Суперсвятая

Пролог 1. По утрам мои веки болят. Из-за этого порой просыпаюсь раньше будильника. Моя маман говорит, что я слишком худая. Иногда мне кажется, что, когда я сплю, она закачивает в моё тело пищевой раствор, чтобы я потолстела. Не знаю, связано ли это с болью век. Серебряный крестик на моей груди иногда зажигается огнём, но ожоги заживают к утру. Во сне я ощущаю, как серебро с характерным шипением прожигает мою грудную клетку; громко кричу, но не могу проснуться. Кажется, этот крестик когда-нибудь меня убьёт, но я не снимала его с трёх лет, если не считать те моменты, когда чищу его зубной пастой. Папа иногда бывает в моей комнате. Когда меня там нет. Почему такого не делает моя мать? Она всегда стоит на стрёме. Небольшую предысторию расскажу, чтобы вы не терялись. Свою первую икону я поцеловала в три годика. Ощущения не из приятных, на моих губах отпечаталась чья-то помада. Тогда я подумала, что святой Пётр просто был особенным. Потом поняла, что до меня его засосала сердобольная прихожанка с тремя слоями дешёвого марафета. Странно, что я после такого не стала лесбиянкой (хотя…). Я в храме шестнадцать грёбаных лет. Ты почти привык к колоколам, а я родилась под ними. Этот звон в моих ушах постоянно, я пропитана ладаном, парафин церковных свечей под моими ногтями. Прости господи (Господи), но я Иисуса знаю, будто, миллион тысяч лет, я в своём познании настолько преисполнилась, да мне похую, какие у тебя там тачки ПРОСТИ, ОТВЛЕКЛАСЬ. Мой отец – иерей (или если будет угодно – просто батюшка) Церкви Вознесения Христова, чьи матово-чёрные с золотыми вкраплениями купола можно увидеть из окна моей комнаты в нашей квартире на третьем этаже. Отец, как отец: мужик 40+, который не имеет ни малейшего представления о том, как общаться с дочерью; у него едва заметное пузико и дьявольски добрые глаза. Когда-то, прожив четверть своего беспокойного века, папа, будучи тогда простым диаконом, проходившим практику в одной из церквей в Ленобласти, повстречал милую и чистую (как гласит история) девушку. Это была любовь. ЛЮБОВЬ от первого и до последнего дуновения ладана. С девушкой этой они обвенчались, поженились и стали жить-поживать. Когда ему было тридцать или чуть больше, девушка эта родила ему дочь, и он стал отцом; обрадовался, а потом вспомнил, что и так отец. Отец Михаил. Отец Михаил, помешанный на своих прихожанах настолько, что практически живёт в своём храме. Отец Михаил – мой личный Иисус в семейных трусах, которого я вижу каждый вечер в коридоре, выходя из душа. Оставим ненадолго моего отца и перенесёмся в тихое скудное на солнечные лучи питерское утро. Мама в очередной раз приготовила мне четыре гренки с чаем и сказала, что я не выйду из-за стола, пока не съем хотя бы половину из них. — Серафима, ты чего так рано легла вчера? — спрашивает мама. Раньше мама была совсем миниатюрной и только в последние годы стала набирать вес. Но даже десяток килограмм не испортил её фигуры в форме песочных часов. Просто формы стали более пышными. У мамы сегодня выходной, а потому – она в безвкусном домашнем узорчатом халате по колено и с короткими рукавами. — Устала, мам. — Прямо в восемь, как пришла. Случилось чего? А моя мама - мать его, сканер, у которого каждый раз "почти получилось". Понимаю, резкий переход в повествование, но это, чтоб вы сильно не зависали: Анашу я курю уже года два. Ну... сначала раз в полгода, потом раз в месяц… Сейчас мой мальчик дует её без остановки, а значит и я тоже - уже почти три месяца, блин))))) С Тошей мы встречаемся почти полгода, но