In The Ballroom Of Mind

Ночной Нью-Йорк, который уже вовсю гудел в вечерних пробках, охваченный неоновым пламенем реклам, вывесок и уличных фонарей, оставался где-то за стеклом окна автомобиля, надежно отсекающего праздничную суету от тишины его салона, разбавляемой разве что негромким бормотанием рождественских песен по радио. В воздухе же витал едва различимый аромат хвои и палочек корицы, будто прежний пассажир оставил на заднем сиденье букет из пары еловых веток и стаканчик пряного латте. Действительно, так пахло Рождество. И пока такси неторопливо скользило по улицам заснеженного города, взгляд Одри рассеянно скользил по толпам туристов и спешащим по своим делам обычным прохожим. Чем же было Рождество для нее? Ее Рождество несло в себе совсем другие смыслы, отличные от представлений большинства. Свое детство Одри провела в строгих традициях пуританского воспитания. Так обычно этому празднику предшествовал адвент, наполненный долгими богослужениями, таинством исповеди, принятием постных постановлений, чтением молитв и размышлений о приходе Христа на землю. Ее Рождество совсем не ассоциировалось с нарядными елями, загадыванием желаний, коробками подарков, украшенных алыми бантами, или поздними ужинами в кругу близких и друзей с красным вином и запеченной индейкой. Нет, оно было насквозь пропитано тревогами за себя, за свое будущее, за избранный в этом мире ей путь. Искренне ли она раскаялась за все свои грехи, проводя час за часом в бесконечной молитве с тесно зажатым в ладонях крестиком? Заслужила ли милости Господа Бога, вымаливая прощение до сбитой в кровь кожи на острых коленях?.. Та Одри, что давно канула в Лету с течением времени, знала наверняка: этого всегда будет ничтожно мало. И все же, несмотря ни на что, одно желание у нее все-таки было. Из года в год всё, о чем только смела просить маленькая Одри, было лишь отцовское снисхождение к ней, недостаточно чистой, невинной и непорочной в его жестоких и бескомпромиссных глазах. И этим грезам не было суждено сбыться. Теперь же, многие годы спустя, имея за плечами сотни сеансов личной терапии и десятки часов супервизий, она как никогда жаждала ощутить себя освободившейся от тяготевшего ее прошлого. И именно этому чувству свободы, одолевшему ее впервые за все годы жизни, хотелось посвятить это Рождество. Первое среди всех минувших, до того сводившихся к страху перед божественным и нескончаемому одиночеству в своей инаковости. Одри задумчиво смахнула со лба прядь каштановых волос и чуть покачала головой словно в несогласие своим мыслям. Нет, этот год определенно ознаменовал наступившие в жизни перемены, хотя свои заслуги в том признать было до сих пор непросто. Новая работа в престижной психиатрической лечебнице «Гудлам» позволит углубиться в интересующую ее специализацию, вырасти в профессиональном плане и, наконец, действительно начать помогать людям, которые больше всего на свете в этом нуждались. Пациенты, как ей часто казалось, были лишь заблудшими душами, случайно свернувшими на кривую дорожку. В этом они были похожи. Она была уверена, знала едва ли не наверняка, что давно вернула себя на истинный путь, искупив вину за былые ошибки. Или лишь отчаянно пыталась себя в том убедить? Одри потерла кончиками пальцев лоб и снова старательно отмахнулась от преследовавших ее сегодня размышлений о прошлом. В подтверждение нити собственных измышлений ее пальцы чуть крепче сжали черный конверт. В нем лежало приглашение на праздничный вечер, как-то значилось каллиграфически выведенными алыми буквами на плотной дорогой бумаге. Вынув его из конверта, девушка пробежалась по написанным перьевой ручкой строчкам и не удержала скользнувшей на губы усмешки. «Священная Земля». Именно так назывался роскошный отель на Манхэттене, в котором Гудлам организовал рождественский прием. Ироничное совпадение, не так ли? В них Одри, стремившаяся подчинять любые случайности рациональному объяснению, не была склонна верить. Такси, плавно сбавив скорость, остановилось