Protected

восемнадцать

        Весть прискакала в Камелот на закате в виде человека на коне. У входа в замок он сошел с коня и срочно обратился к рыцарям, охранявшим ворота. Обменявшись многозначительными взглядами, один рыцарь открыл ворота, а другой проводил мужчину в замок.       Это была необычная процедура для непрошенного визита простолюдина, но это было то, что король должен был услышать.       В Камелоте был найден колдун.                Как обычно, слуги узнали об этом первыми.       Сплетни распространились по замку, как лесной пожар. Не успел гонец добраться до тронного зала, как землепашцы рассказали слугам в покоях, те — кухонным работникам, те — сервам, те — всем, кто слушал. Вскоре об этом уже шептались во всех уголках замка целые группы мужчин и женщин.       Колдун. Колдуна не могли найти в Камелоте уже более десяти лет.               Король Дэниэл узнал новости вскоре после этого. Хотя он удалился на ночь в свои покои, он появился в Большом зале, выглядя слегка растрепанным.       Гонец преклонил колено и в нескольких торопливых фразах рассказал королю историю: женщина в Хенвике, большой деревне под защитой Камелота, была поймана за использованием магии на своих детях. (При этих словах Дэниел сморщил нос от отвращения. Ее собственные дети. ) Ее поймала местная стража, и они доставят ее в замок, как только утро сделает путешествие безопасным.       Король Дэниэл коротко кивнул, похвалил гонца за поспешность, предложил ему безопасное место для ночлега и провел остаток вечера, расхаживая по своим покоям, поглаживая бороду и размышляя.       Он не получал никакого удовольствия от уничтожения пользователей магии на своей земле. Дэниел не считал себя садистом — он был просто реалистом. Он видел, какой ужасный хаос может причинить магия королевству, и был полон решимости защитить Камелот от подобной участи.       Он снова и снова разъяснял своим гражданам, каким будет наказание за магию. Завтра он будет верен своему слову.                Бабушка Джорджа, Сильвия, узнала об этом лишь несколько минут спустя.       Девушка, которая взяла на себя обязанности Джорджа по сбору трав, узнала об этом от своих друзей в замке, и когда она вечером заглянула к Сильвии, то выложила новость в порыве взволнованных слов. Она не заметила, как сжались руки Сильвии при этом известии, каким отрешенным и страдальческим стал ее взгляд. Сильвия промолчала и попросила свою помощницу вскоре уйти, не обращая внимания на растерянное выражение лица молодой женщины.       Когда она ушла, Сильвия тяжело села за стол, стараясь, чтобы ее руки не дрожали.       Она вспомнила, как в последний раз в Камелоте был предан смерти колдун.       Она вспоминала об этом каждый раз, когда закрывала глаза.       Пропустив мимо ушей мгновение ужаса, Сильвия направила свое беспокойство в более конкретное русло. Она глубоко вздохнула и прижала ладони ко лбу.       — Он готов, — сказала она себе. — Он должен быть готов.  

***

      Два человека, которым больше всего нужно было услышать эту новость, получили ее одними из последних. В основном потому, что они были слегка пьяны и полностью поглощены игрой в дартс.       — Он промахнётся, — говорил Клэй из-за стола группе хмыкающих рыцарей. — Он всегда так делает. Смотри.       — Я не промажу, — ворчал Джордж, сосредоточенно глядя на пробковую доску для дартса, висевшую на стене таверны.       - Поторопись, Джордж, у нас не вся ночь впереди», — насмехался Сапнап со своей стороны, уже сделав свой ход. Рыцарь ухмылялся, небрежно перебрасывая дротик из руки в руку, а Джордж проигнорировал его и бросил свой первый дротик.       В яблочко. Сапнап запротестовал, мол, «новичкам везет», когда Джордж повернулся и поднял брови.       — Что ты говорил, Клэй?       Клэй закатил глаза, когда Джордж повернулся и снова прицелился — но, возможно, Сапнап был прав, потому что его второй выстрел был ничуть не лучше первого, а третий дротик отскочил от края доски, закрепив его поражение. Джордж откинул голову назад и застонал от досады, когда Сапнап громко хлопнул в ладоши и с победой вернулся к столу.       — Это так глупо, — пробормотал Джордж, падая обратно в кресло. Каллахан, высокий, в основном молчаливый рыцарь, сидевший рядом с ним, примирительно улыбнулся ему, в то время как буйный Эрет буркнул что-то в роде «ах, не волнуйся, Джордж, я принесу тебе еще выпить», вставая и направляясь к бару.       На лице Клэя, сидевшего прямо напротив него, появилась безжалостная ухмылка.       — Я же говорил тебе, — самодовольно сказал он, наклонившись вперед.       — Заткнись, Клэй.       — Оу, Джордж, ты такой милый, когда злишься, — поддразнил Клэй, чтобы раззадорить Джорджа, который с досадой почувствовал, что это сработало, так как его сердце неловко заколотилось в груди.       — Знаешь что, Клэй, — сказал он, пытаясь пропустить комментарий мимо ушей, — хватит. Ты и я. Давай сделаем это.       — О, Боже, Джордж, — сказал Понк, бородатый, темнокожий рыцарь с конца стола. — Я не думаю, что это хорошая идея.       — Да, Джордж, определенно не лучшая идея, — повторил Клэй, его самодовольство становилось еще более невыносимым. — Я думаю, ты потерял достаточно для этой ночи.       — В чем дело, боишься проиграть своему слуге? — Джордж огрызнулся в ответ, вызвав несколько «охов» со стороны собравшихся рыцарей. Ухмылка Клэя немного сползла, а глаза сузились, удовлетворяя Джорджа. Слишком легко было вывести его из себя.       — Хорошо, — сказал Клэй, — Но если я выиграю, я отправлю тебя на неделю в конюшню.       — Хорошо, — ответил Джордж, — Но если я выиграю, тебе придется стирать наши вещи в течение месяца.       Это развеселило Понка и Сапнапа, а Каллахан поднял бровь на Клэя. Лицо принца стало почти розовым, что привело Джорджа в восторг, а Клэй научился выхватывать дротики у Сапнапа, который слабо протестовал.       — Хорошо, тогда поехали, — с бравадой сказал Клэй, вставая и подходя к доске для дартса. Он занял свою обычную позицию, Джордж встал рядом с ним, и Джордж закатил глаза, когда Клэй начал рассказывать о своих действиях: — Понимаешь, Джордж, о чем ты всегда забываешь, так это о том, что все дело в позиции. Ты должен быть последовательным, а не просто удачливым.       Это было то, что Джордж в равной степени любил и ненавидел в Клэе. То, что он был лучшим во всем — и знал это, и совершенно не стеснялся в выражениях.       Так что — ладно. Это было несправедливо, что Джордж так поступил. Это действительно было несправедливо. Но Клэй никогда не проигрывал. Это становилось смешным. И боже, Джордж ненавидел дежурство в конюшне.       И было так легко, когда Клэй пустил свой первый дротик, использовать малейшую магию, чтобы подтолкнуть его вправо, чтобы он попал в 6-гранный клин, а не в яблочко.       Клэй был в замешательстве, и Джордж покровительственно улыбнулся.       — Это было довольно последовательно, Клэй, — сказал он саркастически-слащавым голосом, услышав хихиканье Сапнапа со стола. — Думаешь, в следующий раз ты сможешь попасть в середину доски?       Клэй посмотрел на него.       — Это была просто разминка.       Джордж поднял руки вверх, а Клэй вернул свое внимание к доске, задержавшись на секунду, прежде чем бросить еще один дротик.       Бросок.В яблочко. (Джордж должен был позволить этому быть правдоподобным).       — Ну вот, — пробормотал Клэй себе под нос, — Два подряд, давай, — и запустил третий дротик, зеленые глаза сосредоточенно сузились. Джордж не мог не почувствовать смесь раздражения и умиления от того, как серьезно Клэй относился к этим играм, все время, и действительно чувствовал, что принцу не помешает доза смирения, поэтому он снова немного подправил дугу третьего дротика, чтобы он попал в пятиконечный клин.       Эрет, Сапнап и Понк растворились в смехе, а Каллахан сделал тайный глоток своего напитка. Теперь Клэй выглядел действительно расстроенным, но он попытался сохранить лицо, скрестив руки и повернувшись к Джорджу.       — Ладно, не самый лучший раунд, но никогда не стоит недооценивать способность Джорджа к удушению, — сказал он, приглашающе вытянув руку.       Это стало решающим фактором. Джордж встал перед доской и сказал каждому из своих дротиков, куда именно он хотел бы их направить.       Три броска.Все в яблочко.       — ЧТО ЗА ЧЕРТ?! — крикнул Клэй, и стол буквально взорвался: Сапнап с радостью стучал кулаком по столу, а Эрет и Понк ревели от смеха. Клэй скрестил руки на груди, его лоб наморщился, и он слегка нахмурился. — Не может быть, чтобы ты только что не жульничал, — сказал он.       — О, Клэй, — сказал Джордж, — Ты такой милый, когда злишься, — и был совершенно восхищен, увидев, как Клэй стал полностью розовым под своими веснушками.       Не успела их небольшая перепалка зайти дальше, как дверь в таверну распахнулась, и еще один член королевской стражи — знакомое лицо, его звали Фанди, он часто присоединялся к ним, когда не работал в ночную смену — направился к группе рыцарей. Стол постепенно затих, когда они увидели серьезное выражение лица этого человека. Он явно не собирался присоединяться к их веселью.       — Принц Клэй, — сказал он, — Ваш отец просит вас присутствовать в Большом зале.       Клэй выглядел ошеломленным, но кивнул, положив дротики на стол.       — Я сейчас приду.       Фанди опустил голову и быстро ушел, а группа обменялась тихими взглядами.       — Ну, извини, Джордж, — вздохнул Клэй, хватая свою куртку, — Но, думаю, нам придется просто покончить с этим.       — Что?! — воскликнул Джордж. — Но я выиграл!       — Все знают, что пари лучше всего заключать хотя бы на два из трех, — сказал Клэй, потому что, конечно, он так и сделал. — Увидимся позже, ребята.       Когда Клэй вышел из таверны, Джордж сидел, скрестив руки, и с тревогой смотрел, как за ним закрываются двери. Клэй редко вызывался к отцу, особенно так поздно.       — Не волнуйся, Джордж, — сказал Сапнап через рот, набитый орехами из таверны. — Клэй, как обычно, просто ведет себя как обиженный неудачник.       — Да, неважно, — сказал Джордж, выныривая из своих мыслей. — Мне даже жаль его, наверное, тяжело быть таким плохим во всем.       Это вызвало смех за столом, который вызвал искреннюю улыбку на губах Джорджа. Он не знал всех рыцарей так хорошо, как Клэй и Сапнап, но они относились к нему как к равному, несмотря на довольно большую разницу в статусе, и он чувствовал себя рядом с ними комфортно.       Однако его мысли тянулись к замку, пока Клэй шел прохладным осенним вечером к Большому залу.            

