breathing in fumes (of love)

Mötley Crüe – Shout At The Devil a-ha – Living a Boy’s Adventure Tale Tears For Fears – Head Over Heels Taylor Swift – I Knew You Were Trouble Marc Almond – Only The Moment Depeche Mode – (Set me Free) Remotivate Me

В тот день Билли Харгроув объехал весь город раза три, если не больше. Заглянул в каждый узкий тёмный переулок, перерыл ни один мусорный бак, осмотрел все известные заброшенные дома. Она могла быть где угодно, скрываться так упорно и умело, как, впрочем, и всегда. – Вроде повзрослеть должна была, а всё ещё играешься со мной. Мамка твоя шкуру с меня спустит! – выкрикивает он в оглушительную тишину покинутого всеми домишки словно в ожидании ответа. Её ответа. Он не понимал, что его пугает больше: получить нагоняй от мачехи или остаться одному в городишке, о существовании которого никто и не знал за пределами штата Индиана. – Макс, это, блять, не смешно! – мужчина пнул хлипкий стул, до этого мирно стоявший в углу комнаты. – Ну, веселись, пока веселится, я тебе устрою. Под ударом объект мебели пошатнулся и рухнул на пол. Билли уставился на содеянное им варварство с едва скрываемым удовольствием. Однако что-то было не так; мерзотное ощущение накатывало всё с новой и новой силой. Он вытащил из кармана столь любимо-ненавистные Marlboro (в никотиновой зависимости винил он только сестру, действующую на нервы при любой удобной возможности, а порой и мачеху, назвать которую «мамой» было чем-то непозволительным, недостижимым), достал одну сигарету, тут же запихнул портсигар обратно, да так остервенело, что чуть не порвал карман джинсов. Оттуда же выудил зажигалку в резном футляре, купленном на какой-то барахолке, поджёг сигарету, вдыхая долгожданное успокоение. – Ты никогда не пропадала так надолго. – вновь заговорил Билли, плетясь к выходу из дома. В дверном проёме на него посыпалась засохшая штукатурка. Он помотал головой, пытаясь смахнуть это дерьмо с себя. Тут его внимание привлёк трейлерный парк через дорогу. – Точно, ты там прячешься, дрянь. Он стремглав пересёк дорогу, не оглядываясь по сторонам; благо, на улице царила мёртвая тишина. Такой диссонанс определённо выбешивал: Билли привык, что всё вокруг, и погода, и музыка, и его настроение идеально сочетались между собой. Быстро вечерело. Он снова обратился к верной подруге-зажигалке, чтобы хоть что-то разглядеть в полумраке. Все домики на колёсах выглядели одинаково, что не могло не доводить до отчаяния. И Билли безуспешно высматривал, вынюхивал хоть какой-то след, оставленный сестрой-бунтаркой. Всё превращалось в огромное однородное месиво, из которого выделялись пара спущенных колёс, разбитых окон. Харгроув бездумно свернул направо, прошёл параллельно нескольких трейлеров, затем снова направо. Вереница домов напоминала лабиринт, такой же труднопроходимый, как мысли Билли в данный момент. Какое-то неведомое предчувствие, поганое и гнилое, вынудило остановиться у старого трейлера. Дверь и окно были открыты и будто приглашали войти, осмотреться, остаться. Стоило мужчине сделать шаг навстречу, как под туфлей почувствовалось что-то странное. Он наклонился, чтобы поднять. Резинка для волос. Ярко-голубая, безошибочно определил он даже в потёмках. У Макс была куча таких. Пожалуй, у половины девчонок в городе могли быть точно такие же. Да, явно какая-нибудь девушка гуляла тут и потеряла. С кем не бывает. Билли знал наверняка, что никому нет и дела до этого района. Трейлерный парк, грёбаное захолустье, где люди не живут, а выживают. Сюда добровольно придёт только тот, кто ищет неприятности на свою задницу. Это было в духе драгоценной сестрицы. – Ма-а-акс! – крик остался неуслышанным, проигнорированным. – Я знаю, ты где-то здесь! – Вы кого-то ищете? – словно из ниоткуда вышел мужчина в белом, слегка потрёпанном костюме. Причёска его напоминала затишье после урагана. – Может, я смогу помочь? – Рыжую девушку не видел? Голубые глаза, куча веснушек. В голубой ветровке, скорее всего. – Кажется, видел. Только, боюсь, Вы опоздали. – почти безразлично ответил незнакомец. Для большего показного бездушия не хватало зевнуть или закатить глаза. Только глаза его внушали невероятный, доселе незнакомый ужас. Глаза, прожигающие холодом насквозь, смотрели пристально, уж слишком внимательно для человека, которому и дела нет до чужой беды. – Ты, блять, издеваешься? Что ты видел? – Харгроув подскочил к нему, вцепился в воротник рубашки, бессовестно сминая ткань. В нос тут же врезался резкий запах озона, какой можно ощутить лишь в одном месте Хокинса, – у озера Влюблённых, когда там нет надоедливых прилипчивых парочек, то и дело просящих сфотографировать их, а иногда и отъехать подальше, чтобы не мешать «романтическим порывам». – Вас манерам не учили, молодой человек? Какое же отвратительное время! – мужчина в белом, отпрянув, достал карманные часы на цепочке, повернул какую-то шестерёнку сбоку. – Невероятно… – Что это там у тебя? – Билли вырвал из рук часы, приблизил огонёк зажигалки сначала к лицу собеседника, а затем и к загадочному предмету. – Странные часы. Где нормальный циферблат? Вместо привычных циферок или палочек, расположенных по кругу, за стеклом мигали одни и те же неоновые числа, разделённые косыми линиями. 