Упадок

Дождь барабанил по асфальту и крышам, пронося по дворам громогласный грохот. Нынче осенью темнело быстро, и вот, время шесть вечера, а тьма застелила улицы, словно сейчас глубокая ночь где-то на севере. Еле проглядывались звезды, в городе главный свет сверху — лишь фонарные столбы. Словно грозные стражники и защитники, они освещали улицы ослепляющим сиянием. Мокрая земля въелась в потрёпанные кроссовки. Мин Юнги сидел на лавке, держа в зубах потухшую сигарету, то и дело смотрел на горящие окна родильного отделения больницы. Смотрел исподлобья, не двигаясь. Он не понимал, что происходит, голова его раскалывалась. От злости, усталости и смятения, но все эти эмоции ослабевали с каждой секундой, постепенно сменяясь на гнетущую пустоту. Он надеялся, что дождь вместе со всем этим смоет в итоге и его, но он не мог сейчас исчезнуть. Самое неподходящее время, чтобы покидать этот мир. Тело трясло, в дрожащих руках шумел от дождя пакет яблок. Юнги сильно зажмурился. Капли стучали по черепу, вся одежда промокла. Он боялся. Засучил рукав левой руки, смотря на фразу, которую Чимин сказал ему, как только они встретились. «Меня оставили» Они встретились до восемнадцати лет, до появления фраз. Совсем ещё детьми, случайно, но судьбоносно. Юнги помнил, как совсем маленький Чимин сидел на крыльце около магазина и плакал. Думал, что мама его оставила. А маленький альфочка, направляясь в магазин за продуктами и держа в кармане джинсовых шорт-комбинезона два яблока, которые ему дала добрая соседка, ныне старушка Вон. Увидел его и угостил. — Когда тебе станет лучше, сразу позовём Тэхёна, — вспомнил он слова Чимина. Тьма подкрадывалась, нагоняя негатив. Готовила к худшему, фаршируя одиночеством и страхом перед тем, как сожрать. — А если мне не станет лучше?.. — спросил он тогда. Юнги встал на ноги, со странным мокрым хлюпом отлипая от скамьи, и посмотрел в небо. Звёзд не видно. Вновь взгляд на окна, некоторые постепенно гаснут. Как и его надежда. — Мы пройдём через это вместе, — голос любимого пробирал до мурашек. Как давно он его не слышал. Юнги посмеялся. Чувствовал обиду. До мужа ему сейчас не дотянуться, близкий друг проводил время с другим. Не то чтобы Юнги ожидал, что с ним будут нянчиться, как с ребёнком, но в данный момент внимание ему было необходимо как никогда. В голову только и делали, что просачивались дурные мысли… интернат… та ужасная ночь… пьяная мама Чимина… — Тэхёна есть кому успокаивать, — сказал он и выплюнул сигарету. — Меня успокоит лишь то, что ты в порядке, яблочко… — вместе с ливнем на него падала вина. Не сберёг свою любовь, теперь только и может, что думать о том, как подобраться. — Твари… Наблюдая за окнами, он вдруг заметил на миг в одном только что погаснувшем, как кто-то стоял и смотрел. Юнги сорвался с места. Шлёпая кроссовками по лужам, он пересёк территорию больницы. Подбегая ближе, высматривал стоящего человека. Чимин. Его яблочко. Его омега. Стоял, прислонив ладошку к окну. Юнги подбежал вплотную, перепрыгнув цветочную лужайку, встав на носочки, потянулся к руке истинного. Улыбался что есть мочи, соприкасаясь даже через стекло, радовался, даже через холод окна и дождевых капель ощутил тепло. Чимин был так близко и так далеко. Он ведь здесь не один, но чувствовал себя так одиноко. Юнги видел улыбку Чимина и со слезящимися глазами приподнял пакет с яблоками. Пахнущими, как его омега. А Чимин всегда прижимался к Юнги, вдыхая его смешанный запах пряностей. — Мы скоро встретимся, обещаю, — прошептал Юнги. Чимин улыбнулся сильнее, словно услышал его слова через окно. Отошёл, показывая округлый живот. Оба живы, оба здоровы, остальное Юнги было не важно. Однако вдруг его муж обернулся, словно на какой-то шум, глянул грустно и, помахав рукой, задёрнул шторы. Юнги лишь улыбнулся и, вновь пересекая мокрые цветы, покинул территорию. — Она здесь, — прочитал он по губам слова мужа. Юнги дождётся. И сделает всё, чтобы Чимин снова был рядом с ним. А пока он вновь закуривает и ступает себе дальше. Заприметил на детской площадке качели. Почему бы и не покачаться напоследок?

