.⸙͎История с продолжением....⸙͎

              ꧁ꯦ꧂          » ✥ «                                     .    •    ✷    •     . —————~ஜ۩۞۩ஜ~————— Лепестки сухих кустов. Часть пятая из цикла "История с продолжеием"... Написано с метками «Для галочки», вымышленная болезнь «Ханахаки». И необычная болезнь «Хахинахи» ...Гуляли в детском парке второй день. Врач лечащая утверждала, что ребенку становится лучше. Я этому не верила. Дурное материнское сердце сомневалось и беспокоилось. Неделю назад летели на «Скорой помощи» в первую детскую городскую больницу. ...Я становилась постепенно профессиональным вынюхивателем ацетона. Второй ребенок развивался странно. Всегда задумывался, перед тем, как заболеть. И прекращал на это время есть, и пить… Ребенок еще не жаловался, был задумчивым и вялым… Потом начинал выкашливать болезнь, как першение и неудобство в горле. Он доводил себя до рвоты. А я металась рядом и вынюхивала. И, если после пятой рвоты, ребенок, как тот огнедышащий ящер - дракон, выдыхал вместе с горячим, болезненным воздухом, пары ацетона, так, что запах ацетона унюхивался в выдохе ребенка, то можно еще было надеяться, что все обойдется. Ребенок переболеет и выздоровеет… А если запах ацетона появлялся в моче, то надо было, срочно обнюхавши горшок и его содержимое, немедленно вызывать «Скорую помощь»… Потому что тесты на ацетон в моче в аптеках города не хранились и не продавались. Купить их было нигде нельзя. А на запрос - просьбу обеспечить лекарственным оборудованием - тестами, медицинские начальники всегда отвечали отказом... И приходилось вызывать "Скорую помощь" и тыкать полным горшком в нос всей бригаде, приговаривая: - У нас запах ацетона в моче. – И надо было показывать тазик, поясняя, насколько обильна была у ребенка рвота… ...Летели на «Скорой», предварительно убедивши бригаду из фельдшера и врача, с помощью шоколадки и коробки конфет, что нам инфекционная городская больница не показана, что мы постоянные пациенты первой городской детской клинической больницы, что нас, с ацетонимической рвотой всегда подбирает отделение гастроэнтерологии… Летели в ночи́. От света фар разбегались деревья и кусты. Последний куст шарахался в сторону, когда фургон «Скорой» сдавал задом и устанавливался напротив крыльца… Чуть - чуть позевывая, показывалась из лвери дежурная нянечка. Она долго искала врача и дежурную медсестру… Все вместе врачи больницы зевали, заполняли анамнез, предварительный диагноз, прогноз на лечение ребенка и все бумаги, потом отпускали «Скорую»… Меня трясло… Я справиться с дрожью не могла. Вот что бы я ни делала, как бы ни берегла ребенка, он прилетал в больницу, как шарик игрушки Уйди - уйди так, точно был привязан к больнице короткой резиночкой… И только в больнице, наевшись противорвотных уколов, проколовшись лечебными системами начинал успокаиваться… Ночь в городе. Большое окно в палате - боксе первого этажа. Мерцают фонари, очаровывают, переливаются дрожащим светом. Ребенок умаялся после всех лечебных мероприятий, наелся порошков и спит. Сидишь рядом, сторожишь, детёныша наблюдаешь и вечный ночной непокой города слушаешь… Подъехал мотоцикл. Мотоциклист подсадил девчонку в седло позади себя и увез… Немного погодя вдалеке заорали, заухали… Так возвращается подгулявшая компания, шумит и зовёт отставших друзей... Ночь в центре города, в каменных городских джунглях… Больница внутри города, как островок… Еще не спасения, только лишь обещания, намека… А утром приходит врач. Подтянутая, в халате, перетянутом поперек тугим поясом, серьезная и неумная… Пытаюсь ей рассказать, что жаловался на горло ребенок, а она смотрит на коленки детеныша и спрашивает: - А синяки откуда? – Смотрю вслед за ней и вижу, что коленки все в синяках. И понимаю, что обвинение серьезное. Людей и за меньшее лишали родительских прав. Не ставила никогда ребенка в угол коленями на горох, на соль или на гречку! Стою рядом, молчу и оправдаться не знаю как. Врач смотрит на меня, с каждой секундой все более подозрительно. И тут мой ребенок, неполных двух лет, прыжком взлетает вверх из детской койки! Со звуком: «Бум!» приземляется коленями на перильца кровати и переваливается на рядом