Инфракрасный

Вокруг все белое. Вот, значит, как это после смерти? Никаких золотых ворот и ангелов, гудящих в трубы. Даже дьявольских костров нет. Только белоснежный, давящий на голову полог. И тошнота. Тела своего Олег не чувствует. Да и не должен. Поэтому отсутствию ощущения рук и ног не пугается, но мерзкое чувство вздувшегося желудка совсем не то, что он хочет ощущать в ближайшую вечность. Начинает болеть голова. Пространство вокруг наполняется странными запахами, тенями, шорохами. Он моргает (странно, значит веки есть?) и пытается посмотреть в сторону. Зрение постепенно приходит в фокус и становится понятно, что белое вокруг - это стерильность медицинской палаты. И он, кажется, вовсе не умер, по какому-то странному стечению обстоятельств. Олег, по привычке, пытается просчитать какие-то вероятности, но в голове даже мыслей связных нет, и от попыток думать только сильнее больно. Он окончательно приходит в себя, наблюдая показания своего организма на мониторе. Прочитать их не получается, но привычный язык на экране подсказывает, что он не в лаборатории баргов, где над ним проводят какие-то страшные опыты, а в палате медблока на Центавре. И в палате он один. Толчками возвращаются воспоминания. Вот он бежит по коридору. Вот Разумовский подходит ближе, вот целует его. Вот барги, ощетинившись, бегут на них. Взрыв, боль, суета, Вадим и резкий удар. Олег тянется рукой, чтобы коснуться виска. Конечности не слушаются, но он ощущает под пальцами вздувшуюся шишку. Лучше не думать о том, как он сейчас выглядит. Вроде бы все на месте. Олег кое-как оглядывает себя, считая количество ног, рук и пальцев. Нос на месте, уши тоже при нем. Судя по всему, больше всего пострадала его голова. Во всех смыслах. Ему повезло, что барги до него не добрались. Дверь в палату отъезжает с тихим шорохом. Вадим заходит внутрь, слегка прихрамывая, но выглядит целым. Только на лице повязка, закрывающая лоб над левым глазом. Олег молча следит за ним взглядом, пока Вадик садится на стул рядом с его койкой. Смотрит долго, тяжело, сжимает в тонкую полоску губы. - Сколько? - тихо спрашивает Олег. Голос у него совсем сиплый и никакое прокашливание уже не помогает. Словно весь песок лабиринта набился ему в глотку. Вадим качает головой. - Меньше двадцати процентов. Задать следующий вопрос страшно. Но это мучает Олега почти с того момента, как он окончательно пришел в себя. - Разумовский? - и сам морщится от того, как жалко и глупо это звучит. Олег понимает, что проштрафился. Понимает, что предал не просто безымянных "своих", он бросил Вадима в самом пекле. И понимает, что этого ему так просто не простят. - Жив твой Разумовский. Вадим не делает театральную паузу, не заставляет ждать. Хотя, наверное, ему и хочется. Маленькая месть за большие страдания. Олег благодарно кивает головой. Становится чуточку легче дышать. - На два уровня ниже. Нога у него сломана. Сотрясение и что-то там с ребрами. Ты поудачливее оказался, - между тем продолжает Вадим, и Олег ему так за это благодарен, что не может подобрать никаких слов. Только кивает и не отводит взгляд. Он постарается быть честным до конца. Вадим должен знать, должен понять. Ведь это... Это так очевидно. - Там в лабиринте, я... Но Вадим прерывает его резким взмахом руки. - Знаю я, что ты там. Барги прорвали оборону, чуть не нанизали тебя на шампур. Дезориентация, тактическое отступление в слепую зону карты. Вас с Разумовским отрезало, отбивались вдвоем, заблудились в коридорах. Пока искали своих, наткнулись на большую стаю. Самоубийственно решили подорвать их вместе с собой. Разумовский отдал приказ, потому что ситуация была ноль-ноль-шесть. Ты исполнил приказ Ведущего. Вас контузило, третий отряд подобрал вас при отступлении. Так ведь все было? Или я чего-то не указал в отчете, Волков? Он говорит жестко, рапортует, как на собрании. И взгляд у него - тысячи ледяных игл. Ни капли усмешки, ни грамма сочувствия. Олег сцепляет зубы, чтобы удержать рвущиеся наружу эмоции и не показать камерам наблюдения в палате, что действительно сейчас творится у него внутри. - Так точно, - соглашается он с каждым словом. Вадим поднимается