***

Тэхён просыпается, смотря на потолок своей спальни. Потягивается, пытаясь повернуться, но ощущает, что его кто-то держит, и сначала пугается. Однако чувствует успокаивающий запах хвои и быстро расслабляется. Чонгук по его просьбе продолжал оставаться у него ночевать вот уже почти неделю. Тэхён почему-то не мог заснуть без него. Наверное, привык ещё в больнице, когда спал, обнимая толстовку. Его слегка напрягает такая зависимость от запаха своего альфы, однако он быстро перестал об этом заморачиваться. Пока ему хорошо и спокойно, он будет делать то, что просит его внутренний омега. Её, к слову, он слышит и чувствует всё чаще и сильнее. Сегодня у Чонгука первый выходной после пяти смен, и они ещё вчера договорились, что именно сегодня пойдут в парк аттракционов на колесо обозрения. Тэхён очень благодарен ему, что тот решил исполнить мечту Минхо вместе с ним. Поэтому сегодня ему захотелось приготовить что-нибудь на завтрак перед отправлением. Омега аккуратно пытается выпутаться из рук альфы, однако тот вдруг что-то бормочет, только ближе прижимая и вызывая у омеги лёгкий смех. — Чонгук, я хочу приготовить нам завтрак, — говорит Тэхён, но в лежачее положение возвращается, повернувшись лицом. — Пусти, если хочешь поесть. — Давай поваляемся ещё немного, а потом вместе приготовим. Тэхён ещё пару раз пытается выпутаться из крепких объятий альфы, однако по итогу сдаётся и с шутливым вздохом плюхается обратно, прижимаясь ближе. Хвоя Чонгука сегодня особенно сильно манит.

***

Слышны отовсюду крики детей и подростков, что катаются на быстрых аттракционах. Они разносятся, как что-то неотделимое от такого места. Смех и веселье разрывает территорию парка, даже не смотря на то, что был будний день, и народу меньше, чем по выходным. Кто-то покупает попкорн и сладкую вату, кто-то, смеясь, рассматривает карикатурные портреты местных художников. Тэхён же слегка дрожит. Он давно не выходил в люди, однако, держась за Чонгука, чувствовал себя немного увереннее. Чонгук в моменты, когда омега начинал сильнее нервничать, отвлекал его разными вещами. Лучше всего сработали две белки, которых он заметил около деревца в парке, а рядом и торговый городок, где среди разнообразных сладостей были орехи. Они купили небольшой мешочек фундука и максимально аккуратно приблизились к любопытным грызунам. Белочки прячутся за деревом, однако, увидев вкусные большие орешки в руке, сразу проявляют смелость и подбегают, обнюхивая, крутя в своих крохотных лапках и уплетая за щёки щедрые угощения. Тэхён не сдерживается и отдаёт зверькам всё содержимое мешочка, и довольные белки убегают под его тихий смех. Чонгук понимает, что влюбляется снова. В милого Тэхёна, что кормит белок, смеётся и умиляется дружелюбным зверькам. Он успокоился, и альфа этому только рад. Подходит, когда омега встаёт на ноги, кладёт руки на его плечи и шепчет: — Я рад, что тебе весело. — Пойдём на колесо. Через долгий путь длинной очереди они, наконец, заходят в одну из многих кабин колеса обозрения и садятся друг напротив друга для баланса. Пока их кабина устремляется вверх, Тэхён смотрит в окно, в котором постепенно открывается вид на город. Ему любопытно, он ёрзает на сидении, пытаясь вытянуть голову выше. Чонгук усмехается. Он рад, что Тэхён проявляет такие хорошие эмоции. Однако вдруг замечает, как он делает спокойное лицо. — Так забавно, — говорит он. — Что? — Месяц назад я бы ни за что не поверил, если бы мне сказали, что я буду ждать красивого вида из кабины колеса обозрения, — омега прикасается рукой к стеклу и вдруг усмехается. — Я, наверное, никогда не