Некий гаремный реванш: девятая муза

Неудачи не было. Сначала они передали Лилит и Индекс Марку Спейсу. Девочка всё ещё дулась, и на прощание Томы почти не ответила. Затем он проводил родителей с Отохиме — те ещё раз повторили приглашение на пляж, а Тома ещё раз обещал подумать. О пляже действительно стоило подумать, но сейчас, пока он выходил из здания аэропорта и шагал к ожидавшему лимузину, то думал совсем не об этом. А о том, что ничего неудачного не произошло. Причём уже давно так не происходило, даже по мелочи. Тот раз, когда родители застукали его с Шокухо, был последним, наверное. Далее всё шло ровно. Раньше такое тоже бывало, да и Алистер Кроули утверждал, что неудача отступает перед силой воли… но уже практически день прошёл, и Тома не сказал бы, что как-то проявлял силу воли… Может, что-то ещё произошло? В его теле теперь сидит Сен-Жермен… кстати. — Сен-Жермен, — Тома попробовал позвать внутренним голосом, и это сработало. — Да, Камидзе-сан? — Сен-Жермен отвечала очень вежливо, уже смирившись со своим положением фактической пленницы. — Ты не ощущала за сегодня какую-нибудь неудачу? — Я… не очень понимаю, Камидзе-сан. Но вроде бы ничего такого. Возможно, в этом и причина. Сен-Жермен теперь внутри, и работает теперь её удача, скажем. Каким-то образом огибает Разрушитель Барьеров. Хотя, конечно, удача Сен-Жермен не лучшая в мире, но даже так разница существенна. Всё равно надо быть настороже. Отинус вновь вылезла из кармана, когда он вернулся в лимузин — и прыгнула на сиденье. — Я почти задохнулась и вся затекла, — она немного прошлась, с удовольствием потягиваясь. — Тома, носи меня как аниме-фигурку, никто не возмутится. — Только любой мимопроходящий маг, узнавший в тебе Магического Бога, — Мисаки за время их отсутствия успела сунуть в рот леденец. — Ну или переодеть тебя, перекрасить волосы и надеть очки, чтобы все принимали за какую-то шинигами с бензопилой, только без бензопилы. — Тома, скажи этому человеку, чтобы даже не думала меня трогать. — Говорю, — Тома сел рядом с Мисаки, и та сразу прислонилась к его плечу. Несколько секунд они просто сидели молча (Отинус перебралась на противоположное сиденье), а затем Мисаки протянула ему вазочку конфет. — Толстеть будем, — Тома послушно взял одну. — И говорить, — Мисаки поднесла руку к губам, и он только сейчас увидел поблескивающие на запястье серебристые часы. — Пожалуйста, покружите по городу до дальнейших распоряжений. — Ты шофёра наняла? — Нет, у автопилота очень хороший распознаватель речи теперь, — Мисаки опустила руку. — И я думаю такие часы всем будущим членам Совета раздать. Для мгновенной связи. — Нам тоже? — У меня рук не хватит! — улыбнулась Мисаки. — Подумаю. А теперь… поговорим серьёзно, да? Потому что, Томик, для начала, — она оперлась на сиденье. — Мне показалось, или ты как-то не хочешь общаться с родителями? — Ну… — Тома положил в рот конфету и начал осторожно ощупывать её языком. — Если говорить мелодраматично, то наши миры теперь совсем разные. И я их в свой мир втягивать не хочу. И так не понимаю, как ещё никто не додумался против меня использовать. Ладно тогда Алистер наверняка приглядывал, но сейчас-то… — Я могу перевезти их в Академия-сити и выдать охрану. — Я… честно не знаю. Надо их спросить, я совсем не знаю. — Хорошо, — Мисаки успокаивающе коснулась его плеча. — Прости, что использовала пульт. Они отчего-то восприняли меня в штыки, а я и так слишком замоталась, чтобы ещё и хорошее впечатление производить. — Мне кажется, они кого угодно помимо Микото в штыки бы приняли. Хотя к Ицуве нормально отнеслись… — Прости ещё раз. — Прощаю. Они легко поцеловались; Отинус лишь закатила глаза. Она успела добраться до хлебных палочек и сейчас тщательно грызла одну из них. — Теперь мой черёд, — продолжил Тома. — Падальщики видели, как те двое, что Мугино засекала у Такао, что-то вынюхивали в районе твоего особняка. Солдатская выправка и один чернокожий. — Только видели? — нахмурилась Мисаки. — Не засняли? — Засняли на свои камеры наблюдения, я попросил Сейке прислать тебе видео. — Ясно, проверю. Если