напротив украшенного еловым лапником крыльца отеля. Гостей поджидал швейцар в форменном кителе черного цвета, который, шагнув навстречу, услужливо распахнул перед Одри дверь машины. Она выбралась на улицу, ступив на припорошенный снегом тротуар. За натертыми до блеска стеклянными дверьми с выведенными на них золотыми буквами «Sacra Terra» виднелась сияющая рождественская ель с алыми бантами и причудливыми игрушками. Теплый свет огней гирлянды разгонял сумрак зимней ночи, заставляя завороженно залюбоваться представшей картиной. Миновав сверкающий мрамором холл отеля и устланную ковровой дорожкой величавую широкую лестницу, Одри очутилась в вычурном зале полном гостей в изысканных элегантных нарядах, неспешно прогуливающихся парами и обменивающимися беседами за бокалом шампанского, что разносили всюду снующие вышколенные официанты. Она едва ли успела узнать кого-то из своих коллег поближе за пару недель работы на новом месте и оттого совсем не рассчитывала встретить здесь знакомое лицо. Проследовав к бару, Одри остановилась у стойки, за которой бармен скучающе натирал хрустальные стаканы под виски, и, облокотившись на нее, скользнула взглядом по мелькающим лицам приглашенных. Бесцельное наблюдение так бы и осталось таковым, если бы глаза девушки вдруг не остановились на подозрительно знакомой ей мужской спине. Она нахмурилась и шагнула вперед, влекомая желанием узнать кем был ее обладатель. Внезапно обернувшись, он встретился с ней взглядом и Одри не сдержала своего ошеломленного вздоха. — Профессор Синнер? В голосе Одри сквозило неприкрытое изумление. Теперь они были коллегами, но едва ли она смела думать, что их пути когда-либо пересекутся вновь. Хотя Одри действительно работала в Гудламе совсем недолго, ей достоверно известно, что в психиатрической лечебнице среди ее коллег Малек Синнер не значится. Мог ли он быть связан с Гудламом иным образом? Она задумчиво свела брови на переносице. Объяснение показалось ей сомнительным, маловероятным, но взамен другого не находилось. Получил приглашение как известный в городе специалист? Не иначе как волей случая их свело друг с другом снова спустя несколько лет. Одри отвлеченно хмыкнула вслед своим размышлениям о вопросах, ответов которым никак не находилось. Малеку же очевидно нравилось ее смятение. Он широко улыбнулся и вместо приветствия исправил ее, не став тратить время на досужий обмен вежливостями, которые, очевидно, ставил под сомнение как и прочие общепринятые нормы поведения. — Доктор Синнер, если вам угодно, Одри, — проговорил он и, предвидя ее встречный вопрос, сразу же добавил: — После выпуска вашего курса я больше не преподаю в университете. Брови Одри неконтролируемо взлетели вверх в немом удивлении. Она прочистила горло, тем самым предоставив себе возможность переварить услышанное и определиться с ответной репликой. Собеседник же ее нисколько не торопил, с излишне обходительной улыбкой на губах терпеливо дожидаясь, пока девушка наконец найдется что сказать. В выражении его лица читалось явное удовольствие от происходящего, которое Синнер вовсе не пытался скрывать и, вероятно, делал это абсолютно намеренно. — И… — Одри напротив всеми силами пыталась замаскировать возникшую неловкость и протянула: — Почему же? — Не знаю, — весело отозвался Малек, по-прежнему улыбаясь уголком губ: — Наверняка утратил в том личный интерес. Одри склонила голову вбок, едва сдержав недовольный вздох. Может, с учебы в университете и минула пара лет, но он все еще с прежней легкостью завлекал ее в свои искусные ловушки исключительно забавы ради и, кажется, былого на то запала нисколько не растерял. Или же, дело было в том, что она сама, зная последствия подобной опрометчивости, раз за разом отчаянно желала в них попадаться? Одри поджала губы. Провокатор, чертов провокатор. — Не желаете ли выпить, Одри? — с притворной любезностью переменив тему, предложил мужчина, хотя, как не напрасно казалось Одри, все ее мысли были видны ему как на ладони, это ничуть его не смущало: — Шампанского? Или же что-нибудь покрепче? — Шампанского вполне достаточно. Одри старательно заправила за ухо выбившуюся прядь волос. Действительно, ей бы не помешал напиток куда крепче обычного игристого. Она не планировала здесь надолго оставаться, для того вполне сознательно явив себя на прием полутора часами позднее от его начала. Однако неожиданная встреча с бывшим профессором внесла свои коррективы. Теперь же вечер явно обещал быть интересным, ведь единственным ее давним знакомым среди всех прочих приглашенных оказался именно Малек Синнер. Кажется, судьба действительно все предопределила, отрядив именно его персону в качестве ее сегодняшнего спутника. Отлучившись на считанные мгновения, Малек с едва заметным учтивым кивком головы вручил ей хрустальный фужер. Снова пытается издеваться? Одри хотела было несдержанно фыркнуть, поскольку вполне небезосновательно догадывалась, насколько ему смешны все эти нелепые расшаркивания, но ограничилась лишь встречной благодарностью. — Сколь отныне мы с вами полноправные коллеги, предлагаю перейти на «ты», — прищурился он: — Не возражаешь, Одри? Отсалютовав бокалом, Синнер запил свое предложение глотком шампанского. Едва ли она могла сказать, что хорошо знакома с характером этого человека, однако была готова поклясться, что какие бы то ни было возражения Малеку не приходятся по вкусу. Впрочем, сейчас их у нее и не было. Одри негромко хмыкнула и ответила ему кротким кивком. —Чудесно. — И что же ты здесь делаешь? — не выдержала Одри. — Очевидно, хорошо провожу время, не так ли? — иронично приподнял брови ее издевающийся собеседник и, мягко рассмеявшись, чуть приблизился к ней, чтобы шепнуть: — Вижу, что тебя волнует ответ совсем другого толка, Одри. Я приглашен сюда так же, как и все остальные. Как, кстати, и ты. Или считаешь, что подобных почестей я не заслужил? Девушка подавила желание закатить глаза, но вместо этого отпила игристого вина. Действительно, как она и думала ранее, искренних ответов от него едва ли можно добиться. Однако, желая того или нет, ее догадки он все же в чем-то подтвердил. — А ты, Одри? Судя по твоему пунктуальному появлению, ты не очень-то и хотела приходить, я прав? Полагаю, все дело в стремлении навести мосты со своими новыми коллегами. Похвально, прошу заметить. Его осведомленность о последних событиях в ее жизни наводила на некоторые размышления. Может, ее предположение о некой связи Гудлама и Малека не было столь безумным, каким показалось на первый взгляд? — Хорошо, все так, — спокойно призналась Одри, стараясь не задумываться о том, что пошла на поводу его провокаций: — Не мне говорить, насколько полезно устанавливать контакты, хм, с коллегами. И развеяться порой тоже не бывает лишним. Она чуть нахмурилась, подумав о некоторой двусмысленности, проскользнувшей в ее словах. Однако Синнер, даже если и обратил на нее внимание, значения этому не придал и никак на ее неосторожную реплику не отреагировал, зацепившись совсем за другое. — Тогда, Одри, ты наверняка не откажешь мне в удовольствии потанцевать с тобой. Одри приподняла бровь, глядя на его хитрую усмешку, в которой с очевидностью угадывалась уже знакомая ей самоуверенность. Да и само по себе приглашение больше походило на утверждение, нежели на вопрос, который мог предполагать отказ. В подтверждение ее мыслей, Малек ловко забрал из ее рук полупустой фужер шампанского, небрежно вручив его вместе со своим проходившему мимо официанту, а после — протянул ей свою руку. Так и не найдя повода отказаться, она все же вложила пальцы в его прохладную ладонь и последовала за ним в центр зала. — Не сочти за бестактность, Одри, но вижу, тебя что-то беспокоит, — заметил Синнер. Она вздохнула, вернув ему свой взгляд. От Одри не укрылось, что в его глазах больше не сквозило ни единого намека на прежнее ехидство. Выражение лица Малека в тон его голосу стало серьезным и сосредоточенным. Продолжившаяся же между ними беседа нисколько не мешала ему уверенно вести ее в танце и одновременно