07/14/1985. С каждым новым мерцанием числа казались всё тусклее и тусклее. – Это машина времени. И она разряжена, что весьма прискорбно. – Какого хрена? Это всё брехня, чтобы зубы мне заговорить, да? – Хагроув принялся вертеть предмет в руках в поисках «инструкции». – Осторожнее. Это не какая-то игрушка. – глаза мужчины сверкнули опасным ослепляющим светом. Рука Харгроува, дрогнув, сама разжалась, а часы, как по дуновению ветра, вернулись к владельцу. Билли неудачно отшатнулся, упал на траву. Что-то во взгляде мужчины так и притягивало. Хагроув, засмотревшись, заметил поблёскивающую под носом капельку крови. – Я знаю, что случилось с твоей сестрой. Её убила доверчивость. – отчеканил он. – Моё имя Генри Крил, хоть меня и знают под другим, непонятным даже мне именем. – Откуда ты… я же не говорил тебе! – на глазах Харгроува предательски выступили слёзы. – Ты врёшь! Билли, наверное, впервые за свою не такую уж долгую жизнь, понял, что такое страх. Страх потерять самого дорогого ему человека. Человека, жить не умеющего без неприятностей. Билли хотелось забиться в угол, скрыться от наваждения в виде этого грёбаного Генри Крила, всё более напоминающего острую бритву: стройное тело, прямая спина, чётко выделяющиеся высокие скулы. Он, подобно луне в безоблачную ночь, возвышался над Харгроувом, заслоняя свет уличных фонарей. – Как же я могу? Я – честный человек. – Крил улыбнулся, брови его жалостливо, почти сочувствующе опустились. – Закурю? – он проделал с портсигаром и зажигалкой тот же фокус, что и с часами минуту назад. Сигарета сама выскочила из коробочка, оказавшись меж тонких губ; зажигалка зависла в воздухе в нескольких дюймах от лица мужчины, сама подожгла кончик бумаги. Запах табака вытеснил прежнюю удушающую свежесть. Взгляд Харгроува бегал туда-сюда; он смотрел то на пляшущие под предводительством Генри предметы, то на изящно выгибающиеся пальцы, то на улыбку, всё больше расцветающую с каждым новым вдохом. – Сносно, очень даже сносно. Благодарю. – Крил подошёл почти вплотную к сидящему на траве Билли, слегка наклонив голову. – Я верну её тебе. Только помоги зарядить часики.

***

– А теперь рассказывай, что я вчера устроил. Нихуя не помню. – именно с этой фразы начинается и без того малоприятное утро Харрингтона. Спал он беспокойно, то и дело подскакивал, словно в ожидании чего-то нехорошего. Ему казалось, что всю ночь над ними кто-то стоял. Было удивительно, как этот кто-то не прожёг дыру долгим пристальным взором. Что более интересно, был ли это Билли, испепеляющий (но не до конца) завистливыми взглядами, или же меценат, с которым Харгроув их познакомил. Встреча с ним оставила после себя столь непонятное, нейтральное послевкусие. Целое ничего. Мистер Крил несколько напоминал того, кто рылся в голове Эдди в тот злополучный день перед отъездом из Ричмонда. Голубые глаза, белоснежный наряд. Да столько людей могли бы подойти под такого рода расплывчатое описание! Но в этом не было вины Мансона, определённо нет. А если Эдди разовьёт все сомнения? – Ну, ты врезал Билли по лицу. – Стив, всё ещё одним глазом досматривая сон, пользуется абсолютным неведением несчастного Эдди. – Что-о-о? Как я мог забыть такое? Как это произошло? – Мансон подскакивает на кровати; резкое движение тут же отдаёт резкой головной болью. – В твоих мечтах, чел. – Чёрт, а я же поверил... Разок устроил веселье Томми Хэйгану. Чтобы поменьше выёбывался. – непоколебимо продолжает он. Неудачный подскок на кровати вынуждает принять лежачее положение. Эдди смотрит на сонного Харрингтона, едва-едва сдерживая глупую улыбку. Шалость уж точно удалась. – Томми… Да, помню, он с огромным синяком ходил. Это ты постарался? – бубнит в подушку Стив. – Этот ублюдок про мою мать мерзости говорил, как я должен был реагировать? – В таком случае, легко он отделался. И я горжусь тобой. Правда, Эдди. – Спасибо, что ли. Кстати, о маме... Я говорил о ней, да? – Стив, не найдя, что и сказать, кивает. – Да, это было предсказуемо. Поэтому