я отсчитывала с момента первого секса, а он, наверное, с момента первого свидания. Так вот, вчера этот бесяра накурил меня, как суку. Это всё хи-хи-ха-ха, девочки, но я жутко запаниковала, подорвалась и полетела домой - только трусы и успела нацепить (свои религиозные трусы, но этом чуть позже). Сердце колотится, пот - ручьями, что-то не так, что-то не так. А при моём образе жизни всё должно быть ТАК, КАК НАДО. Но об этом позже. Короче, Тоша жил на Василеостровской, а я – на Балтийской. Путь неблизкий, а потому – пришлось мне в дороге несладко, да ещё и пересадку проебала и пришлось ехать обратно. Все смотрят на меня в метро, весь ёбаный вагон, даже одноногий с коробкой! И что я, вообще, по жизни делаю, что все на меня так пялятся, ну да, скромно одета, папа мой – батюшка, человек хороший, хоть и, прости Господи, набожный до чёртиков… - по накуре мысли путались в голове, а загоны наслаивались друг на друга. Короче, припёрлась домой в восемь, хотя могла бы и к девяти. Чудо, что мать не присматривалась, хотя она, порой, может доебаться похлеще околофутбольщиков. Посмотрев на себя в зеркало, я всё же перекрестилась на всякий. И завалилась спать до следующего утра. — Так, нормально ешь, — говорит мать за моим плечом. Почему-то она всегда стоит за моим правым плечом (как ангел), чтобы я не перепутала её голос с голосом Кати, то есть моей Коси, мрр (но о ней позже). — Мам, больше не лезет, ну… Я съела почти две гренки! И правда, больше не хотела! За прошедшую ночь мама закачала в моё тело очередную порцию питательного раствора, и я ощущала, что поправилась ещё на кг, хотя не ела ничего почти двенадцать часов! Ах, если бы я только могла проснуться в один из таких моментов и спалить её, стоящей над моей кроватью с огромным капающим шприцом в руках! Но похоже, перед тем как войти ночью, она впрыскивала в мою комнату некое подобие газообразного снотворного, которое ещё глубже погружало меня в сон. Эта женщина способна на такое – уверяю вас! Она помешана на еде! — Доброе утро, дочь, — а вот и папа. — Вставать надо раньше. Нам ночь дана для сна, чтоб днём делать великие дела. Он в неполном богослужебном облачении: подрясник, ряса, поблёскивающий на вялом весеннем солнце золотой поясок и такого же цвета епитрахиль на его шее. Епитрахиль, да, давайте я подожду, пока вы посмеётесь, а я про эту хуйню с детства слышу и у моего папки таких целый шкаф на все праздники православного календаря. Епитрахиль - это та перламутровая штука с вышитыми на ней крестами, которую батюшки носят на шее. Епитрахиль всегда напоминала мне ярмо у лошади, но я никогда и никому о таких мыслях не рассказывала. — Да она легла вчера в восемь, — говорит мама. Только бы они не стали разгонять сейчас эту тему. — В субботу, Серафима, слышишь? — что-то эхом доносится до моих ушей. Киваю. — В субботу помочь нужно в храме, — фокусирую взгляд на отце. — Поможешь? Иллюзия выбора. Кланяйся в ноги или сгори в аду. В этом вся моя жизнь. — Конечно, папа. — Там немного, лампадки наполнить, ну это и сегодня можно сделать. А в субботу просто полы помыть и… ну, по мелочи там, мама всё покажет. — Хорошо, папа. — Как там у Любы дела? — Хорошо. Хорошо, папа. — Чего вы там снимаете, я так и не понял в прошлый раз… — Это для лагеря. Видеоуроки по Библии и житию святых. Мама гладит меня по немытой голове. — Я же её вожатой в лагерь пристроила на лето. Вот они и готовятся. Отец Михаил хмурится. — Что за лагерь? — Коневец, — отвечает мама. — На Ладоге. — Затем обращается ко мне. — Вот тоже так будешь своему мужу что-то