Наследство Гробарей

      Уже к середине осени стало понятно, что в одиночку Максим с работой не справится. Клиентов становилось все больше, отец полностью отошел от дел, жена отказывалась помогать в серьезных сделках, и могла разве что поухаживать за могилами. Среди клиентов многие договаривались на счет кремации и не спроста: семья Гробарей владела единственным крематорием в городе, больше не к кому было обратиться.       Для проведения такой церемонии требовались другие гробы — поменьше металлических деталей и дурнопахнущих при сгорании тканей, при том что провожающее всегда хотели гроб попышнее и краше на прощальную церемонию — чтоб соседи завидовали. Да, что бы не говорили люди о нищете и проблемах, надо было хоть иногда показать себя лучше остальных. Для таких целей и служили похороны, а еще свадьбы, поездки на море и конечно же ковры на стенах.       В общем, дело нуждалось в столяре. Парочка объявлений в газетах и такой нашелся — толи Федор, толи Федот. Не сказать, что он был лучшим, но в принципе со всем справлялся и не особо жаловался на условия. Помимо более-менее нормальной зарплаты Максим мог предложить связи с различными продавцами. Не он один умудрялся получать деньги, но в качестве гробовщика стал одним из немногих, кто мог позволить их потратить.       Размышляя над тем, почему так получилось, Гробарь и не заметил, как перед ним на стол вывалилась куча тетрадок. Это было так… неожиданно. Маша стояла в отцовском кабинете, куда в любой момент могли клиенты заглянуть. Девочка держала в руках пустой портфель, а сверху горы школьных принадлежностей красовался дневник, в который была вложена записка.        — Директор школы вызывает? — Удивился Максим. — И что же ты такого натворила, признавайся.        — У нас сегодня было занятие со старшеклассницами, они готовили печенья для ярмарки, нам не разрешили подходить к духовке, сказали салаты делать. Но я что-то испортила, и не получилось.        — Только из-за этого Родителей в школу!!!, и еще три восклицательных знака? Да уж, тут однозначно надо разобраться.        — Маме не говори, пожалуйста, она расстроится.       Гробарь ненадолго задумался. И что такого могла натворить семилетняя девочка на уроке? Это даже отвлекло его от мыслей возвышенных, к бюджету послезавтрашних похорон относящихся. В конце концов он должен был оставаться отцом в первую очередь, а Ане и так было тяжело с переездом.        — Давай поступим так: завтра я поведу тебя в школу, а заодно и навещу директора, если ничего серьезного не случилось, маму беспокоить не будем, хорошо?        — Угу.        — А теперь собери свои вещи и иди ужинать, папе еще надо поработать.       Но в тот день работа совсем не шла. Все мысли заняла Маша. Хотя, что там такого могло быть, опять же. Даже если разбитое окно или подоженная скатерть, никто не станет вызывать милицию и сажать ребенка в СИЗО, ничего сверхужасного, а вот с заказом, над которым тот самый на Ф начнет работать, следовало разобраться немедленно — у него и так много ящиков на очереди стоит.       Так Гробарь пытался вернуть себя к делам — бесполезно. Уже через пол часа он вернулся в дом, поел разогретый наново суп, попросил отца помочь, на что получил ответ в форме «обойдешься, кретин!», да так и лег спать.       Утром разговор повторился, Максим не намерен был отступать.        — Отец, мне очень нужно отлучиться, это вовсе не пустяк. Ну посиди ты в кабинете пару часов, чего тебе стоит?        — Я бы мог сам разобраться с этим «делом», уверен, ты преувеличиваешь! А работать, мой дорогой сынок, давай сам учись, а то ведь так и будешь лодырем по жизни.       Мимо прошла Аня — несла маше портфель. Оба замолчали, проводили ее взглядом по коридору, после чего продолжили разговор.        — Это моя дочь, и мне за нее отвечать, а клиенты подождут.       В тот момент темные волосы Георгия стали еще темнее, хотя не особо верилось, что такое возможно. На лице проступили морщины, рот оскалился. Сын знал — это верный признак надвигающейся словесной бури. Он так же знал, что произошедшее в школе будет долго его мучать, даже если мелочь — все-таки дочка доверилась, попросила помочь.        