Долг платежом красен

Аня проторчала в комнате ещё пару минут, оглядывая совсем небольшую для двоих человек постель и прикидывая, как Юра собирался разделить её с ней. Ну никак такое не было возможно, только если кто-то один будет спать на самом краю, и что-то ей подсказывало, что это будет никак не удалившийся по-английски из комнаты криминальный авторитет. Боялась чего-либо вообще касаться, чтобы не уронить, не разбить, отпечатков своих, упаси Боже, не оставить, мало ли, кому этот дом на самом деле принадлежал и что на неё могли в итоге повесить за эти отпечатки. Проблем лишних не хотелось, она и так влипла хуже некуда. Тишина вокруг давила со страшной силой, создавалось впечатление, что её снова оставили одну, таким тихим был получивший от неё удар стулом бандит, отсиживавшийся в другой комнате. Присела аккуратно на кровать, собираясь с мыслями, от безделия начала ковырять чуть затянувшуюся корку на коленях, снова до крови разодрав и испачкав пальцы. Нервничала жутко, боялась комнату покидать, отчего-то казалось, что оставшийся в доме мужчина захочет ей отомстить и недолго думая в ответ её тем же стулом, а то и чем потяжелее, приложит. Сняла с волос полотенце и чуть расправила пряди. Вымыла их до скрипа, не зная, когда такой аукцион невиданной щедрости и доброты ей представится в следующий раз. Не знала теперь, куда деть насквозь вымокшую ткань, поэтому оставила сушиться на спинке стула. Оглушенный ею мужик восточной наружности сидел на кухне, что-то вырезая из журнала и приклеивая буковки на лист. Так сосредоточенно, как ребёнок в детском саду на занятиях по аппликации, ей даже на миг смешно становится, только улыбаться не рискует, зная, чем это может кончится. У неё было задание и времени на его выполнение с каждой секундой раздумий оставалось всё меньше и меньше. Готовила она не прям отлично, но родители были довольны, говорили, что хоть что-то в этой жизни у неё хорошо получается. И то раз на раз не приходился, но здесь права на ошибку у Ани не было. Кроме овощей в холодильнике и пачки дешёвой вермишели, что разваривалась в кашу, стоило на пару минут от плиты отвернуться, из продуктов не было ровным счётом ничего. Вариантов, что приготовить, было ещё меньше, чем ингредиентов. Плеснула воды из ведра в кастрюлю и поставила на видавшую виды плиту. Еле подожгла трудягу, спички отсырели и если получалось их поджечь, то тухли практически мгновенно, поэтому пол коробка на две конфорки извела. Сидящий за столом нерусский на неё даже косо поглядывать стал, думал видимо, как бы она и дом на воздух не подняла своей неуклюжестью. На жирной от чьего-то сытного завтрака сковородке зажарила лук с морковкой, нарезала в воду картошки, почистив так тонко, насколько было возможно, подсолила под конец, когда вода с овощами стала хоть чем-то помимо лука пахнуть, щедро сыпанула макарон. Готово. Надеялась, что получилось пусть и не наваристо, но хотя бы съедобно, а то получать за свой косяк во второй раз за день очень уж не хотелось. Всё-таки работали Юрины методы воспитания, какими бы жестокими они ни были. Когда пробует своё готовое произведение не мудрëной кулинарии и убеждается в том, что всё получилось очень даже сносно, выключает газ и накрывает кастрюлю полотенцем поверх крышки, чтобы когда Юра с ребятами приедут, не пришлось греть. За деревянным столом всё так же сидит надзиратель, с которого толку было, если честно, как с козла молока. Всё глаз от цветных буковок не отрывал и Ане уже даже интересно стало, что такого он там из них складывает. — Поручение шефа? — решает начать издалека и чуть кивает на произведение под ладонями мужчины. Он тут же накрывает все буквы газетой и поднимает на неё почти невинные глаза. — Да так, ничего важного. Как там ужин? Переводит тему, ну разумеется. Аня тоже так умеет. Присаживается за стол и ставит перед собеседником большую чашку чая, что успела разыскать в ветхих