Запах надежды

Нестерпимо было видеть, как его любимого ломает зависимость, как он корчится, плачет. Невыносимо. Но он все время был рядом: когда Горшок от изнеможения валялся, словно был без сознания, когда он выл от муки, когда пытался расцарапать его лицо - всегда. Не отходя ни на шаг, Андрей находился поблизости, в одной комнате. Спать было невозможно, потому он напоминал готовящегося к сессии студента, но это было ничто по сравнению со страданиями Миши, которые пропитывали его душу, подкармливая боль.       1 Фаза   Горшок нервничал, хотя не показывал этого. Отсранялся от обнимающего Князя, ходил по комнате.      2 Фаза — Миша, ты весь горишь! — с трудом прохрипел Андрей, страх обузал каждую его клетку. Он не представлял, как проходит ломка, он ничего не знал и не понимал, чего ожидать — Так и должно быть, Андрюш, только не оставляй меня, прошу! — молил брюнет  дикими глазами с расширенными зрачками, которые поглотили тьмой и так кофейно-черную радужку парня. Он схватил трясущимися руками запястья Князева, а после его тело разразилось судорогами. Страшно, очень страшно, но Андрей твердо решил, что не отступит ни за что. Его обездвиживала неизвестность. Он понятия не имел, сколько еще это будет длиться.     3 Фаза Миша стал раздражительным, все время морщился из-за кричащих болью мышц. Уже второй день они сидели взаперти: Князь считал, что это безопаснее. — Тебе нужно поесть, ты и так кожа да кости. — Не хочу, отвали. — Нет, я тебе пообещал. — Да просто отвали, все это из-за тебя: ты предал меня, ты ушел, хотя мы поклялись быть вместе. — ослабевшей рукой брюнет оттолкнул Андрея, отчего боль скрутила тело. Озноб завладел страдающим юношей. — Из-за тебя, все из-за тебя... Князев потушил тусклый, только рождающийся огонек обиды, словно раздавил сигарету, припечатал к равнодушной серости асфальта. Дорогой ему человек ранил словами, но он понимал: все это от зверской ломки. Нет, он не посмеет дать волю негативным чувствам, он нужен Горшку и он никуда не уйдет. Крик Горенева выбил все размышления из головы. Князь кинулся к лежащему на полу другу, дрожащему и плачущему. — Миша? Миш, господи, что делать?! — голос сорвался от бессилия. Героинщик катался по полу, дергался, поток слез уже образовал небольшую лужицу, вопли топтали последнюю надежу Андрея. Сознание Михаила рисовало ужаснийшие картины. Сложно было сказать, что хуже: физическая боль или то, что происходило в голове. Каждое движение жгло, словно у него по венам текла не кровь, а кислота. Сердце стучало покруче их барабанщика. Он пытался держать в памяти лицо Князя, но оно плыло, трансформировалось в чудовищные образы. Нет, он не может перепутать Андрея с галлюцинацией, только не это. Шокированный взгляд Горшенева обескуражил свеловолосого. Тот отползал от него на локтях, угрожал, швырял предметы, сгибаясь от боли. Андрей и не пытался уворачиваться: он ничего не понимал. Знал бы он хоть немного о ломке, но в голове пустота. Он скорбно наблюдает за Мишей и продолжает сидеть на месте, когда в него прилетают мелочи, стоящие на тумбочке, рядом с которой бессильно распластался наркоман, временами приподнимавшийся и кидающий нащупанную непослушной рукой, которую сворачивало и перекручивало, вещь. Еда закончилась. В холодильнике отражала тусклый свет жестяная банка с пивом. Горшка все равно не покормишь, а Князев потерпит. Прошло три дня, может, это скоро прекратится? Может, ему станет легче? Откуда узнать? Стук вышвырнул Андрея из размышлений. Вскочив на ноги, он, обрадованный, открыл дверь. — Бля, че ты тогда как ненормальный сиганул то? И главное чемодан мне оставил. Я думал, вы с Горшком придете на репу, заберете, а вас все нет. Че вы тут делаете? — Балунов шагул в комнату, — Бля, че с Михой? — У него ломка. Саша застыл от удивления и, переведя вопросительный взгляд на голубоглазого, шепотом, словно боясь правды, спросил: "Что он принимал?" — Героин. Гость уставился на увешанную рисунками Князева стенку, обсасывая какую-то мысль. — Балу, я не знаю, что делать. —рассеянно, с проступающими слезами, что мутной пленкой покрыли глаза, мешая рассмотреть лицо друга. Вся комната плыла, предметы превращались в цветные пятна. — Я пообещал ему помочь бросить, но я не знаю, чего ожидать и когда это, блять, прекратится, и что делать... — Сколько он уже не принимал? — Три дня. Глубоко вздохнув, басист сел на кресло, потер виски, обдумывая что-то, печально посмотрел на нервно дышащего Горшенева, лежащего, как пришибленный, на полу, мутным взглядом втыкающего вникуда. — У него сейчас самый сложный период, он испытывает ужаснейшую боль по всему телу, не узнает людей. Не удивляйся, если он попытается убить тебя и будь настороже, потому что он может причинить себе вред. Длительность страданий зависит от срока употребления. Когда он начал? Этот вопрос застал Князя врасплох: он не спросил этого у Миши. Он замялся. В туманном и одурманенном от отсутствия сна и перетекающий от Горшка боли сознании засветилась гениальная мысль: Горшок впервые принял наркотик тогда, когда в душе Андрея тревога выпрямила скрюченную до того спину, щеголяя в полный рост, создавая галактического размера тьму тени. — Месяц назад. — Это хорошо, всего лишь месяц... —Балунов ударил себя по лбу, — как же мы этого не заметили? Вот кретины! Ладно, еще день он будет так страдать, а потом отпустит, но желание употребить будет преследовать всю жизнь, так что придется все время удерживать его от опасного шага назад. — Балу, купи еды, а то я тут безвылазно сижу, в холодильнике пусто, не рискую отходить от Мишы. — Конечно, я мигом. Через пятнадцать минут Балунов втащил огромный пакет. Нарезав бутерброд, он вручил его ослабшему Андрею. — Его не покормить? — жалобно спросил Князев, с трудом пережевывая словно онемевшей челюстью хлеб с колбасой и с грустью рассматривая серую кожу Горшка, его впалые щеки. — Это вряд ли. Так, ты поспи, а я присмотрю за ним, а то ты совсем как неживой, еле держишься. Андрей испуганно резанул взглядом Балунова, но, встеретив твердую уверенность в глазах друга, согласился. В их снах розовый туман, уходящий в бесконечность. Спокойствие, потому что они рядом. Душа Горшка блуждает здесь, он ее чувствует. Боль, ужасная боль. Уверенность в том, что это скоро закончится. *** — Андрюш... — начал Миша, но, как всегда, не договорил - только сильнее прижался к дышащему телу друга. Слов было не нужно. Они и так понимали друг друга. Закат оставлял розовые пятна на кожаной одежде Горшка. В этой части парка людей никогда нет, уедененная скамейка как раз для них. Приятный сладковатый запах весны освежающе будоражил. Те страшные события они преодолели. Горшенев подшился. Героин будет преследовать его всю жизнь, но Андрей будет успевать предотвращать катастрофу. Группа стала известна вне заведения "Там-там". Им предстоял длинный увлекательный путь, пропитанный музыкой и панком. Здесь и сейчас они сидели в парке, наслаждаясь весной и друг другом, а легкий ветерок приносил запах надежды.