стоящий пеленальный столик… - Вот! – Объясняюсь тогда. – Весь день прыгает так. Поэтому и синяки набиваются на коленях… Гуляли второй день в парке. Наш ежедневный лечащий врач лечила нас модными лекарствами и порошками от рвоты. Она была уверена, что ребенок на поправку идет... Парк находился через дорогу, напротив больницы. И я переживала, как свое третье свидание, еще одну встречу с ним, парком Детским, знакомым со времен моего детства и юности… Вот здесь стояли качели, вот тут была карусель. А здесь со звучным шумом: «Шух!», «Шух!», раскачивались качели - лодочки. Я их побаивалась после того, как один раз нас, интернатовских детей, на экскурсию в парк привели. Мальчишка - четвероклассник, мой одноклассник, спасаясь от учительницы, метнулся в сторону, не рассчитал и попал под днище большой железной лодки. Ему рассекло всю щеку, вызывали «Скорую помощь», везли в больницу, шили лицо. Остался после лечения большой заметный шрам. Теперь парк уменьшился. Его сжимали новостройками дома. Исчезли качели и карусели. Но слон бетонный и жираф железный сохранились. Меня приводила мать сюда. С девчонками - одноклассницами, если их выпускали из интерната. Кормила моя мать мороженым всю компанию, водила детей в кафе, катались на слоне, по его железному желобу – хоботу скатываясь.. И старшую дочь приводила я сюда. Грустила тогда. Завод стоял, банкротился. Денег на жизнь совсем не было. Ребенок маленький об этом не знал. Катался на слоне, лез к жирафу и был счастлив… Теперь хожу с младшим ребенком вокруг слона. Один он только сохранился из всех сокровищ и игровых мест парка. Слон постарел. Его хобот был починен. Залит бетоном так, что теперь хобот стал шершавым, и ребенок на слоне только застревает, а не скатывается… ...Нас била лопатой по голове девочка Агата. Мы с мамой Агаты вели умный разговор. Я восхищалась мамой Агаты, как симпатичной новой знакомой, ее воспитанием и покупкой для развития ребенка музыкального инструмента - синтезатора… Трехлетняя Агата, без объявления войны, вдруг вмазала лопатой сверху, по моему ребенку. Ей это было легко. Она оказалась старше и выше на целый год. Тащила зареванного ребенка и понимала всю прелесть группировки детей по росту, возрасту и по годам, в яслях и детских садиках… И снова гуляли в детском парке третий день. На днях с ребенком выписывались. Ходили вместе с мамочкой другой. Детишки были равных лет, ровесники. Я вспомнила детство, свою собственную мать, купила всем по мороженому… Нас выписали, мы пришли домой. Ребенок был кислым. Не стал обедать, отказался от всякой еды. Я хмурилась и обреченно переживала за продолжение болезни. На следующий день ребенок с утра не встал. Был весь горячий, не разговаривал. Сбегали в больницу, сдали кровь по cito!(цито). После обеда нас искали всей регистратурой, потому что воспалительный процесс, определяемый по анализу крови, был в самом разгаре, воспаление сильное. Опять едем в больницу. Мелькают машины и кусты. Приемный покой. Я заупрямилась и отказалась ехать в первую детскую, раз там ребенка не лечили и не вылечили. Свезли в областную детскую больницу. В больнице областной на госпитализацию не захотели брать. Сказала: - В инфекционную не поеду! Мы в городской больнице пролеченные! И два часа препирательств. Ребенок на руках кис и вял… Нас сунули инфекционное отделение больницы, в бокс. Соседом был мальчик, надрывно кашляющий. Бокс оформлялся в обе стороны большими стеклянными окнами. Смотрела в бесконечные прозрачные стенки сплошных боксов. Все время казалось мне, что продолжалась и дробилась я сама, среди других, бесконечных мамочек, все как одна, в затрапезных больничных халатах, все суетятся около маленьких больных детей, худющие, встрепанные, с глазами красными, как у вампиров, от общих забот и недосыпания… Наш распорядок больничный был прост. Укол с утра. Ингаляция. Отказ ребенка от завтрака. Выпаивание принудительное сладкой водой перед обедом. Ингаляция. Ещё укол. А вместо тихого часа выпускали погулять. Из разных больничных выходов,чтобы больные из разных боксоа не пересекались, а выходили в больничный садик, различными потайными тропами… И чувствовала себя скучно и странно, ненужным