весьма тонко подмечать эмоциональное состояние своей партнерши. Одри внезапно почувствовала, что сил нести этот груз на своих плечах у нее больше не осталось. — Рождество, скорое начало нового года… Провоцирует на некоторую рефлексию, — негромко призналась она: — Я пытаюсь убедить себя, что все хорошо, но кое-что не дает мне покоя… Даже сейчас. — И что же это? — Воспоминания. Взгляд Одри стал отрешенным, меланхоличным. Но Малек молчал, отчего-то не пытаясь вскрыть ей черепную коробку и скрупулезно препарировать ее прошлое точно под микроскопом. А может, был занят чтением ее эмоций, мимики, языка тела. Довольствовался тем, что она давала и так, без лишних усилий. И если это было действительно так, то Одри было решительно наплевать, насколько она нага перед ним в своей откровенной искренности. — Одри, скажу только одно. Что бы сейчас не преследовало твой разум, призраки прошлого всегда стремятся найти выход и однажды обязательно его найдут. Неожиданно она поймала себя на мысли, что Малек никогда не давал готовых ответов, словно предоставляя возможность собеседнику прийти к верным ответам самостоятельно. Профессиональная наклонность или личные убеждения? Это по-прежнему оставалось загадкой. Она неопределенно повела плечом, все еще неосознанно пытаясь закрыться от собственных чувств, что так вероломно захватили ее сердце. — Я бы… Не хотела сейчас об этом говорить, — негромко сообщила Одри так, будто и не обращалась ни к кому конкретно: — Я… Следовало это прекратить. Взять себя в руки. Весь этот вечер, начиная с поездки в такси, она так или иначе возвращалась в мыслях к своему отцу. Тому самому, который вызывал у нее благоговейный страх, хотя сердце оставалось глухо к Господу Богу, несмотря на все усилия наконец понять, осознать чью-то непоколебимую веру в него. И все же, как бы она не старалась, вера осталась для нее чужой. Так был ли прав Малек? В самом ли деле она отпустила свое прошлое так, как думала о том всего лишь пару часов назад? Или же все это одно лишь стремление выдать желаемое за действительное в попытке угомонить внутренних демонов? — Одри? Кажется, он звал ее уже не в первый раз. И давно ли она выпала из реальности? Его голос звучал мягко, уверенно, спокойно. От столь свойственной Малеку тонкой иронии не осталось и следа. Наверняка он почувствовал, насколько болезненны эти воспоминания и оттого не спешил бередить душу лишними сейчас вопросами. Одри на мгновение прикрыла веки, прислушиваясь к собственному дыханию, и медленно посчитала про себя на три счета. Раз. Два. Три. С размеренным выдохом она распахнула глаза и встретилась с взглядом серых глаз напротив. Возможно, то было лишь напрасной иллюзией, видением, но ей показалось, что в них она нашла понимание. Одри покачала головой, избавляясь от этих непрошенных мыслей словно от завораживающего, обманчивого миража, и наконец нашла в себе силы что-то ответить. — Здесь стало слишком шумно. Наверное, я просто устала. — На террасе должно быть потише, — негромко заметил Синнер, не попытавшись возразить результатам ее оценки произошедшего. Приглашение за этими словами не последовало. Он молча направился к стеклянным дверям, за которыми мерцало тысячей огней Большое Яблоко. И на первый взгляд могло показаться, что мужчине не было дела до того, последует ли она за ним или же останется стоять в полумраке зала одна, беспощадно тонущая в гомоне чужих разговоров и музыки. В своем обыкновении Малек не стремился произвести впечатление напускной заботой, но все же был готов протянуть утопающему спасительную соломинку, оставляя выбор — ухватиться за нее или нет. И Одри покорно шагнула за ним в ночь точно в бездну, не оставив сомнениям внутри ни единого шанса. Он раскрыл створки ведущего на террасу дверного проема и все же обернулся через плечо. Ворвавшийся морозный воздух взвился вверх, всколыхнув плотную ткань портьер, и безжалостно бросил в виновников своего беспокойства ледяной крошкой колючего снега. Одри коснулась пальцами обнаженной линии