это действительно те же самые люди… — Думаешь, это американцы? — Тома взял ещё конфету. — Не уверена, — Мисаки тоже взяла одну. — Чернокожих везде полно. Они у нас есть, в Несессариусе есть… — У Камисато сестра. — Ага. Так что с равным успехом могут оказаться русские или французы. Надо будет уточнить у Мугино, почему она подумала на американцев, и заодно попросить её разведать. И раз уж зашло про Мугино… — Такицубо. — Да. Они помолчали некоторое время, как и Отинус, всё грызущая хлебную палочку. Затем Мисаки продолжила: — Нам нужно продолжать создавать эсперов, Томик. Ради выживания Академия-сити. Но я не хочу вновь прибегать к прошлым методам, потому что, ну… — она поёжилась. — Я помню, как это было. Ты живёшь как в тумане, вновь и вновь используешь силу, видишь только людей в белых халатах и таких же, как ты, детей… которые в любой момент могут просто исчезнуть, и никто не скажет, куда именно… каждую секунду наблюдают, ты не помнишь вчерашнего вечера и не знаешь, что будет следующим утром… Тома обхватил её и крепко обнял; Мисаки тяжело вздохнула и уткнулась ему в грудь. — Прости. Я не люблю об этом вспоминать. Но и не хочу, чтобы это повторялось вновь, так что ищу альтернативы. А Кайкине куда-то запропастился… — Он всё болеет? — Я не понимаю, что происходит, — Мисаки продолжала обнимать его. — Он не должен болеть ничем, он ведь просто может превратить самого себя в лекарство. Но я связалась с Кайби и та сказала, что да, всё ещё болеет. И неизвестно когда вылечится. — Болеет… — Тома посмотрел на Отинус, вновь воздерживающуюся от комментариев. — Может, он там как-то соприкоснулся с Научным Богом? И в этом вся болезнь? — Может. Не знаю. Но честно говоря, Томик, я даже в здоровом Кайкине не уверена. Он вроде соглашался создать из человека эспера, но всё в духе «попробую», «может», «не знаю», «что если не понравится»… — Мисаки оторвалась от него и потянулась к следующей конфетке, хотя ещё эту не рассосала. — А мне не нужно «может», мне нужен твёрдо работающий метод, где не придётся травить детей наркотой. — И мы возвращаемся к Такицубо? — И мы возвращаемся к Такицубо. Они ещё немного помолчали. Отинус расправилась уже с половиной палочки. — Я ведь встретила её сегодня, — Мисаки и сейчас продолжила разговор. — Лилит с Индекс от них и пришли, и с ними ITEM были, кроме собственно Мугино. Так что я успела парой слов с Такицубо перекинуться, спросила, что она думает насчёт пятого уровня, и та сказала, что подумает. — Так прямо и сказала? — посмотрел Тома. — Её я не подчиняла и не хочу. Это не твои родители, это совсем другое дело. Но если она сама не против, то мне только в радость. Мне и всему городу. — Если только она не захочет абсолютной власти. — Пердя молниями? — Мисаки счастливо усмехнулась. — Томик, если бы Такицубо хотела власти, то уже давно нашла бы способы её получить. А так я просто организую всё, чтобы и не попробовала, кое-какие мысли есть. Тома прикрыл глаза. В теории всё выглядело хорошо, но оно всегда выглядит хорошо. А когда добирается до практики… — Про Анну Шпренгель ещё ничего не известно? — Нисколько. И, если честно, меня пугает не столько могущественная колдунья, сколько её прикрытие американской корпорацией. Тут даже победа может легко закончиться поражением. Вот пока я твоего отца щёлкала, то из его памяти выцепила кое-какие мысли о контракте, над которым он до поездки сюда работал. Похоже, это контракт с одной из фирм, что представлены на сайте. — Папа в этом замешан? — Тома аж проглотил леденец. — Нет, Томик, не волнуйся. Я просмотрела текст контракта, и там ничего такого нет, обычное посредничество в сделке по покупке-продаже оргтехники. Я думала, у тебя отец чем-то большим руководит… — Зато в пределах мира. — И то хорошо. Просто по всему выходит, что корпорация многоуровневая, долгоиграющая, с репутацией и связями. Если это действительно Анна Шпренгель с Розенкрейцерами, и если они нацелены вредить Академия-сити… — Никто нам не поверит. Даже Роберто. — В лучшем случае. Поэтому надо что-то делать. Тома взглянул на Отинус, что уже догрызла палочку