шкафчиках. Заварить ему напиток приходит на ум как потрясающий способ извиниться за ушибленную голову и начать диалог на приятной ноте. — Хорошо всё, суп готов. Подождём пока все приедут и сможете есть. — Чудесно, а я Альтаир, кстати. Ты Аня, знаю. Альтаир впервые за их так называемое знакомство улыбается, и это не может быть не расценено как хороший знак. Пока мужчина пьёт душистую ромашку, девушка решает подойти с тыла: — Ох, Альтаир, а я так соскучилась по дому… И даже не понимаю за что меня тут держат! Ты не расскажешь? — применяет максимум своих навыков обольщения и хлопает глазами, чуть выпятив пухлые губки, как бы показывая всем своим видом глубокую тоску. Артистка. — Ну видимо надо так, раз держат, — всем видом старается показать свою несговорчивость, но Аня же видит, как он потихоньку сыпется от её обаяния, поэтому и не отступает. — А кому же надо, Альтаирчик? Мне — нет. Жениху моему? Тоже нет. Родителям и подавно. Я боюсь представить, что они себе уже напридумывали! — вот тут не лукавит, от шальной мысли и правда дёргается, мама наверное уже все морги обзвонила, а отец на таблетках… — Юре требуется — Юра никого спрашивать не будет. А женишок твой ещё покажет, как ему не надо… Если так уж о тебе печëтся — мы первые об этом узнаем. Бандит резко замолкает и сводит брови: понял, что лишнего сболтнул, а Ане-то только того и надо. Если сейчас не дожать, то шанс будет упущен, словно мыло в мокрых ладошках. — Как так?! — кажется, такими темпами в актёрское надо было поступать, а не на швею-мотористку. — Что же, вы его на мушке держите? Расскажи пожалуйста, Альтаир, я ведь не усну! И ресницами хлопает, искренне ошеломлённо и испуганно одновременно. — Да простофиля жених твой! Должен он Юре, вот тебя тут и держат! Всё, отстать со своими вопросами, мне потом пизды от Юры получать не сподручно. Аня опешила. Ожидала услышать все, что угодно, но не то, что услышала. Вадик должен Юре? Вадик вообще знаком с Юрой? Нет, они выбирались конечно периодически вместе на шашлыки, даже вот буквально пару недель назад на майские праздники, в компании его друзей, где Аня знала всех и каждого, но Юру среди них и близко припомнить не могла. Ну не водился её Вадик с такими компаниями! Она бы знала! Работящий, пусть и деньги не совсем честно зарабатывал, приторговывая заграничным барахлом из-под пола, но ни копейки чужой не взял, а у этих бандитов, Аня даже не сомневалась, пальцы то явно кровью перепачканы и запах пороха им не понаслышке знаком. И что общего могло быть? Вечерами Рулев либо с ней был, чаи распивая и ведя светские беседы об их совместном светлом будущем, либо же ковырялся в гараже, чинил старую отцовскую машину, а ей даже и близко подходить запрещал, мол, не бабское это дело, лучше посиди дома и ногти накрась. Без проблем отпускал на дискотеку с подружками, да и не контролировал её особо, словно и не жених вовсе. А тут, что же, сдал её в качестве долга? Аня вся похолодела от осознания. Совсем в голове не укладывалось, что мог так с ней поступить, после стольких лет общения и стольких, порой не совсем искренних с её стороны, признаний в любви. Замуж ей и раньше за него не особо хотелось, а теперь и вовсе передумала. Он вёл двойную жизнь, о которой Аня даже и не догадывалась, а она, как дурочка, верила. От мыслей о нем становилось все более мерзко, но не думать просто не могла, кольцо на пальце служило навязчивым напоминанием о данном ему и родителям слове. Зависла так, что и сама не заметила, как погрузилась в свои мысли пугающе глубоко. Туда, где говорила с собой начистоту и понимала, что никогда его не любила и полюбить уже не сможет, тем более после всей этой эпопеи, что с ней сейчас происходила. От собственных размышлений и осознания Ане не то, что наедине с малоизвестным поведавшим, а точнее намекнувшим на тайную жизнь её жениха, мужчиной, оставаться не хотелось, её мучительно одолевало желание спрятаться