со стула и сухо кивает. - Поправляйся. Увидимся после выписки. Слушание назначено через цикл. Я зайду перед вызовом. Он уходит, так и не спросив, как Олег себя чувствует. Даже не взглянув на приборы. Олег понуро склоняет голову на грудь и тяжело вздыхает. Лучше бы он умер в лабиринте, лучше бы у него было что-то сломано. Потому сейчас он целый, но его жизнь разломана на маленькие кусочки, которые уже не собрать в старую картинку. Только в новую. Олег очень хочет, чтобы Вадим на ней оказался. Но, кажется, там будет место только для одного Ведущего. Его выпускают из медчасти на пятый день. Первое, что он делает - спускается на два уровня ниже и пытается выяснить, в какой же палате Разумовский. Узнает в какой, но попасть к нему не получается. У Сергея какие-то процедуры, или он спит, или еще что-нибудь. Олегу кажется, что все это нарочно, и будто бы без влияния Вадима тут не обошлось. Но он гонит прочь эту мысль. Слишком глупо даже для Вадика делать такие подставы. Просто стечение обстоятельств. Вероятность этого... А какая вероятность? Олег как будто слишком слаб для того, чтобы думать. Он полностью здоров, но в теле до сих пор какие-то фантомные боли. Как сказал ему врач, это все от удара головой, сильно его приложило чем-то в висок. Поэтому Олег хоть и отпущен из палаты, но все еще на больничном. Получается только спать и изредка что-то есть. Олег больше не может выносить общество сослуживцев, хотя раньше ему нравилось. Не общение, а просто быть причастным. Быть своим где-то. Теперь же он своим себя не чувствует. Бойцы из последней вылазки еще слишком усталые, не отошли морально от бойни, в которой выжили. И Олег их за это не винит. Они все сидят по своим комнатам, редко выбираются в столовую или релакс-зал. Там слишком много разговоров о следующих вылазках и слухи о новой Чистке, где-то в системе Зета. Для Олега теперь все эти разговоры звучат, как мусор. Слишком наиграно, слишком нечестно. Как вы не понимаете, что вами пользуются? Что победы никакой не будет. Что не построите вы дом на зеленой планетке в соседнем созвездии и не заведете детишек, когда в космосе настанет мир и покой. Не будет этого мира. Всегда будет война. В голове с каждым днем все больше Разумовского. Даже не его лицо и трогательно спускающиеся на лоб тонкие пряди, а слова. Олег постепенно приходит в норму, думает, анализирует, но считать вероятности больше не может. Они выходят какими-то кривыми и нескладными. Цифры постоянно скачут, потому что переменных, о которых он не в курсе, слишком много. Поэтому появлению Вадика на пороге своей комнаты, Олег, честно говоря, удивлен. Не ждал его сейчас. На молчаливый вопрос "можно ли войти?", кивает, указывая взглядом на стул в скромном солдатском жилище, а сам ровно садится на кровати. Вадик послушно занимает указанное место, и они долго смотрят друг на друга в тяжелом, горьком молчании. - Как ты? - первым задает вопрос Олег. Бинтов на Вадиме больше нет, но кривой шрам пересекает бровь, немного уродуя лицо. Так и хочется спросить - это барг или камнем задело? Но Олег глотает этот вопрос. Не нужно накалять и без того напряженную обстановку. - В норме. Карантин и больничный сняли. Хоть завтра на задание. - Слушай... Об этом... Олег готовился на самом деле. Размышлял долгие часы, стоит ли посвящать Вадима во все это. Просчитывал, как отреагирует его боевой товарищ на такую информацию. По всем вариантам выходило сносно. Вадим либо поднимет его на смех, прикрываясь обидой на Разумовского, либо будет готов стрелять по своим, потому что достаточно рисковый парень для таких идей. Но сказать все равно сложно. Олег старательно подбирает слова, которые почему-то резко закончились. - Наши задания. Они... Они неправильные. Я не знаю, как объяснить, ты просто попробуй поверить мне, ладно? Понимаю, что звучать это будет странно. Может быть даже опасно. Но... - Вадим не перебивает, молчит, смотрит, чуть склонив голову. Во всей его позе ощущается напряжение. Но он слушает, и Олег кое-как продолжает. - То, что мы делаем, никому не помогает. Нас просто используют для того, чтобы продолжать эту войну. Почему никто еще не