Леденящее душу отражение сердца

      После того, как Соню доставили в больницу, Диме пришлось отъехать. Пришли результаты судмедэкспертизы. При тщательном осмотре тела была обнаружена татуировка греческого символа за левым ухом, а также ногти жертвы были коротко сострижены уже после смерти. ДНК преступника не было найдено. Поблагодарив криминалистов, Дубин выехал в больницу. Сердце подсказывало, что что-то случилось, потому Дима вжал педаль газа в пол и морально готовился к выговору от начальства за нарушение ПДД.       Чуйка Диму не обманула. Соня пришла в сознание и настаивала на встрече с ним. Накинув белоснежный халат, Дубин благодарно посмотрел на врача и приоткрыл дверь палаты, когда мужчина его остановил. — Дмитрий, передозировка транквилизаторами чревата пробелами в памяти и общей заторможенностью. Не давите на девочку, её пульс последние полчаса итак слишком высок для человека, который лежит в постели, — вкрадчиво объяснил доктор. — Спасибо, — Дима положил одну руку на плечо мужчины, другой поправил сползающий с плеча халат и широко улыбнулся.       Стерильность палаты резким вкусом осела на языке. Среди кучи аппаратуры, капельниц и мониторов лежала она. Её кожа была бледной даже на фоне выхолощенных простыней и белых стен. Услышав шаги, она повернулась и еле уловимо улыбнулась при виде Дубина. — Привет, — смутился полицейский под живым и изучающим взглядом. — Наконец-то ты пришёл! — слабым голосом вздохнула девушка. — Я уже думала, что мне почудилось, что ты меня спас. Ты ведь меня спас? — на секунду засомневалась она, в её глазах мелькнуло беспокойство. — Да, — сухо, борясь со слезами облегчения, ответил парень и всё же поддался эмоциям. — Я очень рад, что с тобой всё в порядке. Я очень сильно переживал, — подрываясь, сказал он и крепко обнял Соню.       Через мгновение Дубин опомнился и разжал руки, надеясь, что не причинил девушке боли. Он ярко взглянул ей прямо в глаза, и вдруг сердце пропустило удар. Писк аппаратуры, шум больничных коридоров, даже собственное дыхание — всё затихло. Были только детские голубые глаза, пылающие жизнью, отзывчивостью, и струящиеся какой-то робостью губы напротив. — Есть продвижения в деле? — таким же тихим, но уже уверенным голосом спросила Соня. На лице Димы выразилось наигранное спокойствие, хоть и брови его подскочили; Соня выдохнула, собираясь с силами, и взяла парня за руку. — Что бы там не произошло, расскажи мне, пожалуйста. — Сегодня ночью был найден труп пропавшей Анастасии Ворониной, — с трудом проговорил Дубин, находясь в шоке от того, что эта хрупкая девушка смогла выкарабкаться и, мало того, так хладнокровно интересоваться следствием. — Мне очень жаль, — Соня крепче сжала кисть Димы; он понимал, что она злится от бессилия, и хотел перевести тему. — Ты знаешь легенду про колодец? — Нет, — не разрывая рук, он подставил стул и пытливыми глазами уставился на Лагунову. Он был рад, что разговор отшагнул из мрака в сумерки. — Говорят, что со дна колодца, даже днём, видны звёзды. Когда я увидела тебя, услышала твой голос, я подняла голову вверх и поняла, что сижу в колодце, а вокруг ледяная вода и сырые стены. Но твой голос словно зажигал звёзды, которые блёклыми точками светили где-то вдалеке, — прерывисто дыша, прошептала блондинка. «Она бредит» — подумал Дима, и сердце его сжалось. — Дима, — впервые она обратилась по имени, — ты должен мне помочь. — Конечно я помогу. Что такое? — глотая воздух, тихо узнал полицейский. — Я хочу найти отца, — слабо произнесла девушка, после чего прикрыла ясные, живые глаза.