нельзя оставаться наедине с накуренным мной, такое дерьмо говорю. – Эдди, всё нормально. Тебе нужно было выговориться. Я всё понимаю. – Это травке в моём организме нужно было. Что я ещё ляпнул? – Про... запястья. И всё. – о разговоре о влюбленности Стив тактично молчит. И так слишком много неприятных открытий. – Ладно. Спасибо за честность. Я вчера блевал, да? Как будто до сих пор чувствую этот привкус. – Ага. Но я помог тебе чуть-чуть освежиться. Там ополаскиватель для рта был. Так что... – Вот за это отдельно благодарю. Стив, почему ты столько ради меня делаешь? – Мы напарники, как я могу иначе? Да и это так, мелочи. – Кажется, мне давно чего-то такого не хватало. – Эдди, повернувшись лицом к Стиву, умиротворённо прикрывает глаза. – С трудом верится, что тебе взаправду нравится возиться с моими проблемами. – Не заваливай меня философскими размышлениями с утра. – зевает Харрингтон, потирая глаза. – Да ну, довольно приземлённые мысли. А ещё я чертовски голоден. – Мансон невинно тыкает парня в плечо, наивно лыбясь. – Пойдём, Сти-и-ив. Иначе я за себя не ручаюсь. – А то что, меня съешь? – посмеивается тот в ответ, преграждая путь подушкой. «Ну, явно не буквально», – думает про себя Эдди, а вслух произносит: – Только с твоего разрешения. – А я с вашего разрешения присоединюсь к трапезе. – из соседней комнаты выходит Робин. Она всё ещё в пижаме, в большой тёмно-синей футболке в полоску и однотонных шортах того же цвета. – Доброе утро, Птичка! – Эдди тянет руки навстречу девушке в ожидании тёплых объятий. Бакли, вздохнув, отвечает на жест парня. – И я вам рада, ребята. – она обвивает свободной рукой шею Харрингтона, утягивая и его в большие обнимашки. – Вот видите, на какие жертвы я ради вас иду! – Ага, пренебрегаешь всеми законами неприкосновенности! – ухмыляется Мансон, переглядываясь то с Робин, то со Стивом. Может, вот оно, то самое, что он так долго искал?

***

Местом для завтрака они выбрали тихую кафешку в паре кварталов от гостиницы. Стив приметил это место ещё в прошлый вечер, когда вёл Эдди под руку. Робин была особенно подозрительной: оглядывалась постоянно, всматривалась в лица прохожих. Она вздрагивала от любого шороха или неожиданного шума. Её очень напугала подошедшая сзади официантка с красочным блокнотом в руках. Девушку тоже смутило поведение посетительницы, но она попросила прощения за неудобства и с лучезарной улыбкой записала заказ. – Что случилось, Робин? – спрашивает Харрингтон, когда официантка оказывается далеко, у дверей в кухню. – Не знаю, могу ли говорить об этом здесь. Да и вообще где-либо в этом городе. – Бакли нервно массирует запястье, так и не переставая обегать взглядом всех посетителей и работников кафе. – Я не понимаю. – А я понимаю, Стив. Неужели тебя не преследует это гадкое чувство, что за нами «присматривают»? – Эдди, бесцеремонно положив локти на стол, приблизился к лицу Стива. – Есть… такое. – Харрингтон берёт со стола зубочистку, крутит между пальцев, надавливает на неё, ненароком ломая надвое. – Я из-за этого еле уснул. – Какая прелесть. Как хорошо, что мы все в одной лодке! – заговорщически произносит Мансон. – Не приходится тратить время на столь глупую и очевидную вещь. Зато… есть кое-что поинтереснее. Птичка, у тебя есть ручка или карандаш? – Да, сейчас. – она достаёт из рюкзачка ручку и мини-блокнот. – «Читаю мысли». – Спасибо! Но нам и так уже хватает подобных «чтецов». – Эдди притягивает оба предмета к себе, начинает что-то быстро-быстро писать. – Что происхо… – не успевает договорить Харрингтон, как перед ним и Робин оказывается листочек с весьма красноречивой и лаконичной надписью: «Генри = Векна». – Ты так легко делаешь выводы? Мансон, фыркнув, забирает листочек, пишет что-то ещё. «Он копался в моей голове.» – Ты, должно быть, шутишь! – слишком громко и беспечно выкрикивает Стив. – Это ведь предсказуемо. Робин перехватывает инициативу, пишет: «Что за Генри?» Теперь очередь Стива: «Меценат. Билли познакомил вчера.» – Да, ты прав, Стив. Это предсказуемо. Вас… нет, нас сюда ради этого притащили? – Полагаю, что так, Птичка. – отвечает Эдди, сминает листочек, полный теорий заговора, едва завидев официантку с их заказом. – И мне показалось, он не знает, что я знаю. – Было бы славно. У меня для вас тоже есть новости. Про… – она снова обращается к блокноту, вырисовывает две буквы. «У.