Мстительная "Мисс Динамит"

— Признаться, даже я поверил… — в голосе мистера Хауса впервые слышится неподдельный надлом, и Бенни записывает себе несколько очков вперёд. Впрочем, так старик теперь понимает, что недооценивать его опасно. — Прекрасно, Бен, заверши программу. Команда отдана — в недрах бункера гудят сервера; экраны секьюритронов подёргивает рябью, и портреты меняются: пухлощёкого полицейского с грозным взглядом сменяет шаблонный солдафон с сигаретой в зубах… и у него что, мускулистое лицо? Кажется, мистер Хаус уж слишком увлекался мультфильмами. Девица тоже наблюдает за переменами — и уже поглядывает вокруг в поисках вентиляции или аварийного выхода. Бенни прекрасно понимает, что раз эту женщину не остановила могила, то бункер задержит на пару дней. Он сам сказал, что стал бизнесменом, а не головорезом, значит, и решения должен принимать заведомо выгодные, смерть же — упущенная прибыль и возможность. После неудачного убийства курьера Бенни лишь убеждается, что стрельба — самое последнее дело. Ну, кто же знал? Неподалёку сиротливо валяется гитара. Взгляд с монитора сверлит затылок; тянет закурить, и Бенни обречённо вздыхает, поворачивается к консоли, понимая, что сто раз пожалеет о своём мягкосердечии. Личный кодекс позволяет ему убивать женщин, но не обрекать их на мучительную смерть. Словом, оправдание найти просто. — Хочешь убить её лично? — интересуется Хаус, когда дверь с толстым стеклом снова открывается. — Или собираешься пощадить? Один раз ты уже обжёгся, Бен, второго шанса не будет. Речь идёт не только о девице — это понятно. Та почему-то не спешит выходить и смотрит на него с подозрением. — Я ненавижу, когда меня называют «Беном», — тыкает он в монитор, а затем манит девицу. — Ну же, чего встала? Пошли уже! Она ничего не говорит и не спрашивает, только забирает брошенные вещи и с постным лицом, пытаясь наскрести остатки гордости, идёт за ним. Оружие Бенни не возвращает, хоть и в курсе, что ушлая девица могла припрятать ещё. Мистер Хаус следит за тем, как они поднимаются по лестнице; дверь бункера плотно закрывается за спиной. — А мы тут можем сигарет стрельнуть? Убить готов даже за недокуренный бычок. Слышится смешок; девица пытается сдерживаться, но всё же хохочет. — Легионерам курить запрещено — по крайней мере в Форте под носом у начальства. Это за рекой все глаза закрывают. Впервые девица произносит длинную осмысленную фразу, не пытаясь задеть или что-то выведать. Тянет ответить саркастично, но Бенни держится и не портит момент. Когда подходит какой-то важный тип в волчьей шапке, девица бледнеет. — Надеюсь, дело улажено? — говорит он тихо и певуче — как могут позволить себе хозяева положения. Кто бы спорил. Скользкий, холодный взгляд оценивает Бенни и явно находит его недостойным жизни. — Почему этот плутократ ещё не на кресте в назидание остальным? В ушах звенит, тело как свинцом наливается. Ну вот и всё. — Сэр, дело осложнилось, — запинаясь, говорит девица. Ещё можно поспорить, кто из них напуган больше. — Мистер Хаус имеет доступ к бункеру и заблокировал самоуничтожение. — И что же там случилось? Бенни сглатывает сухой ком и решается, стоит ли блефовать: имеется ли у Легиона радиосвязь? Было бы странно вести войну и совсем забивать на технологии. Наверняка они либо уже знают — и проверяют их, — либо вот-вот узнают. — Я активировал программу с платиновой фишки, — встревает Бенни и разводит руками. — Секьюритроны стали сильнее — это неизбежно произошло бы, но так уж случилось, что я перехватил контроль над одним из них у себя в «Топсе» и смогу передать армию тому, кто заявит права на Стрип. Пока мы держим нейтралитет, но я понимаю, что это ненадолго. Человек в волчьей шапке молчит и пристально смотрит на Бенни, словно считывая правду и ложь, переводит взгляд