приложением с невостребованным функционалом, только лишь потому, что бессмысленно переставляла ноги, выгуливая больного ребенка. И не было главного, в неухоженном больничном пустыре, а не саду… Свободы не было, обычной человеческой свободы, а не обязанности режиму подчиняться, тому малоосмысленному больничному распорядку, который давит и тяготит... Любила ребенка, наверное я, поэтому терпела, терпела, терпела… Слушала, как орет репродуктор дурацкую песню: - Лепестки сухих цветов Ветер соберет в ладонь… И понимала, что свобода, счастье и жизнь близко… Никто не удержит. Охраны рядом нет. А через несколько шагов улица и настоящий парк начинается. Вздыхала и поворачивалась назад, отыскивать тайный проход в свою бокс – палату… У чахлого куста ребенок остановился, согнулся в кашле и долго кашлял, потом выплюнул зеленый шматочек. Густая мокро́та подвисла на кусте. Она не собиралась растекаться! Она на глазах обвисала, формируясь в листочек! И начинала надеяться я! Совсем измучилась. Детские болезни заразительны! А я с собою даже тапочки домашние не взяла. Забыла, когда собирались второпях, готовились, ожидали перевозку – «Скорую». Ходить в двойных целлофановых бахилах по каменным и цементным полам, было, вроде бы, нечувствительно, но ногам холодно. А через ноги простужался весь организм. И без того обкашливаемый с разных сторон захлебывающимися в бронхитах малышами - пациентами. Сейчас смотрела на дивный и новый листочек сухого куста и начинала надеяться, в первый раз, за все это кошмарное время, что ребенок болеет обыкновенным бронхитом, получает лечение и вылечится он от этого мучительного сухого кашля… А лечащий врач - ординатор хмурилась. Ребенок кашлять не переставал. Я тоже болела. Мне тапочки старые нашла кастелянша. Но простудилась и заразилась я. Врач лечащий приглашала на консультацию врача по почкам - нефролога… Пожилой врач смотрел ребенка. Крутил его перед собой в руках, стучал по пояснице. Ребенок отвечал согласным кашлем и не сознавался, что поясница болит, как ей положено при заболевании почек - пиелонефрите… Нефролог морщил седые кустистые брови, потом сказал: - Я с Вашим лечащим врачом консультировался. Вы отлежали в детской городской больнице с диагнозом «Ацетонимическая рвота» и «ОРВИ». Поэтому, я думаю, у Вас развивается почечное заболевание - пиелонефрит. Смотрела на врача вопросительно. Видала, как лежат вповалку и мучаются от болей в спине, знакомые, что ждали «Скорую» и болели нефритом. Никто из них не кашлял, тем более так, взахлеб, что, кажется, с каждым новым приступом выкашливал себе легкие… А врач - нефролог продолжал: - Я поменяю вам антибиотик, назначу сумамед. - Спасибо антибиотику! - Тогда я сказала. – Ругают, ругают его врачи. Поносят всячески, никогда пить не велят. А стоит попасть в больницу, как начинают назначать антибиотики разные… Спасибо, что не обижаются антибиотики на нас. Работают за всю нынешнюю медицину. И сумамеду, который Вы сейчас назначаете, ему ведь все равно, какую болезнь лечить. Он может одинаково бронхит лечить, что выше пояса ребенка гнетет. А может лечить и любую болячку ниже пояса, из мочеполовой системы… Нефролог важно покивал, соглашачсь со мной… Он примерялся как правильно в карточке ребенка свой диагноз и лечение почек прописать... С ним рядом, в очередном приступе надрывного и затяжного кашля, мой маленький ребенок задыхался… —————~ஜ۩۞۩ஜ~—————               ꧁ꯦ꧂          » ✥ «                                     .    •    ✷    •     . ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ･ﾟﾟ･💀✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ ･ ･ﾟ･✻･ﾟﾟ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ ･ﾟ･✻･ﾟﾟ･✻･ﾟ･✻✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ･ﾟﾟ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ ･ ･ﾟ･･ﾟﾟ💀 ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ ･ﾟ･✻･ﾟﾟ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ･ﾟﾟ✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ･ﾟﾟ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ ･ ･ﾟ･✻･ﾟﾟ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ💀 ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ ･ﾟ･💀✻･ﾟﾟ･✻･ﾟ･✻･ﾟﾟ