Х.» – Что за детские игры? Блять, реально? – вскакивает Мансон, ударяя ладонью по столу и привлекая много ненужного внимания. Удивительно, как в кафе не нашлось ни одного их фаната? – Я всё это время был прав! – Тише! – в унисон шикают Харрингтон и Бакли. – Да, пожалуй, я всегда спешу с выводами. И почему-то всегда мои догадки оказываются верными. – Хорошо, Эдди. – парирует его выпады Робин. – Ты ведь из кожи вон не лезешь, чтобы выставить себя в лучшем свете. Типа, глядите, какой я хороший, заботливый и миролюбивый. Ты – это просто ты. Всё же так говорю? Ой, чуть не забыла. Ещё с этим «менеджеришкой» не водишься. – Что? – Стив недоумённо смотрит то на Бакли, то на Мансона. – Вы издеваетесь что ли? – он встаёт из-за стола, поравнявшись с Эдди. – Наша Птичка лишь очень любопытная, вот и всё. Крылышками зря не хлопает. – ухмыляется Мансон. – Спасибо. – Ах, ну да. Чьи же ещё это могли быть слова? – Харрингтон хватает со стола стаканчик с американо и пончик и направляется к выходу. Уж если и будет злиться на Эдди, то хоть голодным не останется. И к этому человеку он испытывает сочувствие? Испытывает то, что раньше казалось неприемлемым? И почему же всегда попадаются такие придурки на его пути? «Всё начинается с семьи», сейчас эта цитата слишком актуальна. Затем – школьные товарищи-аморалы. А теперь – Эдди, который, казалось бы, извинился давно, а продолжает распространять мерзкие слухи за спиной. Почему бы не высказаться напрямую? Смелости не хватает? Стива бесило не столько то, что его считают притворщиком, фальшивкой: он и сам был того же мнения. Он не помнил, когда был таким искренним, как в этом дурацком 1985-ом году. Ему просто хотелось найти хоть минутку умиротворения, счастья. А жизнь всё подкидывала беду за бедой. «О, ты справился с одним дерьмом? Лови ещё два! Мало? Вот тебе тотальный пиздец, из которого ты никогда, сука, не выберешься! Ты же терпила, прожуешь и не выплюнешь. Ты проглотишь всё как миленький, так вдобавок пожелаешь новых неприятностей.» – «Стив, улыбнись, это фото пойдёт в фонд штата. Ты же не хочешь, чтобы твоя мама грустила?» «Стив, оденься, блять, нормально, не позорь меня». «О, Стив, пойдём отпиздим пару фриков? Нехер отращивать волосы, а потом красить их в непонятно какой цвет!» – проговаривает Харрингтон, стараясь убедить себя в правоте когда-то сказанных слов. – Может, это того не стоит? Меняться, становиться лучшим человеком? Ноги сами приводят его в парк. Магические места, полные загадок. Но сейчас ему не до разгадывания чего-то такого. Разобраться бы с беспорядком в голове. Он садится на одну из лавочек под цветочным навесом, наконец делает глоток давно остывшего кофе и надкусывает пончик. Пожалуй, худшим в ситуации было то, что Эдди наивно верил в какую-то интрижку с Харгроувом. От одной мысли есть перехотелось. Неужели Стив подаёт неверные сигналы? Неужели они не похожи на мольбы о помощи? Если и разум запутался, выдавая искажённые образы, исковерканные желания в мире сновидений… Вдруг было бы легче сказать Билли «да»? Ничего плохого бы не случилось. Допустим, переспали бы разок-другой; Харрингтон смог бы для себя решить, нравятся ему парни или нет. Кто знает, может, парни с длинными кудрявыми волосами так сильно напоминают девушек? Вот она, разгадка. Стив обманывается. Как, впрочем, и всегда. – Это точно того не стоит. – еле слышно произносит он. – Что того не стоит? – рядом раздаётся мягкий женский голос. – Робин, почему ты тут? – шмыгнув носом, Харрингтон поднимает голову. – Волновалась. Такое глупое чувство. – поджав губы, продолжает Бакли. – А Эдди что? Я ему нахрен не сдался, да? – Неправда. Мы с ним поговорили, ну, когда ты ушёл. Он всё объяснил. И он купит тебе нормальный завтрак. – А мне объяснить он решил не утруждаться, значит. Потому что… – он замолкает, обдумывая, стоит ли озвучить свои тревоги. – Робин, это катастрофа. – Так, слушаю. У нас тайны какие-то от Эдди? – Только тебе я могу довериться. – Стив ловко выкидывает в урну пустой стаканчик, понимая, что, вероятнее всего, выпустит всю злость и отчаяние на этом несчастном предмете. – Как бы сказать... столько всего произошло за эти дни. И этой ночью я не спал почти, всё думал и думал... в основном про Эдди. Оказалось, он то и дело всплывает в моих воспоминаниях. Был концерт в школе... потом мальчик один про Мансона рассказывал. Он наш общий друг, как оказалось... и я кое-что осознал. – Ничего не понимаю. Говоришь много и в то же время ничего. – Робин, такое дело… У тебя бывало такое, что ты смотрела на человека своего пола, ну, на девушку, и в груди как-то странно ёкало? Будто в ней что-то особенное, и ты сама не понимала, что именно. И ты так хотела сказать ей, насколько она прекрасна, что у неё чудесные волосы, самые красивые глаза, сияющие так ярко и волшебно, когда она рассказывает о чём-то, что ей нравится? – Конечно же, бывало. Стив, мне