Так Максим оказался на улице, ведя Машу под руку. Второй он потирал ушибленный затылок — увидев внучку дед не стал сквернословить, но и без прощального подарка отпрыска не оставил. От их нового дома до школы было двадцать минут пешком. Увы, автобусы не ходили по таким трущобам.        — Дедушка говорит, наша работа очень важная, и только семья Гробарей может ее выполнять.       Отец промолчал.        — А еще он сказал, что ты ужасно справляешься, так может я тебе помогу?        — Не стоит. — Подумав, что Георгий остался все тем же Георгием заявил родитель. — У тебя есть другая работа: хорошо учиться.       Отведя Машу в класс Максим тут же направился к директору. Его отодвинули завуч и учительница под руку с каким-то мальчишкой (надо же, он успел провиниться рано утром, даже первый урок не начался).        Первый проторчал за дверью около десяти минут. Впрочем, проверка документов всегда занимала немало, тут отец был солидарен и терпеливо ждал. Когда же из кабинета вышла довольная учительница и хулиган, утиравший сопли, Максим понял — разговор будет не из приятных, да и директриса сейчас не в лучшем настроении.       Внутри царил идеальный порядок, как сказали бы гробовщики — образцовый. Такие наводили в склепах, чтобы всем дать понять, как ценили покойную жену, дорогого дядюшку или племянника по линии троюродной бабки. Вот только при жизни такие родные не любили своих похороненных, лучшим показателем памяти был не огромный памятник, а свежие цветы — они быстро увядали, так что если кто и приносил их, или сажал и ухаживал, значит любил.       По обе стороны от рабочего стола стояли шкафы. Один из них был заполнен папками, другой — наградами за всякие олимпиады и соревнования между школами. Примечательно: там не было третьего места, только первые и вторые, хотя несомненно школа когда-то проигрывала, просто упоминать об этом не хотели. Обычная красная стенка со всякими вымпелами, девизами и портретами даже в глаза не бросалась — она давно уже слилась со стенами зданий и стала неотъемлемой частью любого рабочего предприятия.        — Зоя Ивановна, — начал он сходу, посмотрев на табличку, — меня зовут Максим Гробарь, отец Маши. Я увидел отметку в дневнике, но она так и не сказала, что натворила.        — О, так может она просто не понимает. Это пример плохого воспитания, хочу я вам сказать. Впрочем, не удивительно, если ее мать ворует на рабочем месте.       Директриса была женщиной средних лет, полноватая, русые волосы затягивала в пучок, носила темно-синие платье, которое ели как на ней сходилось, а на шее висели жемчужные бусы — точнее, выглядели так, а на деле могли быть пластмассой или стеклом. Да, она была похожа на тех бабок под подъездом, и Максим уже не сомневался, от кого она узнала новости.       Но как бы там ни было, а школа была под ее командованием, а значит дамочка могла позволить себе наглость, в то время как гробовщик должен был проявить вежливость и держать себя в руках.        — Давайте все же о Маше. Она что-то подожгла, разбила, или подралась с кем-то?        — Нет. Она просто взяла и ушла, пошла на первый этаж, в кабинет труда. Говорит, хочет скворечники с мальчиками мастерить, а у нас сегодня ярмарка, надо продавать еду, приготовленную учениками, и выручку собрать, между прочем, на ремонт спортзала, для детей же. Это ведь вы ей в голову вдоблили — скворечники — девочки, они то любят готовить.       Скорее всего, она была права. По крайней мере в том, что желание мастерить что-то девочке навязали, что же касается готовки, Маша к ней всегда оставалась равнодушна, хоть и могла помочь, если бы попросили. Максим все тщательно взвесил, и решил, что сейчас никаких споров ему не нужно — и так об Ане всякие гадости думают, еще и его грязью обольют, как тогда одноклассники к дочери будут относится?        — Послушайте, ну сколько там того салата она могла приготовить? Можно подумать, только на этом ваш ремонт и держится. Если хотите, я могу купить выпечку и все прочее, что они там клеили, рисовали и вышивали — получите вы свой приз и спортзал приведете в порядок, а с Машей я дома поговорю, уж поверьте, больше такого не повториться.        — Я слышала, вы себе такое можете позволить. — В этих словах одновременно чувствовались зависть, призрение и толика досады. — Может, если будете воспитывать дочку столь же усердно, как копаете ямы, из нее и вырастет человек.

