it's a sin

      Уже почти целый час мистер Вильямсон, – их учитель истории, – нудно и скучно рассказывал о каком-то очень важном событии. Он говорил, что полки шли в атаку, сминая своих врагов, что люди умирали за что-то, и это наверняка было очень интересно, но Хиджин просто зевала. Низкий голос учителя убаюкивал, и единственное, что всё ещё не давало Чон уснуть – Хёнджин, сидящая прямо перед ней.       Она выглядела так же, как и в день их первой встречи, – распущенные тёмные волосы, тёмная футболка, ничуть не скрывающая её прекрасную спортивную форму, чёрные потёртые джинсы и такого же цвета конверсы. Именной бомбер висел на спинке стула. Хёнджин была частью баскетбольной команды и, кажется, одной из самых популярных девушек школы.       – Нравится то, что видишь? – С усмешкой спросила Ким, и Хиджин резко опустила голову, пытаясь скрыть внезапно возникший на щеках румянец.       – П-прости.       – Неважно, – убедившись, что учитель не смотрит, она наклонилась назад так, чтобы видеть лицо Хиджин. – Расслабься, не нужно меня бояться. Я никого не бью. Ну, почти.       Чон слабо улыбнулась. Как бы ни старался учитель, все взгляды в комнате всё равно были устремлены на них. Ученики замерли, словно хотели услышать каждое слово, которое Хёнджин могла бы ей сказать. Это пугало, но Ким только покачала головой.       – Бесят, верно? Ты обедаешь?       – Д-да.       – Тогда подожди меня после урока, пойдём в столовую вместе.       – Хорошо.       Хиджин начало казаться, что время замедлилось. Учитель говорил, а все продолжали смотреть на неё. Кто-то шептался, кто усмехался, но злило это одинаково сильно. Всё как в тот день, когда папа впервые позволил ей прийти к маме.       До того дня слово «рак» казалось Хиджин чем-то неважным, даже смешным. Её мама была здоровой и сильной, она легко справится с ним и вернётся домой, так говорил и папа, но проходили недели, месяцы, а она всё не приезжала. И однажды отец взял Хиджин с собой, «навестить маму». Да, так он и сказал.       Онкологический центр был большим, холодным и страшным, как и любая другая больница. Идя по длинным коридорам, Хиджин чувствовала себя маленькой и слабой. Все, – врачи, медсёстры, пациенты, – смотрели на неё. У кого-то в глазах была жалость, у кого-то отчаяние, но все они пугали одинаково сильно.       Когда они вошли в палату и папа впервые за всё это время отпустил её руку, Хиджин едва не заплакала. Её мама, до плеч накрытая одеялом, почти сливалась с белым постельным бельём. Не было больше чудесных длинных волос, только вязаная розовая шапочка с белым помпоном. Длинные худые руки слабо дрожали, а когда она увидела дочь, её тонкие губы скривились в странном подобии улыбки. Хиджин внезапно почувствовала, как нечто солёное и мокрое побежало по щекам вниз, к шее, но не могла найти в себе сил, чтобы поднять руку и стереть это с лица.       В голове пульсировала одна-единственная мысль: «Мама… Мама… Мама…».       Сжав губы, Хиджин до боли в костяшках вцепилась в парту. Нужно было восстановить дыхание, подумать о хорошем. Сегодня вечером папа приготовит на ужин лазанью, купит шоколад, заварит какао, а потом они вместе будут пересматривать любимые фильмы. Они делали так каждую пятницу, чтобы отдохнуть от тяжёлой недели и наконец-то расслабиться.       «Этот день будет хорошим,» – уверенно подумала Чон. – «Очень хорошим».