нравятся девушки. – Так они всем нравятся, разве нет? – Ты меня не понял. Мне нравятся только девушки. На парней я не засматриваюсь. – Оу. – Да-а-а, полнейший «оу». – хихикает Робин, по-дружески толкая парня в плечо. – Так значит, та девушка из библиотеки… Я заметил, как ты смущалась. – Эй, это слишком уже! Перестань лезть в мои мысли! – Прости... просто... я всё понимаю. Но не могу же я подойти и сходу поцеловать… – Что? Только не говори, что ты… в Эдди? Ладно, беру слова обратно. Скажи лучше, что это он, а не Билли. – Ага, Эдди. Я никогда бы и не подумал, что буду чувствовать такое. Что мне делать? – Поговори с ним. Мягко, осторожно. Решите все разногласия. И только после этого действуй. Тоже осторожно. – А ты сама чего не действуешь? – Тренеры не играют! – сложив руки на груди, отвечает Робин. – Могу разведать обстановку. Для тебя. – Нет-нет, я сам. Спасибо, Робин. Просто… это ведь нормально? – Что «нормально»? – Так смотреть на человека своего пола. Мне всю жизнь внушали, что это противоестественно, поэтому… а вдруг я не в его вкусе? – Вот об этом стоит думать в последнюю очередь. И отвечая на первую часть вопроса: это абсолютно нормально. Да, это трудно принять, но в этом нет ничего постыдного или, как ты там сказал? Противоестественного, да? Ты любишь, и это главное. Больше ничего не имеет значения. – Робин… – Стив крепко-крепко обнимает девушку, утыкаясь носом в макушку. – Я говорил, что лучше тебя никого нет? – Возможно, Стив. Ты – солнце. Только не говори об этом… – Твоей рыжеволосой красотке? Так уж и быть. – Да ну тебя, Харрингтон! – девушка успокаивающе поглаживает его по спине. – Хочешь, расскажу, что про мистера У.Х. узнала? – Конечно. – поморщившись, отвечает Стив. – Эдди уже выпытал у меня. В общем, слушай…

***

– Сколько ещё раз мне придется проделывать это для тебя, Генри? Ты... Моя сестра всё ещё мертва, а я скитаюсь по этому году снова и снова. – он борется с порывом схватить Крила за горло, как это было при первой встрече. – Так и будет, пока ты не сделаешь всё правильно. Старайся… лучше. – Генри переворачивает страницу книги, покоящейся на коленях. В возмущении Харгроува он видит только убийственную тоску. – Интересное чтиво. Не думал, что когда-нибудь найду время для «профессионально-ориентированной» литературы. – Правильно?! Лучше стараться? К чёрту правила, к чёрту тебя! – Ты же знаешь, что она погибла из-за тебя. Ты во всём виноват, Билли. Это единственный способ искупить вину. – Нет, это не так... Меня даже рядом не было. – неожиданно даже для себя всхлипывает он. – Ты это нарочно, чтобы спровоцировать меня. – Ты не доглядел за сестрёнкой. Бедный Билли. А ещё влюбился в цель миссии. В Стива. Я вижу, какие картинки с его участием рисует твоё богатое развращенное воображение. Глубоко копать не приходится. Эти мысли на самой поверхности. – Крил захлопывает книгу, встаёт, аккуратно ставит на полку рядом с другими авторами на букву “W”. Уверенно подходит вплотную к Харгроуву, стараясь разглядеть ещё какие-нибудь подробности, скрытые за насупленными бровями и раздувающимися от злости ноздрями. – Представь, Стив поделится со мной талантом, всего-навсего, а потом останется с тобой. Сестра вернётся к тебе. Вы будете счастливы. – Я уже в это не верю. И прекрати лазить в моей голове! – Ты ведь этого даже не чувствуешь, так что какая разница? – Огромная, блять, разница! Я не твоя игрушка, чтобы пользоваться мной раз за разом. Мне это осточертело. – А если мы уберём звено в виде Эдди? Как скоро Стив прибежит к тебе за помощью и утешением? Позволишь, я сам отвечу? Никогда. От одной мысли о тебе ему становится так тошно. И это последствия твоих действий, Билли. – Нет. Это не так. – распалившись куда больше, продолжает Харгроув. – Я всё исправлю! – Вот и славно. Будь паинькой и следуй плану. – похлопав Билли по щеке, он возвращается к прежнему занятию: ожиданию. Билли хотелось поскорее вырваться из этих оков. Найти сестру, попрощаться с тревогой, гложущей его заживо. Посмотреть мачехе в глаза и не увидеть бесконечную печаль, вызванную пропажей дочери. Почему всем было не плевать, кроме Макс? Билли хотелось быть любимым. Найти отклик в сердце Харрингтона, найти что-то в действиях парня, что дало бы положительный ответ. Или крохотную надежду. Стив казался тем человеком, который может любить по-настоящему. Дорожить каждым моментом, заботиться. Но также он будет тем, кто возненавидит по-настоящему. И до последнего не скажет, заставит испытать весь спектр эмоций, через которые когда-то пришлось пройти ему. А если это и есть выход из ситуации, отвоевать доверие?

