Амбиции приводят к браку

      И всё-таки утром невыспавшаяся Аманда смогла сделать вид, что ничего не видела. Ей даже показалось, что Джонатана это удивило — интересно, какой реакции он ожидал, если сам буквально запретил ей реагировать? Впрочем, Аманду весьма позабавило обескураженное лицо Джонатана, которое получила в ответ на свою уставшую, но всё же улыбку.       Аманда спокойно прожила день, а вечером в дверь её комнаты неожиданно постучали. Аманда открыла дверь и увидела на пороге одну из горничных:       — Миссис Смитерс, мистер Смитерс изъявил желание отужинать сегодня вместе с вами. Он будет ждать вас в столовой через полчаса.       — Хорошо… — Аманда нимало удивилась. — Это какое-то официальное мероприятие или просто совместный ужин?       — Посторонних не будет, если вы об этом. Мистер Смитерс хочет отужинать наедине с вами.       Аманда лишь кивнула, пробормотала что-то о том, что обязательно придёт и закрыла дверь.       Джонатан никогда раньше не приглашал её вместе поужинать, наедине — так тем более. Хочет обсудить вчерашнее? Зачем? Аманда ясно дала понять, что её произошедшее ничуть не смутило, что она не собирается ни с кем это обсуждать — ни в доме, ни за его пределами. Хочет удостовериться? Или, может быть, это не та тайна, о которой Джонатан предупреждал Аманду?       Аманда привела себя в порядок и спустилась в столовую. За столом уже сидел Джонатан, которому подавали блюда. Увидев Аманду, он кивком приказал ей сесть напротив, а горничную отпустил взмахом ладони.       Аманда села за стол и тут же почувствовала лёгкий укол вины — обстановка всячески намекала, что нужно было надеть вечернее платье, а не растянутую футболку и пижамные штаны. Еды было слишком много для двоих, но слишком мало для большой компании. Если бы Аманда не знала, что Джонатан хочет отужинать с ней наедине, то решила бы, что они ещё кого-то ждут.       Джонатан взял в руки нож и вилку и начал резать стейк.       — Ешь, не стесняйся, — сказал он Аманде, отправляя в рот кусочек мяса.       Аманда кивнула и приступила к еде. Конечно, за последнее время она поднаторела в использовании столовых приборов, да и ранее не была совсем уж дикаркой, но всё же до Джонатана ей было ещё далеко — очень уж изящно он обращался с ножом и вилкой. Рядом с ним она чувствовала себя какой-то неумехой с сардельками вместо пальцев.       Некоторое время ели в тишине. Но вскоре Джонатан спросил:       — Как тебе спалось сегодня?       Аманде спалось плохо. И виноват в этом Джонатан. Но разве она могла ему об этом заявить?       — Да, как обычно.       — Я вижу, что ты не выспалась. Тебя что-то тревожит?       — Нет, ни в коем разе. Просто вечеринка закончилась поздно, и музыка мешала мне спать. Но это не страшно, я не в претензии.       — Вчера вечеринка закончилась раньше, чем обычно.       — Ещё я очень увлеклась книжкой. Закончила читать далеко за полночь. Возможно, в этом дело.       — Такое, конечно, может быть, — задумчиво протянул Джонатан. — Только вот за книжкой, какой бы интересной она ни была, довольно легко заснуть, если нет никаких других раздражающих факторов. Шумных соседей, например…       Аманда понимала, к чему ведёт Джонатан, но чего он хочет добиться — не понимала. Проверяет её на способность держать язык за зубами в момент провокации? Хочет, чтобы она до последнего делала вид, что ничего не случилось или же узнать его настоящее мнение?       Аманда не могла ответить на эти вопросы, поэтому решила действовать аккуратно, но в то же время дерзко:       — Ты прав. Возможно, если бы в доме стояла шумоизоляция, мне спалось бы куда лучше.       