***

      Когда Хиджин и Хёнджин вошли в столовую, свободным оставался только один столик, и Ким, взяв со столика раздачи нечто, очень отдалённо напоминающее пуддинг, уверенно направилась прямо к нему. Чон неуверенно присела рядом, стараясь игнорировать удивлённые взгляды других учеников.       – Это место для популярных?       – Типа того, – кивнула Хёнджин. – Раньше тут сидели только мы с Джинсоль, но потом, когда она начала встречаться с Чонын, та тоже стала подсаживаться к нам. А за ней Джиу и остальные болельщицы.       – Звучит так, будто мне здесь не место.       – Ты мой гость, оставайся, – она тыкнула в пуддинг ложкой и нахмурилась. – Редкое дерьмо, не понимаю, почему всегда беру его.       – У меня есть с собой сэндвичи. Хочешь?       – Да, спасибо.       Хёнджин съела сэндвич так быстро, что, наверное, поставила мировой рекорд, а затем откинулась на спинку стула и оглядела столовую.       – Ты пока никого не знаешь, верно?       – Да.       – Ну, у тебя появилась потрясающая возможность увидеть местных «звёзд» вне их естественной среды обитания. Здесь, в столовой, они так же, как и обычные смертные, едят дерьмовую еду и болтают о всякой ерунде.       – Разве ты не одна из этих «звёзд»?       – Вообще нет. Их любят, а меня скорее боятся. Это разные вещи. Например, та девушка с двумя хвостиками, – она указала на Джиу, которая говорила о чём-то с высоким блондином. – Ты видела её на парковке. Её зовут Ким Джиу, и каждый парень в этой комнате мечтает с ней переспать. Ходячее клише, если хочешь знать моё мнение, – красивая, умная, проводит в церкви каждое воскресенье, даже поёт в церковном хоре. Просто хорошая девочка.       – Почему она кричала на Суён?       – Не знаю. Они ссорятся с того дня, как Суён появилась в школе. Может не поделили что-то. Мне в любом случае плевать. Кстати, вот и Суён. Капитан собственной персоной.       Хиджин с трудом заметила в толпе учеников знакомый бомбер. Рядом с Суён стояла брюнетка, чуть ниже её ростом, в чёрной рубашке, заправленной в такого же цвета обтягивающие брюки с серебряной цепью на правом бедре. Она что-то говорила, но из-за шума Чон не могла понять, что именно.       – А та, что рядом с ней?       – Младшая сестра. Хеджу. Думаю, мы с ней в одной лодке.       – В каком смысле?       – Ну, Джиу все любят, на Суён все равняются, а нас с Хеджу все просто боятся.       Хиджин ещё раз пристальнее всмотрелась в её лицо: она была красивой, с очаровательным овальным личиком и большими чёрными глазами оленёнка. Единственное, что могло бы напугать, – глубокий шрам на лбу, почти всегда скрытый чёрными волосами. Чон не понимала, как кто-то в здравом уме мог её бояться.       – Мне кажется, ты совсем не страшная.       – Правда?       – Д-да… Ты очень даже милая.       – С-спасибо, – на секунду Хиджин показалось, будто бы щёки Хёнджин покрылись лёгким румянцем. – Ты тоже.

***

      В этот раз оркестровая комната показалась Хиджин ещё меньше, чем в прошлый раз. Большую её часть теперь занимали различные инструменты, – уже старые, но всё ещё в хорошем состоянии, если не считать пары потёртостей или сколов. Джинсоль, поджав под себя ноги, сидела в самом центре, словно буддийский монах, только вместо прихожан ещё окружали стопки бумаги.       – Отчёты за предыдущий год, – объяснила она, когда Чон села рядом.       – Выглядит… внушительно.       – Ага. До меня тут заведовал парень. Он выпустился в прошлом году и оставил после себя тонны бумаги и кучу несостыковок. Не уверена, что мы вдвоём сможем справиться за этот вечер.       – А втроём?       Как только Хёнджин вошла в комнату, сердце Хиджин забилось быстрее. Она смущённо наблюдала за тем, как Ким наклонилась, чтобы поцеловать Джинсоль в щёку, а затем села рядом с ней. Это казалось странным, – Хёнджин, судя по всему, была «крутой», а Джинсоль… Кажется, они с Хиджин принадлежали к одному типажу – людям, которые могли быть кем угодно, но только не крутыми. Их считали либо ботанами, либо фриками, либо кем-то ещё, но всегда с уничижительным оттенком. Никто «крутой», наверное, не стал бы даже говорить с ними.       – Ну, втроём у нас есть шансы, – улыбнулась Джинсоль.       – Тогда я остаюсь. Ну, какой план?       – Хиджин будет читать пункты из списка и вносить новые данные, а мы будем искать инструменты. Ты ещё помнишь, где что лежит?       – Надеюсь, – усмехнулась Хёнджин. – Можем начинать?