***

После завтрака Стив, Эдди и Робин вернулись в номер. Ненадолго, как они выяснили, стоило только Мансону приземлиться в уличной одежде на постельное бельё. Под ним что-то тихонько хрустнуло. Перекатившись, он выудил из-под задницы приглашение в звукозаписывающую студию, находящуюся этажом ниже. Более того, вся гостиница была забронирована для них, как гласил текст. – Не знаю, как ты, Стив, а я хочу посмотреть на это. Ещё раз прости за всё сказанное утром. И раньше. – Да пойду я с тобой. – вымученно улыбнувшись, отвечает Харрингтон. – Робин, ты с нами? – Пойду на встречу с нашими старо-новыми друзьями. А вы правда осмотритесь там. – Позвони… Чёрт, я так туплю. – вздыхает Стив. – я привык, что есть смартфоны. Хотел попросить тебя позвонить, когда доберёшься. – Стив, всё в порядке. Вам, наверное, так не достаёт всех этих современных технологий. – Есть такое, Птичка. Увидимся вечером? – Да, мальчики. Удачи вам. – с этими словами девушка выходит, подмигивая Харрингтону на прощание.

***

– Я вообще ничем таким пользоваться не умею. – признаётся Стив, как только они оказываются в небольшой комнате, наполненной разными пультами да устройствами, напоминающими огромные неподъёмные компьютеры. – Так я тоже не особо, если честно. Но само чувство… Мы в самой, блять, настоящей звукозаписывающей студии! Это же охуенно! О, а вот и наши гитары тут. Я скучал. – Эдди берёт в руки красную гитару. – Не поверишь, но у меня точно такая же в будущем есть. Любимая малышка, никогда не подводит. – Покажешь мне пару крутых приёмов на гитаре? – смущённо спрашивает Харрингтон, задерживая взгляд то на шикарном музыкальном инструменте, то на руках, ловко перебирающих струны. – Давай. – Мансон садится на мягкий диван, широко раздвинув ноги, хлопает по месту ровно между ними. – Это лучший способ научиться. «Сидя на твоих коленях? Или на коленях перед тобой?» – думает Стив, устраиваясь на приготовленном для него месте. Поясницей он невзначай упирается в пах парня. – Смотри. – Эдди заботливо вручает ему гитару, указывает, как правильно держать. – Мы с тобой кое-что похожее пробовали. Только играл ты в одиночку. Теперь вдвоём. Это выглядит очень эффектно на сцене. Когда один держит гитару в руках, а второй, стоя позади, играет на ней. Расслабься немного, что ли! – Мансон, не медля ни секунды, демонстрирует только что описанную ситуацию. Он опирается подбородком на плечо Харрингтона, начиная наигрывать одну из композиций из репертуара Corroded Coffin. Горячее дыхание обдаёт шею. – Это прям… вау. – Стив, осмелев, прикасается к ладони, расположенной чуть ниже грифа гитары, поглаживает тыльную сторону запястья. Эдди на секунду сбивается с установленного ритма. – Прости. – Порядок. Если захочешь так сделать на следующем концерте, – заранее говори. Затем, рассевшись по разным краям диванчика, Мансон рассказывает, как классно можно сочетать игру пальцами и медиатором. Харрингтон внимательно слушает, много-много кивает, хоть на практике не всё получается выполнить с первой попытки. Учится он быстро, что не может не вызывать довольную улыбку учителя, гордящегося учеником. – Может, передохнём? – спустя час упорных тренировок и мастер-классов спрашивает Стив. Он отставляет в сторону гитару, наблюдает за молчаливым согласием Эдди, чья гитара оказывается там же. – Ты же понимаешь, что это только начало? У тебя охренительно получается, чел. Нельзя бросать на полпути. – Спасибо, Эдди. Знаешь, в этом времени всё по-другому. Атмосфера не такая, люди тоже. Как будто мне дали больше свободы. И в мыслях, и в действиях. – Да, я понимаю. – Эдди наблюдает за дрожащими пальцами Харрингтона, неловко снимающими и надевающими обратно недавно подаренный перстень. – У меня то же самое. – Правда? Потому что здесь, в этом году, я смог осмыслить то, чего боялся в настоящем. Как будто мне дали один-единственный шанс, а я его, на удивление, не упустил. Скорее всего, если бы не это «приключение», мы