Джонатан с довольной улыбкой откинулся на спинку стула:       — Да, это правда. На этапе строительства дома я не думал, что когда-нибудь у меня появится жена, от которой мне нужно будет скрывать свои пристрастия, да и потом как-то не придал этому значения. Нужно будет что-то сделать с шумоизоляцией, чтобы всем было комфортно.       — И побыстрее, пожалуйста, — Аманда поняла, что ей не грозит никакой опасности, поэтому перестала бояться.       — Знаешь, что мне больше всего в тебе нравится? — спросил вдруг Джонатан. — Твоя дерзость. В ней очень много жизни. Любая другая, оказавшись на твоём месте, давно бы сдалась и боялась бы рта открыть лишний раз. А ты не боишься. Ты живая — ты высказываешься, ты требуешь, ты ставишь мне условия. При этом ты продолжаешь держать себя в рамках разумного. Ты должна была бы меня возненавидеть и хотя бы попытаться испортить мне жизнь. Но ты относишься ко мне очень даже человечно. Ты пытаешься понять. Мне порой кажется даже, что ты видишь во мне друга.       Аманда молчала. Она и сама неоднократно ловила себя на этой мысли, но старалась гнать её от себя — поняла уже, что никакие они не равнозначные партнёры и не стоит слишком уж очаровываться Джонатаном. Аманда понимала, что весь комфорт, который Джонатан создаёт вокруг неё, предназначен не ей, но даже не смотря на это Аманда не могла не испытывать к нему тёплых чувств — как минимум на уровне привычки. Признаться в этом Аманда не могла даже себе, и уж тем более не хотела, чтобы об этом знал Джонатан.       Тем временем Джонатан продолжил:       — Я понимаю, почему ты молчишь. Не хочешь, чтобы я знал о твоём ко мне дружественном отношении. А, может быть, я не прав и сам себе всё это придумал. Но я хочу, чтобы ты знала — я хорошо к тебе отношусь. Вовсе не как к инкубатору или к какому-то низшему существу. Я отношусь к тебе, как к равной.       — Это неправда, — тихо произнесла Аманда. — Если бы это действительно было так, то ты не заставлял бы меня вынашивать твоего ребёнка, не заставлял бы выходить за себя замуж… Да много чего не заставлял бы делать. Но ты ограничиваешь мою свободу даже в мелочах, а взамен не трогаешь моих родных. Не слишком равноценный обмен, не находишь? Если бы я получала за свои услуги деньги, то мы могли бы называться партнёрами, да и то с натяжкой. А при тех условиях, что есть сейчас, это скорее рабство, чем сотрудничество.       — Я предлагал тебе деньги — ты от них отказалась. Что теперь за претензии?       — Ты должен был отстать от меня в тот момент, когда я отказалась от денег. Наверняка нашлась бы та, что была бы согласна. Но ты решил меня шантажировать, а теперь удивляешься, что я не верю в твои слова о равноправии и дружбе.       Джонатан криво усмехнулся:       — Не хотел говорить, но скажу. На самом деле я не собирался трогать твоих родных даже в случае отказа. Не потому, что не могу, а потому, что не хочу. У меня, знаешь ли, есть принципы. Угрозы были лишь манипуляцией, и то, что ты так легко на неё повелась — только твоя проблема.       Аманда резко встала и тяжело опёрлась ладонями о стол. Она оставалась в таком положении всего несколько секунд, но за столь короткое время Джонатан успел разглядеть в ней нечто новое. Это уже была не та живая и слегка дерзкая Аманда, пытающаяся противостоять свалившимся на неё трудностям. И тем более не тихая и скромная офисная работница, начальником которой он был когда-то. Теперь Аманда была фурией, дикой кошкой, жестокой и безжалостной к врагам. И главным её врагом сейчас был Джонатан. Его пугал этот огонь в глазах Аманды — казалось, что он может сжечь.       Отдышавшись, Аманда произнесла сквозь стиснутые зубы:       — Я вернусь в свою комнату. Не хочу тебя видеть.       Как только Аманда вышла из столовой, Джонатан в отчаянии уронил голову на руки. И зачем он ей всё это рассказал? И, что важнее, — зачем вообще так поступил?       