***

      Всё казалось теперь серым, густым, душащим и бессмысленным. Вот автобус остановился, впустил в салон, который прогревался по дороге, холодный воздух. Вот Лёша вышел из автобуса, стал невольно глазами искать оранжевую точку в сырости города. Вот суровый, грозный мужчина лет 50-ти в потёртой кожаной куртке всматривался в ряды машин сквозь дымку. Вот он подошёл, сказал смятое «извините, пожалуйста» и попросил сигарету. В кармане завалялась зажигалка, гладкая, из тонкого пластика. Горько усмехнувшись, Лёша поджёг сигарету и сделал глубокую тяжку. Голова закружилась от истощения, живот неприятно потянуло, а перед глазами замелькали чёрные пятна.       Макарову сказочно повезло, что Пчёлкина была дома. Чаще всего девушка была в разъездах по городу и возвращалась ближе к полуночи, а по пятницам ближе к утру. Поднимаясь в лифте, Лёше пришла мысль, что Юля бросила свои дела, потому что поникший мальчишка в пропитанной табаком толстовке и сбитыми кулаками не захотел возвращаться домой. Юноше стало стыдно и неловко. — Я скоро сделаю тебе дубликат ключей! — отшутилась девушка, открыв дверь.       Лучезарная улыбка, не сходившая с её лица в кругу близких, быстро сменилась на лёгкую, с приоткрытыми губами, как бы вопрошающую. Юля отступила, дав подростку войти, и громко выдохнула. Лёша мог бы кинуться на шею, крепко обнять Пчёлкину, выплакаться, но такое было уже много раз. Никто не любит тех людей, которые только и делают, что строят из себя жертв. — Я забыл кое-что, когда оставался на ночь, — бесцветным голосом проговорил Макаров в пол. — Я ненадолго. — Я нашла его вчера, когда убиралась, — усаживаясь на диван, пролепетала Юля и взяла ноутбук. — Хотела передать через Игоря, но он потерял бы такую мелочь.       На кофейном столике лежал чёрный браслет с маленькой серебряной подвеской цветка ландыша. Макаров подцепил его кончиками пальцев и быстро сунул его в карман, стараясь не светить забинтованными руками. — Ну ладно, я пойду уже, ехать долго, — механически улыбнулся Лёша и развернулся на пятках. — Стоять, — резко вскрикнула девушка. — Сядь, — приказным тоном она немного испугала Лёшу. — Что с руками? — Да ничего, просто упал. — Упал? Ударился головой и стал расхерачивать руки? Покажи, — такой строгости он ещё не слышал от солнечной и улыбчивой Юли. Её длинные пальцы обхватили запястье юноши и стали разматывать желтоватый бинт. Лёша молился, чтобы девушка не увидела бинт немного выше. — Ты с кем-то подрался? — он покачал головой. — Лучше бы подрался. Ты специально сделал это?       В горле встал ком, в носу сильно защипало, от ладоней резко отлила вся кровь. Сколько бы диванные эксперты не кричали о том, что селфхарм — это способ привлечь внимание, это совсем не так. Когда ты причиняешь себе боль, ты итак чувствуешь себя дерьмово, а когда об этом кто-то из близких узнаёт, ты начинаешь чувствовать себя последним куском дерьма. На глазах выступила влага. — Скажи мне, я не буду кричать или ругать, — Юля подняла теплый взгляд, который очень нравился Лёше, на юношу. — Скажи, пожалуйста, — ласково попросила она, комкая во взгляде собственную боль. — Да, — дрожащим голосом произнёс подросток, вытянул руку из рук журналистки и закрыл ими лицо. — Я специально приношу себе боль, чтобы почувствовать хоть что-то. — Дитя моё, послушай меня, — Пчёлкина убрала его ладони и взяла его лицо в свои, — ты большой молодец, что рассказал об этом, потому что это невероятно трудно, я знаю. — Ты.. ты тоже? — Да, — еле слышно выдохнула Юля, чувствуя на щеке одинокую слезу. — Я делала это, чтобы не чувствовать, не чувствовать ту боль, которая была у меня внутри. — Прости, прости, — опуская взгляд, просипел он и старался сдавливать рыдания, отчего затряслись плечи. — Я ни в чём не считаю тебя виноватым, — смахивая слёзы, спокойно и ласково проговорила девушка, поглаживая здоровую кожу на тыльной стороне ладони. — Считай я тебя таковым, то и себя должна тоже винить за это, — её рука скользнула по ноющим фалангам, подцепила штанину пижамных шортиков и оголили бедро с длинным, ровным розовым шрамом. — Долгое время я не могла вспомнить когда я сделала этот порез. Конечно я знала, что это я взяла лезвие из папиной бритвы, но я не помнила почему