от всех внешних раздражителей, звуков, взглядов и остальных похитителей, что уже явно были на подъезде. За окном стремительно вечерело, она просидела на кухне ещё несколько минут, молча залипнув в окно, не отводя взгляда от покосившегося старого забора и сидящей не нем стайки шарообразных, насупившихся от ветра воробьев. Солнце не спасало, хотелось щёлкнуть пальцами и выключить его, посидеть в темноте. Одной. Альтаир, словно услышав эти мысли, на деле же терзаемый необходимостью закончить начатое Юрина задание, уходит, оставляет на столе чашку, решив, видимо, что раз есть она, то банальное самообслуживание ему больше не нужно и всю грязную работенку можно спихивать на новую служанку. Прикинув, что ужинать с ними за одним столом в своём состоянии просто не сможет, да и вряд ли ей, по правде говоря, кто-нибудь это разрешит, наливает себе буквально половник супа и съедает. Через силу, кусок в горло не лез от переживаний, хоть и голодной была, готова была слона съесть. В комнате тихо, из соседней из-за открытой двери доносится только монотонный скрип ножниц. Аня забирается с ногами в кресло, позаботившись перед этим, чтобы откровенно большой ей халат не открывал ничего лишнего, и снова закрывает глаза. Вздремнуть бы часок другой, да боится этим Юру спровоцировать на очередную волну недовольства. Волосы высохли удивительно быстро, обычно ходила с влажными до вечера, если мыла утром, сейчас же казалось, что все быстрее случилось. Соль в том, что просто неизвестно было, который час, вынуждая ориентироваться на ощущения. Перебирала слипшиеся пряди пальцами, желая хоть чуть причесать, расчёски ей не видать, как своих ушей и свободы в ближайшее время. Оставалось надеяться на то, что Вадик любит по-настоящему и рассчитается с Юрой раньше, чем он успеет что-то с ней сделать. Из ступора выводит хлопок входной двери и мужские голоса. Дом сразу оживает, а вместе с ним и Аня — дëргается, зачем-то подскакивая с дивана и ладошками приглаживая волосы и халат. Вспоминает резко, что всё это время ходила без нижнего белья и любое дуновение ветра или неудачная поза откроет соседям, если так их можно назвать, все её прелести. Как хорошо, что в комнате было непомерно душно и привезëнный из-за границы комплект не самого красивого, но очень удобного белья, успел высохнуть. Быстро надевает на себя тонкие трусики и бюстгальтер бежевого цвета. По правде, чувствовала себя в нём Мерилин Монро и обожала по долгу крутиться перед зеркалом, принимая причудливые позы и перекидывая роскошные волосы с одного плеча на другое. Даже сейчас, когда в дом вошло неизвестное количество бандитов во главе с Юрой, девушка не может оторваться от созерцания самой себя в высокое зеркало и словно забывает обо всём на свете. Нет, всё-таки пошла она учиться куда надо — красивые вещи безмерно притягивали её внимание. — Оп-па, снова стриптизом промышляешь? Аня дëргается как от удара током и тут же поворачивается к мужчине, облокотившемуся на дверной проём, лицом. Логики в ней хоть отбавляй, показывает этим движением Юре больше, чем надо… Хотя вряд ли он в прошлый раз успел что-то не разглядеть. — Стучаться не учили?! — А чего мне стучать в свою же комнату. Тем более, что спать вместе будем, уместно ли стесняться, дорогуша? Мужчина нагло ухмыляется и входит в комнату, закрывая за собой дверь, а у Ани холодок бежит по позвоночнику, нежную кожу коркой из инея покрывая. — Это же ты для меня подготовила, да? — похотливым взглядом оглядывает девушку с головы до ног и приближается, наступая на неё всё ближе. Аня впадает в лёгкий шок, его взгляд приковал к полу и она даже пошевелиться не может, чтобы прикрыть себя халатом, наконец. Слова тоже застревают в горле, а какой-то жар расползается по телу… Какого чëрта?! — Отомри, красавица! Я голодный как волк, но овечку раньше времени калечить не буду. Надеюсь, ты хорошо готовишь. Мужчина только лишь скидывает в