Нитка

Сакура понимает: им не перезимовать. А когда это происходит — не плачет и не готовится чинить разбитые ожидания. Снаружи ее греет объемный свитер и плотные тренировочные штаны. А внутри колется льдинка в районе груди, там, где отогреть сложнее всего — не прикладывать же грелки. Сакура не Кай, и Снежная Королева из грустных сказок Андерсена не предлагает ей выкладывать слово из льдинок. Для ее внутреннего мороза, скопившегося за полгода, есть очень простое решение. В конце концов, мерзлота не должна длиться вечно, да? — Давай расстанемся, — предлагает она вслух Мадаре после совместного ужина. У него это вечер после работы. У нее — предусмотрительный отгул. Мужчина отрывает прищуренный взгляд от какого-то уведомления, мелькнувшего на экране смартфона. На его лице промельком отпечатывается удивление. — Что-то не так? — не выветрившимся с работы деловым тоном спрашивает он. Нужно ответить, наверное, так же. Выложить список причин, расписаться под ним и пододвинуть ему бумагу и ручку. По-деловому. — Мне с тобой холодно, — признается ему Сакура с мягкой и растерянной улыбкой. Она не планирует говорить это так, только почему-то все равно скользит на язык. Как мятная конфетка. Как та льдинка из груди. Мадара откладывает в сторону телефон. То, как его ладони складываются в замок и опускаются на стол, говорит о желании как следует разобраться. И больше это не трогать. Он вообще не любит обсуждать что-то больше двух раз. А она уже это затрагивает пару месяцев назад. Тогда Сакура еще надеется, что со временем ее пустят за броню, что к ней привыкнут и что больше не будет одиноко даже вдвоем в одной квартире. — Мы уже это обсуждали, — терпеливо напоминает ей мужчина. — Да. Так и было, — Сакура улыбается, опуская взгляд на свои руки. — Я помню, что ты говорил. Но я думала, что смогу что-то исправить. А оказалось, что не могу, даже если постараюсь. Вот и все, — добавляет, помолчав: — Я уже собрала вещи. — И что? — чужим металлическим голосом спрашивает Мадара, впиваясь в нее взглядом. — Мне умолять тебя остаться? Сакуре не больно, когда она говорит о своей проблеме вслух. Ей не больно даже когда она собирает свои вещи, собираясь успеть до прихода Мадары. Это все придет потом, когда она оттает. Но часть прорываться начинает уже сейчас. — Я не думаю, что ты это умеешь, — ответно колет его Сакура и встает с ощущением колотящегося почти в горле сердца. — А я хочу научиться снова выбирать себя. У Мадары сжимаются челюсти. Что бы он ни хотел ей сказать, он почему-то молчит. На секунду — только на одну — Сакуре кажется, что он встанет за ней, что это для него что-то значит. Но если и значит... Мадара оставляет это при себе. Когда-то он кажется ей идеальным. В каком-то смысле это так. Но, как и любой человек, он имеет список побочных эффектов и противопоказаний. Сакура в начале видит только показания к применению. Мадара нужен дозированно, только когда уже закладывает уши и от тремора падают чашки из рук. Тогда его способность быть хладнокровным и отстранённым действительно имеет положительный эффект. Но обычно он нужен, когда хочется тактильного контакта, внимания и подтверждения: да, люблю. И это не его. Сакура признается сама себе: она не сможет его изменить. Люди меняются, только если сами этого хотят. Она оставляет ключи на специальной подставке в коридоре. Набрасывает на шею шарф, не застегивая куртку, выходит из квартиры и решает, что сегодня же найдет свой самый теплый свитер, самые теплые носки, а потом — горячую хвойную ванну. И плакать в ней не меньше часа, чтобы все отогреть, растопить, а потом постараться нежить и баюкать. У нее больше нет ни Мадары, ни надежды спрятаться от зимы за чьей-то спиной. Зато нет целого списка с пунктами «как не стоит», «это не для него» и «как лучше». Со временем — Сакура знает — она поймет, что так было лучше. А теперь, для начала, нужно хотя бы оттаять.