на девицу. — Да, это правда. Мистер Хаус говорил, что защита была взломана, но я пока не нашла источник. — По правде, ты из рук вон плохо разбираешься в компьютерных системах, — Бенни лыбится и отчаянно нуждается в сигарете. — Не то что я. Знаете, я — бизнесмен, а не политик или генерал и готов обсудить ваши условия, лишь бы остаться при делах. — Конечно, вы пойдёте на всё. Caput atro carbone notatum, — отзывается легионер холодно и хищно, затем переводит взгляд на своего агента. — Закрой вопрос с НКР — ты же помнишь, что на кону? Больше ничего не сказав, легионер удалился, но девица не спешит расслабляться. — Сматываемся быстрее, — шепчет она, а Бенни не нужно убеждать. Плот ещё не успел уплыть, и они чуть ли не целуют его, прощаясь с Фортом и его ужасами. При легионерах они молчат и смотрят по сторонам, ожидая подвох, но ничего не происходит. На берегу их смеряют презрительными взглядами — и больше ничего. Ночевать здесь больше не хочется, да и на адреналине Бенни готов добежать прямиком до Вегаса. Однако путь слишком далёк. Падают они далеко от постов Легиона, разводят костёр в заброшенной пещере и позволяют себе запоздало взвыть от ужаса. Бенни передаёт девице её пистолет и просто кивает. — Спасибо, что не сдала меня. Неожиданно, — говорит он погодя — потому что лимит его наглости явно исчерпался. — Вульпес Инкульта не считается с моими словами, Бенни. Ты сам себя спас, предложив сделку. Конечно, они не станут её соблюдать. Только она всё же умолчала, что это Бенни, а не Хаус, не позволил уничтожить бункер — почему-то от этой мысли на душе паршиво. Всё ещё двулична, обаятельна, лжива — и каждому внушает доверие. — Ну, если Легион победит, так или иначе придётся как-то выживать — так что это мой вклад в будущее, на всякий случай. — Спасибо, что не бросил меня умирать, хоть ты и думал, будто я смогу тебя вывести. — Не Легион, так мистер Хаус, — Бенни нарочито громко вздыхает. — Нажил столько врагов, что и не знаю, гордиться или бояться. Хоть в НКР меня любят, пока действуют скидки. И как же ты с ними будешь вопрос-то решать, двуличная моя? Девица подкидывает мусор в костёр и не смотрит на него. — Левиафана не победить в открытом бою, но его можно обескровить. В НКР слишком много дыр, которыми можно воспользоваться. И не смотри так: у меня связаны руки, да и у тебя тоже. — Не знаю, мои вот никто не связывал… но если бы ты предложила… Она смешно фыркает с видом «размечтался!», а Бенни впервые за день чувствует, что снова может улыбаться. Он снимает пиджак, брезгливо обнюхивает и ложится на оставленные кем-то доски. Давненько такого не приключалось. Он застрял в пещере, не мылся с неделю, провонял собачьим дерьмом и затхлостью, но отчего-то безумно счастлив. Девица бренчит на гитаре — сначала поглядывает на него, но упорно продолжает учиться. — Ты в «Тузе» поёшь только ради прикрытия? — вдруг спрашивает Бенни. Почему-то это кажется важным, личным. — Нет, мне действительно нравится. Когда-нибудь буду давать сольные концерты, я надеюсь. Группа отличная, но я не командный игрок. — Когда вернёмся, споёшь для меня что-нибудь, — Бенни пытается говорить легкомысленно, но девица понимает, что он серьёзен. — Снова наденешь платье, будешь выглядеть сногсшибательно и притворишься, что всё по-старому. Вегас для того и строили, детка. Кажется, за порогом Вегаса Бенни совсем другой — не прежний Бенни из «Всадников-в-Сапогах», а кто-то ещё. Повернувшись на бок, спиной к девице, он вертит свой памятный нож и понимает, что его время ушло: больше не будет поножовщин, только холодный расчёт, болтовня и блеф с уверенным лицом. Как ни странно, он стареет, а ещё — толстеет, пора бы признаться самому себе. А главное, что монстров вроде НКР и Легиона действительно не убить в прямой схватке. Всего за несколько