Meet Cute (these dorks)

Воздух в зале заседаний наполнился жаждой крови. Шан Цинхуа действительно пожалел, что не сказал: «Э… Я пойду за бро Юанем. Он может объяснить вещи лучше, чем я», потому что, как только он открыл дверь зала заседаний, все услышали рыдания и крики Шэнь Юаня, доносящиеся из коридора. Возможно, из-за расстояния их было плохо слышно, но все здесь были совершенствующимися. Им было прекрасно слышно, о чем говорили в саду во внутреннем дворе Цюндина. Шан Цинхуа немедленно закрыл дверь, как только заметил, что происходит, но было уже слишком поздно, чтобы притвориться, что бро Огурец не просто рыдает. Сильное чувство вины за то, что Шан Цинхуа написал слишком много или, наоборот, написал недостаточно, он не был уверен, за что именно, снова сгустилось в его животе. За его спиной разразилась симфония убийственных аур, прежде чем их резко затмила одна чрезвычайно темная, смертоносная аура. Шан Цинхуа со скрипом повернул голову. О господи. Похоже, Шэнь Цинцю был готов неистовствовать и убить всех… но для Шан Цинхуа, который увлекся попытками выяснить, почему, черт возьми, Юэ Цинъюань и Шэнь Цинцю вели себя не так, как он ожидал, и провел слишком много часов, наблюдая за ними, было ясно, что это не кровожадность Шэнь Цинцю, как бы тот ни пытался это изобразить. Юэ Цинъюань вот-вот взорвется! — Э-э, если подумать, я прекрасно могу объяснить! Юань мне все рассказал, так что! А-а, Лю-шиди пошел с ним, так.! Эм.! — пробормотал Шан Цинхуа. Шэнь-шисюн! Контролируй своего мужчину! —…Я понимаю, что все чувствуют по этому поводу, и, поверьте, я чувствую нечто большее, чем просто то же самое, — сказал Шэнь Цинцю низким голосом, который был ужасающе ровным и ласковым. — Но горе А-Юаня не только из-за боли, которую причинил ему Тяньти. Скорее, он надеется спасти невинных обманутых монахинь Тяньти, а также жителей города. Так что уничтожение Тяньти демонстрацией силы неприемлемо. —…Мы уже знаем это, шисюн, — сухо сказал Вэй Цинвэй, — но похоже, что Шэнь-шисюн нуждается в этом совете больше, чем мы. И, возможно, Лю-шиди. Несколько других глав пиков согласно забормотали, но Шан Цинхуа не мог не взглянуть на руку Шэнь Цинцю, не ту, которая изо всех сил сжимала веер, а другую, ту, которой он так крепко вцепился в плечо Юэ Цинъюаня, что у него побелели костяшки. Его рука дрожала от попытки удержать главу школы в сидячем положении и под контролем. Он подозревал, что может знать, кому, по мнению Шэнь Цинцю, было необходимо это услышать. Через мгновение Юэ Цинъюань вздрогнул, наконец, взяв себя в руки и сумев взять свою ауру под контроль. — Какие у нас планы? — спросил он совершенно спокойно. Для Шан Цинхуа это было на самом деле страшнее, чем если бы тот впал в ярость. — Очевидно, о передаче Шэнь Юаня не может быть и речи, — твердо и окончательно сказала Сю Цинцзюэ, глава пика искусств. Все главы пиков согласились. — Но мы не можем позволить им убить эту женщину, — сказал Му Цинфан. Остальные согласились и с этим. — Разве это не просто? — Внезапно заговорил Шэнь Цинцю. Теперь, когда он не пытался подавить Юэ Цинъюаня, то позволил своему гневу вылиться наружу. — Нам просто нужно уничтожить их так, чтобы у храма Тяньти не было другого выбора, кроме как распасться. Каким образом это — просто, Шэнь-шисюн?! *** Когда Шэнь Цинцю покинул зал заседаний и мчался к саду во внутреннем дворе, его сердце бешено колотилось. Ему все еще нужно было успокоить Юэ Цинъюаня, но сейчас он мог думать только о том, чтобы быть рядом со своим А-Юанем. Лю Цингэ поднял взгляд, когда Шэнь Цинцю вошел в сад. Глава пика Байчжань сидел на скамейке и держал Шэнь Юаня, который, свернувшись калачиком, крепко спал. Сердце Шэнь Цинцю заныло, когда он увидел залитое слезами лицо своего брата. — Передай мне его, — тихо сказал он, — я отнесу его на Цинцзин. Лю Цингэ безмолвно попробовал