Сердца богов

Цюань Ичжэнь так и не воскрес. Не то что бы Инь Юй надеялся. Боги не воскресают, умирая. Тем более умирая так. Отдав свою жизнь другому, совершив страшный грех против всего мироздания. Но... ему хотелось надеяться. Хотелось верить хоть во что-то. Иначе зачем он живёт? Всё ещё. Работа на небесах налажена наконец-то подобно точно устроенным механическим часам. Каждый винтик на своём месте, каждый делает свою работу, всё правильно, всё верно. Новые боги возносятся, старые боги уходят. Только Инь Юй остаётся на своём месте. И Его Высочество Се Лянь. Но они с Хуа Чэном вне времени, как были всегда. Вечно юные, живые, несмотря на то, что один из них мёртв, влюблённые и счастливые. Хуа Чэн иногда заглядывает, будто по привычке проверив, как Инь Юй выполняет свои обязанности. И ему хочется вернуться в те времена. Когда всё было так просто. Просто убегать, просто бояться, просто ненавидеть и вместе с тем желать. Чего желать? Кого? Его память не так безупречная как у демонов и порой Инь Юй начинает забывать, почему так долго смотрит куда-то в одну точку. Вечно молодой, но и бесконечно старый, уставший от не-жизни. Этого ли хотят люди, становясь богами? Получая бессмертие, власть, не увядающую красоту? Для чего это, если ты даже самому себе не нужен? Он так и не вернулся? Кто он? Уже не помнит... Только Хуа Чэн иногда смотрит как-то понимающе и слишком печально для демона, да Его Высочество отводит взгляд. Истёрся за столетия, тысячу лет и голос, и цвет глаз, и запах его волос. Только иногда что-то свербело в голове, те самые последние слова, которые всё ещё обжигали болью. Почему ты меня оставил? За что? Что я такого сделал, что ты наказал меня - вечной жизнью, в холоде, в одиночестве, в беспамятстве? Это ли не наказание - тосковать и не помнить по кому? Давно уже не приходили новые боги. Так давно, что Инь Юй лично попросил Хэ Сюаня занять место Бога Воды. Некому больше, а демон и раньше не сильно лютовал. Уж не хлеще некоторых богов. И не им, богам, прожившим века под управлением Белого Бедствия, роптать. Ещё через триста лет вознёсся Бог Ветра. Им оказался сухой, некрасивый мужчина с запавшими глазами. У него были тонкие губы, ломкие волосы и глухой голос. И, тем не менее, Хэ Сюань не спускал с него взгляда с самого первого мига. Ходил незаметной тенью, всюду следовал. И так отчаянно плохо прятался, что люди стали строить парные храмы - снова. Богу Воды и Повелителю Ветров. У того мужчины был хриплый, каркающий смех, а ещё он сильно хромал, но Хэ Сюань смотрел на него так, будто не видел зрелища прекраснее и болезненнее одновременно. Инь Юй наблюдал за ними иногда. Зачем? Он не помнит. Не мёртвый и не живой, практически сросшийся со своим троном, ему не нужны ни пища, ни сон, он будто и сам - условно ожившая статуя. Однажды только пришёл Повелитель Ветров и что-то сказал тихо-тихо. Инь Юй не помнит, что. Это было так давно. Но с тех пор у того исчезла хромота и сломанная рука тоже исцелилась. Бог не стал красивее, нет, но появилась какая-то тихая грация, а ещё Хэ Сюань перестал объедать небесные пиры, вместо этого лежа щекой на коленях Бога Ветра как верный пёс, наконец-то обретший хозяина. Повелитель Ветров в такие моменты смотрел на него с отчётливой грустью и болью, оглаживал впавшие скулы и выпирающие крылья лопаток и что-то шептал. Демон молчал, только вжимался лицом в его живот или колени. Всё меняется. А тот ребёнок, вознёсшийся на небеса, вырос под присмотром Ветра и Воды, став новым Богом Земли. Ему дали ту же лопату, он был будто отражением давно канувшего в лету Мин И. Холодный, замкнутый, стянувший своё тело