перестану тебя благодарить, Чонгук. — А я никогда не перестану благодарить тебя, — отвечает Чон. — За то, что ты сильный. И за то, что появился в моей жизни. — Даже таким ужасным образом? — Даже таким ужасным образом… Когда они пересекают половину пути аттракциона, уже смотрят на город с высоты птичьего полета с изумлением. Город с высоты кажется ещё более живым. Вдали проезжают машины, в ближайших высоких зданиях можно отследить движение лифта, где стоят люди. Прохожие размером с муравьев. Красивое дневное небо растелается и одаривает тёплыми лучами солнца. — Чонгук, у тебя были отношения до меня? — спрашивает Тэхен. — Да, были, — не успевает альфа ответить, как видит любопытный взгляд своего омеги и смеётся. — Мы встречались во времена учёбы, но расстались из-за того, что он нашёл соула. Было обидно и трудно отпустить, но… — альфа вдруг осекается. Вспоминает, что у Тэхёна бывший муж тоже нашёл, что привело к ужасному. А омега, замечая резкую паузу, вдруг тянется к Чону, хватая за руку. — Понятно, — говорит тихо. — Тогда можно я задам другой вопрос? — Конечно, — Чонгук нежно перебирает руку омеги. — Спрашивай, что хочешь. — Как ты решил стать врачом? Кабина уже прошла оборот на три четверти. Невероятно спокойно здесь. Они чувствуют себя оторванными от всего мира, лишь наедине друг с другом. — Я с детства восхищался своей мамой. Она врач-психиатр, — Чонгук говорит с теплом о своей маме, Тэхён это чувствует. — Однако мне хотелось иметь дело с физической помощью людям, нежели ментальной. Вот так и решил, — альфа вдруг ухмыляется. — Я ведь даже не спрашивал, где ты работал? Ты же фармацевт? — В основном в аптеках, — улыбается Тэхён. — Но всегда мечтал пойти выше, работать в какой-нибудь лаборатории, занимаясь изготовлением препаратов. Опыта и знаний, конечно, мне не хватает, но это легко исправить курсами. — Это здорово! — удивляется Чонгук. В голову на миг приходит момент, чем Тэхён пытался убить себя. — Оу… Омега вдруг хмурится и обеими руками хватается за Чонгука, приближаясь. — Чонгук, послушай… я знаю, это трудно, но… — Чонгук смотрит в пол, перехватывая его руки в свои. — Я отпустил это. Отпусти и ты, пожалуйста. Я чувствую, что тебя это тревожит… — Конечно, тревожит, — отвечает Чон. — Переживаю, что ты вдруг снова упадёшь. У тебя были такие грустные глаза, Тэ… — Посмотри в них сейчас, Чонгук, — Тэхён аккуратно вырывается из ладоней Чонгука и хватает его за щёки. Чонгук поднимает глаза. Смотрит пристально, вглядываясь. И замечает, что от грусти почти не осталось ни следа. Глаза словно даже стали более зелёными, чем карими. Чонгук заворожённо улыбается. — Красивые, — шепчет. — И счастливые… — Чонгук целует омегу в щёку. — Хочу, чтобы они всегда были такими, — целует в другую. — Люблю твои глаза. И тебя люблю, Тэхён. Но меня ужас как беспокоит этот чёртов убийца, слова Намджуна о тебе, что ты можешь попасть в его лапы… — Тэхён оглаживает лицо Чонгука. Он беспокоится за него. Конечно, это чувство не ново, те же Юнги и Чимин сполна дали ощущение, что за Тэхёна вообще можно переживать. Однако сейчас это более тепло и так приятно… — Я верю сонбе, верю, что он способен обеспечить тебе защиту и поймать этого психа, но это никак не утихомиривает мой страх. Я же только тебя нашёл. Не хочу потерять… Тэхён целует. Успокаивающе. Выпускает мяту наружу неосознанно, обволакивая целиком. Показывает, что он здесь. Чонгук целует в ответ, отдаваясь феромонам своего омеги. Задыхается даже. Осторожно отстраняется и, беспокойно нахмурившись, говорит: — Тэхен, твоя мята… Колесо обозрения дало оборот, пора выходить.

