С волками жить - по-волчьи выть

И он ушел тогда. Даже не стал будить Есенина. Просто укрыл его и оставил на столе краткую записку: "Я вынужден уйти. Ваш Володя." Называть себя он так не любил, но ночью Сергей повторил его имя раз сто, не меньше. И было бы грубо уйти, не оставив и следа. 25-ый год. Маяковский буквально чудом ещё жив. Ноябрьская холодина пробирает до костей, и мужчина кутается в темное пальто в надежде согреться. В газетах он все чаще видит мелькающее имя Есенина. "Устроил драку" там встречается не менее, чем два раза на неделю. Владимир каждый раз обеспокоенно бегает глазами по заголовкам, но стоит Лиле обратить на это внимание, как поэт сразу переворачивает страницу и молча улыбается, как бы оправдываясь. Сейчас же он шел по дороге, лихорадочно выискивая знакомые лица в толпе. Их не оказалось. - Владимир Владимирович! - раздалось где-то слева, и Маяковский обернулся. Это был Сергей, в лёгком пальто и почти что раздетый. Он дрожал от холода, но с улицы не уходил, и Владимир поспешил к нему. Вблизи он был ещё худее, ещё бледнее, и почти сливался с каменными постройками за спиной. Блондин устало, вымученно улыбнулся и промолвил: "Не ожидал вас тут увидать. Я уж думал не увижу перед..." Он запнулся, но времени рассуждать не было. Схватив его за плечо, Маяковский чуть ли не силой потащил его в дом, где жил Есенин. Когда-то кто-то говорил ему об этой постройке, проходя мимо, и поэт не мог не запомнить. Сергей упрямился, упирался и пытался доказать, что домой ему не нужно. Но держа мужчину за холодную, почти окоченевшую руку, Владимир думал обратное. Наконец они были в квартире. София встретила их совершенно безучастно: лишь спросила: "Чего так рано, дорогой?", заварила чай, помогла мужу одеться потеплее и вышла из квартиры, смерив Маяковского слишком уж похабным взглядом. Мужчина поморщился. Но тут же перевел взгляд на Сергея. Тот сидел на своей кровати в спальне, укутываясь в большой и колючий плед. Маяковский сел рядом, глядя в потухшие голубые глаза напротив. - Видок у вас паршивый, Сергей Александрович, - усмехнувшись сказал Владимир. Но Есенин не заулыбался, как всегда. Он глянул на дверь спальни, будто в любую минуту в комнату могла войти жена, и поднял на Владимира страдальческий взгляд. "Я больше не выдержу, Владимир..," - проговорил он, и в глазах его постепенно начали появляться слёзы, чистые, как небесная синева. - "Помните, как вы приходили ко мне тогда? Сейчас я...я устал, я обессилен. Скоро я умру, милый друг." Маяковский с ужасом наблюдал за Сергеем. Он подвинулся ближе, обнимая поэта за плечи и утыкаясь в его вихрастую макушку носом, чтобы утешить, успокоить его. Есенин заплакал, сжимая все ещё холодными руками воротник пальто Маяковского. - Вы нескоро умрёте, Сергей. Всё будет хорошо, я рядом, - зашептал Владимир, и что-то ещё несколько минут говорил и говорил, пока Есенин тихо плакал у него на груди. В сердце болезненно закололо, и Маяковский прижал к себе поэта, как маленького ребенка. Блондин сел вплотную к мужчине, прижимаясь к его боку, и всхлипнул. "Владимир, я...Я уверен в этом. Могу...Могу попросить вас кое о чем?" - проговорил Сергей. - Конечно, - утвердительно кивнул он, когда увидел, что Есенин уже не плакал. Тогда дрожащей, худой рукой поэт коснулся щеки Маяковского, невесомо погладив ее. "Останьтесь, молю...