Лишь теперь Джонатан в полной мере осознал всю низость своего поступка. По сути, он угрожал Аманде лишь для того, чтобы всё произошло на изначальных (и наиболее удобных для него) условиях. Ему казалось даже, что шантажом он сделал доброе дело — мол, Аманде будет легче принять свой поступок, если она будет думать, что то ради благополучия её родных. Тем более, что он всё-таки её обеспечивал и планировал продолжать это делать до своего последнего вздоха. Джонатан как бы заставил Аманду согласиться на его первое предложение, полагая, что так будет лучше и для неё. Только вот он не учёл, что в этом мире существуют люди, которые предпочтут свободу любым богатством. И Аманда — один из таких людей.       Джонатан так давно боролся за место под солнцем, которое видел только в деньгах, что совсем забыл о человеческих ценностях — о любви, о свободе, о возможности жить так, как хочешь, распоряжаться своим телом и здоровьем так, как хочешь, не волноваться о жизни родных и близких… И всего этого он лишил Аманду, думая, что делает благо. Какой же глупец!       Самое меньшее, что мог сделать Джонатан — извиниться. Но сейчас этого делать точно не стоило — очень уж его напугал бешенный взгляд Аманды. Ему казалось, что если он попробует подойти к ней сейчас, то она разорвёт его голыми руками. Но этот же взгляд внушал Джонатану невыносимое чувство вины и что-то ещё, чего он пока не мог понять.       В это время Аманда металась по комнате из угла в угол, как тигрица по клетке. Она не понимала, как Джонатан вообще решился на такую подлость. И ведь признался ей только сейчас, когда Аманда уже ничего не может сделать с беременностью. Конечно, она может собрать вещи, уйти, а ребёнка оставить в роддоме после рождения, но Аманда не считала это достойным выходом из ситуации. Нельзя давать жизнь для того, чтобы с первого дня пустить её под откос. Её дочь не заслуживает такой судьбы. Она ведь не виновата, что её отец — козёл.       Резкая боль внизу живота заставила Аманду присесть. Малышке явно не нравилось то, что происходило с её матерью. Аманда могла остановиться физически, но прекратить нервничать было намного сложнее.       Джонатан, несомненно, заслуживал наказания. И у Аманды даже была идея, как это сделать. У Аманды была информация, которая если и не могла бы навредить Джонатану, то точно могла бы его напугать. Тем более, что Джонатан, по его собственному признанию, не смог бы навредить родным Аманды. Но всё же её одолевали сомнения. Во-первых, если Аманда попробует отомстить Джонатану, то он вполне может пересмотреть свои принципы. Во-вторых — а сможет ли Аманда дать своей дочери достойное будущее без помощи Джонатана?       Аманда решила, что не стоит поддаваться эмоциям. Месть принесёт ей лишь непродолжительное моральное удовлетворение, за которым последуют разочарования и беды. Это попросту нерационально. Намного разумнее будет оставить пока всё, как есть. Сделать иначе едва ли получится — Джонатан, в отличии от Аманды, точно сможет дать ребёнку всё необходимое, а оставить дочь, которую носила под сердцем, Аманда не сможет даже с самым распрекрасным отцом, а с Джонатаном — так и подавно. Да, он даст ребёнку всё необходимое, но лишь в материальном плане — воспитанием будет заниматься либо Аманда, либо, — если уж Аманда решится уйти, — няня. И, как считала Аманда, она справится с этим гораздо лучше, чем наёмная работница, ничего не испытывающая к ребёнку. Конечно, хрустящие купюры вполне способны пробудить в нянечке чувства, но мать она всё равно не заменит. Всё-таки Аманда хотела для своей дочери всего самого лучшего, а для этого придётся остаться в особняке Джонатана — пусть даже и самой себе в ущерб.       