я его сделала. Позже, когда я уже ходила к психологу, он объяснил некоторые особенности психики человека. Наш мозг играет за нашу команду, и иногда, если сознание посчитает событие травмирующим, мозг попросту забрасывает воспоминание в дальний ящик, чтобы лишний раз не травмировать самого себя, — Пчёлкина говорила ровно, размеренно, потирая ладони и с нежностью смотря на юношу. — Тебе трудно справиться, я вижу. Как я могу тебе помочь? — Я не знаю, — отчаянно прошептал Лёша и взглянул наполняющимися слезами глазами в душу Юле. — Мне психолог рассказал про интересное упражнение. Думаю, оно должно помочь, — девушка отсела, дав подростку больше места, скрестила ноги и заправила вьющуюся прядку за ухо. — Сядь удобно, расслабься и говори то, что приходит на ум, то, что чувствуешь. По началу будет сложновато, в голову полезет всякая чушь, но через пару минут твоё подсознание само выведет тебя на ответ. Готов? — мальчишка кивнул, и Юля поддерживающе улыбнулась. — Мне страшно. Мне страшно, потому что мой близкий, возможно самый близкий, человек в опасности. Она наглоталась таблеток и разрезала руку, и, когда я увидел её, лежащей в луже крови, на холодном полу, я не поверил. Я думал, что потеряю её. Тогда я разозлился и стал вымещать злость, — он поднял руки, вновь показывая разбитые руки. — Мне обидно, потому что меня не пустили в палату к Соне, я даже не стал спрашивать, могу ли подождать в коридоре, я просто пошёл ловить такси. В тот момент во мне снова проснулась ярость, я не знал куда деть эту злость, — Лёша всё больше погружался в анализ мыслей и всё меньше это походило на рассказ, казалось, ему уже неважно, слушает ли его Юля. — По дороге я выкурил 4 или 5 сигарет. Я не хотел ехать к тебе, потому что я итак заёбываю тебя своим нытьём. Я настолько уверен, что заёбываю тебя, что заебался сам. Я поехал к Кириллу и надеялся, что секс поможет мне, но мне снова стало страшно. Я признался ему, что хотел забыться с ним. Я чувствовал себя ничтожеством, потому что хотел воспользоваться расположением другого человека, пусть и Гречкина, к себе. Он разозлился и выгнал меня. Я злюсь на него не меньше, чем на своё бессилие в ситуации с Соней, но этой ссоры не произошло бы, если бы я подумал больше двух минут. Кажется, всё, — расправил плечи юноша, чувствуя как напряжение слабеет. — Стало легче. — Спасибо за искренность, — улыбнулась глазами девушка. — Хочешь ещё поговорить про Кирилла и ваши взаимоотношения? Я могу ошибаться, но мне показалось, что ты как-то вскользь упомянул про него, но в глазах у тебя было много эмоций. — А что говорить? — оскалился Макаров. Ему не хотелось говорить про Кирилла, потому что их связь он считал грязной. — Что тебе в нём нравится? — Деньги, — недобро усмехнулся он. — Неправда. Будь ты с ним только из-за денег, ты бы так не переживал, — Юля встала с дивана и направилась на кухню. — Чай, кофе? — Водка. — У нас из алкоголя только квас, милый, — доносился звонкий голос. — Так почему он тебе нравится? — Он молод, красив, успешен, у него хорошая самооценка и никаких проблем в жизни, — медленно перечислял юноша по дороге на кухню. — У него даже совесть есть, Юль! — Ты улыбаешься, когда говоришь о нём, как мило, — подметила девушка, поставив чашки на стол. — В тебе Кирилл вызывает сильный эмоциональный отклик, не правда ли? — Да, ты права, — тихо проговорил Лёша, а щёки его покрылись румянцем. — Он живой, неидеальный, но живой! Рядом с ним я испытываю глубокие эмоции. — Страсть? — ухмыльнулась девушка. — Вообще, ненависть, но страсть тоже, — роясь в корзинке с печеньем, задумался Макаров. — От ненависти до любви один шаг, дорогой, — она налила воду в кружки и села за стол. — Разве не наоборот? — Нет, — серьёзно сказала Юля, но тут же рассмеялась. — Это здорово, что ты испытываешь эти эмоции. В жизни главное проживать эмоции, а не давить их, насилуя себя. Держись за эти чувства. — Знаешь, я думаю, что не получится, — он откусил печенье, и его губы дернулись в грустной улыбке. — Он легкомысленный, ему нужно здесь и сейчас, а я привык к долгосрочным и глубоким отношениям с людьми. К тому же, я лечиться должен, с такой агрессией к себе и помереть до совершеннолетия недолго. Кирилл не захочет возиться с моими