***

        Джордж вскоре покинул таверну под предлогом того, что собирается лечь спать, и разжигал небольшой огонь в комнате Дрима, когда двери распахнулись и вошел принц. Он выглядел немного удивленным, увидев Джорджа.       — Неужели остальные ушли так рано? — спросил Дрим, снимая пиджак и скидывая его на стул.       — Нет, я просто устал от того, что так сильно тебя унизил, — пошутил Джордж, но Дрим не клюнул на приманку. Вместо этого он с тихим стоном рухнул спиной на кровать, потирая лицо и перебирая руками волосы.       Уже не в первый раз Джордж почувствовал, что его отвлекает привлекательная манера Дрима двигаться: он вытянул руки над головой, ни на дюйм не стесняясь себя, его спина немного выгнулась, когда он зевнул. Даже раскинувшись на кровати и выглядя изможденным, Дрим обладал естественной грацией, его длинные конечности двигались плавно.       Джордж почувствовал небольшой прилив тепла в животе и быстро перевел взгляд на огонь, смутившись. Такие мысли приходили ему в голову… довольно часто, чаще, чем он хотел бы признать. Они отвлекают и не имеют значения, ругал он себя внутренне, и старался не обращать внимания на то, как его сердце проскочило полбиения, когда Дрим перевернулся на бок, подперев голову локтем, запустив руку в свои взъерошенные волосы, наблюдая за тем, что делает Джордж.       — Чего хотел твой отец? — спросил Джордж, пытаясь отойти от этого момента.       Лицо Дрима стало серьезным. В уголках его глаз появились усталые морщинки, а лоб был мягко нахмурен.       — Завтра состоится суд.       Брови Джорджа слегка приподнялись. Суд не был чем-то неслыханным, но он не был особенно распространен. Он слегка повернулся, все еще сидя перед огнем, и подтянул одно колено к груди.       — Что случилось?       — В Хенвике поймали колдуна, — сказал Дрим и поднял глаза, чтобы встретиться взглядом с Джорджем, и слуге пришлось постараться, чтобы удержать себя от проявления эмоций. Это явно не сработало идеально, так как принц уловил его расстроенное выражение лица, но он лишь серьезно кивнул. — Да. Я знаю.       — Ты знаешь, что произошло? — спросил Джордж, стараясь, чтобы его голос не дрожал.       — Нет, — сказал Дрим. — Он не рассказал мне никаких подробностей. Я не знаю, знает ли он вообще, что произошло. Они приедут завтра, и мы проведем суд. А потом мы устроим казнь.       Сердце Джорджа, как свинец, опустилось в пятки, и он на мгновение потерял дыхание. Когда он восстановил его, то спросил:       — Как ты можешь так говорить? А если человек невиновен?       — Тебя не обвиняют в колдовстве, если ты невиновен, Джордж, — сказал Дрим, как будто это была самая очевидная вещь в мире.       — Тогда в чем смысл суда?       — Мы должны выслушать доказательства, так все и делается. Всегда есть шанс, что казнь не состоится, но Джордж, я был бы очень удивлен. В Камелоте нет места для магии. И никогда не будет. Ты знаешь это.       Сердце Джорджа громко забилось в груди, и он сглотнул.       — Я знаю, — слабо сказал он, пытаясь держать себя в руках.       Дрим вздохнул, казалось, не обращая внимания на внутреннюю панику Джорджа, и снова упал на кровать, уставившись в потолок.       — Завтра будет очень длинный день.       Джордж стоял и кусал губы, совершенно не зная, что делать. Он не хотел уходить. Но он не знал, что он хочет сказать. Или что он может сказать.       — Хочешь, я приду завтра на суд? — вот что он придумал. Он уже сопровождал Дрима на нескольких процессах и судебных заседаниях, помогая принести все, что могло понадобиться королю во время процесса.       Джордж не был уверен, хочет ли он, чтобы Дрим сказал «да» или «нет», но у него не было особого выбора, когда принц сказал:       — Да, определенно. Это… это довольно ново для меня. Ты будешь полезен во время, но я также хотел бы услышать мнение другого человека после того, как все закончится.       Джордж кивнул, чувствуя, что в горле появился комок.       — Хорошо. Конечно.       — Спасибо, Джордж, — сказал Дрим. Он взглянул на Джорджа, а затем увидел озабоченность в выражении лица Джорджа, поэтому он поднялся в сидячее положение и сказал: — Джордж, не бойся, хорошо? За колдуньей ведется постоянное наблюдение. Она не уйдет.       Дрим беспокоился о нем, и Джордж знал, что должен быть тронут. Но он волновался совсем не по той причине, и от этого у него просто болел живот. Поэтому он просто быстро кивнул и сказал:       — Да, я знаю. Спасибо, Дрим. Я… я думаю, я пойду спать. Если тебе больше ничего не нужно.       Дрим все еще выглядел обеспокоенным, но он покачал головой, и Джордж резко ушел, бросив через плечо быстрое «спокойной ночи».                Ему удалось добраться до своей комнаты, прежде чем он сломался.  

