжей. Они всегда отвечали. — Иди к нам, мы в «Лампе» сидим, — познакомились еще в прошлом году при первой попытке поступить, она училась на сценариста, он — на режиссёра. Уже как несколько лет встречались. С ними было тошно: нашли практику по знакомствам и радовались. Небось туда и примут на работу. — Ну и пошёл в жопу, и она пошла в жопу, — Юля хватается за голову и бьется в истерике. Ей некому позвонить, некуда уйти из пустой пыльной квартиры. Женщина смотрит на часы, но внутреннее ощущение обмануло. Кажется, что прошло уже много часов, но в действительно не прошло и получаса, — больно нужно мне ваше внимание. Наверняка, дочурку свою делят опять. Тошно.       Юлия не собиралась плакаться о неудачном приёме. Лола и Серёжа только переглядывадись, покуривая. — Будешь? — спросил Серёжа, поймав взгляд девушки на себе. Она кивнула: мать все равно искала повод выгнать из дома. Так Юлия устроит ей повод хоть куда. Она вдохнула, раскашлялась, но не остановилась. Повторяя за Лолой, потянулась потушить в пепельницу, но уронила сигарету и прожгла кожаный поручень. — Вот шваль, — она фыркнула.       Юля снова и снова обходит квартиру. Безразличие раз за разом сменяется тревогой. Она несколько раз проверяет беседу. Не мог же он из-за пары дней больничного её заменить. Ещё и сам отправил. Или всё это план? Конечно, убрать её, старую любовницу, чтобы пропихнуть свою дочурку. Искал удобного повода, не иначе. Ещё и увольнением угрожал. Всё вставает на свои места так гладко, что Юля удивляется, как раньше не догадалась.       Охладел, а про переезд говорил, чтобы подозрений не вызвать.       Юлия шла домой уже заполночь. Плевать было на мать, на запах табака, на неодобрение. — Иди туда, где шлялась, шваль, — мать сидела на кухне. В проходе стояла собранная сумка. — Чтоб ты сдохла, — устало выдавила девушка. Взяла сумку и пошла прочь. Неважно, все ли вещи сложила старая карга. Ключи-то у неё останутся. — И ключи от дома оставь, — добавила мать, когда девушка уже стояла у двери. — Мучительно и долго, — Юлия швырнул ключи в кухню и вышла, — шваль.       По квартире раздается звонок. Женщина смотрит: режиссёр. Нет, он не посмеет первым сказать об увольнении. И о расставании тоже. Юля судорожно соображает.       Да, такое представление он не забудет. Узел не получается плохо. Руки дрожат, не выходит. Юля прикидывает, с какой стороны он обычно подъезжает. Меняет стратегию. Привязывает скрученую простыню к кровати. Телефон трезвонит ещё громче. Мелодия его звонка. Юля повязывает простыню, как мать шарф в детстве. Ручка заедает. Но женщина с силой её дёргается, почти выдирая из окна. — Явился, — она презрительно фыркает, смотря на подъезжающую машину режиссёра. И шагает. Занавес.