передать Шэнь Юаня, но даже несмотря на то, что байчжаньский варвар сотрудничал… А-Юань — нет. Издав приглушенный звук недовольства из-за потери источника тепла, Шэнь Юань крепче сжал мантию Лю Цингэ, уткнувшись носом в грудь. …Шэнь Цинцю стиснул зубы. Как бы он ни относился к богу войны Байчжаня, который, возможно, ухаживал за его братом (если кто-нибудь из них что-нибудь поймет), сейчас не время быть мелочным. И он, и Лю Цингэ считали, что лучше дать А-Юаню поспать после эмоционального срыва, и Шэнь Цинцю не собирался позволять его (честно говоря, глупому) соперничеству с Лю Цингэ разрушить это. —…Что ж, тогда помоги мне вернуть его, — наконец сказал он, изо всех сил стараясь не выплюнуть эти слова. Когда он летел обратно в Цинцзин на Сюя, Лю Цингэ следовал за ним, Шэнь Цинцю в беспокойстве прикусил нижнюю губу. Если честно, он не знал, что делать. А-Юань был сострадательным. Слишком, чересчур сострадательным. До такой степени, что Шэнь Цинцю нисколько не удивился, что его выбрали Святой. Это было так очевидно. А-Юань слишком заботился о монахинях Тяньти, он слишком заботился о смертных, и он слишком заботился о том, что своим присутствием вовлечет Цанцюн во всю эту историю. Шэнь Цинцю не мог понять такого сострадания. Людей, которых он хотел защитить, можно было пересчитать по пальцам рук. Он безжалостно отрезал свои эмоции от кого бы то ни было. Монахини? Гражданское население? Он защитит их, если это будет полезно, но он не мог заботиться так же сильно, как А-Юань. Он не знал, что сказать, чтобы утешить сострадательного А-Юаня. Он не мог понять горе А-Юаня — нет, он «понимал» его, но это понимание не достигло его сердца. Он немного боялся, что А-Юань может подумать, что он монстр, если узнает, что первыми мыслями Шэнь Цинцю были: «По крайней мере, это не А-Юань», когда он понял, что Тяньти убил всех этих женщин. Шэнь Цинцю почувствовал легкое отвращение к себе, когда испытал облегчение от того, что ему не пришлось иметь дело ни с чем из этого после того, как они увидели, что Шэнь Юань все еще спит, когда они подошли к бамбуковому дому. Когда они вошли, Лю Цингэ был слегка поражен убийственной атмосферой, наполнявшей дом, но он тихо прошел в боковую спальню, полностью игнорируя тот факт, что глава школы находился в гостиной Шэнь Цинцю окружённый дымкой жажды крови. Шэнь Цинцю, тем не менее, слегка сжал плечо Цинъюаня, когда проходил мимо. Уложить А-Юаня в постель оказалось так же сложно, как и попытаться забрать его у Лю Цингэ. Этот мальчишка еще сильнее вцепился в мантию Лю Цингэ, когда они попытались уложить его, и, наконец, Лю Цингэ сдался и начал расстегивать пояс. Что эта зверюга делает?! Шэнь Цинцю собирался взорваться, пытаясь подавить свое возмущение, но Лю Цингэ проигнорировал его, расстегнул пояс и выскользнул из верхней одежды, оставив ее в руках Шэнь Юаня. В то время как Шэнь Цинцю тихо и несколько угрюмо снял с Шэнь Юаня туфли и уложил его в кровать, он решительно проигнорировал Лю Цингэ, который поправлял свою одежду. Он также нахмурил брови и проигнорировал, как А-Юань вцепился в верхнюю одежду Лю Цингэ, прижимаясь к ней лицом. Это было сложно, но он проигнорировал это. Когда они вышли из спальни А-Юаня, Шэнь Цинцю молчал, не будучи уверенным, что чувствует себя достаточно разумно, чтобы не огрызнуться на Лю Цингэ, просто чтобы снять стресс. Лю Цингэ тоже молчал, но для варвара это было обычным делом… — Что мы делаем с Тяньти? —…Хм? — красноречиво сказал Шэнь Цинцю. — Что мы делаем с Тяньти? — снова спросил Лю Цингэ, развернувшись к нему. В его глазах была темная тлеющая злость. —…Очевидно, мы позаботимся о том, чтобы они больше не существовали, — ответил Шэнь Цинцю. Лю Цингэ только коротко кивнул ему и пошел к выходу. — Не делай глупостей, которые могут поставить под угрозу наши планы, — отрезал Шэнь Цинцю. Лю Цингэ остановился на полпути к двери. — Я знаю, — прорычал он. Шэнь Цинцю знал, что рычание было адресовано не ему. Все монстры в округе могут быть полностью уничтожены к утру. Шэнь Цинцю повернулся к следующей катастрофе, которую он должен был смягчить. Юэ Цинъюань тоже тлел. — Цинъюань, — сказал он. Юэ Цинъюань молчал, только глаза выдавали его гнев. Шэнь Цинцю вздохнул. — Цинъюань. — Они угрожают Сяо Юаню жизнью своей школы. И мы спустим им это с рук? — произнес Юэ Цинъюань низким и опасным голосом. — Мы не спустим им это. Мы активно делаем что-то, чтобы им это не сошло с рук. — Расследование школы, — сказал Юэ Цинъюань с явным пренебрежением, — расследование школы. Когда они убивали членов своей школы, как темные заклинатели… неизвестно сколько времени! — Мы позаботимся о том, чтобы они заплатили за все, что они делают, но есть надлежащая процедура… — Что они думают о членах своей школы?! Как они посмели обращаться с ними как с… одноразовыми инструментами! — прервал его Юэ Цинъюань. Теперь он кричал, и Шэнь Цинцю почувствовал облегчение оттого, что повесил заглушающие талисманы вокруг комнаты А-Юаня. — Я знаю! Но мы не можем просто уничтожить их силой! — крикнул Шэнь Цинцю. — Тебе нужно подумать о нашем положении как Цанцюн! Как ты думаешь, как это воспримут другие школы? — Неужели наша репутация важнее, чем не дать им убивать своих учеников и рисковать жизнями сотен, может быть, даже тысяч людей, ни в чем не повинных людей?! Тебя даже не волнует, что они сделали?! С Сяо Юанем?! — Не смей так говорить! Конечно, мне не все равно! Конечно, я злюсь! — закричал Шэнь Цинцю. — Но я не могу просто поддаться этому! Кто-то должен убедиться, что школа все еще работает! На этих словах Юэ Цинъюань вздрогнул, его лицо побледнело. Он тяжело сел, скрестив руки и уперевшись в них лбом. —…Мне жаль. Я усложняю тебе жизнь, не так ли? — сказал он тяжелым голосом, выглядя побежденным. — Я снова терплю неудачу. Ярость покинула Шэнь Цинцю. Цинъюань рассказал ему о своих видениях, о будущем, в котором он подвел А-Цзю, о будущем, в котором он превратил его в жестокого человека и продолжал подводить свою школу. Его иррациональные страхи позволили своим желаниям загноиться и взять верх над здравым смыслом. Даже теперь, хотя он, вероятно, был более чем достаточно силен, чтобы справиться с Сюаньсу, он отказывался прикасаться к нему. В его видении Сюаньсу был его целью из-за силы, но теперь для него это был символ его слабости. Это было просто видение, неужели он должен был быть так напуган? Шэнь Цинцю никогда не мог заставить себя спросить об этом. Не имело значения, верил ли Юэ Цинъюань, что это было просто видение, или он думал, что это что-то еще. Шэнь Цинцю знал, что при всей той силе и решимости, которые сделали главу школы самым сильным заклинателем в мире, он также был человеком, который боялся своих собственных эмоций. Юэ Цинъюань был сломленным человеком. Шэнь Цинцю тихонько подошел, усадил Юэ Цинъюаня обратно, а затем сел к нему на колени и заключил в объятия. — Ты не проиграешь, — прошептал Шэнь Цинцю. — Ты сердишься. Злиться — это естественно. Все нормально. Но ты мне тоже нужен, Цинъюань. Ты всем нам нужен. И ты справишься, я верю в тебя. Мы все верим. Поэтому, пожалуйста, верь, что мы делаем все возможное, чтобы поддержать тебя. Юэ Цинъюань тяжело вздохнул, прежде чем обнять Шэнь Цинцю. — А-Цзю… — прошептал он, и Шэнь Цинцю смахнул слезы. Через некоторое время Юэ Цинъюань наконец пошевелился, со вздохом откинувшись на спинку сиденья. — А-Цзю, не думаю, что смогу себя контролировать. Я не могу позволить себе пойти. Могу ли я доверить тебе позаботиться обо всем в Тяньти? — Всегда, — сказал Шэнь Цинцю, целуя его в лоб. Он прищурился и злобно улыбнулся, сказав: — Я ничего не спущу им с рук. За его А-Юаня и улыбки его Цинъюаня не вините этого Цинцю в безжалостности.