***

— Хорошо… — вздыхает Намджун, стоя около пополнившейся схемы. Напротив вновь его коллеги по делу, однако от каждой группы пришло по одному человеку. Рядом с альфой стоит генерал Бан Чан. — Давайте по очереди. Группа мотеля сейчас на поисках владельца. Группа автопарковки, выяснили что-нибудь? — Да, сэр, — вперёд выходит представитель группы. — С трудом, но мы установили владельца машины. Однако информации мало в силу того, что согласно политике заведения, где был приобретён автомобиль, документы утилизируют, если владелец умирает, что и случилось. Владельца звали Ли Сон Бу, на момент приобретения ему было 32 года. — Хоть что-то, молодцы, — улыбается детектив, следом смотря на следующего. — Что насчёт сотрудников крематория? — Из всех сотрудников мы смогли выйти лишь на троих, пока ничего. Продолжаем искать. — А что сказали эти трое? — Намджун стряхивает пепел с сигареты и затягивается. — Учитывая, что все трое были обнаружены в доме престарелых с отклонениями в виде деменции… — Ясно. Хорошо постарались, продолжайте искать, — Намджун наводит взгляд на первого парня, который успел ему запомниться. — Ен Бок, как у вас с больницей? — Грузчики рассказали, что с ними раньше работал один паренёк, который, по их словам, вдруг уволился, но у него алиби… — говорит юноша. — его нашли среди старых документов о работниках, звали Пак До Хён, альфа, 24 года. — Звали? — Да, сэр. Как мы смогли разузнать, Пак До Хён был беженцем из Северной Кореи, три года назад был обнаружен и немедленно депортирован обратно. С того момента штат грузчиков не менялся, и у всех алиби также имеется. Однако один из сотрудников сказал, что раза два-три Пак До Хёна заменял его школьный друг, но его никто не запомнил, так как он ходил в маске и в шапке. Но тот же сотрудник припомнил, что его волосы были светлого оттенка. — Чёрт… а ведь это вполне мог оказаться наш преступник… искать всех светловолосых — полный маразм. Попробуйте найти что-нибудь про Пак До Хёна, раз уж его заменял школьный друг, — цедит Намджун. — А тоннели? — Мы осмотрели их ещё раз, вместе с персоналом, но ничего нового не нашли. Намджун вздыхает. Тупик на тупике. Это очень его раздражает. Он смотрит на каждого по очереди и кивает. — Хорошо, я вас понял… Спасибо за проделанную работу. — Намджун-щи, ты хотел поделиться мыслями насчёт преступника, — вдруг говорит начальник. Детектив сжимает фильтр сигареты зубами и чешет затылок. — Да, верно. Однако это лишь мои предположения. Всё связано с личностью. Вернее, с тем, насколько он опасен, — альфа вдруг берёт в руки большой сверток, который приготовил ранее, разворачивает и крепит в центр огромной пробковой поверхности. — Перед вами карта города с отмеченным маршрутом убийств. Прошу следить внимательно. Коллеги всматриваются ошарашенно. Одно дело знать места по документам, совершенно другое — увидеть их на карте. Запутанно и хаотично. Убийца буквально прыгал от района к району, делал резкие зигзаги и как будто пытался запутать полицейским своей кровавой тропой. Намджун хватается за уже полюбившуюся линейку-указку и поворачивается ко всем лицом. — Я не хочу вас запугать или ещё что-то, однако, честно скажу, что сам в лёгком ужасе. И считаю необходимым представить возможный психологический портрет убийцы. Преступник определенно безумен и нестабилен, плохо контролирует инстинкты, — альфа указывает на маршрут, выделенный зелёной линией. — Первые три убийства для меня выглядят, как месть. Об этом говорят многочисленные и более жестокие увечья. Убийца явно был разозлён именно на этих людей. Однако полностью установить картину происходящего трудно из-за того, что один из трупов не опознан, а срастить между собой молодого учителя и врача-акушера можно много чем, — альфа переходит на жёлтый маршрут. — Далее можно предположить, что у убийцы начался гон, и инстинкты сорвали ему все рамки. Три жертвы подряд обнаружены со следами изнасилования, были искусаны, а после убиты первым попавшимся под руку предметом, не считая жертвы четыре, которую отравили газом. Четвёртого преступник хотел изначально отравить, однако инстинкты сделали своё. Коллеги слушают, замерев, Бан Чан также не смеет вмешиваться. — А дальше… — Намджун переходит на красную дорогу, переместив линейку. — Дальше преступник решил вспомнить о своих родителях. Месть куда-то исчезла после периода гона, словно он…решил исповедаться. Складывая нанесённые увечья, места смерти жертв, подписанных «Папочка» и «Мамочка», и то, как их обнаружили, можно сделать