Семейная драма в жанре комедии

Чжун Ли никогда не сожалел о принятых решениях. Он был взрослым человеком, ответственным и мудрым. Но иногда, совсем редко, он поражался, как когда-то решил, что воспитать троих детей в одиночку — это неплохой такой челендж. На самом деле всё планировалось куда проще. В один хмурый вечер, придя в очередной раз в пустой дом и разогревая на плите слипшиеся макароны с тушёным мясом, он вдруг подумал, что ему пора бы обзавестись семьёй. Эта идея была привлекательной и очень даже увлекла его на несколько долгих вечеров размышлений. Строить свою семью, когда тебе сорок, у тебя есть высокооплачиваемая работа, финансовая подушка и целый вагон нежности, которую ты готов вывалить на одного человека, звучало как логичная и очень даже умная мысль. Вот только строить отношения с кем-то не особо хотелось. Романтика, ухаживания, свадьба — от одной мысли обо всех этих сложностях немного воротило, и даже макароны с сыром становились невкусными. Но семью хотелось. Из потенциальных претендентов был разве что старый друг с двумя косичками и неизменной бутылкой вина, но играть свадьбу с Венти ради пустой печати не особо хотелось. Так что идея о женитьбе отпала в первый же вечер раздумий, сменившись идеей об усыновлении. Во-первых, полезное действие для общества, точно лучше чем искать себе даму ради рождения ребёнка, во-вторых, можно избежать сложностей совсем раннего периода отцовства, потому что просыпаться посреди ночи из-за криков Чжун Ли был не настроен. В таких мыслях он провёл около пары месяцев. Даже посоветовался с Барбатосом, в очередной раз зашедшим к нему немножко выпить, уничтожив весь запас вина в доме, и поболтать обо всём на свете. Не то что бы «не парься, воспитаем!» звучало обнадеживающе, но почему-то от такой хмельной поддержки стало чуть легче, и на следующий день он всё же позвонил в уютный приют на окраине города, прося о возможности встретиться. Было… увлекательно. Барбатос, навязавшийся с ним, почему-то в секунду завоевал любовь и внимание всех детей. Кроме одного. Хмуря тонкие бровки, к Чжун Ли подошёл худощавенький паренёк с большими янтарными глазками, хлопнул ими пару раз и, ткнув Венти пальцем, спросил: — Муж твой, да? — Чжун Ли сути вопроса не понял, но покачал головой, присаживаясь на корточки перед ребёнком. Тот почему-то немного расстроился. — Ну ты ему скажи, чтоб он перестал мою сестру обнимать, а то она будет хныкать потом, что её не забрали из-за меня. Венти и правда уже второй час сидел с девочкой на коленках, играя с ней в ладушки и заплетая косички из светлых волос. — И почему же из-за тебя? — мальчик выглядел забавно, когда фыркал, окидывая мужчину перед собой раздражённым взглядом, и Чжун Ли даже подумал, что с этим мальчиком было бы интересно жить. — Потому что нас трое: я и мои две сестры. Одной четырнадцать, другой четыре, — он приподнимает брови, всем видом показывая, что считает мужчину полным дураком. Чжун Ли даже как-то по-детски захотелось показать ему все свои дипломы. — Никто не заберёт сразу троих, ещё и такого разного возраста.

***

Ну как-то так и получилось. Ещё пара встреч, часовые обсуждения с Венти под бутылку вина, и решение было принято. Четырнадцатилетняя Гань Юй, одиннадцатилетний Сяо и четырёхлетняя Ци Ци перешли под ответственность господина Чжун Ли Моракса и спешно перебрались в его дом. Да, тот без сомнений ожил, и в первые месяца три его хозяин всё не мог нарадоваться: дети оказались послушные и очаровательные. Гань Юй очень помогала по дому, готовила вкусный ужин почти каждый день, Сяо относился с лёгкой опаской, но даже пытался как-то общаться, иногда выходя на кухню и начиная свой разговор с фразы «Эй, а ты случайно не…». И дальше шёл какой-нибудь странный вопрос, ставивший в тупик всю интеллектуальную натуру Чжун Ли. А про Ци Ци и говорить нечего — само очарование. Бегала по всему дому, обнимала ноги всех, кто заходил (а это были, в общем-то только Чжун Ли и Венти, практически переехавший к своему другу), а через год и вовсе без всяких запинок начала называть Чжун Ли папой и вешаться ему на шею в любой ситуации. Гань Юй тоже постепенно перешла на слегка деловитое, но нежное «отец», а вот Сяо долго и упорно отнекивался, пока, однажды, крутящийся утром в постели, не оттолкнул старательно будящую его руку, под нос проворчав «Пап, отвали». Чжун Ли даже слезу тогда пропустил, однако парня поднял и отправил в школу. Но месяц шёл за месяцем, постепенно превращаясь в четыре года, и почему-то прекрасная семейная жизнь превратилась в психоделическую трагикомедию.