плеч, ощутив, как хрупкие снежинки тают на горячей коже, оставаясь лишь поблескивающими в сумраке капельками воды. Малек внимательно проследил за неспешным движением женской руки, очертившей выступающие ключицы и следом ненарочно соскользнувшей к ложбинке груди. Его губы напряженно сжались плотнее, глаза же в хищном прищуре сверкнули недовольством. Всего лишь на одно мгновение, недостаточное, чтобы она успела заметить. Не сказав ни слова, он снял с себя пиджак и протянул его замершей в изумлении Одри, а после, не изменив своему молчанию, ступил в морозную ночь. Пиджак на шелковой подкладке, еще хранивший тепло его тела, опустился на ее плечи. Наблюдая за удаляющейся мужской спиной, Одри беззастенчиво ткнулась носом в атласные лацканы смокинга, который надежно спрятал ее от приносимого с Гудзона стылого ветра. Знакомый аромат затянутой в черную кожу ледяной розы. Он мысленно перенес ее в тот далекий майский вечер, воспоминания о котором тотчас мелькнули в сознании короткой, опаляющей вспышкой. — Ты себе не изменяешь… — едва слышно фыркнула девушка, почти касаясь изогнутыми в усмешке губами тонкой ткани из итальянской шерсти словно в невесомом поцелуе. — Никогда. Не ожидая услышать ответ, Одри вскинула взгляд на бывшего профессора. По его поднятой вверх брови и залегшей на губах ухмылке она поняла, что случайно озвучила свои мысли. Забылась, потерявших в собственных ощущениях. Правда, допущенная ею маленькая оплошность нисколько не заставила ее стушеваться. Не сегодня. Одри была уверена как никогда, что они оба думают об одном и том же. Ведь она так и не набралась смелости поговорить прямо о летавших между ними в ту ночь искрах как от самого жаркого пламени, грозящего превратиться в ревущий пожар. Одри шумно выдохнула, проследив, как влажное облачко пара растворяется в ледяном сумраке ночи. Ее случайный спутник тоже не спешил размениваться на разговоры. Не иначе как Одри оказалась права в своих размышлениях. Кажется, свой разум, занятый беспокойными мыслями не меньше ее, он стремился занять чем-то другим. Щелкнув металлической зажигалкой, Малек закурил, облокотившись на сверкающие хромом перила стеклянного парапета. Чуть подавшись вперед, он устремил свой взор на ночной город. От ее пристального внимания не укрылось, как с первой затяжкой, глубокой и почти что жадной, полной истинного наслаждения, он ненадолго прикрыл глаза. — Я думала, тебе чужды любые пагубные пристрастия, — заметила Одри, намекая тлеющую меж его пальцев сигарету. — Зависимости есть у каждого, Одри, — в тон ей хмыкнул Малек, задумчиво выпустив тонкую струйку дыма, и следом не без тонкой провокации констатировал: — И у тебя, и у меня. — И какие же есть у тебя? Ее вопрос, такой прямолинейный и одновременно в своей сути совершенно простой, заставил его хрипло рассмеяться. Играла с ним Одри или нет, наивно пытаясь поймать его на крючок, это не имело никакого значения. Малек был из тех, кто устанавливал правила в любых играх сам, а потому ловиться на ее удочку совсем не спешил, пускай эту удочку держала в своих руках лишь только Одри. — Одри, — его голос прозвучал снисходительно, с тенью отзвучавшего смеха, смешавшегося с притворным укором: — Я не твой пациент, а ты — не мой консультант. Я не очень-то люблю болтать. Психотерапевты куда охотнее предпочитают слушать. Одри подошла к мужчине ближе. Дробный перестук ее каблуков разрезал безмолвие пустой террасы, до того прерываемое лишь негромкими отголосками никогда не засыпающего города. Впервые за этот вечер они остались в полном одиночестве. Теперь она желала сократить между ними дистанцию. Хотя бы в прямом смысле этого слова. Девушка оперлась спиной на металлические перила, раскованно раскинув руки в стороны, и заглянула в серые глаза напротив. — Что ж, тогда свои зависимости я оставлю в тайне, — прищурившись, отозвалась Одри. Все это так напоминало ту их встречу ночью в кампусе и одновременно не имело с ней ничего общего. Ныне она — другая. Уверенная и дерзкая, ровно настолько, чтобы