Лишь на пару часов. Как тогда," - прошептал он, доверчиво заглядывая в большие карие глаза, в которых светилось то убитое, уничтоженное чувство, что Есенин видел в прошлую их совместную ночь. Маяковский промолчал. Лишь наклонился к лицу поэта и нежно поцеловал его, успокаивая всем своим существом. Ещё одна слеза скатилась со щеки Есенина, и он обнял мужчину за шею, поглаживая его затылок так бережно, как только мог. Владимир легонько укусил его за нижнюю губу и улыбнулся, услышав тихий стон. "Больно, Серёж?" - насмешливо спросил Маяковский и тут же почувствовал, как Есенин нервно выдохнул, опустил голову и несдержанно укусил мужчину в шею. Владимир зарычал, глядя на поэта, который впервые искренне засмеялся, обнимая его и убирая плед, дабы он не мешал. "Не больно, Володя," - протянул он, и утянул русоволосого в новый поцелуй. Поцелуи медленно, но верно переходили в откровенные ласки. Есенин боялся, что их застанут, дёргался при любом звуке, но ещё больше смущался действий Маяковского. Тот расцеловал ему всю шею, оставил отметины и следы от зубов. Раздев Сергея по пояс, он наклонил над ним, снова жарко целуя в ключицы, чем вызвал новый тихий стон. Наконец, дьявол искуситель, каковым для Сергея и был Владимир, взялся руками за край брюк мужчины. Тот схватился за руки Маяковского и протестующе замычал. - Стойте, Володя! - произнес мужчина вместе с рваным вздохом, и начал дергать ногами, чем позабавил Маяковского. "Что-то не так, Сергей?" - протянул он, наклоняясь и губами касаясь живота поэта. Есенин уже был алым от смущения, а теперь он будто загорелся ярким пламенем. Владимир поцелуями спускался ниже и ниже, и незаметно для Сергея стягивал его штаны. Есенин был уже возбуждён, но так отчаянно это скрывал, что, казалось, он никогда и не занимался любовью. - Владимир, пожалуйста...Я не уверен, что вам оно... Но не успел он договорить, как Маяковский провел языком по стволу его члена, заглядывая в глаза Есенину, и вскоре, облизнувшись, взял его за щеку. Сергей выгнулся почти что дугой, чуть ли не завывая от поглотившего его наслаждения, и задрожал. Он не мог смотреть на Владимира: тот совершенно без зазрения совести смотрел ему в глаза и максимально развратно, пусть и грубо, работал языком и ртом. Когда он взял слишком глубоко, что даже сам издал некое подобие хрипа, Есенин поднял руку и сжал копну его волос с неконтролируемой силой. И тут же услышал низкое рычание. Владимир выпустил член изо рта, стирая слюну тыльной стороной ладони, и ухмыльнулся. - Осмелели, Сергей? А я то думал вы куда нежнее. Ну что ж.., - провоцировал его Владимир, и покусывал внутреннюю сторону бедра Сергея, сильнее, чем обычно кусал всех своих любовниц. Губы Есенина задрожали, и он ослабил хватку. "Володя, я...Я лишь хотел показать вам, как...Как вы хороши." - Хорош? - переспросил Маяковский и коротко посмеялся. Он "пожалел" Есенина, чье возбуждение уже не давало ему спокойно лежать, и снова принялся за работу, помогая себе крепкой рукой. Сказать, что Сергей был за шаг до пика - ничего не сказать. И вскоре он всё же сдался, на что Владимир отреагировал вовсе не агрессивно, как думал блондин. Он лишь вытер рот уже привычным жестом, поднялся и грубо поцеловал поэта, рукой продолжая двигать по стволу. Стоны Есенина были все громче и громче, они раздавались уже по всей комнате. Через пару часов София вернулась домой. Маяковского уже не было, а её муж, как безумный, бродил по комнате и бормотал, бормотал, бормотал какие-то рифмы. Женщина как-то отстранённо посмотрела на него, после подошла, обняла его со спины. Сергей застыл, и через плечо она увидела его грустную, мученическую улыбку, которая ещё долго стояла у нее перед глазами.