пытался уничтожить материнскую планету? Почему мы не доходим до главной кладки? Двенадцать миров с кучей технологий объединились, а не могут справиться с какими-то жуками. Не глупо ли это? Нас заставляют заниматься всем этим, чтобы никто не задумывался о другом. У нас нет времени на вопросы, потому что мы постоянно то в лазарете, то в лабиринтах. То трясемся в космосе, чтобы попасть то туда, то обратно. Замкнутый круг. Мы потеряли свою планету, чтобы стать винтиками в чужой системе. И нет у нас никакой свободы. Мы просто оружие. Понимаешь? Вадим смотрит на него долго, пристально, молчит, изучая лицо. По его взгляду непонятно, что он думает. И Олег невольно ежится. Драться с Вадимом ему совершенно не хочется, но ощущение такое, что ему сейчас вмажут. - Это тебе Разумовский сказал? - только уточняет Вадим. Врать нет смысла. Вадим видит Олега насквозь, и это очевидно. Поэтому он не отпирается, а только кивает, соглашаясь с обвинением. - То есть, ты за десять лет сам до этого не додумался, а тут тебе птичка с голубыми глазками один раз прощебетала и ты прозрел, Волков? Вот так просто? Надо же! Какой ты у нас, оказывается, романтик. А так и не скажешь. Как соляру глушить с техниками и кадетиков по углам зажимать, так ты у нас без принципов. А как Сереженька рот раскрыл, так ты самый благородный и сказочный оказался. Коня тебе только белого не хватает. И доспехов сверкающих. Олег сжимает кулаки и вытягивает в тонкую полоску губы. Вадим перегибает. И перегибает сильно. Но нужно держаться. У них и так отношения уже на волоске висят. Олег не хочет оказаться с ним по разные стороны баррикад. Таких людей лучше держать в союзниках. - Сам подумай, Вад, - Олег не реагирует на провокацию огромным усилием воли и продолжает настаивать на своем. - Сколько мы уже воем? Сам сказал, десять лет почти. И за это время что-то ни одного движения вперед. Возимся в этом говне, как дети в песочнице. А за нашими спинами что-то решают. Вадим откидывается на стуле. Напряжения в воздухе становится чуть меньше. Драки не будет. По крайней мере пока. - И ты поэтому всех бросил и пошел с Разумовским творить справедливость? - Почти, - сознается Олег. - Я пошел его спасать. А потом... Потом так вышло. - Скажи мне вот что, Волков, ты ему правда веришь? Вот во все это? Чуйка твоя, что говорит? - Что он прав. Олег не хочет уточнять и рассказывать, что "чуйка" его больше не работает, как надо. Что ему ее привили, как рефлекс. Как собаке слюну на кусок мяса. И только теперь он, наконец, может думать сам, без постоянных чисел в голове. Там снова много места, чтобы занять мозг чем-то более правильным и нужным. - И ты будешь продолжать его диверсии не смотря на то, что это в конце концов приведет тебя на плаху? Хочется сказать, что все не так. Что не так все категорично. Что намного больше тонкостей во всем этом. Но разговор сейчас о другом. Олегу нужно выбрать сторону, и Вадим ждет от него короткого ответа: либо да, либо нет. Облизывая пересохшие губы, Олег смотрит другу в глаза и почти обреченно кивает. - Да, - но сразу же добавляет. - И я хочу, чтобы ты тоже был со мной. - Стоял у стены на расстреле, когда вас объявят врагами Федерации и приговорят к аннигиляции? - Вадим изгибает раненную бровь, - Нет, Волков. Я за твоего Сережу пули ловить не собираюсь. У Олега холоднеют руки и в груди что-то скручивает тугой пружиной. Вот и все. Десять лет дружбы псу под хвост. Стоит ли оно того? Черт его знает. Олег даже не собирается считать. Хотя там, в другой жизни, он наверняка бы прикинул шансы того, донесет ли Вадим на него? Он сказал уже достаточно для того, чтобы его прямо сейчас под конвоем вывели из комнаты. И Вадим, как старший по званию, вполне может это устроить. Только не устраивает. Вместо этого он встает со стула, Олег поднимается следом за ним. Теперь они стоят друг напротив друга и снова молчат. - Знаешь, я услышал и увидел достаточно, чтобы понять, что ни одно мое слово не долетит до твоего куцего мозга. Всегда знал, что эти цифры тебя когда-нибудь погубят. Что ты в них так закопался, что хоть и видишь побольше нашего, у себя под носом все равно ничего не