***

— Сяо! — стучит по двери, закрытой изнутри на задвижку, тяжело вздыхая. — Сяо! Иди ужинать! — Я не хочу! — хочет, просто обиделся, что никто опять не разрешил включить в машине его музыку. — Отстань, я учусь! — Ну что ты там выучишь на голодный желудок? — Чжун Ли предпочёл сделать вид, что не слышит яростные удары по клавиатуре. — Пойдём, я заказал тебе тофу. — Тофу? — дверь быстро открылась, и Сяо, стянув с головы наушники, внимательно прищурился, сожалея, что соврал об отсутствие аппетита. — Ну я вот только потому что тофу! — Конечно-конечно, — выталкивает его из комнаты, уже собираясь закрыть дверь, как замечает шевеление под столом. — Селестия святая, Ци Ци, что ты там делаешь?! — Ой, пап, Ци Ци с Сяо играла! — девочка выглядит подозрительно радостной для ребёнка, привязанного к ножке стола. Сяо как-то слишком быстро исчезает из поля зрения. — Он хозяин, а Ци Ци — собака сторожевая. — Чудесная игра, — Чжун Ли улыбается, уже обдумывая, во сколько ему в будущем обойдётся психолог для Ци Ци, если такие игры продолжатся. — Но давай мы с тобой лучше во что-то другое поиграем? — Давай в «папа носит Ци Ци на руках весь вечер»! — боже, у него ведь ещё работа сегодня. Но девочка строит жалобные глазки, и он сдаётся, согласно кивая. — Идём на кухню. Ци Ци хочет кокосовый батончик. — Золотце, давай ты перестанешь говорить о себе в третьем лице? — сажает девочку себе на предплечье, тут же получая поцелуй в щёку. — Может, ты сначала поужинаешь? — Ци Ци хочет батончик, пап, — ну почему она так мило говорит «пап»? Опять он проигрывает детской очаровательности, спускаясь по крутым ступеням на первый этаж. Сяо уже старательно жуёт свой тофу, притворяясь, что не повязывал сестру к столу. Потому что при Ци Ци папа ругаться не будет, а потом, может, и вовсе забудет. — А Гань Юй где? — ну почему их так сложно собрать в одном месте? Всего ведь трое, а разбегаются, будто крысы с тонущего корабля. — Она ноет в своей комнате, что толстая и что не будет ужинать, — Сяо жмёт плечами, размахивая палочками с тофу. — Селестия святая, Сяо! — чуть хмурит брови, покачивая спокойно жующую свой батончик Ци Ци. — На, посиди с сестрой, пока я поговорю с Гань Юй. — Да блин, — ворчит, закатывая глаза, но сажает Ци Ци себе на колени, немного отодвигая от неё тарелку со своим тофу. — Полезешь руками — получишь по лбу. — Пап, мы же играем с тобой, — девочка чуть надувает щёки, обиженно скрещивая руки на груди (явно переняла от брата), и быстро-быстро хлопает ресницами, вытягивая руки, чтобы снова оказаться на руках отца. — Получается, я проиграл, — улыбается, щёлкая по носу девочку, и та тут же радостно хихикает, хитро прищуривая глазки. — Завтра тогда за победу куплю тебе… — Кокос! Ци Ци хочет кокос, — Сяо фыркает, усмехаясь в рукав своей толстовки, на что Чжун Ли только качает головой. — Ты её научил так говорить. Сам и будешь переучивать, — грозно складывает руки на груди (видимо, это всё же семейное), и отворачивается, взбегая по лестнице к комнаты старшей дочери. — Зато смешно, — хихикает, чуть хлопая сестру по ладоням, когда та тянется к его тарелке. — Так, Ци Цинька, скажешь завтра учительнице «я вас заскамила» — получишь ещё один батончик. — Дорогая, — Чжун Ли стучит в дверь с плакатом «Сяо вход воспрещён», преступая с ноги на ногу. Ему все ещё сложно вести такие разговоры, да и Гань Юй уже большая девочка, недавно восемнадцать исполнилось, обычным «не грусти» не отделаешься. — Я зайду, хорошо? — Заходи, — голос тихий. Открывает дверь, быстро оглядывая увешанную плакатами комнату. Гань Юй сидит на своей кровати, перелистывая страницы учебника по экономике, явно не особо вникая в смысл. Глаза чуть блестят слезинками, а волосы пушатся и торчат во все стороны. — Что-то случилось? — Это я должен был спросить, — присаживается рядом, немного нервно кладя ладонь на колено сидящей по-турецки девушки. — Ты снова отказываешь ужинать? — Я просто