***

      К шести часам Хиджин чувствовала себя настолько уставшей, что с трудом могла шевелить языком. Они дошли почти до конца списка, но нашли целую кучу несостыковок и недостачи. Когда до конца оставалось всего пару страниц, Джинсоль вдруг остановилась.       – Я хочу пить, – сказала она. – Можем сделать перерыв?       – Да, – согласилась Хёнджин, стряхивая с бомбера пыль. – Я бы тоже была не против. Хиджин?       – Только за.       – Круто! Я схожу до автомата с напитками, куплю нам что-нибудь. Что тебе принести, Хиджин?       – Просто колы, пожалуйста       Когда Джинсоль ушла, Хёнджин легла на пол, вытягивая вперёд стройные ноги. Край её футболки задрался, обнажая пару кубиков пресса, и Хиджин снова почувствовала, как к её щекам приливает тепло. Ей захотелось подсесть ближе, прикоснуться к бледной коже, провести бледными пальцами по прессу и крепким мускулам, наслаждаясь их скрытой силой. Эта девушка была самой красивой из всех, кого Чон когда-либо видела, и она просто не могла поверить, что кто-то мог всерьёз бояться или ненавидеть её.       – Джинсоль сказала, что ты раньше играла в группе.       – Да, в школе, в Нью-Йорке.       – Звучит круто.       – Группа?       – Нет, – красивые губы Хёнджин скривились в мечтательной улыбке. – Нью-Йорк. «Большое Яблоко». Там наверняка веселее, чем в нашей дыре.       – Ничего особенного. Просто город поменьше, люди всё равно везде одинаковые.       – Вряд ли ты где-нибудь ещё найдёшь таких же тупых уёбков как здешние. Все они, за редким исключением, конченые козлы.       – М-мои соседи казались милыми.       – Так всегда и бывает. Они «хорошие католики», понимаешь? За всё хорошее, против всего плохого. Вот только плохое – всё то, чего они не понимают. Смартфоны, вай-фай, короче, всё, что не из каменного века, – зло. Они даже несколько раз жгли вышки, и город на недели оставался без сотовой связи.       – Звучит жёстко, – пробормотала Хиджин.       – А выглядит ещё жёстче. Просто будь осторожнее, ладно?       – Я постараюсь.       Хёнджин приподнялась на локтях, пристальнее вглядываясь в её лицо.       – Я напугала тебя, – заключила она. – Прости.       – Неважно.       – Ни черта подобного, это очень важно. Мне очень жаль. Думаю, я сама иногда просто не слежу за языком. Не верь каждому слову, которое я говорю, – неожиданно она резко встала и уверенно прошла к куче инструментов, выуживая из неё акустическую гитару. – Джинсоль говорила, что ты поёшь. Можешь сделать это для меня, пожалуйста?       – Ты думаешь, это меня успокоит?       – Надеюсь. Я не настаиваю, но, если ты хочешь, то я буду рада послушать, как ты играешь.       – И что мне сыграть?       – Свою любимую песню, – уверенно ответила Хёнджин. – Сыграй мне свою любимую песню.       Хиджин почувствовала себя увереннее в ту же секунду, как её пальцы коснулись струн. Она мягко провела по ним подушечками, привыкая к новому инструменту и начала играть.       – Люби её, – пропела она так мягко, как только могла:       – И говори с ней каждый день.       Это девушка должна знать.       Говори с ней, скажи ей всё, что я не мог сказать.       Какая она тёплая, какая она милая и прекрасная.       Она полюбила эту песню в тот же момент, когда услышала в машине отца. С тех пор каждый раз, когда они ехали куда-то вместе, он обязательно включал эту песню, чтобы они могли вместе спеть её. Он часто фальшивил и не попадал в ноты, но Хиджин не обращала на это внимания. Ей просто нравилось петь вместе с ним.       – О, люби её, как я должен был,       Обнимай её и заботься.       Когда её мир станет печальным, встреться с ней в любое время, в которое она будет нуждаться в тебе.       Будь рядом, будь парнем, которым я не смог быть и люби её, люби её за меня.       Пожалуйста, люби её, люби её за меня.       Первое, что она увидела, когда подняла голову, – восхищённый взгляд Хёнджин. Ким смотрела на неё так, словно Хиджин была единственным в мире человеком, будто она создала Вселенную, повесила на небо Луну и звёзды. Сердце снова забилось быстрее. Чон всегда гордилась собой немного больше, чем следовало бы, но сейчас эта гордость достигла апогея.       – Ну как?       – У тебя определённо чёртов талант.       – С-спасибо.       – Не смей смущаться, Чон Хиджин! Когда ты станешь мировой звездой, я буду хвастаться тем, что была первой, кто сказал тебе это, даже если это окажется ложью!       Хиджин наклонила голову, стараясь скрыть румянец, но Хёнджин всё равно продолжала на неё смотреть.       – Днём я сказала, что ты милая, Чон Хиджин. Так вот, думаю, что я ошиблась. Ты не просто милая, ты потрясающая.       – Спасибо.       – Пожалуйста, – улыбнулась Хёнджин.