вывод, что отец имеет прямое отношение к бывшему крематорию и погиб первым. Не ясно, как, но возможно ожогами преступник показал, что на работе произошёл несчастный случай. Прошу группу крематория проверить эту информацию. Как вариант, можете наведаться в библиотеки за старыми газетами, там вполне могут быть упоминания про этот крематорий. Дальше мать, находясь в тот момент в больнице в качестве пациента, покончила с собой. На теле «матери» было показано два способа самоубийства. Можно предположить, что попала она в больницу, вскрыв себе вены, а погибла, уже сбросившись с крыши. — Господин детектив, — вдруг обращается один из коллег. — Звучит ужасно и безумно, согласен, но… что вы пытаетесь сказать, донося до нас эту информацию? Намджун убирает из рук линейку. Он потратил примерно неделю на составление психологического портрета. Не без помощи врачей-психиатров, которые подтвердили, что инстинкты запросто могут ухудшить психическое состояние. А также с поддержкой Сокджина, который какое-то время встречал его после работы, а потом и вовсе оставался с ним, так как Чонгука не было дома, он проводил своё время с Тэхёном. Детектив чувствует, как устал. Это то же самое, что проводить сессии психотерапии со сложным пациентом каждый день по несколько часов. Работать с человеческим мозгом, особенно с повреждённым, с отклонениями, трудно. Понять его безумие — ещё сложнее. Для безумца параллельные линии пересекаются, а птица способна обрасти чешуей. Намджун невольно вспоминает сказанные им слова в кабинете доктора Ли. «Гениальность и безумие носят одинаковый характер, но разные мотивы и путь» И оба опасны, если выходят из-под контроля. — То, что преступник стал ещё более непредсказуемым. Если для нас все его жертвы — случайные люди, то для него нет. Все… кроме двух. Сначала он зверски убивал определённых людей ради мести, позже из-за обострения инстинктов что-то в его голове окончательно сломалось, и теперь он рассказывает историю своей родословной… Если первое время жертвы выбирались определённые, то последние две уже имеют случайный характер. Промежуточные же — нечто переходящее. Его мотивы меняются, трудно предугадать его дальнейшие действия. Однако… — Намджун решает раскрыть все карты. — У меня есть предположение, кто может быть следующим. Все терпеливо ждут с замиранием сердца. Редко услышишь настолько проработанный психологический портрет. Намджун выполняет обещание. — Если раньше я считал Ким Тэхёна возможным или вынужденным сообщником, то теперь он вполне может стать жертвой. То, что его не тронули, теперь имеет характер мишени. Убийца мог не убивать его в тот момент, потому что воспалённое сознание указало на него. Может, подумал, что Тэхёна нужно убить, также показав что-то. Это лишь предположение, но оно имеет место быть. Поэтому, господин Чан, передайте это наблюдательной группе. Пусть будут усерднее следить за Ким Тэхёном. Если есть вопросы, задавайте, я попробую ответить… Мозг Намджуна в самой настоящей панике. Детектив сбит с толку. Психологический портрет составлен, но от него смысла не много, он никак не помогает придумать способ противостояния этому хаосу. Среди всех сотрудников вперёд выходит Ли Ен Бок. — У меня не вопрос, а, скорее, уточнение, — он с позволения подхватывает линейку в свои руки и указывает на жертву номер пять. — Мы ещё не были вот здесь. Школа-интернат. Намджун смотрит на данные об убитом директоре и кивает. — Туда я планирую съездить сам. Однако, Ен Бок, попрошу тебя поехать со мной. Мне не помешает помощь с осмотром. Так что завтра, как придёшь, направляйся сюда, — опер округляет глаза, но вмиг серьёзность появляется на его лице. Даже нотки изумления. Ему доверяют важную поездку. — Коллеги, свои указания на завтра вы знаете, поэтому на сегодня всё, можете быть свободны. О любых обращениях и уликах докладывать. Мой кабинет всегда открыт, — Намджун отходит в сторону рабочего стола, беря из пачки ещё сигарету. Коллеги и сам начальник медленно уходят в лёгком смятении. Намджун сам недоумевает. Чувствует, как бьётся сердце. Ему в какой-то степени страшно, но это будоражит организм, заставляет двигаться дальше. Такие эмоции — редкая для него вещь. В прошлом ему легко удавалось сохранять трезвость ума и спокойствие. Сейчас же это делается с трудом, и он понимает, почему. Потому что прошлые его дела не имели виновника с отклонениями. Альфа смотрит в окно, уже стемнело. Он трёт глаза и вдруг хватается за голову. Если после поездки в интернат не появится новых зацепок, то