бы никогда и не познакомились. И я очень-очень ценю, что мы смогли подружиться. Даже несмотря на все ссоры и трудности. – Ты это к чему вообще? – Мансон настороженно выпрямляется, опустив руки на колени. – Ну, вчера я упомянул это в разговоре. Ты вряд ли помнишь. Я сказал, что хотел бы кое-что сделать... – Но не когда я бухой или под кайфом. Блять. Точно… – Эдди, выждав секунду или две, длившиеся целую бесконечность, и пересилив все страхи, стремительно сокращает расстояние между ними. Сталкивается со Стивом нос к носу, жадно припадает к губам, запоминая каждую мельчайшую и незначительную деталь. Он словно разучился целоваться, накрывая хаотичными, рваными и такими глупыми поцелуями губы Харрингтона. Соприкоснуться хоть ещё одной частью тела с ним сейчас равнозначно смерти. Мансон отстраняется столь же резко, как прильнул; глаза жжёт от слёз. – Блять. – отдышавшись, шепчет он. – Я, наверное, не так всё понял. – А теперь ещё раз, только медленнее, хорошо? – Стив, огладив щеку парня там, где обычно выступают самые очаровательные ямочки, утягивает в очередной поцелуй, теперь более нежный и трепетный. В действиях Харрингтона ощущается спокойствие. Опыт. Он умелый, знает, как сделать процесс приятнее и слаще: мягко сжимает меж губ сначала нижнюю губу Мансона, аккуратно проводит по ней языком, посасывает, следом проделывает то же самое с верхней. «Расслабься немного, что ли!» – пародирует он Эдди, отрываясь от поцелуя на пару мгновений, тут же вовлекая в новый. Стив устраивается на его коленях, предоставляя тем самым больше свободы, как действий, так и фантазии. Эдди, набравшись смелости, совсем чуть-чуть, обвивает руками талию, залезает пальцами под футболку, вырисовывает узоры на торсе. – Хочешь набить татуировку где-то там? Эскиз подготавливаешь? – насмешливо протягивает Харрингтон, громко дыша. – Я не против. – Блять, Харрингтон. – только и выдаёт Мансон, впиваясь зубами в шею парня. Кусает, зализывает, целует, и так по кругу. – Ты горячий, когда возбуждён. – сквозь тихие стоны произносит Стив. – Ну, так ведь и задумано. – хихикает Эдди, спускаясь к ключицам, также усеянным родинками. – Обычно ты… ах, ледяной. Не сейчас. Харрингтон вырывается из сладкой пытки, чтобы откинуть в сторону надоедливую футболку. Мансон наблюдает, приоткрыв рот; глаза бегают туда-сюда, не зная, чему уделить больше внимания: а какой реакции ожидать, если парень, по которому ты сох столько времени, раздевается, сидя у тебя на коленях? – Я тороплю события? – взволнованно спрашивает Стив, облизывая губы. – Ты же этого хотел, да? – Совсем нет. Я про события. – Мансон, мысленно назвав себя придурком, обхватывает ладонями лицо Харрингтона, любуется порозовевшими щеками, алеющими, влажными от слюны губами, затуманенным взором, обращённым на него, подрагивающими длинными ресницами. – Ты прекрасный, Стив. Стиви. – Эдди не может больше сдерживать улыбку. – Что, больше не будет язвительного «Стиви»? Только влюблённое? – подначивает его Харрингтон, одаривая улыбкой в ответ. – Если я тебе скажу, что ты был в моих мыслях задолго до этого путешествия, поверишь? – Определённо. Только обсудим это чуть позже. – он накрывает губы парня своими, ласкает щёки, чувствительную кожу за ушами и шею. Стив не даёт возможности доминировать в этом танце губ, языков и соприкосновений, укладывает Мансона на диванчик, седлает бёдра, потираясь о выделяющееся через ткань джинсов возбуждение. Если он не остановится сейчас, значит, не остановится и вовсе. Тёмные, почти чёрные глаза Эдди изучают, призывают поддаться соблазну, окончательно и бесповоротно. И Мансон так участливо помогает парню избавиться от джинсов и белья одновременно. Сон становится явью. – Вау. Сегодня мой день рождения? – Эдди откровенно пялится, оглаживая то бицепсы, то широкие плечи. Медленно спускается к соскам, слегка сжимает их между пальцев. Вот он, тот контраст, о котором думал и так мечтал Стив: горячие пальцы и леденящие, обдающие