Но всё как есть останется лишь внешне. Аманда решила, что никогда больше не доверится Джонатану, никогда больше не поверит в его сладкие речи и никогда больше не попытается увидеть в нём друга. Сегодняшний вечер окончательно открыл Аманде глаза на то, что Джонатан не способен испытывать никаких человеческих чувств, что в нём нет ни капли эмпатии, что его интересует лишь собственная выгода и в погоне за ней он не видит препятствий, не думает о том, что может навредить кому-то. И Аманда, и её дочь, да и вообще все вокруг для Джонатана — лишь инструменты. И если собой Аманда дала ему воспользоваться, — да, пусть не вполне добровольно, но всё же дала, — но пользоваться своей дочерью она ему не позволит. И пусть Джонатан хоть трижды будет её родным отцом, но Аманда — мать, и она сделает всё, чтобы её дитя не стало игрушкой в руках этого жестокого манипулятора. Как там говорил Джонатан — девочки нужны лишь для того, чтобы удачно выходить замуж и приумножать богатство своих отцов? Чёрта с два Аманда позволит этому свершиться! Пусть Аманда упустила возможность прожить счастливую и свободную жизнь, но лишить этого свою дочь она не позволит ни за что. Не будет никаких династийных браков, не будет никакого навязывания долгов и обязательств — будут счастливые детство и юность, будет свободная жизнь. По крайней мере, Аманда была готова сделать для этого всё.       Пока что Аманда очень приблизительно представляла себе, как будет добиваться своей цели, но была уверена, что способы найдутся и что всё у неё получится. По крайней мере, главное Аманда уже поняла — доверять Джонатану нельзя. Зато можно было научиться манипулировать и притворяться. А ещё лучше — научить этому дочь. Пусть лучше знает, что её отец — козёл, чем попадётся на его удочку и испортит себе жизнь.       Наверное, по отношению к Джонатану это жестоко, но он это заслужил — должен был понимать, что рано или поздно на его подлость ответят подлостью. Куда сильнее Аманду волновала судьба её дочери — сможет ли она в будущем построить счастливые отношения, да и вообще доверять мужчинам, зная, что для главного мужчины в своей жизни она всего лишь инструмент? Как одновременно дать ей понять, что её отец не заслуживает доверия и что в мире много действительно достойных мужчин, которые непременно увидят в ней человека? Этого Аманда не знала. Наверное, в недалёком будущем ей не раз придётся отвечать на подобные вопросы — воспитание в принципе штука сложная, а жизнь настолько многообразна, что даже взрослый человек может чего-то в ней не понимать, и из-за этого запутаться. Как запуталась Аманда. Могла ли она предположить, что попадёт в столь сложную ситуацию, да ещё и своего ребёнка в неё впутает? Да кто вообще может такое предположить?!       Аманда решила, что сделает вид, будто бы ничего и не было — незачем устраивать драму там, где всё равно не услышат и не поймут. Притворится смиренной овечкой, понявшей и принявшей подлые методы Джонатана, а сама будет все его слова делить на два. Займёт позицию наблюдателя, что понять, как спасти свою дочь от участи разменной монеты и, по возможности, спастись самой. Хотя сама уже вряд ли сбежит, но это и не важно; главное — дочь. Возможно, план Аманды слишком прост, но с чего-то надо начинать. И начнёт она уже завтра, прямо с утра, без показушных обид — пусть Джонатан считает, что Аманда его простила, пусть считает, что можно и дальше над ней издеваться, лишать свободы и лгать. Пусть думает, что Аманда всё стерпит. Она ударит, когда Джонатан будет меньше всего ожидать, и ударит так, что он едва ли когда-нибудь оправится.       Аманда решила, что непременно отомстит Джонатану за свою разрушенную жизнь. Не ради себя. Не ради восстановления справедливости. Ради счастья своей дочери.