он сойдёт с ума. Последняя стена захлопнется, и он останется в замкнутом пространстве. Всевозможные нити замкнутся, но лишь между собой, без выхода к истине. Слышится осторожный стук по двери, Намджун хмуро поворачивается и, говоря протяжное «да-а?», замирает с сигаретой во рту. — Я не вовремя? — спрашивает Сокджин, неловко переступая с ноги на ногу. Намджун чувствует уже ставший родным запах ромашки и неожиданно для себя расслабляется. Джин неловко улыбается, глазами осматривая детектива. Выглядит он утомлённым. — Не поверишь, но ты как раз вовремя, — говорит Намджун. Джин облегчённо вздыхает и проходит в кабинет, ближе к нему. — Я как раз в процессе осознания, что расследование может зайти в тупик. Зато я, кажется, смог убедить их в том, что Тэхён всё-таки потенциальная жертва. Сокджин оглядывается на стену, что была увешана заметками, фотографиями и прочими уликами, смотрит заинтересованно и с удивлением. Выглядело масштабно, беспорядочно, но всё же закономерно. — Так странно, — омега подходит ближе к схеме. — Я вижу полное безумие, но при этом порядок. Это всё, что есть? — Джин-и, существует такая вещь, как тайна следствия, — усмехается детектив. — Я и так на тебя выливаю своё беспокойство и замешательство, детали тебе знать ни к чему. — Увы, чистым я выйти не смогу, план следующей жертвы всё-таки мой. Плюс часть убитых в нашей больнице, через нас проходит полиция, отчёты и рапорты, да и мы, врачи, те ещё сплетники. Но спасибо, что заботишься обо мне, — Сокджин обходит альфу и опирается о его рабочий стол. — Но один вопрос я всё же задам, чтобы узнать, сколько раз ты ещё будешь уходить с работы поздно. Ты уже везде был? — Мне осталось побывать в интернате. Это так смешно, — Намджун хотел затянуться, однако вдруг тушит сигарету. Он устал мыслить. На сегодня хватит. — Ты представляешь, я вырос в Пусане, а узнал об этом интернате только в момент изучения материалов дела. — Ну, этот интернат не особо известен, да. По крайней мере, его история, — говорит омега и смотрит на детектива. Намджун же моргает несколько раз и вдруг округляет глаза. — Но мне она известна. — Расскажешь? — детектив вмиг оказывается вплотную перед Сокджином, отчего тот даже слегка дёргается и тихо смеётся. — Разумеется, это ведь может быть важным. Но завтра, хорошо? — Джин успокаивающе целует Намджуна в щёку. — Обещаю. Ты устал… Кропотливо составлял его портрет. Перерывы тоже нужны, дурень. — Устал, определённо. Так что да, давай завтра, — Намджун обнимает своего омегу, вдыхая ромашку. Неожиданно довольно улыбается, обвивая чужую талию руками увереннее. — Чонгука сегодня тоже не будет… — Намёк понят, мистер детектив, — тянет Джин. — Однако я готов посмотреть максимум два фильма, мне завтра на работу. — Что, уже? Ты хоть успел отдохнуть? — Перед работой не надышишься. Но мне определённо стало лучше. В кабинете детектива впервые за всё его пребывание здесь свет гаснет так рано. Сегодня он не последний уйдёт домой.

***

Входная дверь резко распахивается с громким стуком. В прихожую, держа омегу на руках, в спешке заходит Чонгук. Кое-как справляется с тем, чтобы закрыть дверь и разуть себя и Тэхёна. Вновь поднимает его на руки и несёт в спальню. Заходя в дом, они бурно обсуждали, какие добавки взять для завтрашнего приготовления блинчиков — желание Хва — как вдруг Тэхён резко ощутил боль в нижней области живота, чем сильно напугал Чонгука. Тэхён напугался не меньше, однако, как только его подняли на руки, он уткнулся в одурманивающую хвоей шею альфы. Чонгук старается аккуратно положить омегу в кровать, однако по итогу падает вместе с ним и чуть не придавливает, вовремя разведя руки по обе стороны. В нос ударяет мощный поток мяты, ко рту подступает слюна, которую Чонгук громко глотает, пытается оторваться. Тэхён не пускает, обнюхивает шею, начиная целовать. В голове проносятся отголосками слова доктора о том, что из-за истинного может настать незапланированная течка. Боль в животе пропадает. Теперь его лишь странно, но приятно тянет. Омега часто дышит, агрессивно вдыхая любимый запах. — Тэхён… — хрипит Чонгук. — Тэхён, тише… тише, милый. У тебя есть блокаторы? — омега отрицательно вертит головой. Чонгук предпринимает очередную попытку встать с кровати, однако вдруг замирает, слыша самое милое на свете омежье рычание, от которого мурашки проходят по спине, а внутренний альфа почти срывается с цепи. — Тэхён… давай я схожу за блокаторами, Тэ… Альфе трудно держаться, и Тэхён, как назло, подливает масло в огонь, покусывая