замечаешь. Не знаю, что там у Разумовского волшебного - рот или задница, но он тебя за собой в такую трясину утянул, что уже не выплывешь. Я пошел бы с тобой. Правда, пошел бы. Если бы ты пораньше все это сообразил. У меня другая война, Волков. И другие, кхм, люди, которыми я дорожу. Скажу тебе так - этого разговора не было. Я от тебя ничего не слышал, а ты мне ничего не говорил. Я вас с Разумовским не сдам, но и помогать не буду. Барахтайтесь теперь сами. Его я с собой не позову, а ты без него не пойдешь. И не отнекивайся, по тебе все без сканера видно. Втюрился ты, как сопливая малолетка. От меня сбежал, потому что я психованный, но, видимо, тебе не нормальный был нужен, а совсем конченный. Поэтому живи, как знаешь. Если долго проживешь, конечно. Разумовскому светит исправительная. Его даже на Зету не возьмут. Так что пара деньков у тебя есть, подумай, прикинь свои шансы. Посчитай там, что к чему. А я пойду. Но знай, не только Сережа твой понимает, что тут творится. Есть и другие. Которые не пещеры бегают подрывают, а деликатнее действуют. Был бы он поумнее, давно бы уже просек, что к чему и куда рыпаться нужно. Ты можешь меня дураком считать, только я совсем не дурак. И, в отличии от тебя, все это давно понял. Поэтому прошу тебя только об одном: не мешай. Если ваши с Разумовским планы пойдут нам поперек горла, ты уж не обессудь. Действовать буду по ситуации. Против тебя лично я ничего не имею, хоть ты и как крыса поступил. Понимаю почему. Сам бы так сделал. Так что бывай, Волчик. Надеюсь больше не свидимся. Спину свою мне не подставляй, если что. Вадим протягивает руку, и Олег ее пожимает. Кивает и понуро смотрит в пол. Это грустно, но так бывает. На такой исход он не рассчитывал, но и не исключал его возможности. Хотелось бы, чтобы все это было не так. Но он понимает, что Вадим прав. Он для себя уже все решил, и никакие слова переубедить его не смогут. Даже слова лучшего друга. Сглатывая горечь прощания, Олег все-таки хочет расстаться на позитивной ноте, поэтому через силу давит из себя улыбку. - Это он, да? Тот навигатор. Могу поздравить тебя с ассимиляцией в Федеративной программе смешанных браков? И не смотря на то, что смотрит Вадим все еще жестко, голос его чуть смягчается. - Слишком много вопросов, Волков. Ответы тебе знать уже ни к чему. Когда за Вадимом закрывается дверь, Олег без сил опускается на кровать. Что он делал до этого? Читал, кажется? Нужно срочно чем-то заняться. Он смотрит в планшет минут двадцать, на одну страницу, не понимая ни слова. А потом откидывает его на подушку и идет искать самое гадкое пойло на этой станции. Провалявшись день в пьяном угаре, Олег решает, что хватит жалеть себя. Сам придумал, Волков, сам и выбирайся. Морщась от боли в чугунной от выпитого голове, он кое как разбирает устроенный им в комнате бардак, разглаживает форму и к утру вызова на ковер выглядит даже сносно. Хоть и понуро. Но все они, ожидающие вызова в главный зал Военной Дирекции, выглядят не лучше. Знают, что сейчас всем им достанется. Кого-то может и наградят, отметят новенькой нашивкой, но остальным достанется только разнос и грубые слова о некомпетентности и профнепригодности. Надо же, жуков не смогли порубить. И никто не скажет ни слова о том, что изначально успех миссии был где-то на дне графика, прямо в воронке проседающих чисел. Разумовский к залу подходит последним. Не смотрит ни на кого, и Олег только зря пытается поймать его взгляд. Но когда они наконец встречаются глазами, старается ободряюще улыбнуться. Сергей, кажется, облегченно вздыхает, но не подходит, едва заметно качая головой. Олег слушается и так и продолжает сидеть в своем углу до того момента, как открываются двери. Первую часть он не слушает. Смотрит только в Сережину спину, замечает, как неловко он переминается на раненной ноге, не в силах так долго стоять еще без опоры ровно. Вадим стоит с ним рядом и скашивает глаза, чтобы обернуться на Волкова, но тот делает вид, что не замечает. Все сказано, ни к чему пытаться это исправить. Чистка на Зета действительно будет. Олег пытается припомнить, что за мир им придется уничтожить, но это какая-то