и теперь старалась уцепить другую. И ведь не пойми, надо ли что-то делать в принципе. Отбрехаться можно по любому пункту — ничего страшного от товаров до сих пор не произошло, мы поставляем их Академия-сити во имя дружбы, какая жалость, что пистолеты настоящие, мы их обязательно изымем, проведём расследование и компенсируем… Причём искренне. Если судить по их бывшему Совету Директоров, то даже высшие сотрудники в R&C Occultics могут не знать, чем та занимается на самом деле. А ведь в случае чего именно их выставят вперёд, заставив принимать на себя удары… — Может, напустить на них Мазерса? Или клонов? — Мазерса или клонов? — Он хочет разобраться с Розенкрейцерами. А они наверняка лучше сообразят, что к чему, взломают что нужно. — Взломать они точно смогут… блин, ведь точно. Я совсем заработалась, мозги уже в никакую попросить помощи клонов, — Мисаки опять прижалась к нему. — Томик, сейчас приедем домой и выеби меня куда-нибудь. Очень помогает. — Ну раз уж помогает… — Скажите, доктор, мне долго осталось? Кайкине вопреки сказанному уже сидел на кровати и улыбался, словно надеялся кого-то впечатлить тьмой на месте рта. Сидящая рядом Кайби нисколько не впечатлялась, а остальные давно привыкли. В комнате были все, даже пара клонов уместились у двери. Ласт Ордер сидела на коленях Акселератора и что-то напевала, Оллерус и Эстер устроились в углу, а голова некромантки моталась у потолка. Мариан стояла рядом с Кагуном и не сводила с него взгляда, а тот только сейчас прекратил осматривать Кайкине и выпрямился, оправив белый костюм. — Осталось долго, — говорил Кагун устало; эта усталость чудилась в нём с самого момента воскрешения. Словно учёный встал раньше будильника и до сих пор не мог проснуться. — Но думаю, что таким как раньше вы больше не будете. — А каким буду? — Кайкине даже не обеспокоился, но Кайби мгновенно напряглась. — Скорее всего, произошло то же самое, что и после встречи с Отинус, — Кагун слегка усмехнулся, увидев, что от этих слов тёмная щель на лице Второго уменьшилась, а глаза на мгновение сверкнули оранжевым. — Тогда Магический Бог выплавила вас в единую форму и запретила изменять её без приказа. Сейчас, когда вы коснулись Научного Бога, тот случайно или намеренно повторил её приём. — Получается, я смогу стать нормальным лишь когда Научный Бог потеряет свою силу? — Да, — Кагун от «нормальным» вновь усмехнулся, но и только. — Однако я бы не рекомендовал. Похоже, этот Научный Бог большой парень, как бы ни вышло к худшему. — Мисаки давно пытаются связаться с ним, но никак не преуспевают, сама обижается Мисака. — И что тогда? — веселья у Кайкине явно поубавилось. — Мне вечно сидеть в таком состоянии? — Ну мы же в нём сидим вечно, — а вот Кагун наоборот, даже словно пробуждался, да и Мариан начала улыбаться. — Но я думаю, что это не было случайностью. Научный Бог специально воспользовался ситуацией или даже подстроил её, чтобы сделать вас основой для философского камня. — Я уже думал об этом, — мгновенно сказал Оллерус. — Но очень сомневаюсь. Научный Бог не проходил стадии Великого Делания, в этом я уверен. — Даже если так, Великое Делание может проходить сам Второй. Понятие субъекта и объекта в его случае сливается в одно. — В таком случае эксперименты уже давно бы начались и мистер Тейтоку уже давно бы их ощущал. — Это если Великое Делание завершено, но я не уверен, что мы добрались до четвёртой стадии. Коли Буйство Коронзон проходило так, как вы описали… — Эй! — проворчал Акселератор, вынуждая обоих умолкнуть и повернуться к нему. — Было бы неплохо объяснить, о чём вы говорите и что за Делание. И не только мне, — Кайби явно ничего не понимала. Кагун и Оллерус посмотрели друг на друга, а затем Магический Бог пожал плечами. — Да, думаю, стоит рассказать, — Кагун немного прошёлся по комнате. — Может, по пути уловим какую-нибудь мелочь и поймём лучше. Вы ведь знаете про философский камень? — Его все маги ищут, — Акселератор усмехнулся, сразу воображая себя учеником. Да и ладно, главное чтобы объяснили. — Но никак не могут выделить элементы, которые надо объединить