его шею и шепча на ушко: — Чонгук… — тянется к его кофте, дёргает, пытаясь снять. — Чонгук, не надо блокаторов, правда. — А что надо? — спрашивает Чонгук, уже не пытаясь слезть, глаза его потемнели. Он дышит нежной усилившейся в разы мятой, что приятно обжигала глотку. — Тэхён… — Тебя надо, — говорит Тэхён и, хватая альфу за щёки, целует. Жадно и напористо. — Эй-эй, Тэ, я же не исчезну, — Чонгуку нервно. Он даже слегка дрожит. — Ты уверен в этом? — Уверен… хочу тебя… Пожалуйста. Чонгук толкается тазом, Тэхён рвано вздыхает, чувствуя чужое возбуждение. Целует, проталкиваясь языком меж губ. Тэхён хватается за широкие плечи, прижимая ближе. Ещё ближе. Чонгук переходит на шею, лаская языком и осторожно покусывая нежную кожу. Тэхён нежно смеётся от лёгкой щекотки, зарывается рукой в мягкие волосы, теребя и поглаживая. Бёдрами толкается, оплетая ногами пояс. Жарко, неимоверно жарко становится. Альфа слушает голос своего омеги, как райские напевы, хихикает с улыбкой, ловя такую же, только более милую. Чонгук приподнимает Тэхёна, усаживая напротив, снимает с него свитер, бросает в темноту спальни, продолжая целовать шею и ключицы, дотрагивается до оголённого торса, тонкой талии, а Тэхён вздрагивает от каждого касания. Он поддевает подол кофты, снимая, валится на кровать спиной, прижимая одежду к себе, словно прячась. Чонгук снова посмеивается, приближаясь, и шепчет: — И что это значит? — Она пахнет тобой, — отвечает Тэхён, от чего кофту резко забирают, отправляя вслед за свитером. Чонгук возвышается, облизываясь и выпуская больше хвои наружу, смотрит на Тэхёна, которого от усилившегося запаха ведёт. — Я пахну собой! — Чонгук вновь облизывает губы, медленно водя руками и языком по телу. Талия, ребра, ключицы, соски, всё такое красивое и завлекающее. Он учащённо дышит, каждый выдох постепенно переходит в рычание. — Ты прекрасен, Тэхён… мой омега… Альфа довольно урчит, видя, что Тэхён не прячется, не прикрывается. Показывает этим, что доверяет и желает, чтобы его любимый разглядывал его, красивого и неповторимого. Сам завороженно смотрит на накаченный торс Чонгука, когда тот вновь поднимается, кусая губы. Тело его альфы потрясающее, хочется вдоль пройтись руками по его прессу и крепкой от тренировок груди. Однако руки тянутся к ремню, от чего звенит пряжка. Тэхён пытается расстегнуть, но Чонгук его руки убирает, переплетает пальцы и целует грудную клетку, спускается аккуратно, заставляя выгнуться и простонать. Таких ощущений не было ни с кем. И Чонгук совсем отдаётся процессу, ничья кожа не была такой сладкой и вкусной. Он хочет покрыть своими поцелуями каждый сантиметр тела омеги. Бережно и аккуратно, не вгрызаясь клыками, не оставлять следов, потому что эта кожа драгоценна для него. Альфа выпускает его руки, расстёгивая брюки. Тэхён тоже руки тянет, но слышит рычание, что пробирает до мурашек. — Так нечестно, Чонгук… — только и говорит он. — Я тоже хочу… — Потерпи, Росточек, — шепчут ему в ответ. — Дай мне на тебя посмотреть. Слегка расстроенно Тэхён откидывает руки над головой, таки давая альфе делать всё, что он хочет. А Чонгук хочет сделать максимально приятно Тэхёну, стягивает брюки вместе с бельём и, ощутив носом тэхёнову естественную смазку, глаза от блаженства закатывает. Обхватывает рукой аккуратный вставший член, начинает водить по всей длине, периодически посасывая и целуя головку. Тэхён вновь выгибается, хныкая, пока Чонгук поцелуями переходит на бедра, закинув ноги омеги себе на плечи, проводя пальцами по ягодицам, слегка задевая истекающий естественной смазкой проход. — Чонгук-и… — нежно произносит омега, когда он вновь чувствует лишь лёгкое касание пальцами. — Не дразни… Чонгук усмехается и вдруг тихонько кусает омегу за бедро, а тот вскрикивает, но лишь от неожиданности, вызвав у альфы мурашки. Он аккуратно опускает с себя красивые стройные ноги и, приподнявшись, облизывает два пальца. Тэхён довольно вздыхает, толкнувшись навстречу. Пальцы входили свободно из-за обилия сносящей все тормоза своим запахом смазки и из-за того, что омега максимально расслаблен, верит альфе. Чонгук, не медля, добавляет третий палец. Двигает ими аккуратно, нежно, раззадоривая ещё сильнее, второй рукой снимает ремень со своих джинсов и расстёгивает ширинку. — Иди сюда, — шепчет Тэхён, и Чонгук не смеет ослушаться, целует, а рука омеги, наконец, пролезает под джинсы и боксеры, касаясь твердого толстого члена, от чего альфа облегчённо мычит ему в губы. Тэхён же не останавливается, сильнее водит