***

      Уже почти десять минут Хиджин сидела за столом, уперевшись взглядом в одну точку где-то за спиной отца.       «Хёнджин сказала, что я потрясающая,» – думала она. – «Это флирт? То есть, наверное, да, это флирт, но может, она говорит это всем девушкам? Она популярна, у неё должно быть много девушек. Я ей нравлюсь? Может, стоит просто спросить? Нет! Нельзя!».       – Хиджин, – она пришла в себя только после того, как папа осторожно коснулся её плеча. – Ты в порядке?       – Д-да, просто задумалась немного.       – Проблемы в школе?       – Нет! Нет, всё хорошо. Учителя и ученики потрясающие, и я уже вступила в школьную группу. Мы сегодня репетировали, это было круто.       – Я очень рад, детка, – улыбнулся отец. – Здорово, что ты можешь продолжать заниматься любимым делом здесь.       – Да, я тоже так думаю. Джинсоль просто потрясающая. Она пишет классную музыку и потрясающие тексты, я отправила ей кое-что из своего, и мы договорились встретиться и обсудить это. Кажется, ей очень нравится. И Хён… – Хиджин запнулась.       – Хён? – Переспросил папа.       – Ничего. Просто ещё кое-кто из новых знакомых.       Глаза Хиджин скользили по всему на кухне, кроме фигуры и лица папы. Он широко улыбался. В воздухе аппетитно пахло лазаньей и какао, и это напоминало о том, что она дома, в безопасности.       – Ты влюбилась, милая?       – Я не знаю, пап, – неловко призналась Хиджин. – Мы знакомы всего неделю, но мне уже кажется, будто я знаю этого человека всю жизнь. Это неправильно, да?       – Ты подросток, Хиджин, а в этом возрасте происходит многое из того, что «скучные взрослые» типа меня посчитали бы неправильным. Я не могу судить тебя, потому что я не на твоём месте и не знаю всей картины. Единственное, что я хочу, чтобы ты думала в первую очередь о себе. Ты можешь любить человека, заботиться о нём, но не пытайся спасать того, кто сам этого не хочет, и не будь с тем, кто переходит грань и мешает тебе жить и развиваться.       – Я знаю, пап, спасибо.       Отец подался вперёд, чтобы осторожно погладить дочь по голове.       – Пожалуйста, принцесса.