набрала три кило, — шмыгает носом, отводя глаза, чтобы не показать, как медленно слёзы начинают вытекать, скатываясь по щекам. — Всё эта сессия приближающаяся! Я ем от нервов вечно, вот теперь надо скинуть. — Эй, ты же на первом курсе, — поглаживает кожу через ткань домашних штанов, чуть улыбаясь дочери. — Удивительно, если бы ты не нервничала. Напомни-ка мне результаты своих выпускных экзаменов. — Пап, ты же и сам знаешь, — Гань Юй чуть улыбается через слёзы, опуская подбородок. — Нет, я правда забыл, — такой актёрский талант пропадает. Надо было в театр идти. — Всё на отлично, — она жмёт плечами, двигаясь немного ближе к отцу. — Но это же не значит, что я не набрала. — То есть ты хочешь мне сказать, что самая умная девушка в своей группе не разгребает каждый день кучу сообщений с признаниями в чувствах? — он наклоняет голову, чуть щурясь. — Разгребает. — Может, мне не приходилось объяснять особо настойчивым ухажёрам, что это частная территория и что сюда нельзя проникать ночью, чтоб петь тебе под окнами? — притягивает её за плечи, так что Гань Юй тут же тает, ныряя в отцовские объятия. — Один раз такое было. — Тогда почему ты думаешь такие глупости, дорогая? — целует девушку в макушку, немного покачиваясь из стороны в сторону, словно Гань Юй не восемнадцать, а восемь. — Тебе кто-то сказал что-то неприятное? — Если сказал, то передай мне его адресок, — Сяо хмыкает, опираясь плечом на дверной косяк и держа на руках Ци Ци. — Ты ему кубки в Бравл Старс сольёшь? — хихикает Гань Юй, уже совсем откровенно прижимаясь к отцу и утыкаясь носом ему в шею. — Ты ж мой интернет-герой. — Ну и пожалуйста, — Сяо цокает языком, обиженно закатывая глаза, но всё же размеренным шагом проходит в комнату, присаживаясь перед кроватью. — Во-первых, я не играю в Бравл Старс, хватит так шутить. Во-вторых, у нас все пацаны в классе из-за твоей фотки в инсте перешли на тёмную сторону, ситхи проклятые. Короче, ты у нас в классе считаешься самой красивой старшей сестрой из всех, вот. — Зайчик, — ласково мурчит Гань Юй, умилительно приподнимая внутренние уголки бровей, и тут же тянет брата на себя, расцеловывая ему щёки и лоб. — Но вообще это противно! Не надо мне такие вещи рассказывать. — Боже, опять вы о чём-то современном, — какие ситхи? Какая тёмная сторона? Чжун Ли физически ощущает свою старость во время таких диалогов. — Ци Ци тоже думает, что Ганечка красивая, — девочка улыбается, перелезая отцу на колени, чтобы поцеловать сестру в нос. Та пищит от нахлынувшей нежности и утягивает Ци Ци в объятия, тормоша мягкие волосы. — Завтра, кстати, Венти приедет, — вдруг оповещает Сяо, старательно выкручиваясь из цепких рук старшей сестры. — Он мне обещал марафон по Марвел и научить открывать пиво глазом. — Так! Давай ты не будешь учиться чему-то у Венти, — это было чревато последствиями. Один раз Гань Юй так напилась, пока «познавала искусство дегустации», что, в понимании Барбатоса, значило просто пить всё подряд, иногда говоря «а вот это ничего так, вкусненько». — Ого, папа приедет, — Ци Ци, разморённая щекоткой от Сяо, перебралась на колени старшей сестры, обвив тонкую шею руками. — А можно тогда он меня завтра со школы заберёт? — Золотце, пожалуйста, хватит звать Венти папой, — ну что за кошмар? Он даже уже немного устал объяснять учителям, что девочка — его дочь, а это просто его друг. — Нет, у Ци Ци два папы, — девочка качает головой под смех Сяо, прячущего лицо в подушку от таких речей. — А ведь не поспоришь, — шепчет ему на ухо Гань Юй, поглаживаю по голове фыркающего Сяо, активно притворяющегося, что ему совсем не нравится. — Я всё равно видела, как вы целовались в твоём кабинете. — Унесёшь с собой в гроб, — чуть смеётся, пихая дочь в бок локтем, на что ты отвечает только высунутым языком и весёлым прищуром. — Маленькая ещё. — Мне восемнадцать! — вообще-то всё равно. У него есть три ребёнка, которые навсегда останутся именно детьми.