рукой, играется, кусает за подбородок, в шею целует, от чего альфа с ума сходит и судорожно выдыхает. Рука Тэхёна тёплая и мягкая, Чонгук начинает толкаться в неё, чем вызывает тёплый смех. Вынимает пальцы и, избавившись от мешающихся штанов, пристраивается, оглаживая бёдра. Они встречаются взглядами, видя желание и страсть. Учащённо дышат, Чонгук проводит руками по телу, медленно и томно, а Тэхён скользит по его запястьям. Оба готовы вечно смотреть и гладить друг друга. Тэхён приоткрывает рот, когда чувствует у входа головку, ёрзает и сильнее обнимает ногами сильную спину. Чонгук аккуратно толкается, тут же утопая в удовольствии. Они стонут одновременно, блаженно и довольно, не прерывая зрительного контакта. — Не больно? — Ты большой… — говорит Тэхён, виляя бёдрами, чувствуя лишь приятную заполненность внутри. — Не больно. Продолжай… Чонгук медленно входит по основание, и, слушая красивые стоны омеги, хватается за гладкую талию. Тэхён сейчас такой невообразимый, такой великолепный и открытый, не боится и не прячется, хочет этого. Голову вскидывает, вжимаясь в подушку. Чонгук этого тоже хотел, очень, но переживал и даже не знал, как подступиться. И Тэхён этого желал, однако спешить тоже не хотелось. Кто же знал, что внутренний омега решит взять ситуацию в свои руки? — Вот так, мой Росточек… ты потрясающий, Тэхён-и… — Чонгук вдруг на пробу толкается, в омеге жарко и тесно, от чего голова идёт кругом. Тэхён с непривычки сжимается, но быстро расслабляется, полностью принимая альфу. Чонгук размеренно качает бёдрами, одну ногу Тэхёна приподнимает, укладывая голенью на своё плечо, пододвигается на коленях ближе, меняя угол. Тэхён от этого неожиданно громко и страстно вскрикивает, чем вызывает широкую и довольную улыбку на губах Чонгука. Он толкается снова, получая ещё одну бурную реакцию, и целует ногу омеги. — Здесь, да? Тэхён часто головой машет, утвердительно кивая, кладёт ладонь на низ живота, слегка надавливая и подмахивая бёдрами навстречу. Альфа от этого жеста тихо стонет, однако быстро стоны сменяются утробными рыками. — Чон… Боже! — стонет Тэхён, когда Чонгук начинает набирать темп. — Мм… альфа…мой альфа… Чонгук резко толкается, Тэхён впервые назвал его так. Да и с такой нежностью в голосе, что не грех расплавиться от удовольствия. Тэхён убирает ногу с чужого плеча и приподнимается, хватаясь за широкие сильные плечи. Заставляя альфу сесть, сам усаживается на мощные, словно каменные бёдра и начинает несильно подпрыгивать, двигаясь самостоятельно, отчего Чонгук голову откидывает, открывая свою шею, в которую страстно впиваются губами. Неожиданно ударяет по ягодице с громким шлепком, от чего Тэхён стоном усмехается. Находит его губы и вновь целует, оглаживая и поддерживая за спину. — Тэ… Тэхён, я сейчас… — говорит он и сжимает ему бёдра, сильнее насаживая на свой член. — Быстрее, Чонгук-и, — омега ускоряется, а Чон его хватает за ягодицы, помогая. — Я тоже близко… Тэхёново «Чонгук-и» сводит с ума, его движения и тело — тоже, а голос срывает крышу. Запахи мяты и хвои давно смешались в комнате, опаляя свежестью. Тэхён ещё пару раз подскакивает и вдруг насаживается на всю длину, крича от удовольствия и выгибаясь. Сжимает Чонгука, от чего тот вновь рычит, прижимая к себе. Чувствует горячую сперму на своём животе и не стесняется наблюдать. Придерживает постепенно расслабляющегося и дрожащего от оргазма Тэхёна, целует в грудь, позволяя себе слегка слизать омежью сперму. Аккуратно укладывает любимого и сам толкается ещё пару раз, выходя, кончает следом на живот. Размазывает пальцами семя по Тэхёну, смешивая с его, а тот загнанно дышит, поддаваясь касаниям. — У тебя где-то рядом есть салфетки? — спрашивает хрипло Чонгук. Тэхён лениво елозит рукой под подушкой и вынимает оттуда смятую, но неиспользованную салфетку. — Серьёзно? — Я много плакал по ночам, их там прилично, — слабо отвечает омега. Чонгук нежно вытирает омежий живот и, бросив салфетку на пол, вдруг наваливается на Тэхёна, обнимая за бока. — Теперь мы будем ими пользоваться только так, — говорит альфа. Тэхён пытается отдышаться и прийти в себя. Это было… потрясающе. Ни разу он такого не испытывал. Сердце его бьётся сильно, а тепло Чонгука опаляет страстным жаром. Тэхён гладит ему голову, расчёсывая волосы пальцами, и вдруг говорит: — Чонгук-и, — альфа вопросительно мычит. — Я люблю тебя… Чон поднимает голову и смотрит на омегу, затем подползает ближе и нежно, но настойчиво целует. Примыкает лбом и, закрыв глаза, улыбается. — И я люблю тебя.