ящик стола мелочевку из карманов малиновых штанов и выходит прочь, оставив Аню стоять с открытым ртом и переваривать информацию. Она, и без того стоявшая перед ним фактически обнаженной, под его похотливым и чуть насмешливым взглядом, теперь чувствовала себя абсолютно голой. Его слова о том, что овечку, а значит её, раньше времени он калечить не станет, только масла в огонь подлили. Сглотнула и поспешила прикрыться, едва за ним дверь закрылась. Неловко было, стыдно даже, что ли, за свои вольности и за то, что, чуть расслабившись в его отсутствие, вновь перестала контролировать свой язык и в целом то, что делает. Снова забирается в кресло, пугливо косится на прикрытую пледом постель. Никогда в жизни прежде вместе с мужчиной не спала, даже интересно было, каково это. Только вот явно не о таком соседе по постели, способным за любую провинность её приложить чем-нибудь да потяжелее, Аня мечтала. От его взгляда под кожей появлялась сотня мелких иголочек, а когда стал наступать на неё, так откровенно снимая глазами все то немногое, что было надето, дыхание и вовсе помахало ей рукой. Счастлива будет, если проведёт эту ночь спокойно. Мельком глянула на блеснувшее в полумраке кольцо и снова выдохнула. Пора было снять его к чертовой матери, чтобы не напоминать себе о горе-женишке, из-за которого она вынуждена была все это терпеть, да только положить его некуда было. На кухне раздаётся дружный громкий смех, и у Ани по спине бегут мурашки. Надеялась, что не над её сомнительным кулинарным шедевром посмеивались, и на что голове её этот суп из ничего не окажется по итогу. Не знает, как долго его не было, потеряла всякий счёт времени за своими тяжёлыми и тревожными мыслями. Когда наконец в комнату входит Юра, на старых часах с поломанной кукушкой уже начало десятого, а сумерки за окном давно перешли в густую ночь. Если бы сейчас спросили, о чём думала всё это время и почему так забылась, с трудом бы нашла, что ответить. Всё как-то туманно было и расплывчато. Вадим и Юра — главные фигуранты картинок в её голове и причин такой глубокой задумчивости, это она знала точно. — И чего же ты постель не расправила? — этому всё смешно, всё потешается с неё как с шута горохового, а у Ани уже иммунитет скоро выработается к его подшучиваниям бесконечным. — Я не буду спать с тобой. Дай мне простынь — на полу лягу. Несмотря на то, что интерес оказаться в одной постели с живым мужчиной превышал все приличные параметры, поддаваться этому порыву Аня не собиралась, как и давать такой прямой доступ к своему телу. По крайней мере сейчас. Юра только хмыкает и тут же выходит прочь. Слуха касается то, как он слишком громко зовëт Альтаира, и Аня в который раз за день вздрагивает. Зачем он только ему понадобился? Сидит тихо, как мышь, даже сгорбившись чуть, в спинку вжавшись позвоночником, словно желая слиться с мебелью и исчезнуть из комнаты сию же секунду. Была бы безмерно рада, окажись всё так просто, по щелчку пальцев бы испарилась и в следующий миг оказалась у родителей дома, в своей теплой постели в уютной комнате, а не в этой дыре, да ещё и с сияющей перспективой спать в одной постели с плохо контролировавшим свою агрессию мужчиной. Юра возвращается в комнату первым, Альтаир за ним, неся в руках сомнительную, чуть облезлую железную конструкцию, слабо напоминавшую ей спинку кровати. Последний раз видела такие в детском саду, и спала на такой кровати примерно тогда же в последний раз. В семидесятых даже такая кровать была роскошью, это сейчас они привыкли к толстым мягким матрасам, а тогда довольствовались режущими спину пружинами и не возмущались. Она громко, так, что стоящий в метре от неё Юра услышал, облегченно выдохнула. Вот, значит, в чем его план заключался. Напугать её до смерти, смутить до ужаса, поиздеваться, чтобы накрутила себя ещё больше, а потом, проявив милосердие, притащить старую железную кровать и заставить своих