теперь, больше не таясь и не прячась, прямо смотреть в его глаза. Где-то там, в их бездонной глубине, отливающей металлическим блеском, вспыхнули игривые нотки веселья. Удивительно, как с каждой минутой Малек открывался ей с новой, совершенно незнакомой стороны. — Ты определенно стала смелее, Одри. Синнер своей хватки за минувшие годы не растерял. С пугающей привычностью он бесцеремонно влез к ней в голову и филигранно точно уловил ход ее мыслей. Его нахальная уверенность в собственной правоте, которую он ни на минуту не ставил под сомнение, странным образом ее подкупала. Стало быть, он только что ее похвалил? Одри откровенно усмехнулась своему внезапному открытию, хитро улыбнувшись краешком губ словно в будоражащем их обоих обещании чего-то большего. Ее взгляд скользнул по безупречному профилю его задумчивого лица и остановился на огоньке тлеющей сигареты, зажатой между тонких точеных губ. Да, она бесспорно стала смелее. — Но я могу украсть твою. Хотя бы сейчас. Одри бесстыдно забрала из его рук сигарету. Малек же нисколько тому не воспротивился, оставшись неким молчаливым зрителем, явно ожидающим продолжения развернувшейся перед ним сцены. Тесно зажав ее между пальцев, она коснулась ими своих губ и с жадностью глубоко затянулась. Он наблюдал за ней безотрывно, не сводя глаз с ее губ, крепко обнимающих фильтр сигареты, на котором наверняка останется отпечаток красной помады — свидетель ее наглого, пускай и совсем крохотного, бесчинства. — Шалость удалась, как считаешь? — провокационно протянула Одри, выпустив клубы дыма в лицо ухмыляющегося мужчины, а после небрежно бросила окурок вниз. — Вполне. Малек уверенно приблизился к ней, но Одри не чувствовала в нем прежнего давления. Нет, он снова предоставлял ей выбор — отступить или пойти дальше. Казалось, ей резко стало наплевать на беспощадно развевающий ее волосы ветер с пролетающими мушками снега, которые оседали на обнаженных руках сверкающими крапинками. Именно теперь, когда они стали настолько близко, чтобы ощущать тепло своих тел, опаляя губы друг друга жарким дыханием. Одри спрятала вожделение в своем взгляде за прикрывшими глаза черными ресницами. Она была готова нырнуть в этот омут с головой, перечеркнув все сожаления прошлого одним неспешным движением навстречу Синнеру в ожидании горячего и столь желанного поцелуя. Над их головами, где-то высоко в черничном небе, грохнул залп салюта, рассыпавшегося тысячей разноцветных брызг, следом неспешно тающих в темноте. Одри вздрогнула, оказавшись еще чуть ближе к мужчине, и затаила сбившееся было дыхание. Вспышки смазанными бликами мелькали на его лице, неторопливо сменяя одну за другой словно в замедленной киносъемке. С каждым новым хлопком она забывала об обжигающей холодом ткани платья, мучительно липнувшего от ветра к ногам, о тысяче мурашек, затаившихся где-то на хрупкой пояснице, и не смела думать больше ни о чем другом. — Полночь? — спокойно предположил Малек бархатным полушепотом и приподнял уголок губ в коварной ухмылке. — Наверняка, — хрипло отозвалась Одри, не находя в себе сил хотя бы на секунду отвести взгляда от его глаз, на дне которых всколыхнулись искорки томного, тягучего желания. Хотя до праздничного фейерверка ей не было никакого дела, она отвлеченно пробормотала: — Красиво… — Очень. Одри не знала, к чему именно относились его слова, но что-то ей подсказывало, что на яркие всполохи разноцветных огней салюта Малеку было совершенно плевать. И пускай они снова не перешагнули эту грань, ни он, ни она так и не отстранились друг от друга. Заблудившись в собственных мыслях, она окончательно утратила чувство времени, сказавшись совсем неуверенной в том, сколько же они стоят так, глядя друг другу в глаза, разделенные едва ли десятком сантиметров между ними. Минуту ли, а может, и целый час. Голоса гостей вечера прервали этот момент, погрузивший их точно в безвременье. Рядом раздался веселый звон бокалов с шампанским. Избавившись от очарования разыгранной между ними мизансцены, мужчина все же сделал полшага назад. — Одри, — позвал ее Синнер и, обхватив ладонью ее запястье, вдруг констатировал: — Ты дрожишь. Она опустила взгляд вниз, на сплетение их рук, и только сейчас заметила, как предательски подрагивают ее замерзшие пальцы. Неозвученный ею вопрос так и повис в воздухе, оставшись без ответа — виновен ли в том морозный декабрь или же тот, что держал ее сейчас за руку? В полном смятении Одри замотала головой, оставив все попытки разобраться с причиной этого озноба. — Ты совсем продрогла, — негромко проговорил Малек, восприняв ее несогласие по-своему: — Не стоило здесь задерживаться. — Не думаю, что все настолько плохо… — Внизу ждет мой водитель, он отвезет тебя домой, — мужчина прервал ее на полуслове, тон его голоса недвусмысленно намекал, что его обладатель не потерпит никаких возражений, и ей не оставалось ничего другого, кроме как принять его предложение и вновь последовать за ним. Ворох нестройных мыслей крутился в голове, но главным было одно — зачем ему все это нужно? Одри не решалась спрашивать, наверняка лишь потому, что знала наперед — он не станет раскрывать своих истинных мотивов. Малек шел впереди, одним только своим появлением заставляя гостей расступаться в стороны без лишних просьб. И она, молча шедшая за ним, едва находившая ответы на все свои вопросы, внезапно почувствовала приливающее волнами спокойствие. Было ли то заботой или лишь красивым вежливым жестом, хотя ни то, ни другое в чистом виде не об этом мужчине, Одри вопреки своим сомнениям впервые за долгое время ощутила надежную опору в ком-то другом, способном подарить чувство защищенности. Достоин ли был Малек Синнер подобной оценки? Она не была наивной и знала, что говорить о том непростительно рано. И все же непоколебимость в своих решениях вкупе с уверенностью, излучаемой этим человеком, позволила ей ненадолго отпустить контроль над ситуацией. Могла ли она отказаться от его помощи? Наверняка, хотя ее отказ едва ли оставил его удовлетворенным. Но тогда бы ей пришлось снова мерзнуть на улице в попытке словить в праздничную ночь свободную машину такси с набившимся мокрым снегом в лаковые туфли, а затем провести выходные в борьбе с неминуемо свалившейся на нее простудой. И стоило ли бы оно того? Хмыкнув, Одри покачала головой, зная точный ответ хотя бы на этот вопрос. Они вдвоем вновь очутились на ночной шумной улице. Взгляд Одри, рассеянно мазнувший по снующим мимо прохожим и красиво украшенным праздничным витринам магазинов, остановился на черном Лексусе, что действительно поджидал их у самого крыльца отеля. Синнер подошел к автомобилю, сверкающего своими наполированными боками, и перебросился парой слов с водителем, очевидно, отдавая распоряжение отвезти девушку по адресу, который она назовет. — Одри, прошу, — в ироничном тоне пригласил ее Малек, распахнув перед ней дверь машины так, будто водителем для нее на этот вечер был он сам. — Спасибо, — Одри не сдержала благодарной улыбки и, ненадолго задержавшись, вдруг предложила: — Ты… Не поедешь со мной? Она была готова поклясться, что в ее вопросе не было двойного дна, но… Не было ли это в некоторой степени самообманом? Взгляд мужчины, снова ставший привычно бесстрастным, скользнул по тонкой ткани ее платья, и после остановился на зеленых глазах его затихшей спутницы. — Не думаю, что это хорошая идея, — наконец отозвался он и от внимания Одри не укрылось, как на его задумчивом лице тенью мелькнул намек на усмешку. Дождавшись, пока девушка устроится в темном салоне автомобиля, Синнер чуть наклонился к ней и, прежде чем закрыть дверь, негромко произнес: — Спокойной ночи, Одри. Она не успела ему ответить. С мягким хлопком двери ее отрезало от суеты праздничной ночи и седан плавно тронулся в путь, встроившись в неспешный поток ночного трафика, увозя ее прочь от мужчины, все еще стоявшего на тротуаре и смотревшего ей вслед. Опустив взгляд на свои покрасневшие на морозе руки, Одри вспомнила, что так и не вернула Малеку его пиджак, пахнувший розами, кожей и мускусом.