дней этих приключений жизнь полностью меняется, и кажется, что как прежде уже ничего не будет. Главное, что и былые проблемы совершенно не волнуют. «Топс» ещё более чужд, чем прежде; Франт откровенно озадачен тем, что Бенни наплевать на смену власти, и забывает поглумиться. Зато Йес-мэн в полном порядке и слушается, как обычно. Без островка стабильности Бенни, наверное, спятил бы. Дома Бенни не чувствует перемен: на деле Франт давно снял с него все организаторские тошнотворные обязанности, а за советом «Председатели» всё равно продолжают ходить к нему: старые связи так просто не оборвать, здесь все друг другу должны и хранят чьи-то тайны. Впрочем, надежд Бенни не питает, что мистер Хаус так просто его отпустит, а значит, передышка скоро кончится. Однажды он спускается в бар и понимает, что совсем потерялся во времени: зал украшают гирляндами, шариками, снежинками, бумажными цветами, искусственными ёлочными венками, как на похороны. Франт и Торини чуть ли не искрятся от радости, командуя рабочими и обслуживающим персоналом. Бенни закуривает и ворчит: — Декабрь едва наступил, не рановато ли для Рождества? — Но цены мы уже подняли, — оправдывается Франт. — Да и кто знает, сколько… — он осекается; растерянность гасит дружелюбная улыбка, и приготовления возвращаются в колею. Все заметили изменения в секьюритронах и чувствуют: грядёт буря столетия. Потому и веселье вечером чересчур громкое, на всю катушку, словно завтра никогда не наступит. Гости боятся тишины, как и хозяева. Выступления «мисс Динамит» ждёт не только он, и на сей раз Бенни занимает место в зале. Похоже, все слышали о немилости старого дона, а потому даже потасканные женщины отворачивают взгляды и вздыхают с сочувствием. Было бы чему удивляться, но всё равно обидно. Основной свет гасят, скрывая ужасное рождественское убранство, и включают пару перекрёстных прожекторов. Когда же их направляют на сцену, музыканты уже на месте. Пианиста с постной миной они где-то потеряли. «Мисс Динамит» медленно пританцовывает на месте и томно прикрывает глаза. На ней другое платье — почти в пол, с вырезом от бедра. Взгляд сложно оторвать, но раз разрешают — и призывают, — Бенни пялится. Однако «жаль» из её уст пробивает на смешок. — Мне жаль, так жаль, что была такой глупой, не знала, что любовь могла быть настолько жестокой. Ты скажешь, ошибки — часть молодости, но это неправильно, неправильно то, что было сделано. Музыканты подпевают эхом, пока «мисс Динамит», покачиваясь, держится обеими руками за микрофон, словно за последнюю соломинку. Она полностью отдаётся песне и то проникновенно гремит на весь зал и словно выковыривает из души каждого, за что можно было извиниться, то почти затихает и шепчет исповедь, игриво заливаясь певчей птицей, то чеканит каждое слово: — Мне жаль. Так жаль. Пожалуйста, прими мои извинения, но любовь слепа, и я была слишком слепа, чтобы увидеть. Слова повторяются, да и песня короткая, но что-то в ней есть, раз Бенни нервно ёрзает на стуле. О любви и речи нет, но… девица ему и правда нравится, особенно как она выставляет вперёд ногу сквозь вырез платья, держит спину, чтобы выгодно демонстрировать грудь. Бенни из прошлого оправдан за ветренность, но Бенни из настоящего с тоской признаёт пустоту этой красоты. Томми Торини время зря не терял и разнообразил своё шоу динамичными композициями. Девица пританцовывала куда энергичнее, музыканты веселились и подпевали; зал ожил, и парочки побежали танцевать. На душе как-то легче от их вида — не угасает надежда, что всё ещё можно изменить. Бенни вытерпел столько дерьма не зря, но главное, — вот ирония! — никто не узнает, что он спас Нью-Вегас от катастрофы. После концерта он задумчив и цедит в баре один коктейль, не чувствуя вкуса. «Мисс Динамит» — раскрасневшаяся, весёлая — подсаживается на соседнее место и нагло ворует из его бокала коктейльную вишенку. Точно загипнотизированный, Бенни следит, как порочно смыкаются её губы на соломинке, и не может не думать об очередном спектакле. Такой открытой, счастливой она куда красивее — и понятия не имеет об этом. От холодной расчётливой сучки, на которую Бенни клюнул неделю назад, не осталось и следа. Он очень надеется, что та наконец умерла и никогда не выберется из могилы. Не только его изменило это приключение. Кстати, о приключениях… Бенни протягивает девице руку. — Потанцуешь со мной? — О боже, нет. Её испуг веселит. Улыбаясь, Бенни берёт ситуацию в свои руки — в прямом смысле — и ведёт девицу обратно в зал, к милосердной полутьме. Танцорам и так неловко, так что Торини облегчил им судьбу. Музыканты сменились, но всё равно играют нормально, а для Бенни главное — отсутствие тишины. Девица робко обнимает за плечи и прячет лицо. Руки ложатся на её талию раньше, чем Бенни об этом задумывается. Его посещает глупая мысль, но после пережитого как-то поздно для сомнений: он приникает к её волосам и вдыхает запахи лака, мыла, пота — и никакого пороха. Конечно, всё это фигня полная. Девица резко выдыхает ему в шею, и по коже бегут мурашки; в штанах становится тесновато от напоминания, что они вообще-то уже переспали. Кажется, она тоже об этом вспоминает. — Вот мы и поимели друг друга несколько раз, а получили только травмы. Я в этом чёртовом бункере только об одном и думал, ты удивишься… — Бенни чувствует, как она напрягается; смотрит искоса, ожидая подвох — и правильно делает. Так просто его таинственная незнакомка не скроется. Он запрокидывает голову и смеётся. — Оу, мы под омелой, детка, а ты знаешь, что это правило… Кстати, он понятия не имеет, как выглядит омела. — Бенни, нет, — сквозь зубы бросает она, как собаке, но ему только смешно от её бессильной злобы. Впрочем, на поцелуй девица всё же отвечает и не возражает, когда Бенни слегка заигрывается и чересчур крепко сдавливает талию; в ответ — прикусывает нижнюю губу и запускает пальцы в его несчастную причёску. Словно это неправильно — ни разу при встрече не искалечить друг друга. Кисло-сладкий вкус пряной вишни пьянит куда сильнее алкоголя. Наконец Бенни ставит галочку в списке упущенных за неделю дел и позволяет себе немного расслабиться, когда девица отстраняется. Она снова прячет взгляд, озирается по сторонам — ожидает увидеть других шпионов Легиона? — и забывает, что они пытались танцевать. У неё настолько растерянный вид, что Бенни предлагает выйти на воздух. После душного казино холод ночи словно пощёчиной награждает. У дверей полно народа, так что они идут наугад, пытаясь сбежать от любопытных взглядов и света уличных фонарей, точно две знаменитости. Только Бенни уже не хозяин «Топса», а девица — никакая не Бренда Ли. — Я знаю, кем ты меня считаешь, — говорит она, пытаясь закурить — только руки дрожат, поэтому Бенни подносит зажигалку и усмехается с подмеченной рекурсии. — И ты прав. — Кем? Певичкой, роковой женщиной, коварной обольстительницей… — В этом списке были другие синонимы. — У всех свои недостатки. Они одновременно поднимают головы и смотрят на огни «Лаки 38» — маяк во тьме… звезду в небе. Остальные здания пытаются украсть внимание неоновыми вывесками, украшениями, музыкой, фонтанами, девицами-зазывалами — несовершенной, грязной, бурлящей жизнью, но башня манит загадочными мёртвыми огнями-пустышками, недоступностью. Даже сейчас у неё осталась власть над ним. — Ты был там? — спрашивает девица, понимая, что думают они об одном и том же. — Я же не самоубийца, детка, — хмыкает Бенни и после паузы добавляет: — А ты? — Она качает головой. — Значит, пора поставить точку. Или мы будем показывать наш страх старому дону? — Сколько ты выпил, Бенни? Он