***

        Сильвия знала, что полуночный стук в дверь раздастся за несколько часов до сего события. Она не спала, чтобы дождаться его.       Когда она открыла дверь и увидела внука, стоящего перед ней со слезами на глазах, она поняла, что он узнал новости.       Его быстро усадили у камина, укутали в одеяло и дали чашку теплого чая. Она видела, что плечи Джорджа все еще дрожат — то ли от прохлады осенней ночи, то ли от шока, вызванного новостями, то ли и от того, и от другого, — и прикусила губу, усаживаясь в кресло рядом с ним и держа в руках свою чашку чая.       — Я не знаю, что делать, бабушка, — хрипло сказал Джордж, после того как долго смотрел в огонь.       Сильвия еще раз отметила, каким прекрасным молодым человеком вырос ее внук. В свои восемнадцать лет он был несколько ниже своих друзей, но держался гордо, со спокойной уверенностью в себе, которую вполне заслуживал. Последние четыре года он занимался с ней магией, и она была совершенно поражена темпами его обучения. Уже сейчас он был лучшим колдуном, чем многие мужчины вдвое старше его. Его понимание магии было интуитивным, духовным, а не просто интеллектуальным. Она переплеталась с его душой, была его частью с самого рождения. Он относился к магии с благоговением и признательностью, а не с жадностью и злобой, с которыми к ней часто подходили низшие люди. Он знал, что это искусство, а не оружие. А время, проведенное в замке, привило ему прекрасную трудовую этику, чувство перспективы и смирение. Он бережно служил двойной судьбе — своей и принца Клэя, защищая человека, который, как он был уверен, вырастет невероятным королем.       Сильвия не могла им не гордиться. И она не могла не бояться, что каждый день он попадает в пасть королевства, которое безнаказанно раздавит его, если представится возможность.       — Я не могу перестать думать о маме и папе, — наконец прошептал Джордж, опустив взгляд на свой чай.       — Конечно, нет, — ответила Сильвия, ее голос дрожал. — Я тоже не могу.       — Я знаю, что меня там не было, — сказал Джордж, обхватив чашку руками, — Но… я не знаю. Такое ощущение, что я был. У меня… вспышки.       Сильвия вздрогнула.       — Ты можешь еще раз рассказать мне, как это произошло? — Джордж наконец спросил, подняв голову. Его темные глаза выглядели расстроенными и уязвимыми. — Я пытался вспомнить детали, но прошло столько времени.       Сердце Сильвии заколотилось в груди.       — Джордж… Я не знаю, стоит ли мне это делать.       — Пожалуйста, я… — Джордж сделал успокаивающий вдох и немного приподнялся. — Я хочу знать.       Она не сказала ему, что ей тоже было больно каждый раз, когда она говорила об этом. Мать Джорджа была ее ребенком, ее малышом. Переживать эти воспоминания было невероятно больно. Но Сильвия была единственным носителем этой памяти, и она была обязана передать ее ему. Джордж был так мал, слишком мал, чтобы понять, что с ним происходит. Она все еще помнила его, его широкие темные глаза, его тоненький голосок, задающий вопросы, на которые не было легких ответов…       Теперь она могла ответить ему.       — Мы все знали о склонности Дэниела к магии, — начала она и увидела, как Джордж чуть плотнее натянул одеяло на плечи. — Поэтому, когда он стал королем… большинство из нас стали осторожными. Секретными. Некоторые из нас, кто открыто практиковал магию, решили переехать в другие деревни, сменить имена. Все это было… мы надеялись, что это была чрезмерная реакция. Мы надеялись, что переоценили глубину его недоверия.       — Все началось с малого. Ограничения на публичную магию. Просили людей регистрировать себя как колдунов. Некоторые из нас сделали это… другие нет. Никто не знал, что делать и кому верить.       — Но твоя мать ничего этого не потерпит, — и при этих словах Сильвия криво улыбнулась, глядя на свои руки, вспоминая свою дочь: ее дикую гриву черных волос, сверкающие темные глаза и злобный острый язык. — Как и ты, ее магия была врожденной и неизбежной. Она не могла просто перестать колдовать. Это было бы все равно, что попросить кого-то перестать говорить или дышать.       — И она отказалась — от всего. Отказалась скрываться, отказалась регистрироваться, отказалась прекратить заниматься магией на публике. Она помогала людям — вот и все. Она была целительницей, как и я, но лучше, — Сильвия тихо засмеялась, — намного лучше. А твой отец — ну, он был ее помощником. И хотя он боялся, в основном за тебя, — она взглянула на Джорджа, — Потому что ты был так молод, он знал, на ком женился. И он был рядом с ней каждую минуту.       Она сделала дрожащий глоток чая. Глаза Джорджа были устремлены в пол. Она могла сказать, что он впитывает каждое слово.       — Все стало хуже, — сказала она, а потом остановилась. Как она могла объяснить это? Как все происходило так постепенно, а потом так быстро и одновременно. — Все стало намного хуже.       — На магию было наложено гораздо больше ограничений, очень много законов. В конце концов, колдуны не могли сделать и двух шагов без того, чтобы их не арестовали за это. Поместили в темницы или сослали. И что каждый из нас мог с этим поделать? Дэниэл был царем, назначенным Богом. Он заботился о лучших интересах своего царства, говорил он.       — Пользователи магии разозлились. Они начали обсуждать решения. Несколько человек хотели бежать в Мерсию, но Мерсия в те дни была не намного лучше. Другие отказывались покидать свой дом. Небольшая, но активная фракция хотела сражаться. Чтобы дать понять, что мы не будем пассивными. И может быть… может быть, мы могли бы это сделать. Может быть, было что-то, что могло бы сработать.       — Но они все сделали неправильно. Это была неорганизованная, отчаянная борьба. После нескольких вспышек насилия Дэниел начал предавать смерти любого колдуна, который был в этом замешан. Без исключения — он просто забирал всех. Каждый колдун в целой деревне, где происходило насилие — исчезал. Просто так. Сгорел.       — Люди были разгневаны и становились все злее. У них забрали членов их семей, невинных близких. И в тот момент они не хотели справедливости. Они хотели мести. Нескольким удалось проникнуть в замок. Я до сих пор не понимаю, чего они хотели — или какова была их цель. Но они убили королеву. Они почти убили принца, — сказала Сильвия и увидела, как Джордж нахмурил брови.       — Это было последнее. Магия была объявлена вне закона навсегда. Дэниел пообещал предать смерти любого, кто практикует магию в Камелоте. Это был хаос. Известных колдунов арестовывали направо и налево. Казнили в течение нескольких часов. Они сказали нам, что если мы немедленно прекратим использовать магию, то нас пощадят, но это была ложь. Они забирали всех, кого могли найти. Всех, кто, по их мнению, мог представлять угрозу.       — Твоя мать пыталась остановить их. Она добровольно сдалась и умоляла об аудиенции у короля. Она умоляла его увидеть, что не все колдуны злые. Она верила — верила, что может говорить с ним, верила, что у него доброе сердце. Но сердце, которое было у Дэниела до убийства королевы, было разбито в тот день. Он был злым и властным человеком, самое опасное сочетание. Он не был разумным. Он не действовал рационально. Он был безумен и скорбен, и он не хотел слушать.       — Она сгорела на следующее утро, — закончила Сильвия, ее голос перешел в шепот. — Твой отец отказался отречься от нее и был рядом с ней. До самого конца.       Она увидела, как по щекам Джорджа тихо скатываются слезы.       — Я пришла, чтобы найти тебя, — тихо продолжила она, — И привела тебя сюда. Мне удалось спрятаться, и никто не знал, кто я. И кто ты. Я держала тебя здесь. А когда все колдуны, которых они смогли найти, ушли… все стихло.       Она опустила несколько моментов. О том, как казни продолжались перед замком неделями, едкий дым заполнял небо. О том, как Дэниел наблюдал за каждой казнью, его лицо было словно высечено из камня, с балкона замка, руки он держал за спиной. Как она слышала крики и шум ревущего пламени из своего дома, но не могла заглушить их. Как она прятала Джорджа в задней комнате, затыкая ему уши кусками ткани, в те часы, когда костры горели каждый день.       Сильвия поставила свою чашку на стол рядом с собой, а затем сцепила дрожащие руки.       Джордж молчал. Он больше не плакал. Камин тихо потрескивал и освещал его лицо оранжевым светом. Сильвия не могла прочитать его выражение.       — Я не могу позволить ему сделать это снова, — в конце концов сказал Джордж. Его голос был тихим, но сильным. Убежденным. — Даже одного человека.       — Что ты собираешься делать? — спросила Сильвия. Она хотела бы сказать ему правильный ответ.       Джордж опустил взгляд на свою чашку, все еще почти полную и давно остывшую. Он постучал по ней пальцем, и свежий пар поднялся вверх; он сделал глоток для укрепления сил. — Я собираюсь позвать Дрима, чтобы остановить это.       — Как? Его отношение к магии вообще изменилось? — это было второе задание Джорджа, и с ним он столкнулся с наибольшими трудностями. Предрассудки Дэниела, казалось, глубоко укоренились в сознании Клэя, причем не по вине принца. Внушение было трудно изгоняемым демоном.       Джордж нахмурил лоб.       — Нет. Не совсем. Но… может быть, если я столкнусь с реальностью того, что кого-то предали смерти, он передумает. Может быть, если я столкну его с этим, действительно столкну, он поймет, что это неправильно.       Беспокойство расцвело в ее груди.       — Джордж… если кто-то и может остановить это, то ты. И я знаю, что ты должен попытаться. Я хочу, чтобы ты попытался. Но, пожалуйста, пообещай мне кое-что.       — Все, что угодно, бабушка, — сразу же ответил он, встретившись с ней взглядом.       Сильвия посмотрела на него с нежностью.       — Если ты не уверен, — сказала она, — Абсолютно уверен, что он примет твою сторону… не раскрывай свою магию.       Джордж колебался, его лицо омрачилось.       — Что, если это единственное, что заставит его передумать? — тихо спросил он. — Я должен сказать ему в какой-то момент. Я лгал в течение… многих лет. Всю нашу жизнь.       — Ты точно знаешь, — сказала она, — Что если бы ты рассказал ему об этом сегодня, он не позволил бы Дэниелу предать тебя смерти?       Глаза Джорджа расширились от шока, и он отвел взгляд. Сильвия могла сказать, что он хотел сказать «да», но он долго мучился с ответом.       — Я не… я не знаю, — сказал он, и его голос немного надломился. — Я надеюсь, что да.       Твоя мать тоже надеялась.       — Я хочу, чтобы ты был уверен, — сказала Сильвия почти умоляюще. — Я не могу…       Я не могу смотреть, как это происходит с тобой.       Ей не нужно было этого говорить. Джордж услышал ее смысл. Он снова встретил ее взгляд и кивнул. Он сказал ей:       — Я не скажу ему, пока не буду уверен, бабушка. Я обещаю.  

***

        Большой зал никогда не ощущался так торжественно, как во время суда. Они были очень редки. Магистраты обычно занимались мелкими дрязгами. До короля доходили только серьезные и сложные дела — те, которые касались безопасности Камелота.       Клэй почувствовал нервную энергию сразу же, как только вошел в комнату, поздний полуденный свет наполнил зал золотыми лучами. Его отец сидел в своем троне, положив локти на колени и прижав руки ко рту. Он смотрел вперед, в пространство, и едва заметил Клэя, когда его сын занял место в кресле сбоку от него.       Справа от него сидели многие советники Дэниэла, дворяне и женщины, с которыми он советовался во время войн и конфликтов. Слева от него стояли рыцари, скрестив руки перед собой.       Клэй посмотрел на Сапнапа, но рыцарь стоял в строгом внимании, устремив взгляд вперед. У них здесь были разные роли — разница, которая сохранялась между Клэем и остальными его друзьями. В такие моменты их роль была четко определена: они присутствовали, чтобы наблюдать и защищать короля. Советники тоже понимали свое место; они знали, когда их голос приветствуется, а когда нет.       Роль Клэя была иной и более сложной. Он был почти советником своего отца, но также был символической фигурой, бессильной. Он был там, чтобы наблюдать, свидетельствовать; выполнять свою роль принца, учиться определять правосудие, когда он станет королем. Но имел ли он право голоса в настоящий момент? Клэй не был уверен.       Он посмотрел налево и увидел Джорджа, который стоял позади рыцарей, практически сливаясь с тенью у стены. Они встретились глазами, и Джордж одарил Клэя небольшой, нервной улыбкой. Клэй отразил ее в ответ, укрепленный его присутствием. Что бы ни случилось сегодня, он сможет поговорить с Джорджем об этом позже. Джордж поддержит его; он поймет его.       — Введите ее, — произнес Дэниел, и все замерли в полной тишине. Сэр Эрет, стоявший ближе всех к дверям, открыл их, и колдуна внесли внутрь.       