и красоту чёрными одеждами и простой лентой для волос. Его и звали так же, не зная настоящего имени, и боги, и люди звали его Мин И. И тот откликался. Неохотно, почти с равнодушием выполняя свои дела, чтобы снова вернуться на Небеса в свой строгий, небольшой дворец, где не было ни одного прислужника. Иногда заглядывал в дворец Небесного Императора отдать отчёт. Все они время от времени заглядывали по делам. И исчезали, уходили. Как и он. - О чём задумались, Ваше Императорское Величество? - участливо поинтересовался Се Лянь, попивая чай из тонкой фарфоровой чашки. Хуа Чэн, становившийся на их посиделках век от века всё молчаливее, дёрнул плечом, не глядя забрасывая в рот какое-то пирожное. Боги Ветра и Воды, присутствовавшие тоже, переглянулись. Напрасный вопрос, уже несколько столетий от Инь Юя не слышали ни звука, все вопросы он решал кивками и жестами, будто в раз разучившись воспроизводить человеческую речь. - Хочу, чтобы он вернулся, - прозвучало тихое, почти неслышное. Тёмные глаза смотрели мимо них всех. Не видя никого. Совсем. Се Лянь в молчании коснулся руки Императора, но тот даже не обратил внимания, снова застывая едва ли дышащей статуей. Даже Хэ Сюаню встал кусок поперёк горла, а Повелитель Ветра и вовсе выглядел так, будто внутри него что-то разбилось. Хуа Чэн молча подал руку своему принцу, выводя из-за стола и прощаясь кивком. Ему ответили только двое из трёх. Как и всегда. Инь Юй снова остался один. Как и всегда. Он замер в ожидании. В ожидании чего? Кого? Мир со временем растерял последние краски и он будто бы погрузился в вечную дрёму, полуприкрытыми глазами наблюдая за миром. Как он меняется, как рождаются и исчезают страны, люди, боги... Инь Юй устал от жизни, но даже не думал о смерти. Сама мысль об этом казалась греховной. Почему? Потому что кто-то когда-то хотел, чтобы он жил. Только вот жизнью это - не назовёшь. От стены отделилась чёрно-белая тень, обернувшаяся в красивого мужчину с благородными чертами лица и непослушными (никто, кроме него это не знает) пушистыми волосами, стянутыми в настолько тугой пучок, что лицо мужчины замерло стеклянной маской. Он был одет очень просто, совсем не подобающе богу. Он был тих, скромен, молчалив и не заметен. Не претендовал никогда на заслуги, всё делал молча и был самым скрытным богом из всех. Он тихо подошёл к не видящему никого и ничего богу и аккуратно взял за руку. Подержал, надеясь, что пальцы дрогнут, хотя бы оттолкнут, но не дождался отклика. Взглянул в глаза. А в них - бездна. Бездна пустоты и одиночества, которая в конце концов пожрёт тебя изнутри, не оставив ничего. Мотнул головой, будто по привычке отбрасывая роскошную гриву за спину, переступил с ноги на ногу. Перевернул чужую безвольную ладонь тыльной стороной вверх и поцеловал в самый центр, припадая к ней как жаждущий к роднику, как влюблённый к бездыханному телу любимой. Замер, отпуская себя и свои духовные силы, заставляя их течь по чужому телу, пытаясь хоть так - достучаться. Длинные ресницы дрогнули, и рассеянный, плавающий взгляд с трудом сфокусировался на бледном красивом лице. - Кто ты? Даже голос стал другим. Совсем тихий, едва слышный, будто богу когда-то залили горячего металла прямо в горло. И его и самого изнутри обожгло болью так сильно, что, будь он человеком, умер бы на месте. Чёрно-белое божество стекло к чужим коленям, обнимая их и замирая, будто ожидая, что его прямо сейчас отходят по спине плетью. Сейчас ведь можно? Он ведь так старался. Он был незаметным, он лишился честолюбия и дурного характера, он живёт тихо и спокойно, он никому не приносит бед, никого не раздражает, никто