амбалов её собирать. В последнем, конечно, Аня не была на сто процентов уверена, но явно не ей он это дело доверит. К счастью — обошлось. Альтаир и занёс и собрал конструкцию из одних, в некоторых местах уже поржавевших, железяк. На Аню мужчины внимания не обращали, переговаривались о чём-то своём, да она и не в состоянии была слушать — слишком радовалась перспективе спать на отдельной площади и всё еще злилась на Юру, как ему только в голову приходят такие изощрëнные методы насмешек. Спустя полчаса в комнате появилась полноценная такая кровать. Не пуховые перины, не водный матрас, но уже что-то. Бандит закрыл за товарищем дверь, вместо благодарности хлопнув того по плечу и принялся рыться в шкафу. Аня вдруг подумала, что даже с Вадимом они не были так близки, чем с этим Юрой за такой короткий промежуток времени. Он видел её грязной, плачущей, голой, злой, а теперь они будут укладываться спать совсем как парочка молодожёнов. Почему именно их? Да потому что даже с женихом в одной комнате она спать не решалась. Не хотела, скорее — они вели разный график, он издавал странные звуки во сне, а девушке просто и элементарно хотелось быть собой, а не в вечном напряжении от осознания, что на тебя смотрит твой будущий муж и оценивает каждое движение. — На вот, постелишь себе, — Юрий бросает на железные пружины стопку белья, а сверху и подушку. Открыл рот, хотел добавить что-то ещё, но быстро передумал, опять вытягивая вещь из шкафа и скользнув за дверь. Пока Юры не было — нужно было пользоваться моментом. В ускоренном режиме накрыла основу кровати тёплым пледом, затем и простынëй, лежать было жëстко, но зато подушка больше её головы раз в пять, пусть и с торчащими из неё гусиными перьями, хорошо это компенсировала. Воспользовавшись теми, вероятнее всего, последними на сегодня минутами одиночества и спокойного нахождения в комнате, Аня вновь тянется к пуговицам на халате. Не знала, сколько у неё времени, но спать в, пусть и невероятно удобном, бюстгальтере не собиралась. Мама всегда говорила, что вредно, да и самой было некомфортно, пробовала пару раз, не понравилось. И зачем только надевала, спрашивается? Расстегнула, стянула шустро и спрятала под подушку. Следом опустилась на неё сама. Хоть что-то в этой постели было мягким. В подушке буквально утонула, попыталась уснуть, лёжа на спине, но даже тусклый свет очень мешал и не давал отключить голову, чтобы отрубиться в более или менее человеческих условиях на чистом постельном, а не как прошлой ночью, вдыхая пыль из старого дивана. Выдохнула, легче от этого не стало, в голову то и дело шёл Вадик и его долг, залогом которого стала Аня. Пусть и со спальным местом все разрешилось, какое-то странное чувство внутри все равно точило и не давало покоя. Перевернулась на бок, пружины мерзко проскрипели, плед чуть застрял между железными прутьями и теперь бедром Аня отчетливо чувствовала углубление. На боку лежать было чуть удобнее, могла уставиться в стенку и под разглядывание ажурного рисунка на обоях уснуть. Прямо как в детстве. Было бы очень неплохо, произойди это на самом деле. Свет в комнате гаснет, едва внутрь входит Юра и замечает, что она отвернулась. Значит спала или по крайней мере старалась уснуть. Спустя пару секунд с тихим щелчком зажигается ночник, совсем уж тускло, на Анину сторону даже и не попадает. Слышит тихий шорох и то, как на стул опустилась ткань. Теперь до жути стало интересно, как он без одежды выглядит. Решив, что одним глазком можно и глянуть, поборов в себе стеснение, Аня с жутким, выдающим её скрипом, но с всё ещё закрытыми глазами, словно она спит, поворачивается на другой бок. Глаза чуть приоткрывает и тихо, так аккуратно, что даже губами тепла не почувствовала, выдыхает. Юра стоит спиной к ней в одних чуть свободных трусах, выпрямившись и аккуратно складывая штаны. Тусклый жëлтый свет ночника играет тенями на загорелой коже. Девушка