холодом кольца на них. – Если хочешь, будет день рождения. – протяжно стонет Харрингтон, когда Мансон касается внутренней стороны бедра, оставляя и там неведомые узоры. – И тут можешь набить татуировку. – Стиви, определись, где больше хочется. – Эдди, правой рукой удерживая парня за бедро, левой расстёгивает джинсы. – Я помогу. – Стив стягивает их до коленей; дальше терпение заканчивается. Эдди проделывает то же самое с бельём. – Хорош помощник. – ухмыляется Мансон, любуясь то следами на шее, то красными щеками, то бедром, на котором остался чёткий отпечаток ладони. – Чем займёмся? – Издеваешься? Я тут обнажённый на тебе сижу, а ты… Эдди затыкает его нетерпеливым поцелуем, влажным и горячим. Отстраняется, придерживая Харрингтона за подбородок, настойчиво вводит два пальца в рот. Тот неумело и тщательно облизывает их, прикрыв глаза и дыша через нос. – Такой идеальный. – он ловит каждое малейшее изменение во всхлипываниях, вздохах, каждый момент, когда Стив хмурит брови и тут же расслабляет. – Тебе понравится. – с этими словами он вытаскивает пальцы, вынуждая Стива разочарованно выдохнуть. Мгновение спустя пальцы обвивают его член, ласкают головку, размазывая предэякулят по всей длине. Харрингтон выгибается, вцепляясь в плечи. Жаждая большего трения, плюнув на ладонь, обхватывает рукой половой орган Эдди, дразнит, задерживается то на чувствительной головке, то у самого основания. Мансон быстро догадывается, чего хочет партнёр: мягко направляет ладонь Стива так, чтобы он мог ласкать оба члена сразу. – Тш-ш-ш, Стиви, попробуем вместе. – одной рукой притягивает парня за шею, сладко и мокро целует, жадно вылизывает рот, вырывая стон за стоном. Сначала протяжный, затем рваный, более сдавленный. Стив слишком вкусный; прервать эту взаимную пытку было бы противозаконно. Эдди на ощупь находит точку их соприкосновения ниже пояса, накрывает ладонью с другой стороны, помогая Стиву довести их обоих до пика. – Эдди, я думал… – не успевает завершить фразу Харрингтон, как его сносит волной удовольствия. Откидывает голову, предоставляя шею в единоличное пользование Мансону, мелко дрожит, чувствуя, как по пальцам стекает семя. Он не помнит момента, когда вновь ощущает губы Эдди на своих, теперь горьковатых на вкус. Помнит только, что согласился на это. – Стиви, с тобой опасно песни записывать. Видишь, к чему это приводит? – Мансон оставляет невесомый поцелуй на кончике носа, а после и ещё один на лбу. Приглаживает растрепавшиеся пряди волос, так ещё со столь невинной улыбкой, что Стив не может не расхохотаться. – Ты чего? – Ты же понимаешь, что сейчас между нами произошло? – Конечно. А теперь я делаю всё возможное, чтобы ты потом не думал: «Блять, ему точно это не понравилось». Или: «А вдруг я недостаточно хорош?» И вообще, Стив, это нормально заботиться о партнёре после секса! – Я знаю… просто со мной такого никогда не было. Никто ещё не спрашивал, понравилось ли мне, всё ли в порядке. Или, тем более, никто не обнимал меня вот так, поглаживая по голове. – Ну вот, привыкай, со мной никак иначе. – Эдди покрывает его лицо множеством мелких-мелких поцелуев. – Можно один вопросик? – Стив кивает. – Ладно, два. Первый: насколько плохо я целуюсь? И второй: о чём ты там думал перед самым оргазмом? – Какие нетактичные вопросы… – отвечает Харрингтон, наблюдая, как Мансон вытирает их животы футболкой Стива. Плевать на футболку (Эдди бы пошутил про «кончать на футболку», Стив знал наверняка). – Целуешься очень даже неплохо. Научу, если получу ещё один персональный урок игры на гитаре. – Замётано. – Эдди подмигивает, чмокая парня в плечо, в одну из родинок. – А насчёт второго… – Харрингтон стыдливо прячет взгляд. – Это о-о-очень тупо, но я думал, обязательно должно быть проникновение. – Это твой первый раз, а тут как-то неромантично, да и нет всего необходимого. Я в этом плане занудой бываю. – Спасибо, что объяснил. После такого, думаю, можно и музыкой заняться?