рассказывать долго, хвастаться, а он наутро и не вспомнит. — Так, но, женщины, — осаживает её отец. — Всё я помню. У меня прихожан - тьма, каждого помнить надо, а тут ещё и дочь не ест ничего. Мало ли какая мелочь из головы может вылететь. Отец Михаил всё же удивлённо покачивает головой. — Ну молодец, дочка. Только я что-то давно тебя на вечере не видел. — Ой, да я ж тебе, старик, — игриво взрывается мать, — говорила, что она эти видео с Любкой снимает, ты чего? Она там картинки рисует. — Ну и что теперь, на служения не ходить? — отец опускает на меня глаза, я опускаю глаза на его лакированные туфли. — А, дочь? Что, нельзя в свободное время своими делами заниматься? И что там снимать можно, уже неделю или больше от тебя ни слуху, ни духу. Палит, старик, палит, да не спалит. — Ну мы ж стараемся, пап. Не для себя, ведь, а для братьев и сестёр. — А, ну... — лицо папы смягчается. — Не увлекайтесь там. Любка с головой, а ты шумоголовая. Пусть она там за тобой присматривает. Подруга. Люба. Сейчас про неё расскажу. Кстати, нужно ей позвонить. Мама провожает меня в школу. Я держу в руке школьному сумку на лямке. На мне чёрный закрытый сарафан с белым кружевным воротничком. И я, подставив обувную ложку под пятку, надеваю свои очаровательные коричневые балетки. Пролог 2. Люба - хорошая девочка. Я тоже хорошая, но Люба, прям, вообще. Я очень люблю её и уважаю, мы знакомы с детства. Она всегда меня выручала. Моя верная милая подружка. Отец Любы тоже раньше был батюшкой, другом папы, но потом его попёрли, а чего там, из-за чего, особо никто и не рассказывает; даже Люба не в курсе. Но я это всё к тому, чтобы вы понимали - папа и мама дружат с родителями Любы, а значит, доверяют им, доверяют Любе. А родители Любы за дочкой не очень-то и присматривают последние несколько лет, потому как пашут на трёх работах, да и заколебались, наверное, ещё на третьем сыне. А Люба... Люба всегда была подвержена моему влиянию. И Люба… много нелицеприятного вам предстоит узнать обо мне в отношениях с ней. В четырнадцать лет я сказала Любе, что познакомилась с мальчиком. И попросила прикрывать меня перед родителями. Люба поняла меня. Она бы тоже с кем-нибудь встречалась, да только никто ей такого не предлагал. Проведя исследование, я выяснила, что количество подбородков и складок на животе находится в прямой пропорциональности от святости человека. Люба не была исключением. Держать в неприкосновенности некрасивое тело слишком легко, чтобы это можно было считать подвигом. Как поётся в старой песне: если у вас нет собаки... Короче, Люба была совершенно непривлекательной особой - но это между нами. Ах, хотела бы я быть с ней более открытой, но подобная откровенность не сыграла бы на руку моему уже ставшему привычным образу жизни. — Малышка, мне снова нужна твоя помощь, — без приветствия начинаю я, когда она берёт трубку. Между прочим, она так и подписана в контактах. Малышка. Мы с детства дружим. Ну… дружим, да. — Привет, кстати, — отвечает она. — Да, да, привет, — кому-то может показаться, что я слишком бестактно веду себя с ней; но она слишком давно позволяет использовать себя, чтобы я могла о таком переживать, уж простите-простите. — Сегодня мне снова нужна твоя помощь. Я собираюсь попросить родителей остаться у тебя на ночь. — Когда? — она оживляется. — В эту пятницу. — Здорово, а что мы будем делать? У нас ещё четвёртое видео недоделано, кст… — Прости, но у меня планы. Тоша зовёт меня к себе. Мне очень нужна твоя помощь, ты даже не представляешь, ты моя единственная надежда, малышка, моя