Как бы Клэй ни представлял себе колдуна, это был не он. Это была женщина, невысокая и небольшого роста, одетая в белую рубашку и простое коричневое платье. У нее была темная кожа, а волосы свисали локонами вокруг лица. Она не выглядела устрашающей или бесплотной, не выглядела злой, но выглядела сильной, уверенными шагами входя в зал. Ее сопровождали четыре полностью вооруженных охранника, а руки были связаны за спиной. Если бы Клэй не знал, что она колдунья, он бы рассмеялся от такой жестокости. Они ввели ее в зал и представили королю.       В течение долгого времени можно было услышать, как падает булавка. Огромные размеры зала, казалось, усиливали тишину, превращая ее в некий рев.       — Кто обвиняет эту женщину? — сказал Дэниел, и тон его голоса послал дрожь по позвоночнику Клэя. Он контролировал себя в смертоносной манере. Он не кричал, но в его голосе звучали колкости, способные пронзить сталь.       Другой человек, житель деревни, подошел сзади охранника. Он был высоким и бледным, с всклокоченной бородой и в одежде, которая была почти красивой, но выдавала его сословие. Он подошел к королю и снял шляпу, склонившись в глубоком поклоне.       — Ваше высочество, — сказал он, и Клэй заметил, как сузились глаза колдуна, когда он заговорил. — Меня зовут Джеффри из Хенвика. Я ваш покорный слуга.       — Вы обвинили эту женщину в колдовстве? — спросил Дэниел, не теряя остроты в голосе.       — Да, Ваше Высочество.       — Объяснитесь.       — Ваше Высочество, я — главный врач нашей деревни, — начал Джеффри, явно отрепетировав свою речь и произнося ее, как в спектакле. — Около двух недель назад эта женщина — Сесилия, позвала меня к себе домой, чтобы вылечить больного ребенка. Я приехал и обнаружил, что дом полон болезней. Желтая лихорадка.       Клэй вздрогнул. Смертельная болезнь распространилась, как лесной пожар, по многим деревням. Она могла уничтожить целые семьи за несколько дней.       — Я сделал все, что мог, но все трое ее детей подхватили лихорадку, и состояние каждого из них значительно ухудшилось, — сказал Джеффри, в его голосе прозвучало то, что Клэй воспринял как искреннюю печаль. — Я применил ряд натуральных средств и попытался снять жар с помощью кровопускания, как мы теперь знаем, это лучший способ снять жар.       — Вы можете пропустить медицинские подробности, — холодно сказал Дэниел, и Джеффри покраснел.       — Да, сэр, я… — он прочистил горло. — Дети умирали. Я думал, что им осталось жить всего несколько часов. Но на следующий день я вернулся в их дом, и все трое чудесным образом выздоровели. Совершенно здоровы. Ваше Высочество, я многое повидал за время своей работы врачом, но никогда, никогда, я не видел, чтобы трое детей, больных лихорадкой, так быстро вернулись с порога смерти. Я начал подозревать, что эта женщина, возможно, использовала какое-то неестественное средство для лечения своих детей. Когда я вошел в ее дом, я обнаружил вот это, — и тут он показал книгу в кожаном переплете, потрепанную насквозь, — На ее кухне.       Дэниел попросил принести книгу, и она была принесена ему. Клэй взглянул на страницы. Она была полна непонятных каракулей, странного и ужасающего языка, который пробирал страхом до самых костей.       — Я сообщил королевской страже, и они схватили ее вчера вечером, — закончил Джеффри, а затем стал выжидательно ждать.       Дэниел пролистал несколько страниц книги.       — Отрицаете ли вы эти обвинения? — наконец сказал он, и хотя он не задал конкретного вопроса и не поднял глаз от книги, было ясно, от кого ожидается ответ.       Тем не менее, наступило долгое молчание, прежде чем колдунья наконец заговорила.       — Нет, — сказала она, и Клэй потрясенно посмотрел на нее. Ее голос был мягким, хотя в нем звучала убежденность. Ее лицо было спокойным.       Дэниел замешкался на следующем развороте страницы. Он поднял глаза на колдунью, которая непоколебимо выдержала его взгляд. Его брови начали нахмуриваться от гнева.       — Ты знаешь, какое наказание предусмотрено за колдовство в Камелоте?       — Да, — ответила она, высоко подняв подбородок.       Клэй не знал, что и думать. Она была так… так непохожа на ту, какой он ее себе представлял; и тут он понял, что не совсем уверен в том, какой он ее себе представлял, но он ожидал увидеть какие-то странные отметины, или причудливую одежду, или хотя бы намек на злобу в ее голосе или взгляде. Ничего этого у этой женщины не было. Она выглядела обычной деревенской жительницей, матерью — совсем не тот образ колдуньи, который Клэй создал в своей голове. И то, в чем ее обвиняли… в исцелении ее детей?       Дэниел закрыл книгу, и Клэй почувствовал, что его отец чувствует то же самое, что и он. Что это не может быть правильным. Что, должно быть, произошла какая-то ошибка. Он ждал, что его отец ответит ему тем же.       — Ты признана виновной в колдовстве, — сказал Дэниел, и его голос прозвучал со звонкой законченностью постановления, и Клэй покачнулся на своем месте. — Сегодня ночью ты будешь содержаться в темнице, а утром тебя казнят, как того требуют законы этой земли. Таков мой приговор.       Дэниел встал, и Клэй почувствовал, что тоже оцепенело поднимается на ноги, вместе с остальными в комнате. Стражники снова сомкнулись вокруг колдуньи, лицо которой побледнело, но выражение оставалось невозмутимым, и, схватив ее за руки, повели прочь, в сторону подземелий.       Она ничего не сказала. Она не молила о пощаде. Она не просила их понять. Она просто пошла, высоко подняв голову. Ее плечи были расправлены.       Мысли Клэя остановились. Он чувствовал себя оторванным от реальности и думал, не снится ли ему сон. Может быть, он вовсе не проснулся, и Джордж скоро вытащит его из постели.       Но рука отца на его плече успокоила его. Он посмотрел на короля Дэниэля, который серьезно смотрел ему в глаза, ища что-то. Клэй не знал, есть ли у него что-то.       — В Камелоте нет места для магии, — произнес король, как мантру.       Он почувствовал, что кивает, не в силах заставить себя говорить, а затем его отец удалился, отстранив своих придворных. Этот вопрос не заслуживал дальнейшего обсуждения.       Остальные покинули комнату без шума, но когда Клэй посмотрел направо, он увидел на лице Джорджа то же шокированное выражение, которое отозвалось в его собственной груди. Его друг уставился на то место, где всего несколько минут назад стояла женщина, с бледным, слегка испуганным выражением лица. И мысли Клэя закружились.       В Камелоте не было места для магии.       Это была правда. Это должно было быть правдой. Значит, это должно быть правильно.       Почему не было такого ощущения?  