вздыхает с сожалением. — Недостаточно. Перед воротами Бенни всё-таки закуривает, как мечтал при встрече с Хаусом. Девица подходит к секьюритрону-привратнику, и морда солдафона на экране сменяется улыбчивым ковбоем. — Привет, подруга, с возвращением! Рад, что у тебя всё получилось! Чувствую себя прекрасно! О, и Бенни с тобой. Кажется, даже роботы ему не рады — ну и пошли они к чёрту, неблагодарные железяки. — Да, мы можем зайти? — аккуратно уточняет девица и сама удивляется с положительного ответа. Судя по тёмному пятну на воротах, кто-то уже пытался пробежать без приглашения. Бенни заходит в зал и замирает, чуть не падает ниц в священном экстазе. Ладно, он забирает свои прежние слова назад, пока что. — Это же… это… рай! — А, ты же не видел из-за мешка. Ну да, интересно здесь. Полки бара до потолка были заставлены скотч-виски, водкой, бурбоном, вином, текилой и бог знает, чем ещё. И всё — выдержанное, настоящее, а не разлитое из ванной где-то в подполье «Атомного Ковбоя». По телу пробегает сладкое предвкушение — так вот, для чего он берёг себя целый вечер! Посвистывая, Бенни идёт за стойку, окидывает внимательным взглядом рабочий терминал на стене и берёт первую попавшуюся пыльную бутылку, однако пломбу нечем вскрывать, и Бенни пускает в дело нож, затем втыкает его прямо в столешницу, по-варварски приятно. Стаканы даже перевёрнутыми — всё равно остаются двухсотлетними немытыми стаканами, и пока Бенни шарит взглядом, девица усаживается напротив, забирает бутылку из рук, делает скромный глоток и кивает. — Недурно. — Эй, крошка, где же твоя дерзость? Пей как в последний раз! — Он забирает бутылку и делает щедрый глоток — виски дерёт горло, обжигает, но идёт мягко из-за отсутствия самогонного запашка. Закусывать нечем — да и не тянет. Девица повторяет за ним и закашливается, но справляется с задачей. — Молодец, дядя Бен научит тебя правильно заглатывать. Она хохочет, закрыв глаза ладонями. — Нет, только не это снова… Ты же ненавидишь, когда тебя называют «Беном»! — Это имя для особо интимных моментов, а слышать их от старой мумии… ну так себе. Восстановив дыхание, девица становится серьёзной и смотрит в сторону лифта, где застыл секьюритрон. — Надеюсь, Виктор не слышал. — Не знал, что тебе нравятся старомодные ковбои. — Ну, если они выкапывают меня из могилы — то очень нравятся. Это он меня нанял. — А, значит, всё-таки спонсор. Знаешь, у Хауса я заметил робо-дамочку и подумал, что она делает ему этими манипуляторами… Всё-таки он не уходит от самой щекотливой проблемы между ними. Девица всё вспоминает — судя по кислой физиономии. Бенни предусмотрительно присасывается к бутылке, чтобы сходу не отвечать на вопросы. Однако девица его обескураживает: — Тебе понравилась песня? Бенни отодвигает бутылку подальше и опирается локтями на барную стойку, поздно вспомнив, что её двести лет никто не протирал. Все-таки девица своего добьётся, и он выкинет любимый пиджак. — Кажется, тебе уже хватит, детка, — комментирует он и отвечает совершенно серьёзно, без усмешек: — Да, очень. Если бы не твои подлости, я бы влюбился. — Если бы не пуля, — добавляет она, — и много чего ещё. Хотя ты бы всё равно казался мне заносчивым, самовлюблённым сукиным сыном. Жаль, что ты не такой. Бенни пожимает плечами — ему скрывать нечего — и совершенно не ожидает, что девица наклонится, оставив локтями полосы на столешнице, и сама его поцелует. От виски кружится голова, так и тянет сделать какую-нибудь несусветную глупость. Нехотя оторвавшись от неё, Бенни озвучивает свою затею: — Я хочу тебя прямо здесь и сейчас, детка. Не бойся, Йес-мэн застопорит камеры и сделает нас невидимыми, — он кивает в сторону терминала, но девица, даже зная о его возможностях, всё равно в ужасе. — Бенни, ты точно спятил: секьюритроны же не глухие! — Да им