единственная подруга! Голос её становится грустным. — А... хорошо, ладно. — Спасибо, малышка. Люблю тебя. — А когда ты, Фима… — Мы обязательно погуляем с тобой в эту субботу, лады? Я была рада, что Люба не учится со мной в одной школе. В таком случае она бы с меня с мёртвой не слезла. А так - мы видимся раз в неделю. Ей нужна подруга, я понимаю. Три часа в неделю, которые я уделяю ей - неплохая цена за почти безлимитный абонемент на всю ту грязь, которой я занимаюсь после школы и с которой она меня вечно прикрывает перед родаками. Я придумывала всякую хуйню, чтобы оправдать моё отсутствие дома: написание статьи на православную олимпиаду (да, и такие существуют), летняя помощь в уходе за огородом на даче родителей Любы, бесчисленное множество лагерей и православных курсов, из которых я съёбывала, чтоб надраться или накуриться с каким-то очередным ублюдком и трахнуться с ним на его скрипучей кровати. Теперь моим алиби были съёмки обучающего курса про великое житие святых. Вроде, так. Люба точнее скажет, если вы у неё спросите. Это её идея. Лично я не шарила в этом ни хера, но Люба была долбаной фанатичкой и знала все эти сложные имена святых. Ей взбрело в голову записать несколько анимированных видео на эту тему, чтобы показывать малышам в лагере, куда нас отправляли на лето. Стоит ли вам говорить, что я почти ни хера не помогла ей за всё это время. Я в свою очередь была раздолбайкой, сколько себя помню. Даром преподаватели время со мною тратили… Эти сложные имена святых (Митрофана Серафимская, Вельдевина святая Банденбурская, Бенедикта Камбербечская) – ничего не оседало в моей глупой башке, кроме привкуса членов. Теперь я набираю другой номер. — Алло, да. Прости. Прости, да, я могу забрать рюкзак? Я уже у твоего дома. В рюкзаке мой второй комплект одежды. Нормальной, блин, одежды, а не той, что мне покупает мама. Забираю рюкзак у Тоши. Сукин сын постоянно спит до обеда, потому что родители отправили его учиться на юриста и посылают n-ное количество песо, чтобы дитятко кушал мандаринки и шоколадки. Стоит ли говорить, на что он тратил пропитанные любовью родительские деньги? Так, теперь следующий пункт назначения. Блять, по-любому опоздаю, уже 8, мать его, 30. Пролог 3. Добро пожаловать во Вторую Санкт-Петербургскую гимназию. Колыбель умнейших детей города и нас с Косей. АААА, вот и моя сучка! Кося знает меня целиком, в смысле, тру целиком, до последней складки моих половых губ (образно это или нет – додумай сам, малыш или дочитай до нужного момента). Короче, Кося - моя лучшая подруга. За одной партой с шестого, мать его, класса! Кося на пару сантиметров ниже меня, у неё жидкие тёмные мелированные волосы и пронзительный, едва ли не раздевающий собеседника взгляд. Её стандартный прикид: чёрная узкая юбка на пятнадцать сантиметров выше колена, телесные колготки, чёрные туфли на каблуках и белоснежная блуза, распахнутые пуговицы которой всегда становились предметом спора между учителями – старая школа преподов говорила, что так нельзя; новая - ходила примерно так же, как и Кося. Грудь у Коси была больше моей, но я никогда ей не завидовала. Она была моей музой. Моим главным учителем. Наставником. С идеальными сиськами второго размера. — Вчера Тоша так сильно накурил меня, пиздец, я села на измену, потерялась у себя же на районе, это пиздец, — рассказываю я, переодеваясь в туалетной кабинке. — Он мне сделал-то совсем немного, а я подумала, что у меня сердце остановится. — Загоны начались, да? Это херня мерзкая. — Я закашлялась и пизд… Сейчас небольшое отступление: я, конечно, дико извиняюсь, но весь этот шмот, скрывающий твоё тело выдумали недотраханные жирные отвратительные склизкие вонючие бабы, либо сексуально-зажатые мужики. Ну что за сарафан мне в этом году купила мама? И, ведь, я не возражала, а то подумает ещё чего. Подобно овце в стаде Господа нашего, приняла я свою участь со всем пониманием вопроса. А насчёт балеток. Я, блять, ненавижу коричневый цвет! Короче. Мой сарафан – для задроток. Любая юбка или платье ниже колена - для задроток. Футболка-поло - для задроток. Балетки идут нахуй. Коричневые – нахуй вдвойне. В общем, школьный комплект, который мне этим летом купила мама, годился только для бензина. А потому, немного сэкономив на карманных и слегка насосав, я купила себе другой шмот. Клетчатая двадцатисантиметровая юбка (сами считайте, насколько она развратна, если мой рост - 165), белая блуза (три верхние пуговицы тоже от пуритан – этому меня научила моя Кося) и белые, как моя душа, кеды-конверсы. Вот мой весенний школьный комплект, в котором я чувствовала себя человеком. Начинало теплеть, а потому – я хотела слышать за своей спиной не молитвы и поминальные колокола, а крики мартовских, блять, котов! Кому-то подобные каждодневные переодевания в школьном сортире могут показаться дикими, но обывателю я отвечу - оно того стоит. На самом деле - это просто система. Я могу считать себя достаточно дисциплинированным человеком. Десять минут утром, столько же - после обеда, когда собираюсь идти домой. Двадцать минут в день ради той сексуальности, которую с детства моя мать запирала под поясом верности – норм ценник. Конечно, бывают дни, когда я где-то проебалась, как вчера, оставив свой шмот у Тоши, но это редкость. Пфф. Сущая чепуха и редкость! Вот вы всё это читаете и думаете, поди: какая же она двуличная сука, да? Хотя, думаю, вы достаточно либеральные ребята. Но если нет – ворота из этой истории нахуй всегда открыты. Хочу, чтоб вы понимали. Вру я перманентно, потому как это – суть моего выживания. Но с вами постараюсь этого не делать. Давайте я откроюсь вам так, как не открывалась ни одного засранцу в этом озабоченном городе. Я этот ебучий родительский пояс верности взломала после первых месячных и по правде сказать, молилась порой, чтобы они не обнаружили отсутствие замка. Завидую я мальчикам – можете хоть все деревья в лесу выебать, а потом нацепить монашескую рясу и состроить девственные глазки. А у нас, как? Один раз согрешила и, считай, девка попорчена. Но по правде сказать, я уже не особо парилась насчёт этого. Постепенно пришла мысль о том, что родаки устают. Стареют и теряют хватку. Устают контролить меня круглосуточно. Всё проще им верить в ту белиберду, которую я вешаю им на уши. Всё меньше они заходят в мою комнату, чтоб проверить, на самом ли деле я такая хорошая девочка, какой заповедовал мне быть Иисус Христос. Но мне самой всё же не следовало терять хватку. — Ну так как с концертом? — спрашивает Кося, когда мы выходим из туалета. — Нароешь полторы тыщи к субботе? Блин, совсем забыла. — Чёрт, надо подумать. Пока что идей - никаких. Ёбаные казахи с их космическими расценками. — Просто полторы тыщи, Саш, — говорит Кося, — об остальном я позабочусь. Полторы тычи за концерт. Музло, конечно, классное, и Кося пообещала провести меня (на секундочку, если ты можешь попасть на концерт 18+ в 16 - со связями у тебя всё в поряде), но блять... Я уже просила у Тоши 3К на кеды (ну, на эти самые), не думаю, что ему понравится эта верховая езда на его шее. Каждый раз шальная мысль в голове - укради у