А мы могли бы?

4.00 am. — Кен-чин, давай скорее! — Майки слазит с байка и бежит по влажному от ночной сырости песку. Самая темная ночь перед рассветом. В воздухе чувствуется влага. Небольшой туман, оседший в городе, рассеивается ближе к морю. Дует не слишком сильный ветер, лишь слегка покачивая волны. Негустая пена ударяется о податливый песок. Где-то далеко на востоке только начинают появляться первые признаки света. Ночь еще не готова уступить свои права утру. Звезды тускло мигают.        Растущий месяц медленно двигается на запад. Город еще спит, и только Майки с Доракеном приехали на пустынный пляж, чтобы встретить рассвет. Шорты и футболка Сано развиваются на ветру. Волосы растрепаны, Кен-чин его сегодня еще не заплетал. Лицо Манджиро светитится детским энтузиазмом, который Доракен, очевидно, не поддерживает. Его лицо слегка памятое, заспаное. На голове хвост, одет в черное кимоно. Он плетется вслед за Майки, до сих пор не понимая, что они делают на пляже в три часа утра. — Майки, что мы здесь делаем? — зевок. Кен с радостью бы сейчас оказался в кровати и продолжил смотреть десятый сон. Но, похоже, в планы Манджиро это не совсем входит. — Мы пришли смотреть рассвет, Кен-чин! — А-а?! Ты ради этого притащил меня сюда в такую рань? Первый раз видишь рассвет? —голос Доракена не такой, как обычно. Странный, слишком низкий и грубый. Словом, неправильный. А походка слишком легкая для его комплекции. — Да ладно тебе, Кен-чин, — Сано улыбается детской светлой улыбкой, на которую трудно реагировать агрессивно. — Да что же мне с тобой делать?! — Рюгуджи отчаянно выдыхает. Его взгляд устремлен вдаль. Куда-то далеко. Он словно… безжизненный. — Ты знаешь, Кен-чин, — Майки внезапно перестает улыбаться. Он обладает великолепной способностью: менять наивный детский взгляд на взрослый серьезный. И наоборот. — Я ведь, на самом деле, хотел встретить рассвет не потому, что никогда не видел его. Понятное дело. Просто мне кажется, что я должен. Ведь рассвет — это начало дня. А для меня — это начало новой жизни. Новый путь… — Майки поднял лицо к небу, вдыхая свежий утренний воздух. — Понимаешь, я устал быть один. Настолько устал, что приезжаю на этот пляж каждое утро. В одно и тоже время. Разговариваю с пустотой. Представляю, что притащил тебя сюда и показываю самый красивый рассвет, который только может быть. А ведь на самом деле ничего этого нет. В реальности одна лишь тьма, которая обволакивает все вокруг. Поэтому я здесь. Смотрю на свет, который пытается вытеснить тьму. И мне как будто становится легче. То же самое, что наклеить пластырь на место, где перелом… — Манджиро оборачивается в слепой надежде увидеть Доракена. Но там никого нет. Он действительно разговаривает с пустотой. И она ему отвечает. Отвечает вместо Кен-чина. Его Кен-чина. Такого близкого, дорогого. Наверное поэтому Сано начал приезжать на пустынный пляж в такую рань. Он отчаянно надеялся, что первые лучи исцелят его душу и вернут ему сердце. Отчаянно надеялся.        Солнце стало медленно подниматься из-за горизонта. Первые багрово-оранжевые лучи появились на чистейшем голубом полотне. Майки стоял в одиночестве и смотрел на прекрасный рассвет, который мог бы спасти его. Мог бы. Но, к сожалению, позади него темнота, реки крови и серая масса существ, кричащих, зовущих обратно. В пещеру тьмы. В ад, который Манджиро создал против собственной воли. Он прикрывает глаза, и все резко обрывается…                                        *** — Майки, я пришел! — сквозь сон слышится такой знакомый голос. Майки медленно открывает глаза и поднимается. Он дрожит, но не от холода. На лице ужас. Этот сон снился ему беспрерывно, всю ночь, повторяясь из раза в раз. — Ты только встал? — в комнату заходит Доракен с упаковкой дорояки в руках. — Это тебе, Майки. — Кен улыбается самой теплой улыбкой, на которую только способен человек. Майки подрывается с кровати и бросается к Рюгуджи в объятия. Он утыкается лбом ему в грудь, стискивает его посильнее и шепотом произносит: — Я так рад, Кен-чин.