В плену

Бакуго передал письмо королю на следующий день. Тот пребывал в лучшем расположении духа и больше не выглядел удручённым. Приняв письмо из рук любовника, он пробежался глазами по написанному и тепло улыбнулся. — Спасибо, Кацуки. Я не представляю, как тяжело тебе далось это решение. Обещаю, ты не пожалеешь, — заверил Тодороки и тут же приказал слугам отправить письмо варварам. Кацуки промолчал. Ему действительно было не по себе, словно он взаправду готов был сдаться. Он чувствовал себя слабым, а это было отвратительно. Взглянув на Шото, он задумался, насколько тот был глуп, раз не видел обмана. Втянув его в объятия, Бакуго ткнулся носом в его шею, чтобы спрятать лицо. Оставалось просто немного подождать. Скоро он вернётся домой, и череда этого маскарада закончится. Теперь, когда он жил в одних покоях с Тодороки, он не знал, куда деться. Всё внимание короля было направлено на него. Пусть физическая близость с ним была приятна, вот только притворяться влюблённым дураком становилось сложнее с каждым днём. Бакуго держался из последних сил. Такая жизнь явно была не для него: никакой работы, никаких забот. Единственными его развлечениями были прогулки и неизменное чтение книг. Он даже не общался ни с кем, кроме Шото. Пусть Кацуки и не был любителем побеседовать по душам, даже ему не хватало общества. Он бы никогда в этом не признался, но он скучал по своим родным, по друзьям. Несмотря на то, что его отношения с родителями были достаточно натянутыми, он старался навещать их и следить, чтобы они ни в чём не нуждались. Они наверняка скучали по нему. Как и Киришима. За несколько лет их дружбы Бакуго привык к тому, что они всегда были вместе. Ему полюбился бесконечный трёп советника, и без него теперь было ужасно некомфортно. Он тосковал даже по вечному нытью Мидории — его друга детства. Ему хотелось на родину. Из мыслей о родных землях его вырвал Тодороки. Он оставил на щеке Бакуго поцелуй и провёл ладонью по его плечу. Варвар бросил на него пустой взгляд, который король наверняка истрактовал по-своему. Он-то ведь думал, что его любовник просто сомневался в правильности решения о заключении мира. *** Спустя два дня Кацуки навалился на Шото, едва проснувшись. — Я больше не могу сидеть в этом замке. Поехали в лес, — он приник к шее короля, чтобы незамедлительно покрыть её поцелуями и поскорее склонить его к своей идее. — Кацуки… — растерялся Тодороки, но все равно обнял любовника, подставляясь под ласки. — Если ты до сих пор мне не веришь, возьми с собой стражу, — настаивал Бакуго, приподнявшись над королём, чтобы поймать его взгляд. — Сколько угодно стражи. Можем поехать на одной лошади, чтобы я точно не сбежал. Если мы никуда не выйдем, я загнусь от тоски. По утрам волосы Шото были ожидаемо растрёпанными, а рубашка для сна была помятой. На его плечах алели следы их близости, не скрытые под слоями одежды. Засмотревшись, Кацуки резко наклонился и укусил его за плечо. Тодороки зашипел от неожиданной боли и попытался отстраниться. — Хорошо. Я распоряжусь, — он тихо рассмеялся, не прекращая попыток выползти из-под любовника. Бакуго не спешил отстраняться. Последние два дня он был сам не свой. Его переполняли эмоции. Жуткое беспокойство мешалось с тоской, временами сменявшейся радостью. Спустя столько времени он наконец-то окажется дома.