родаков, укради у родаков; ты же знаешь, где они хранят кэш. Но я всё же планировала оставить грех воровства до подходящего момента. В конце концов, я пыталась всеми возможными способами задерживать своё моральное разложение. Да и потом: моя репутация перед родителями максимально идеальна - не хотелось бы ставить на ней кляксы из-за долбаного концерта. Но какого концерта! Трувер, 104, Скрип - вся шайка казахских маргиналов-нелегалов в одном месте, в почти элитном (а для 16-летних – НЕЕБАЦЦА ЭЛИТНОМ) клубе «Polukoma» на Думской. — Слушай, я бы заняла тебе, но сама буду воровать. И тебе советую, — говорит Кося. — Если спалят тебя — отберут мобильник. Если спалят меня - вся моя жизнь сложится карточным домиком, ты же знаешь. — Каждый раз бла-бла-бла, а потом – делаешь то, что нужно и не ноешь. Не драматизируй, ты их единственная дочь. На крайняк – скажешь, что хотела помочь нищему. Слушай, я могу дать тебе пятихат, но косарь - будь добра - нарой сама. Я тебе не мама. — Ну, хоть что-то… А, блять. — Бля-я-ять... — Чего? — Есть ещё одна проблема, — говорю я. — Не думаю, что родители отпустят меня с ночёвкой два раза подряд. Они и так уже, наверное, считают нас с Любой - лесбиянками. Вижу, как Кося непонимающе смотрит на меня. — Да… пятница. Тоша пригласил меня к себе в пятницу. — Слушай, я не хочу, чтоб ты кидала меня, ОК? Ты моя лучшая подруга. — И ты моя, слушай, но... — Выглядит так, будто ты на ходу выдумываешь отмазы. — Нет, не-а! — я энергично махаю головой. Я же могу так поступить, да? Я не про отмазы, а про... Нет, физически это можно устроить, хоть и рискованно. Очень, блять, рискованно. Кося испытующе смотрит на меня. — Да нет-нет, я с тобой, не сомневайся, — говорю. — Если мне придётся пойти одной, я приду к твоим родителям и расскажу всю херню про тебя за эти четыре года. Я удивлённо поднимаю брови. — Ты шутишь. — Да шучу. На самом деле - просто найду себе другую подругу, потому что в моём окружении мне не нужны люди, которые не держат слово и кидают меня ради всяких хуемразей. Да она это не всерьёз. Каждый раз говорит, что развяжется со мной, по любой херне это упоминает; почти так же часто, как я упоминаю про свою нелёгкую хрустальную жизнь. Я, конечно, почти привыкла, но каждый раз подобная её манипуляция звучит для меня угрожающе. Ну, что ж, если она и в самом деле когда-нибудь пошлёт меня - придётся скучно проводить время с моей малышкой Любой. Но а если серьёзно: насчёт денег… я же могла так поступить? Одна маленькая зелёная купюра из той стопки, какую я пару раз видела у них под матрацом. Там у них куча бабла. В общем-то сначала мне не помешало бы попросить денег у Тоши. ЛС ОТ МЕНЯ: ЗАЙ, ПРИВЕТИК*** ЛС ОТ ТОШИ: ПРИВЕТ** ЛС ОТ МЕНЯ: СЛУШАЙ… ТАКОЙ ВОПРОС(( НУ БЛИН……… ЛС ОТ ТОШИ: ЧЕГО?))) ЛС ОТ МЕНЯ: НУ НЕ ЗНАЮ, КАК СКАЗАТЬ… У ТЕБЯ НЕ БУДЕТ ТЫСЯЧИ ВЗАЙМЫ? Я ОТДАМ, ПРАВДА… Ой да кому ты там отдашь… ЛС ОТ ТОШИ: ДЕТКА, Я НА МЕЛИ)) НО ЕСТЬ ТРАВКА, ХОЧЕШЬ? ЛС ОТ МЕНЯ: ЖАЛЬ… КОНЕЧНО, ХОЧУ. СЕГОДНЯ ПОСЛЕ ШЕСТОГО – БУДУ У ТЕБЯ. ВСЕГО ТЫСЯЧА, ДЕВЧОНКА! Ага, тысяча… САМУРАЙ НЕ БОИТСЯ НАКАЗАНИЯ, НО БЕЖИТ ОТ ТРУСОСТИ. Да пиздец… ПОТОМ БУДЕШЬ СТАРОЙ ГРУСТНОЙ ЖЕНЩИНОЙ И ВСЕМ СЕРДЦЕМ БУДЕШЬ ЖАЛЕТЬ, ЧТО НЕ УКРАЛА ТОГДА ЭТОТ СРАНЫЙ КОСАРЬ, ЧТОБЫ СХОДИТЬ НА ЭТОТ СУПЕР-ПУПЕР-ГИПЕР КОНЦЕРТ!!! Да, бля-я-я-ять… САМУРАЙ НЕ… Да хорошо, блять, хорошо. Я подумаю над этим. Господи, если я всё же решусь - это будет мой самый дерьмовый поступок за всю жизнь. Подумать только – до чего я докатилась. Собралась воровать деньги у собственных родителей… Иисус на меня по-любому обидится.