проблемами, выслушивать мои пиздострадания и вот так пить чай, сидя на кухне. Ничего не получится. — Хочешь, я дам тебе совет? — парень кивнул, безразлично глядя на дно кружки. — Это может быть неприятно, — он снова кивнул, но поднял голову, словно готовясь защищаться. — Твоя позиция — жертва. Ты говоришь о том, как у тебя всё плохо, ждёшь сострадания и никогда не признаешься в этом. Ты не говоришь, почему у тебя всё плохо, не анализируешь проблему, а оставляешь себя посреди этого болота. Чтобы поменять это, нужно принять то, что ты жертва, а после понять, что никогда и ни за что ни один человек не сможет решать абсолютно все твои проблемы всю твою жизнь, — она опустила взгляд на стол, не выдержав пронзительного взгляда синих глаз напротив.       Юля подумала, что Лёша в ярости. Лёша подумал, что Юля права. Сначала его насторожили слова, что может быть неприятно, потом он разозлился, потому что Пчёлкина открытым текстом называла его слабаком. Однако, с каждым словом Макаров осознавал, что всегда понимал это, просто боялся признаться себе в этом. Раз уж решение начинается с принятия себя как жертвы, то Лёша готов. — Ты абсолютно права, — услышав это, девушка подняла взгляд на юношу. — Спасибо, что выслушала и помогла. — Я рада, если помогла тебе справиться с собой, — девушка вышла в коридор и вернулась с пачкой сигарет в руках. — Будешь? — Макаров уставился на Юлю, всем видом как бы обличая глупость вопроса, и взял из протянутой пачки сигарету. — Милый, могу я тебя кое о чём попросить? — Конечно, — юноша воспринял этот вопрос, как подростки реагируют на вопрос родителя, после которого следует просьба сходить в магазин или помыть посуду. — Не причиняй себе вред, — Юля повернула ручку окна и посмотрела на Лёшу, чувствуя укол жалости к мальчишке в груди. — Ни физический, ни моральный. Если вдруг тебе захочется снова, то останови себя, вместо чего-то острого возьми фломастер и нарисуй на руке что-нибудь. — Например, омега? — Лёша пошире распахнул окно, впуская внутрь отрезвляющий холод. — Альфа — начало, омега — конец, конец издевательствам над собой. — Думаю, это хороший вариант, — Пчёлкина обняла Макарова, довольно улыбнулась и поняла, что гордится невероятной способностью обучаться юноши.

***

      Тихо напевая себе под нос Цоя, Дима ехал на вызов и вдруг услышал звон телефона. — Дубин. Удалось его вычислить? — шурша рулём, прохрипел он. — Да. Этот идиот не сменил сим-карту, — усмехнулась сотрудница на другом конце провода. — Прописан он рядом с Сестрорецком, но давно там не живёт. Мы выследим его и наведаемся на чай, когда он будет дома. Блондиночку обрадовал? — Ещё нет, — отрешённо ответил Дубин, вдруг погружаясь в свои мысли. — Сегодня я к ней не заглядывал. — Дим, ты с ней поаккуратнее, — девушка выдержала паузу, после продолжила глухим голосом, — чтобы у начальства не вознникли подозрения. — Ты о чём? — до парня, пребывавшего глубоко в раздумьях, дошёл смысл подкола коллеги, и из трубки стали доноситься возмущённые выдохи, но сотрудница не слушала, заливаясь звонким смешком. — Сержант Степанова, отставить шуточки! Мы ловим отмороженного зверя! — Прошу прощения, лейтенант Дубин, — смялась Степанова и чем-то зашелестела. — Как только появятся новости, я сообщу. — До связи, — сухо ответил молодой человек.       Из динамика донеслись бурчания сотрудницы, похожие на извинения, после — частые гудки. Дима бросил телефон на пассажирское сидение и припарковался около клумбы, некогда бывшей маленьким цветущим садом. Он не стал выходить из машины, лишь сильнее сжал руль руками и зажмурил глаза. Из головы никак не могла выйти просьба Лагуновой. Вчера девушка вряд-ли сознавала, что говорит, речь её больше напоминала бессвязный бред, но глаза искрились так ярко, что девушка могла говорить о чём угодно и Дима бы ей верил. Он вдруг почувствовал за хрупкую белокурую девочку ответственность. Ответственность, граничащая с преданностью, которая не свойственна полицейскому и свидетелю. После недолгого сна Соня заявила, что не помнит, о чём они говорили. Дима лишь улыбнулся и сказал, что это неважно. Именно об этом говорил врач. Дубин сделал пометку с блокноте о том, что нужно спросить в больнице сколько длятся провалы в памяти.