заворожëнно впилась взглядом в расписанные чернилами руки и спину мужчины. Никогда в жизни она так близко наколок не видела и теперь даже не скрывала того, что не спит, просто широко раскрыла глаза, но всё ещё еле дышала. Юрины движения плавные, но быстрые — никакой резкости, что она замечала в нём до этого, сейчас нет и это тоже вызывает немалый интерес. Если верить наставлениям родителей — с такими дяденьками лучше не связываться. А ей интересно — вот ведь дурочка. Только сейчас поняла, что это ведь самый настоящий приключенческий фильм с ней в главной роли! Страшно, разумеется, но так любопытно… Когда выберется и расскажет подругам — те обзавидуются! Красивый главарь банды разбойников поселил её к себе в комнату и раздевается прямо при свете одной лишь лампы… Получше всяких восточных сказок будет! Аня сама не поняла, как назвала у себя в голове этого бандюгана красивым. Кажется, какой-то не тот вектор принимают её эмоции. Вспоминает отчего-то случай утренней давности, где странное тепло накатило на неё от его взгляда, а потом и в комнате… Что-то тут не чисто. Только день назад готова была этому мужику глаза повыцарапывать, а сейчас… Странно всё это, но отследить свои эмоции и реакцию получается с трудом — слишком уж много событий для пары суток. Тем временем, Юра поворачивается к ней лицом и направляется в свою кровать. Взору представляется расписанная чернилами и совсем не волосатая, в отличии от Вадика, грудь. Рукава мелких татуировок только подчëркивают рельефные мышцы рук, а пресс ровный, даже без намёка на лишние килограммы — сто процентов вырисовывался в кубики, когда мужчина напрягался. Аня чувствует себя до жути странно и благодарит Всевышнего, что Юра и взгляда на неë не бросил, иначе спалилась бы со своими гляделками, как школьница. В следующую секунду гасится свет и Аня слышит лëгкий скрип кровати под Юриным весом. Перед глазами всё ещё стоит его образ — такое количество татуировок заставляет задуматься, не отсидел ли годик-другой за очередное похищение… Мысли снова лезут одна на другую, не давая уснуть и расслабиться. Уже всё тело затекло лежать в напряжении. Боялась повернуться до того, как Юра уснëт и потревожить и без того нервную особу. Спустя минут пять лежать становится совсем невыносимо и девушка идёт на рискованный шаг — переворачивается. Жуткий, словно из самой преисподней, скрип, разрезает приятную тишину комнаты. И Аня, зажмурившись, старается принять удобную позу под аккомпанемент старых, неизвестно когда в последний раз смазанных, пружин. Только улеглась, вроде, удобно, как в тазовую косточку впивается железка и не перевернуться обратно значило бы терпеть боль. Опять этот звук и наверняка слышно его не только в пределах комнаты, но и по всему дому. Как бы эти аферисты не сбежались и не затянули одну из этих пружин вокруг её шейки. Давно такого не было, чтобы Аня пеклась о чьëм-то, кроме своего, сне. Всегда привыкшая спать в приятном уединении с собой, девушка, пожалуй, первый раз в жизни так сильно боится потревожить чужой сон. В перерывах между поворотами и ëрзаньями, слышит, как тяжело вздыхает Юрий. Тут и нужно было остановиться и замереть, но вспоминает, что на спине уснуть будет ей быстрее, чем на боку и снова крутится. Хотела уж было, для лучшего сна, задуматься о своей нелëгкой, да мысленно обматерить Вадика, как откуда-то сверху на лицо плюхается подушка, да так сильно, что нос тут же отзывается неприятной болью. — Уснëшь ты, блять, сегодня или нет?! — мужчина рядом почти кричит и, кажется, действительно нужно было остановиться минут пять назад и перетаскивать простыни на пол, потому что тот скрипит, но не так жутко. До Ани доходит медленно, но верно. Только что он запустил в неё подушкой и накричал? Чудесное «спокойной ночи», ничего не скажешь. Так обидно резко стало… Вадим, оказывается, замешан в тëмных делишках, о которых и в мыслях не было ей рассказать, родители