всё равно, а вот старый хрен бесплатного зрелища не получит. — Бенни лыбится, понимая: она не сказала «нет». То есть главная проблема — это местоположение. Он делает приглашающий жест и говорит: — Прошу ко мне за стойку, мадам. В какой-то момент Бенни думает, что не выгорит, но девица, хмыкнув, грациозно соскакивает с высокого барного стула, словно и не пила вместе с ним. Видимо, эффект догонит попозже. Чтобы не забыть самое важное, Бенни колдует над терминалом — даже если не получится, ему уже плевать. Девица подходит сзади и дразнит, проводит кончиками пальцев снизу вверх, а затем требовательно помогает избавиться от пиджака — тот летит на пол. Дыхание касается мочки уха, а руки опускаются на ремень брюк. Опыта у неё явно немного, раз так долго возится, но каждое касание отзывается волной жара. Программный код на экране выстраивается в улыбающуюся рожицу — пусть Хаус пока потрахается с вирусами, — и Бенни поворачивается к своей певичке. Та опирается локтями о стойку, где воткнут нож, призывно чуть раздвинув ноги, и он с готовностью падает на колени, запускает загребущие руки под платье и, не забыв облапать задницу, медленно снимает с неё нижнее бельё. Девица переступает и ставит ногу ему на колено, позволяя платью сползти до бедра. Она прекрасна — с алыми щеками, блеском в глазах, — величественна и до безумия порочна, опасна. Бенни и не стал бы повторять с любой другой, стоит уже признать, что он окончательно спятил, в чём откровенно признаётся. — Я о себе молчу, — вздыхает девица и подаётся бёдрами, позволяет Бенни прижаться к ним лицом и судорожно выдыхает, когда он запускает пальцы внутрь. Она уже давно готова для него и сама насаживается, словно в танце, то ускоряясь, то двигая задницей. Бенни не шовинист, так что любит, когда женщины по нему ездят. Словно почувствовав готовящуюся шутку, девица смотрит на него строго. — Только без твоего остроумия, Бенни. — Ну, тогда это буду уже не я, детка. Он усаживается на пиджак, откинувшись о стойку, хватает её за талию и усаживает сверху так резко, что девица пугается, а после — хихикает, точно соблазнённая фермерская дочка. Здесь они укрываются, словно за баррикадой. Первый раз приходится ей помочь — оба зажмуриваются от тесноты, — а затем Бенни не сдерживает рвущийся стон. Она явно рассчитывала, что это произойдёт, раз надела такое платье: с вырезом куда удобнее его задирать, и вид просто божественный. Бенни придерживает свою «мисс Динамит» лишь для толики контроля, позволяя ей себя трахать так, как заблагорассудится. Цепляясь за полки над его головой, она сразу берёт быстрый темп, пока есть силы и злость на него. В столь укромном месте легко забыть, где они — и девица вскрикивает, когда Бенни, не выдержав, с силой ударяется в ответ толчком, оглаживает внутреннюю сторону бедра, распределяет смазку и ласкает клитор кончиком пальца. Они постоянно сбиваются с ритма, и порой Бенни вдалбливается так глубоко, что делает больно — тогда девица кричит особенно громко и даже мелодично. Полка жалобно поскрипывает с каждым толчком. Ближе к кульминации девица откидывается на руки назад и бесстыдно работает задницей, усердно прыгает, зажмурившись. Кого бы она ни представляла в этот момент — Бенни не возражает и кончает со стоном. Девица сидит на нём и улыбается; волосы растрепались, а грудь так соблазнительно вздымается, что Бенни чувствует быстрое восстановление сил. Она ёрзает на нём, ощущая то же самое. — Мы ещё не дошли до кровати, — замечает она, и Бенни хмурится. — У меня плохие ассоциации. Угол полки уже отпечатался в затылке, и Бенни шипит от боли, когда девица припечатывает поцелуем, а затем — начинает снова тереться сверху, как течная кошка, ускоряя его боеготовность. Между ними так жарко и мокро, что она сама насаживается обратно без помощи