***

      На следущее утро, когда Соня пребывала в стабильном состоянии, Юля, как и обещала вечером, повезла Макарова в больницу. Может, это было ненатурально, потому что до этого девушки виделись пару раз, когда Пчёлкина навещала Лёшу, но глаза Лагуновой засветились, когда рядом с вытянутой фигурой лучшего друга она увидела красную макушку. — Привет, красотка! — ласково сказала Юля, медленно подходя к кровати. — Ты чудесно выглядишь. Как себя чувствуешь? — Спасибо, — тихим, немного хриплым после пробуждения голосом проговорила Соня и откашлялась. — Я так рада, что вы приехали. Умираю здесь со скуки. — Звезда, я так за тебя переживал! — воскликнул дрожащим голосом Лёша и кинулся обнимать девушку за плечи, целовать сухие руки и немного впалые щёки. — Я думал, что потерял тебя. — Со мной всё в порядке, — Лагунова поймала его лицо и стала вытирать выступившие слёзы. — Это уже в прошлом. Подумай лучше о том, какой фильм будем смотреть, когда меня выпишут. Дима сказал, что после произошедшего у государства есть право лишить мать прав навсегда. Навсегда, понимаешь? — Я обещаю тебе, с тобой больше ничего не случится, — чувствуя холод от испаряющихся слёз на щеках, Лёша приходил в себя. — Обещаю. — Мне вас оставить? — вовлечённо спросила Пчёлкина, смотря то на юношу, то на Соню. — Нет! — Соня резко приподнялась на кровати, и несколько мониторчиков мерзко запищали. — Я хотела с тобой поговорить, Юль.       Макаров, беспокойно смотря на подругу, сжал тонкую кисть под простынёй. Врач предупредил о возможном нетипичном поведении Сони, расфокусировке взгляда, нарушении концентрации внимания, и юноша ощутил тяжесть в груди. Он всё ещё убеждал себя, что с ней ничего не может случиться. — Милый, — подхватила Пчёлкина, практически отрывая Лёшу от кровати, — напротив книжный, сходи, пожалуйста, купи Соне что-нибудь почитать. Тебе ведь здесь смертно скучно, — Юля посмотрела на Лагунову и незаметно для юноши кивнула. — Да, — закивала она, устремляя взгляд на друга. — Найди мне что-нибудь из Ремарка. — И зайди в ближайший фаст-фуд, — журналистка залезла в сумочку и протянула Лёше свою карту. — Кормят тут, наверняка, как и во всех больницах, ужасно. — Это не вредно? — взяв карту, Лёша крутил её в руках. — Сытный обед ускорит выздоровление, — подвинув стул, девушка села рядом с постелью и широко улыбнулась, дав понять, что Соня под надёжной защитой девушки майора Грома. — И не экономь! У неё в глазах свирепый голод, — рассмеялась она, заполняя палату теплом; Соня тоже засмеялась.       Юноша, желавший попасть в больницу весь вчерашний день, спешил покинуть её. Ему было тяжело смотреть на свою любимую Соню прикованной к больничной койке. Нужно, необходимо как воздух проветрить мозги, и Юля это поняла. Переходя дорогу, Макаров подумал, что подруге необходимо обсудить то, что он, как мужчина, не в силах понять. В голубых глазах на бледной коже Пчёлкина прочла мольбу о личном разговоре, потому и выпроводила Макарова прогуляться. — Он очень заботливый, но иногда рассеянный, — проговорила Соня, указывая на альбом и карандаши, принесённые Макаровым. — Ему трудно справиться с чувством вины, но мама Юля работает над этим, — придвинувшись ближе, Пчёлкина накрыла руку девушки своей. — О чём ты хотела поговорить? — Мать накануне этого, — девушка подняла перебинтованную руку, — рассказала, что отец жив. Я не знаю, стоит ли мне искать его или нет. Мне не нужны от него деньги или объяснения. Я хочу познакомиться с ним. Да, я могла бы попросить полицию его найти, у меня там есть связи, — хвастаясь, довольно улыбнулась Соня, — но в таком случае меня могут отдать под опеку отцу. Неизвестно, вдруг он ещё хуже, чем мать. И обещанной «Радугой» квартиры мне не видать. Я думаю об этом постоянно и уже не знаю куда деться от этих мыслей. Что скажешь?