***

       — Не смей называть нас ямокопателями, иначе поминки твои в сарае будут отмечать, а на могиле устроим свалку. Вот что бы я сказал, доведись бы мне разговаривать с этой кретинкой! — Негодовал Георгий. — Мы столько лет боролись за свое доброе имя, за свой знатный род, а они к нам вот так… И этак… Идиоты!        — Отец! Вот поэтому я и пошел разбираться сам, она ведь нажалуется, к нам потом милиция придет, еще посадили бы тебя на пару недель за оскорбления и угрозы, оно нам надо?       Маша с Аней сидели на первом этаже — делали уроки, гробовщики заперлись на втором. Рабочий день еще не закончился, но новых клиентов вроде бы не было. Как и ожидал младший, старший Гробарь подменил его — просто не мог смотреть, как простаивает без дела кабинет. Впрочем, не каждый же день будет по сто человек приходить — люди куда более живучие, чем о них думают.        Вдруг старик достал из кармана пиджака смятый газетный листок, развернул его и вручил сыну.        — Нет, вот это нам надо.       Одного взгляда было достаточно чтобы понять, о чем говорит Георгий. Еще не прочитав заголовка, Максим уже прикипел глазами к фотографии — на ней какой-то дяденька сидел в окружении пыльных книг, а на столе красовалась фигурка — что-то похожее на монаха в черной рясе, или на ангела без крыльев, или на колдуна в мантии. Что бы там оно не изображало, сомнений не осталось — это была та самая статуэтка, которую Евдокий передал Луке, и символизировала она уход за могилами — одну из обязанностей гробовщиков.        — Он историк. — Продолжал отец. — Ты ведь знаешь, сейчас магия не в почете, тем не менее он, как научный специалист, изучает всякие там культы и их традиции. В общем, кретин решил, будто бы статуя — отблеск какого-то там жертвенного алтаря, ты должен договориться с ним, должен забрать наше. Пусть бы оно даже было у других родственников — я бы лишь позавидовал, но как подумаю, что семейная ценность принадлежит чужакам, сердце колит.        — Соглашусь с тобой, семейное должно оставаться в семье.       Сам Максим не ожидал от себя таких слов. Возможно, просто хотел наладить отношения с отцом, а может эта работа вдарила в голову, и он стал себя считать чуть ли не царем, которому крона полагается и прочие регалии. Да и как можно договориться с историком, забрать простому рабочему такую-о ценность? Ну ничего, как то сладятся, все-таки гробовщики умеют выторговывать.       Внизу открылась дверь, послышались привычные «здравствуйте, что вам нужно?», секунда тишины, а тогда бормотание продолжилось. Аня пустила гостя в прихожую и теперь о чем-то спрашивала, значит не клиент — им строго запрещалось входить сюда.        — Это ты надоумил Машу пойти на урок труда к мальчишкам? — Наконец-то прервал тишину младший Гробарь. Что-то подсказывало ему, что этот разговор надо сейчас закончить.        — Нет. — Без капли лжи ответил старший. — Но я рад, что она не осталась там шить эти тряпки или что там делают в ваших школах. Гробари сами себе и организаторы, и исполнители, им надо многое уметь, но никак не готовить — таким пусть прислуга занимается.        — Прислуга… Мы не в средневековье живем. — Напоследок очень неуверенно ответил Максим. Честно говоря, от скворечников пользы было больше — их хоть продать можно.       Неожиданным гостем оказался Леонтий. Новый хозяин дома попросил жену забрать зятя, дочку и пойти с ними дальше делать домашнее, так как братья друг друга на дух не переносили. Племянник не стал звать дядю «в кабинет», как это сделал бы отец — он провел его вдаль коридора, где стояло два старых стула и круглый столик, чтобы обстановка была более домашней.        — Ну, рассказывай, как жизнь, с чем пожаловал. Надеюсь, ничего плохого не случилось, мы и сами только начали на ноги вставать.        — Да, слышал, Аню обвинили в краже, не похожа она на воровку, да и ты бы на бандитке не женился — знаю. — С легкой улыбкой ответил гость. — Дела у меня хорошо, не жалуюсь, вот только одно не дает покоя: что же ты бизнес стал налаживать, а родного дядю не позвал?       Макса такое заявление удивило. Неужели, Леонтий хочет получить выгоду из семейного бизнеса? Так странно, совсем на него не похоже.        — Ты же сам говорил, что в деле быть не хочешь, к тому же работу нашел хорошую. Не знаю, сколько там платят, но я вряд ли смогу предложить больше. Погляди, — Гробарь указал на потускневшие шторы и затертые обои, — тут надо все обновлять, ближайший год на это вся прибыль и будет уходить.        — Так то оно так, но ведь тебе нужен мастер, чтобы гробы деревянные делать. Это работа тонкая, очень ответственная, а ты нанял какого-то Федю, он даже ящик нормально не сколотит!        — Он… — Хотел Максим сказать, как зовут того работника на Ф, но опять забыл. — За свой оклад вполне неплохо работает.        — Да гони ты это «неплохо работает» в шею! Зачем нанимать какого-то бездаря, когда есть я? Попросил бы, все же ты — не брат, на тебя поработать можно, и в спину никто не будет кричать кретин.        — Ну, если захочешь, так и быть, приступай со следующего месяца. Однако боюсь с отцом тебе все же придется видится: он тут живет, хоть и не работает, да и с Машей попробуй подружиться, вы все-таки родные.       Закончив разговор, Леонтий ушел, даже на чашку чая не остался, как бы племянник его не уговаривал. Проводив дядю Максим вернулся в кабинет и долго-долго смотрел на лопату. Внешне она никак не изменилась, не подавала никакого признака колдовства. Быть может, дело просто в отношениях между родными? Или все же она что-то сделала, снова стянула Гробарей вместе?       Эта загадка опять осталась неразгаданной, ведь у семьи оставалось много дел, не было времени на отдых. Мать с дочерью как раз должны были закончить уроки и пойти убираться на чердаке, в то время как Георгий намеривался починить оградку на дальней части кладбища — все думал, что там кто-то лазит.       Хозяин же похоронного бизнеса должен был позвонить тому историку, пока не стемнело. Он знал, что отец уже узнал номер, и догадывался, что тот положил его в ящик стола — в конце концов, почти все детство наблюдал за работой.        — Алло, добрый вечер, это Игнат Борисович?        — Да, — ответил слегка расслабленный голос по ту сторону провода, — вам очень повезло, еще пару минут, и я бы ушел домой. А вы по какому вопросу?        — Мня зовут Максим Гробарь. Я по поводу статуэтки, ну той, с которой вас для газеты сфотографировали.        — Ах, это — моя гордость. — Признался историк. — Сейчас все думают, будто бы ведьм сжигали только за границей, как бы не так! У нас тоже практиковали, хоть и не так часто. Я и мои ребята разыскали то место, где проводились казни, и провели там раскопки. Начальство уже хотело сворачивать дело, говорили, ничего там нет, а тут бац — и такая древность. А после этой статуи чего только не нашли — и остатки кандалов с цепями, и очертания бывшей пыточной, а там внутри были кости, в общем…        — Да, это все очень интересно, но мне нужна именно статуэтка. Понимаете, она… Принадлежала нашей семье, очень давно. Мне трудно это доказать, но так и было, я готов предложить любые деньги, только верните мне ее.        — Молодой человек, что за глупости вы говорите! Музейные экспонаты — это вам не игрушка. Я подержу ее у себя, пока не закончу исследования, а тогда отправлю куда надо, это имущество государственное, и продаже не подлежит.       На том их разговор и окончился, так подумал Игнат Борисович, а вот Максим знал — еще поговорят. Он вернулся к работе напряженный, в ожидании. Время тянулось очень медленно, и все же шло. Вот он уточнил детали завтрашней кремации, вот показал гостю надгробие, которое поставили на могилу его прабабки позавчера, вот получил небольшую сумму за гробик для любимой собаки сторожа (этого едва хватило, чтобы заплатить тому на Ф за работу), и вот наконец Маша принесла папе какую-то книгу.        — Дорогая, брось, это мелочи, не стоит отца беспокоить. — Жена стояла в коридоре, оглядываясь по сторонам, хоть и знала, что похорон сегодня не будет. Не хотелось ей чтобы мимо дочери ненароком пронесли покойника.        — Нет же, нет. Дедушка говорит, эти книги очень старые, смотри, пап, а вот у этой книги в конце странички были пустые, а кто-то взял и написал там, почему мне тогда нельзя?       Максим осмотрел находку. Какое-то собрание сочинений, хоть и очень древнее, не особо ценное. Книга 1448-го года, а печать только в сорок пятом придумали, должно быть тогда иметь такую считалось престижным. А вот слова на последних страницах были написаны чернилами от руки.        — Это книга наша, а твои учебники — школьные, и написано тут все вроде как грамотно, так что твои великие свершения придется отложить. Вы с мамой идите домой, а я следом.        — Как скажешь. — Чуть обиженно сказала Маша, а тогда добавила, — Но когда-то я научусь писать, и тогда ты мне дашь книгу? Хочу быть как принцесса, они тоже вели дневники, мне так Света сказала.        — Научись, тогда и поговорим.       Как только семья удалилась, телефон снова зазвонил. Максим даже не сомневался, кто бы это мог быть, и как узнал номер — в телефонном справочники ритуальные услуги есть всегда.        — Вы сказали, ваша фамилия — Гробарь. И раз вы звонили с этого номера, у вас есть доступ к кладбищу?        — Разумеется, Игнат, это моя работа. Но кладбище — имущество государственное, я лишь ухаживаю за ним, так что же вам надо?       О, Максим мог позволить себе дерзость, не во время первого звонка, но теперь уж точно. Во-первых, потому что историк сам ему позвонил, а во-вторых, потому что та лопата над головой придавала уверенности.        — Давайте поговорим как взрослые люди. У меня есть то, что вам нужно, а вы можете достать то, что нужно мне, думаю, ради такой выгоды мы могли бы помочь друг другу.       Максим промолчал.        — Мой дед, Юрий Федорченко, умер и был похоронен на кладбище лет десять назад — где-то летом семидесятого года. Я помню, у него со времен войны остались часы с позолотой, он вечно показывал нам их, когда были маленькими, а потом забрал в могилу. Если бы вы смогли достать их, я бы мог организовать пропажу той статуэтки — в конце концов мы столько всего нашли, никто и не заметит. Если это вас устроит, встретимся завтра в полдень в парке около горсовета, опоздаете — будете ждать до вечера, пока я не отчитаю все лекции.        — У нас в семье нет проблем с пунктуальностью…       Гробовщик хотел еще что-то сказать, но звонок оборвался. Видимо, Игнат это счел за утвердительный ответ, хотя любой другой человек на месте Максима подумал бы, да и отказался скорее всего. Но не в случае Гробарей — за такую реликвию расхищение могилы — цена ничтожная. Можно подумать, никто и никогда их не разворовывал.