рук. — Ты точно убьёшь меня, — хрипит Бенни под ней, — и это будет самая лучшая смерть на свете. Когда они всё-таки выбираются из-за стойки, девица воровито прячется за колонной от взора секьюритрона у лифта, а Бенни прижимает её к холодному бетону, шарит рукой под платьем и шепчет ей в ухо: — Вот прямо так — без нижнего белья — да под очи босса. Где они его потеряли и куда закинули — уже неважно. Несчастный клетчатый пиджак комом валяется на стойке. Девица откидывает голову и осоловело улыбается, тянет Бенни за галстук, а второй рукой сжимает пах через застёгнутые штаны. Он мужественно держится. — Знаешь, детка, до кровати мы точно не доедем — я начну ещё в лифте, при твоём Викторе. Тут ещё много места — и никаких посетителей. Впрочем, он не против прямо здесь — и явно в последний раз; она оглядывается и невинно, но порочно прикусывает губу. — Виктор смотрит? — А, так ты хочешь, чтобы ковбой смотрел… — Боже, нет! — Он точно слышит, как ты и сказала. Мне даже интересно, вмешается ли, если мы совсем обнаглеем… Бенни слишком стар для трёх раундов подряд, да и девица устала, но ею просто невозможно насытиться — и что-то подсказывает, что ещё одной встречи не будет: делить её вот так же с каким-нибудь лейтенантом НКР не позволят гордость и брезгливость. Их приключение окончено. Когда-то и безумие приходится лечить, пусть уж лучше осознание вышибет эту интрижку, точно молотом. Они целуются на диване — девица снова сверху — и ласкают друг друга руками: медленно, с чёртовой нежностью, ведь они толком друг друга не покалечили. Что-то не так — Бенни это чувствует, прижимая её к себе после оргазма; ему никогда не было так хорошо и противно одновременно. Девица прячет лицо и отстраняется, словно рубильник переключило; становится холодно. Чертовски неловко — и тянет закурить. Алкогольный угар быстро выветривается, как и короткая непринуждённость между ними. Что ж, всем нужно хоть иногда выпускать пар. Бенни подтягивает сползшие штаны, застёгивает ширинку, хлопает себя по карманам и достаёт чудом не выпавшие, но сплюснутые сигареты. Зажигалка почему-то оказывается у девицы в лифчике. Её щёки мило алеют, когда она ему прикуривает. — Думаю, наш счёт закрыт, детка. Будет лучше, если мы больше не встретимся: от тебя слишком много неприятностей, а это вредно для бизнеса. Лучше быть откровенным, чем жестоким. Девица кивает с потерянным видом. — Согласна. Ты на меня тлетворно влияешь, и я становлюсь… — Живой, прекрасной? Собой? — Взгляд искоса злобный, уничтожающий — и полный боли. Да, пора бы ей уже привыкнуть. Бенни с чистой совестью выпускает дым в потолок. — Я запал не на труп, как ты говорила, а на живую шикарную женщину, но, к сожалению, она — порождение выдумки. Или нет? Девица ничего не отвечает и уходит из «Лаки», оставив Бенни в одиночестве, но без чувства уверенной победы. Он стряхивает пепел прямо на пол, не пытаясь — пока что — выкинуть её из головы. Когда-нибудь девица сама признает, что Вегас в нынешнем виде оживил убитые Легионом желания, и больше не сможет сопротивляться его прелестям и возможностям. Это незаметная вербовка, почти добровольная. Будет приятно, если Бенни посеял зерно сомнений, но главную работу сделает всё-таки сам город. Бенни тушит сигарету о стену и смотрит на воткнутый в стойку нож. Так и не притронувшись к нему, он набирает в пиджак побольше бутылок и уходит, не оглядываясь на мёртвые огни. Вегас искрит жизнью всю ночь, и другие люди — не менее помятые — покачиваясь, искренне радуются за него и показывают большие пальцы. Отрываться — это тоже вид общепринятого искусства. Бенни вдыхает полной грудью и возвращается в родной «Топс» будто с фронта. В следующий раз мистер Хаус взглянет на него со страниц некролога, а девица обломает зубы об НКР, но это — уже не его дело.