и друзья наверняка очень сильно переживают, а эти бандиты то и делают, что бьют и унижают. Наградили халатом, скрипучей кроватью и радуются, думают, что милосерднее их не сыскать. А Аня в гробу видала этот их сервис! Убирает подушку с лица, параллельно вытирая ею тонкие дорожки слëз. Истерики будет не избежать — это она уже поняла. Слишком долго всё в себе держала, отпускала на тормозах и строила из себя сильную женщину. Этот жест с Юриной стороны сыграл решающую роль в срыве эмоций. Очень не хотелось показывать себя в таком состоянии, но наверняка ему будет всë равно, просто кинет в неё очередной грубостью, а она захлебнëтся в чувствах. Получив желаемую тишину, Юра нервно выдыхает и отворачивается, точнее в буквальном смысле утыкается лицом в кровать, стараясь отрубиться да поскорее. Завтра вставать рано, они и десятой части того, что планировали, не переделали сегодня из-за его возвращения домой и задержки там на минимум час, а эта пигалица неугомонная ещё и расшумелась. Не понимал, как в её состоянии ещё не отрубилась. Так нервы его искусно треплет уже который день, сил на это явно немало уходит, а у неё еще и крутиться-вертеться энергия остаётся. Придумает завтра, на свежую голову, задание ей поэнергозатратнее, чтобы глупости всякие в голову не лезли. Не удивится, если ей вдруг придёт в голову придушить его чем-нибудь посреди ночи. Всё-таки рискованно было с его стороны класть её в своей комнате, нужно было оставить там, где была до этого, да вот только дополнительных расходов на починку окна он не вынесет. А с Рулева деньжат за десяток проигранных карточных партий стрясти нужно было, иначе не жить ему. Думать нужно было, прежде, чем с ним за стол садиться. Вспомнил о том, какой за домом привлекательно заросший и со времен царя гороха, а именно с прошлой осени, не видавший ухода огород, а у их заложницы, как он успел приметить, слишком ухоженные для пленницы ручки, что так и просили, чтобы их работенкой погрязнее заняли. Не успевает об этом подумать, как сквозь удивительно четкий строй собственных мыслей слышит тихий скулёж и следующий за ним сдержанный всхлип со стороны второй постели. Подумал сперва, что ему показалось, сам притих, прислушиваясь, но когда всё повторилось, да к тому же чуть громче, а звуки стали ещё сильнее походить на начинающуюся истерику, убедился в своих подозрениях. И резко вспылил. Он бабских слез на дух не переносил, а от истерик вроде той, что происходила в паре метров от него, и вовсе дурно становилось. Если сперва она пыталась скрыть свои слёзы и шмыгающий нос, то спустя пару минут это получаться перестало совсем. Рыдания прекращались на пару секунд, когда она, видимо осознав, что её раскрыли, пыталась сдержаться, но рвущиеся наружу горькие слёзы были сильнее. Не стесняясь всхлипывала, шумно и обрывисто вздыхала, вздрагивала всем телом, заставляя кровать снова мерзко поскрипывать и нервируя этой какофонией Юру ещё сильнее, чем во все предыдущие разы вместе взятые. Пытался абстрагироваться, уснуть в конце-концов, но вздохи словно воздух разрезали, он аж дергался. — Блять, — нервно выплевывает шёпотом, подрываясь с кровати. Он снова был на пределе, нервы оголены и если сейчас же не успокоится, худо будет всем и вся. Даже свет не включает, отодрал бы шнурок к чертям собачьим со злости. Хватает со стола сигареты, коробок спичек и выходит, дверь за собой не закрывая, чтобы на ней злость свою не срывать, а то и с петель было сорвать недолго. От шума, что разъярённый Юра наделал, поднявшись, Аня дёргается и замирает, прикрыв рот рукой, как будто бы это могло ей помочь. Сама и не поняла, как распустила себя до такой степени, начав, просто не смогла вовремя остановиться. Рыдала на полную катушку, сил не жалея. Наивно полагала, что в нем это хоть какое-то сострадание вызовет, что он извинится хотя бы за грубо брошенную прямо в лицо подушку, но видимо ждать даже этого не