Рахат-лукум

      Когда-то речь уже заходила о том, как Герман и Степан ходили в магазин во время школы. Они покупали себе много булочек, печенья, шоколада, да и в целом всего того, что можно съесть с чаем и вернуться к ведению своих уроков, совсем немного припозднившись.       Где же они проводили эти небольшие, но крайне важные для выживания до шести вечера перемены?       Конечно же в единственном месте, в постоянстве которого (то есть в том, что их не выгонит другой учитель, пришедший вести следующий урок) можно быть уверенным, — в каморке спортзала. Обычно там сидели только лишь физруки, с которыми Стёпа и, естественно, Гера были знакомы и очень неплохо общались, а поэтому претензий к тому, что они тут ели и, к тому же, нередко с ними делились, не было.       Сегодня их обед был скрашен мини-круассанами и пончиками из местной «Пятёрочки». Когда они вернулись, их вновь ждал чайник с уже поставленной водой. И случалось это, кстати, постоянно. Хотя, может быть, это было связано с тем, что горячим он был всегда, но самому Стёпе нравилось думать, что конкретно в эти моменты это было специально для них.       Они разлили чёрный, зелёный чай и кофе, половина из кружек с которыми разошлись между другими физруками и одной из двух физручек, работающих в этой школе. Из-за неимения большого пространства в каморке, сели они за столом очень компактно. Самый взрослый из находящихся здесь учителей сел в самый дальний угол, даже не переговариваясь с остальными, а двое других, которые примерно полтора года назад уже успели пожениться, общались о чём-то своём.       Ковалёв с Василевским же устроились рядом с окном, сев на два крайне неудобных полукресла-полустула, спинка которых находилась вообще где-то в ебенях, иначе и не объяснить то положение тела, когда ты откидываешься на них полностью. Поставили они их, конечно, чуть поближе друг к другу, передвинули кружки с середины стола, но есть, почему-то, не спешили.       Вместо этого они молчали. Вот так просто и по-глупому. Растрачивали время, нужное как их желудкам, так и непосредственно им самим, чтобы хотя бы как-то, не так, как хотелось бы, но поговорить. Каждый смотрел в какую-то свою точку, через которую пролетали еле заметные струйки пара. Настроение такое всюду было — для рефлексии как раз подходит. Но это всего лишь осень.       Спустя, наверное, только несколько минут, проведённых с фоном из женского и мужского голосов, которые иногда даже смеялись чему-то своему, Герман тронул Степана. Он закончил этот короткий отрезок времени, когда даже может казаться, что ты не находишься здесь, несильно царапнув ногтем по ткани водолазки на его предплечье. Тогда и историк отошёл, посмотрев прямо ему в глаза. Физрук ещё раз провёл вверх-вниз по его руки, уже нежнее, и улыбнулся так коротко, что могло показаться, что этого и не было вовсе. Но это было как минимум потому, что расчёт на это «показалось» и был.       — Что дома делать будешь? — спросил тихо Гера, отведя взгляд как бы за него.       — После тебя? — на гране с молчанием произнёс Стёпа, получив в ответ лёгкий кивок. — У меня есть какие-то проверочные девятого класса, поэтому… — «Поэтому меня ждёт крайне весёлый вечер тридцатилетнего деда».       — Хочу уже быстрее обнять тебя и поцеловать хотя бы куда-нибудь, — его фраза, так греющая собой все внутренние органы, слилась с тем, когда он брал кружку с чаем и свой карамельный пончик, а поэтому звучала как что-то максимально естественное, хоть и сказанное полутомным голосом.       Их перерыв уже норовил закончиться, поэтому им нужно было успеть съесть что-нибудь. И хоть во время этого они и старались слишком не льнуть друг к другу, не касаться мест на теле, которые самые обычные друзья вряд ли потрогают как-то, кроме как случайно, особенно учитывая тот медленный и тягучий темп, в котором пальцы перемещались от коленных чашечек и выше, всё-таки всякий раз, когда они слышали что темп чужих разговоров сбавляет обороты, а страница с оценками в электронном журнале ещё одного уже заканчивается, им приходилось заметно сильно отстраняться друг от друга. Вопросов от учителей физкультуры, знающих о том, что они общаются (но насколько они общаются, естественно, никто не знал), не возникало. Какая разница, кто там когда дёргался, когда они заканчивали общаться. Мало ли, может, люди пугливые.       Ученики некоторых классов, которые готовились к уроку и захотели взять в этой самой каморке мяч, конечно, тоже замечали их вместе, но никто уже удивлён этому не был.