слишком маленькая система, без полезных ресурсов, поэтому он толком не помнит, какая там форма жизни. И раз она такая неполезная, то ее, видимо, можно выкорчевать под ноль. Олег морщится. Ничем они не лучше баргов. Те хотя бы уничтожают миры, чтобы выжить. Федерация убивает планеты, чтобы там не смог жить никто. Волкова не возвращают в личный состав. Медицинское заключение не дает ему возможности выполнять свою работу полноценно. Ему назначат новые тесты, которые подтвердят его пригодность к выполнению новых заданий в прежнем звании. А это значит, что с должностью Числителя придется распрощаться. Олег знает, что не пройдет их. Что его процент теперь далек от идеальных ста, за которые он получил столько наград. Но только это и спасает его от ссылки. Разумовского не спасает ничего. Это не трибунал, его не приговорят к расстрелу, но звания и должности лишают. Ссылка на планету и работа в исправительной колонии, которая готовит бывших преступников к службе в армии, а тех армейцев, кто проштрафился, заново обучают основам боя, патриотизма и веры в спасительную мощь Федерации. Десять циклов. Это почти, что земной год. Олег слышал истории об этом месте, и оставлять там Сергея одного ему совсем не хочется. Поэтому он подает голос, когда протокол разрешат задать вопросы, хотя обычно все ограничиваются сухим и бессмысленным "так точно". - Я бы хотел подать прошение о работе в исправительной колонии. Думаю, учебная часть будет лучшим местом для меня, чтобы обдумать все случившееся и заново повторить основы и кодекса и правила ведения операций. Если кто-то из Дирекции и удивлен, то не подает вида. Пара минут тихого совещания, и Олегу выдают вердикт. - Похвальное решение, Числитель. Подтверждаем ваше назначение в исправительную колонию в течении трех циклов. Грузовой корабль на планету будет ожидать вас и Разумовского через четырнадцать стандартных часов на площадке номер три. Все свободны Народ растекается из зала намного быстрее, чем собирался около него. Бойцы спешат скорее покинуть неприятное место и обсудить произошедшее в более приватных местах. Вадим проходит мимо, даже не удостоив Олега взглядом. Но хоть плечом не толкает, и на том спасибо. Сергей ждет его в конце коридора. Едва заметно хитро улыбается, но старается выглядеть расслабленно, даже немного жалко. Чтобы все понимали - досталось парню. Олег бредет в его сторону также понуро. И толпа обтекает его с двух сторон. Никто не хочет стоять рядом с провинившимся. Какой-то дурацкий детсадовский рефлекс. Я не вижу, значит этого нет. - И все-таки нам придется слетать вместе на планету. Мог бы просто приехать в гости, не обязательно было рваться туда почти на год, - немного наигранно вздыхает Разумовский, когда Олег подходит ближе. - Это тебя на год. Меня на месяц. Они стоят в паре шагов друг от друга. Близко, как приятели. Но все еще не настолько, чтобы это было чересчур подозрительно. - Ты же понимаешь, что за нами будут очень пристально следить. Не знаю, что ты там себе напридумывал, Волков. - Сергей старается не смеяться. Правда, старается. Но тон выдает его с головой. Олег подыгрывает этому флирту. Теперь точно уверен - это он самый. - Ничего такого. Что-то про спасение мира и только. Разумовский протягивает ему руку. Солдатский обмен любезностями. И Олег пожимает ее в ответ. Прямо как тогда, при первом знакомстве. - Посчитаешь, какие шансы? - Сносные. Олег держит Сергея за руку, чуть поглаживая ладонь большим пальцем. Разумовский позволяет себе мягкую улыбку. - Тогда увидимся через четырнадцать часов на борту? - А может через пару в моей комнате? - Обсудить планы? - Обсудить планы. - Тогда подготовьте все..кхм..необходимое для обсуждения. Олег провожает его взглядом по коридору и неторопливо идет к себе. Прежде чем они отправятся в новую жизнь, надо все решить со старой. Разобраться здесь и сейчас, что между ними. Попробовать и понять, так ли все, как сложилось в голове. А потом у Олега будет целый месяц под невидимым конвоем, чтобы разобраться уже не с отношениями, а с убеждениями. Понять, что он сделал правильный выбор. И он очень надеется, что жалеть об этом не будет.