стоило. И сам ведь виноват, она бы и на полу поспала, кровать эту ржавую и скрипучую никто тащить не заставлял. Воспользовавшись моментом, пока в комнате никого не было, а из приоткрытой форточки доносились покашливания и крепкий запах сигаретного дыма, Аня села и, вновь спрятав заплаканное лицо в ладонях, попыталась успокоиться. Он же убьёт её к чертовой бабушке, издай она ещё хоть один всхлип и помешай заснуть в этот раз. Не получалось. Каждый раз, отвлекаясь, всё равно проникалась душащей жалостью к самой себе и вновь начинался круговорот слез в природе. Юра в это время морозил задницу, сидя на пороге дома, даже ничего не подстелив, и успокаивался своим излюбленным способом, пачкой сигарет в непременно красной упаковке, покрепче, чтобы аж в лёгких щипало. Этим кашель себе и заработал. Не такой душащий, как у его отца, но если курить станет слишком часто и в таких количествах, как сейчас, когда пальцы тянулись поджечь уже третью сигарету, недалеко от него уйдёт. Ведь весь день хотелось Аню либо приложить чем-то тяжёлым по башке, чтобы не нервировала, как утром своими выкидонами и сейчас скрипом кровати с последующей беспричинной истерикой, либо… А что либо? И думать о том, чтобы воспользоваться ею не мог. Для них она не привлекательная женщина, а объект, взятый в залог, чтобы долг с её женишка поскорее выбить. Какой реакции он ожидал от своего тела, когда врывался в импровизированную ванную по первому же её зову? Не ожидал же, что мыться она будет в одежде. Сигарета снова прижгла пальцы, последнюю даже не выкурил толком, истлела вся, пока он размышлял о том, какая же несговорчивая пленница им попалась. Любая другая сидела бы себе тихонько и тряслась от страха, а этой ещё и смелости пререкаться хватило. Осознав, что слёзы лить она вряд ли так быстро прекратит, учитывая, до какой степени она вогнала себя в безвылазное состоянии истерии, решает сделать хоть что-то, чтобы сон свой спасти. Бычок остаётся тлеть в старой консервной банке, что служила пепельницей. В прихожей было душно и слишком пыльно в воздухе. Юра, миновав приоткрытую дверь, из которой звуков теперь исходило меньше, но были они не менее жалобными и до смерти его раздражающими, идёт на кухню и черпает кружкой из ведра ледяной колодезной воды. Пить не захочет, так на голову выльет, может хоть так успокоится. Сидит, подогнув к груди изодранные колени, нервно пытается поддеть образовавшуюся на них корку и всхлипывает, следом шумно выдыхая. Такая ещё девчонка, с ума сойти. Сколько ей лет даже не знает толком, гляди и восемнадцати нет, схлопочет себе статью сейчас, если Рулев окажется совсем уж тупым и пойдёт в ментовку. — Пей, вытирай сопли и спать, пока я тебя не треснул это кружкой, — протягивает ей тяжёлую эмалированную посуду, что от холода аж конденсатом покрылась. И Аня, кажется, от этой угрозы и его серьезного, сердитого тона вся замерла словно. Не до шуток ему было. Оправдаться было единственным способом сгладить его гнев. Залпом осушает кружку, от холода сводит зубы, она чуть морщится и протягивает кружку обратно. От питья дрожь поутихла, слёзы уже не душили так беспощадно. Глаза на него боится поднять, чашка со стуком опускается на стол, свет снова выключается. — Я не специально скриплю, так получается, — вытягивает, чуть заикнувшись, снова с треплющим нервы скрипом опускаясь на пружины и вздыхает. Точно приложит, и плевать на эти оправдания. — Заткнись уже! Иначе я тебя на улицу выброшу, — зло выдыхает, отворачиваясь к стенке и укрываясь одеялом по самые уши, чтобы нервирующих звуков не слышать. Впасть в глубокую фазу сна у Юры так и не выходит, все прислушивается. Ни звука с её стороны до утра не было слышно, во сне только что-то про маму пробормотала и то, так тихо и быстро, что он едва вспомнил об этом утром. Так и проспала на спине в одном положении, чувствуя, как от упирающейся пружины немеет нога. На утро синяк останется.