***

        Кровь стучала в ушах Джорджа, когда он шел за Дримом обратно в покои принца. Они молчали, пока шли, тишина звучала громче слов. Плечи Дрима были напряжены, голова наклонена вниз.       Дрим был бесполезен, понял Джордж и почувствовал, как гнев и стыд поднимаются в его груди, словно кипящая вода. Принц ничего не сделал. Он просто сидел и молча смотрел, как Дэниел приговаривает эту мать, мать, которая всего лишь исцелила своих детей — к смерти. Без всякой задней мысли.       И Дрим ничего не сказал.       Джордж чувствовал горечь, он чувствовал горечь и чувствовал, что его предали, но в основном он злился на себя, злился, что у него ничего не получилось, что он даже не начал менять мнение Дрима о магии. Джордж был трусом. Он боялся попытать счастья, слишком довольный тем, что легко погрузился в свою жизнь, защищал Дрима, наслаждался комфортом замка и укрывался в обществе принца, никогда не рискуя. Стыд наполнил его, когда он вспомнил, как Сесилия стояла так спокойно, принимая наказание с грацией и мужеством, каких он никогда не видел.       Работа Джорджа заключалась в том, чтобы встать на защиту своего народа, и он потерпел неудачу.       Это должно было закончиться сегодня.       Двери в комнату Дрима закрылись за ними, и Дрим с сотрясающим вздохом рухнул в кресло, положив голову на руки. Наступал вечер, и свет в комнате был мягким и голубым.       Джордж стоял совершенно неподвижно у закрытых дверей, не в силах сделать ни шагу вперед.       — Это было безумие, — пробормотал Дрим себе под нос.       Джордж резко перевел взгляд на него, надеясь, что эти слова означают то, что он хотел.       — Так и было.       — Она даже не… — Дрим покачал головой. — Это было совсем не похоже на то, что я думал.       Джордж глубоко вздохнул.       — Итак… что ты планируешь с этим делать?       Дрим напрягся, а затем поднял глаза на Джорджа. Его выражение лица было растерянным, и сердце Джорджа опустилось.       — Что ты имеешь в виду?       — Дрим, — срочно сказал Джордж, — Ты должен это прекратить.       — О чем ты говоришь? — резко сказал Дрим. — Она колдун, Джордж. Здесь нет места для магии…       — Не корми меня этим… — Джордж взмахнул рукой в воздухе, обрывая слова Дрима. — Не корми меня этой фразой. Серьезно, Дрим. Эта женщина помогала своим детям. Ты действительно думаешь, что она заслуживает смерти за это?       Он мог видеть вину в глазах Дрима, он мог видеть нерешительность, но она была затуманена и вытеснена этим воспитанием, этим глубоко укоренившимся программированием.       — Ты не понимаешь, Джордж, — сказал он, вставая и отходя в сторону, к окнам. — Дело не в том, что она сделала с магией. Дело в том, что она вообще использовала магию. Ты не можешь позволить колдунам ничего, Джордж. Стоит дать им хоть дюйм, и они пустят корни, прежде чем у тебя появится шанс остановить их, — сказал он, и это прозвучало так, будто он декламировал что-то наизусть. — Ты слышал, что происходит в Мерсии?       Джордж слышал эти слухи.       — Это не Мерсия.       — Возможно, — огрызнулся Дрим, поворачиваясь, и теперь он выглядел сердитым. — Легко, это может быть. Единственная причина, по которой этого не происходит, заключается в том, что у нас есть король, который действительно будет противостоять магии. Который действительно заботится о безопасности своих граждан.       — Эта женщина не была гражданкой? — возразил Джордж, отбрасывая руку назад и в сторону двери. — Ты хочешь сказать, что эта женщина не была точно такой же, как все граждане Камелота, которым ты когда-либо помогал? А как же ее безопасность?       Дрим заколебался, но его хмурый взгляд усилился.       — Может, когда-то она и была гражданкой, — холодно сказал он, — Но она отказалась от этого, когда выбрала магию. Когда она решила изучать ее и практиковать в тайне, зная, что это противоречит нашим законам, зная, что за это полагается наказание, зная, что это угрожает нашему королевству…       — Я действительно не могу поверить тебе сейчас, — сказал Джордж, его голос поднялся почти до крика. Его сердце стучало в ушах. Он надеялся, что Дрим увидит несправедливость, будет колебаться, казнить ли реального человека, и — а ему вручили самого невинного человека из всех возможных, и он все еще не мог видеть…       — Я не могу поверить тебе сейчас, Джордж, — сказал Дрим, его голос тоже повысился. — С каких это пор ты так дружелюбно относишься к колдунам?       Слова были опасными, и рот Джорджа захлопнулся, кровь стыла в жилах.       — Дело не во мне, — сказал он, хотя так оно и было, так оно и было, и Дрим просто… просто не знал этого, не знал, что каждое его слово режет до мозга костей. — Речь идет о женщине, которая, очевидно, не сделала ничего плохого.       — Магия — это неправильно. Она по своей сути неправильная, — огрызнулся Дрим. Сердце Джорджа оборвалось от этих слов, и от того, что в голосе Дрима прозвучало такое презрение, такая жестокость, которую Джордж давно хотел приписать только Дэниелу. Это казалось неправильным, извращением обычного голоса Дрима, когда принц продолжил: — Это… Зло. Оно развращает людей. Каждый раз.       — Что в исцелении своих детей от болезней по своей сути неправильно? — отчаянно сказал Джордж. — Эта женщина не сделала ничего, чтобы заслужить наказание. И ты позволишь предать ее смерти, Дрим.       — Я не позволю, чтобы с кем-то что-то случилось, — прошипел Дрим, приближаясь к Джорджу, пока они не оказались в нескольких дюймах друг от друга, и тыча в него пальцем. — Это даже не мое решение! Это решение моего отца!       — И что? Ты просто будешь стоять в стороне и позволять этому происходить? — резко сказал Джордж. — Ты ничего не сказал во время суда. Ты просто… ты просто стоял там!       — Что ты хочешь, чтобы я сделал, Джордж? Ты хочешь, чтобы я противоречил ему перед всеми? Ты хочешь, чтобы я подошел к нему и бросил ему вызов в том, в чем он никогда не изменит своего мнения?       — ДА! — Джордж практически кричал, и глаза Дрима расширились. — Да, да, черт возьми, Дрим! Это именно то, что ты должен сделать. Ты наследник. Думаешь, твое слово ничего не значит? Если и есть время противостоять королю, так это сейчас! Когда он собирается сжечь заживо женщину за то, что она исцелила своих детей.       — Мой отец уже однажды пережил это, — холодно сказал Дрим. — Он видел, что магия может сделать с королевством. Ничто из того, что я скажу, не изменит ситуацию. А может быть — может быть, ничего и не изменит! Может быть, он прав, ты когда-нибудь думал об этом, Джордж? Может, он знает что-то, чего не знаешь ты.       — Может быть, Дрим, — сказал Джордж, сжимая руки в кулаки. — Но, возможно, он ошибается. Ты можешь заставить себя признать это? Я думаю, ты знаешь, что эта женщина не заслуживает смерти за это. Неужели ты доверяешь своему отцу больше, чем тому, что ты знаешь как правду?       Глаза Дрима расширились и вспыхнули какой-то эмоцией, которую Джордж не мог определить, но она быстро растворилась в чем-то темном и опасном.       — Ты забываешь, с кем разговариваешь, Джордж, — сказал он, его голос был тихим и злым.       — С кем я разговариваю, Дрим? — Джордж огрызнулся в ответ, прежде чем смог остановить себя. — Скажи мне.       Взгляд Дрима переместился между глазами Джорджа. Джордж выдержал этот взгляд, заметив опасную грань, промелькнувшую в глазах Клэя, но не желая отступать. И все же, когда Дрим открыл рот, чтобы заговорить, Джордж вспомнил кое-что важное. То, что напугало его.       Клэй никогда не проигрывал.       — Ты все правильно понял с первого раза, Джордж, — сказал Клэй, и в его голосе прозвучала та же тихая злоба, которую Джордж только что услышал в голосе Дэниела, и это вызвало холодный ужас в центре его груди. — Я наследный принц Камелота. Ты даже не представляешь, Джордж. Не представляешь, каково это — принимать такие решения. И никогда не узнаешь. Так что, возможно, тебе стоит помнить о своем месте, когда ты говоришь со мной.       Эти слова обрушились на Джорджа, как внезапный удар ледяной воды, заставив его мысли остановиться. Его разум помутился от обиды. Взгляд Клэя был высокомерным, когда он отвернулся от Джорджа, как будто спор был разрешен, но Джордж позволил ярости прорваться через него и вылиться через рот.       — Как ты думаешь, почему я это делаю, Клэй? Ты думаешь, мне нравится стирать твою одежду, приносить тебе еду и выгребать дерьмо из конюшни? — сказал он, его голос был горьким. — Ты думаешь, мне нравится сидеть и слушать, как ты жалуешься на то, как тяжело, когда жизнь преподносится тебе на блюдечке с голубой каёмочкой? — тут он увидел, как напряглись плечи Клэя, и почувствовал холодное удовлетворение от осознания того, что причинил Клэю боль в таком же месте, как Клэй причинил боль Джорджу.       — Нет, Клэй. Я делаю это, потому что, несмотря на твое упрямство, несмотря на то, какой ты полный мудак, бывают моменты, когда мне кажется, что я вижу что-то другое. Кого-то лучше. Кого-то, кто мог бы стать великим королем. Справедливым. Королем, который заботится о своем народе. Который хочет помочь им, а не просто эксплуатировать их. И я хочу помочь этому Клэю. Но это? — Джордж коротко рассмеялся. — Это не тот человек. Это кто-то мстительный, жестокий и просто — просто совершающий те же глупые ошибки, что и его отец.       Это были неправильные слова, а может быть, и правильные. Джордж уже не был уверен, говорил ли он, чтобы достучаться до Клэя или просто чтобы обидеть его. Но его последняя фраза, должно быть, сделала и то, и другое, потому что Клэй вздрогнул, и его лицо стало маской гнева.       — Если ты так себя чувствуешь, может, тебе стоит уйти, — прошипел принц.       Слова снова обрушились на Джорджа как удар грузовика, и он на секунду остановился. Лицо Клэя не изменилось.       — Правда, Клэй? — тихо спросил Джордж.       — Правда, — ответил он.       Никогда. Никогда прежде они не спорили, действительно спорили, не решая вопросов. Но когда Джордж перевел дыхание, он увидел тупик. Он видел, что ничего из того, что он сказал, не сможет пробиться к Клэю в таком состоянии. И он видел, что и сам не сможет пройти через это. Он не мог просто вернуться к тому, чтобы принести вещи Клэя. Молчать. Он не мог оставаться и смотреть, как это происходит.       Джордж повернулся и вышел из комнаты.       Двери захлопнулись за ним с какой-то окончательностью, и Джордж застыл в коридоре, едва дыша, чтобы не издать ни звука.       Он ждал. Ждал чего-то. Ждал, что Дрим крикнет ему, попросит вернуться. Ждал извинений. Или хотя бы продолжения спора. Признак того, что Дрим еще не принял решение.       Ничего не приходило. Только тишина, которая тянулась все дальше и дальше. Только Джордж, слуга, бессильно стоящий у входа в комнату принца Клэя.       В конце концов, стало ясно, что ждать нечего. Джордж тяжело вздохнул и пошел прочь.