не страдал от его привязанности. Теперь ведь можно? Хотя бы раз. Прикоснуться, прижаться, вспомнить. Вспомнить о боли, о бесконечной боли любви. - Шисюн... Пожалуйста, позволь мне остаться. Старая лента, которой он перетянул свои волосы, будто не выдержав напряжения, лопнула, и буйные, пушистые кудри укрыли спину небожителя. Он всхлипнул, вжимаясь лицом в чужие колени, прячась и от холодного, не узнающего взгляда, и от бесконечной боли разрывающей его изнутри. Он не видел, но почувствовал, как чужие, ослабевшие пальцы вплелись в его волосы. Скорее ощутил, чем услышал, глубокий, очень глубокий вдох. Инь Юй стёк со своего трона, падая на колени и зарываясь лицом в чужие волосы. А они пахли-пахли-пахли. Полевыми цветами и пылью, перечной мятой и солнцем. Инь Юй дышал как в первый раз, боясь выдохнуть и не имея возможности перестать дышать. Как будто не дышал все эти столетия. Сколько лет прошло с тех пор, как он ощущал какой-то запах? Видел цвет? Двигался? Касался кого-то? Сколько времени прошло с тех пор, как его разум был ясен? Когда он забыл? Забывал ли? Или было слишком больно безнадёжно вспоминать? - Шисюн... Позволь мне остаться, - донеслось до слуха. - Я исправился, я больше не буду шуметь и поступать безответственно. Я не хочу славы, я не хочу богатств и влияния. Я уже ничего не хочу. Позволь мне остаться? Он распахнул глаза, слыша голос и не понимая слов. - Разве ты не вернулся? Разве не вернулся? Ко мне? В ответ он услышал самый горький, самый жалобный плач, который только может быть. - Я вернулся... Я вернулся... Я всегда вернусь к тебе... Всегда найду... Поэтому, пожалуйста, можно я останусь? Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста. Инь Юй не слышал слов. Только голос. Любимый-любимый-любимый голос. - Не исчезай, - прозвучало тихо и ломано. - Не исчезай-не исчезай-не исчезай. Его лицо обхватили ладони, большие и тёплые. Как и раньше. Пальцы коснулись тонкой кожи век, вытирая слёзы. Ему улыбнулись такой же изломанной, убитой улыбкой. - Почему ты плачешь? Ты не должен плакать, ты такой красивый... - Не уходи, - жалобно. - Не уходи. - Я здесь. Слышишь, я здесь. Я вернулся. Я так давно вернулся, а ты и не заметил. Инь Юй обнял в ответ, вцепляясь, вжимая, врастая. Память обрушилась безжалостной тварью, раня и раздирая тупое онемение, налипшее за века. Инь Юй сжал слабые пальцы в кулак и едва ли ударил - слабо ткнул чужую грудь. - Я так ругал тебя. - Я знаю, шисюн, - проворные пальцы стянули заколку и погладили по голове. - Я так ненавидел... - ... Я знаю, шисюн. - ... себя. Зачем, зачем ты сделал это, дурак? Зачем?.. - простонал и заплакал в голос, ругая и кляня. - Зачем? Глупый-глупый-глупый, что ты наделал? Я так ждал, так ждал, а тебя не было... - Я здесь. Я вернулся. Он изменился. Выцвели краски, цвет глаз стал темнее и гуще, лицо было бледным от недостатка солнца, а черный цвет совсем не шёл, сжирая красоту. Оба они изменились. Один умер, оживляя, другой жил, словно умер. - Больше никогда так не делай, - сказал чуть громче, заставляя себя говорить. - Не могу, обещать, - ответили без былого запала и порывистости. Сильные руки притянули в объятия и давно утерянное тепло обволокло так нужно и так правильно. Так больно. - Но могу пообещать, что всегда буду возвращаться к тебе. Инь Юй дёрнул уголком губ и посмотрел сквозь туманящие взор слёзы в чужие глаза. Самые родные, самые драгоценные и любимые. - Цюань Ичжэнь. - Да? - В следующий раз я пойду следом, чтобы не ждать. И на худом, бледном лице ожила улыбка. Как и когда-то давно, наивная, влюблённая. Для Цюань Ичжэня Инь Юй всегда был единственным богом.