для создания. — Ну да, если кратко. Элементов много, и все не сразу поняли, что философский камень не создать в простой ступке. Он тесно связан с сефира… вы ведь знаете про сефира? — Наслышан, — Акселератор покосился на Кайби, но та уже что-то шепталась с Кайкине. Значит, сама потом у него и выяснит. — Он тесно связан с сефира, — повторил Кагун. — Потому как камень — это не предмет, но воплощение желания достичь счастья с могуществом. Но у каждого свои представления о счастье и могуществе, неограниченные жизнь и богатство лишь мнение большинства. И камень, если получится, будет выражать желание того, кто его создал. Но для этого нужно понять, в чём твоё счастье и твоё могущество. Можно сказать, — Кагун вновь усмехнулся. — Что для создания философского камня нужно прежде всего создать самого себя. И этот процесс называется Великое Делание, или magnum opus, в котором выделяют четыре стадии. Он мельком взглянул на Оллеруса, но тот пока молчал. — Первая стадия — нигредо, чёрная стадия, которая подразумевает растворение полученных элементов в светящуюся жидкость. Для создателя стадия нигредо также означает разложение, разрушение всех иллюзий и осознание своей собственной иллюзорности. Ласт Ордер, что удивительно, слушала столь же пристально, сколь и Акселератор. Даже не жаловалась на скуку. — Альбедо, белая стадия, выпарывает из получившейся жидкости шлаки. Для человека это выглядит как принятие иллюзии, осознание собственного Я и чужих Я, а также любовь к ним, которая может даже выглядеть неестественной. — Цитринитас, жёлтая стадия, разделяет получившуюся жидкость на компоненты. Человек приобретает страх, даже животный ужас перед смертью, перед осознанием того, что однажды его Я будет уничтожено и никогда не станет прежним. — Рубедо, красная стадия, объединяет эти компоненты в единое целое. В человеке же объединяются противоположности, его светлая и тёмная сторона, образуя некую третью сущность, которую можно описать лишь парадоксами. Всё это Кагун рассказывал спокойно, даже вернувшись к полусонному состоянию. Прерывать его никто не стал, но как только тот закончил, то Кайкине сразу же вымолвил: — Так вот почему вы меня вчера расспрашивали. — Я уверен, что ваша история предполагает прохождение этих стадий как личности, — Кагун слегка зевнул. — Ваше поражение от рук Камидзе Томы и последующая смерть стали нигредо, разрушением иллюзий. Перерождение в новом обличье — альбедо, когда вы заново осознали себя и других, отказавшись от мести за собственную смерть. Когда Отинус заключила вас в плен, полностью ограничив форму, то вы испытали животный ужас цитринитаса. Ну и сейчас у вас должна происходить стадия рубедо. — Я бы не сказал, что во мне объединяются противоположности, — Кайкине пока занял сторону скептицизма. — Именно поэтому Научный Бог коснулся вас, — Кагуна это ничуть не смутило. — И что-то с вами делает, чтобы противоположности объединились. Незаметно для вас. Это может быть всё что угодно. Камень часто связывали и с Уроборосом, замыкающим временную последовательность от конца к началу, и с Гермафродитом, несущим в себе оба пола сразу. А ваш пол очень и очень условен, если уж так. Скептицизм Кайкине это не убавило, да и Акселератор нахмурился. Пока всё выглядело так, будто Кагун просто создал теорию и теперь натягивает её на ситуацию. Если учесть, что он всё-таки Кихара… — А какие-нибудь доказательства есть? — их сомнения выразила Эстер. — Я сейчас смотрю на Кайкине-сана и не вижу ничего из того, о чём вы говорите. Никакой стадии рубедо или работы Научного Бога. — Научный Бог ограничивает вас и ваше видение, — отпарировал Кагун. — Или у вас есть другое объяснение того, почему он не спасает жизни клонов и никак себя не проявляет? Он занят, устанавливает условия для того, чтобы Второй создал сам из себя философский камень и тем самым принёс счастье для всего человечества. Нам остаётся только ждать. Оллерус почему-то никак его не опровергал. Он сам рассматривал Кайкине и морщил лоб. Тот же откровенно хмурился, не радуясь перспективе стать божественным экспериментом.