Сенджу Джина

Открыв глаза в другом мире, мы уверены, что появились здесь ради специальной миссии. Как правило, для этого надо стать сильнейшим и влюбить в себя парочку прекрасных девушек или парней. Попаданцы верят, что новый мир примет их с радостью и благодарностью. Высшие силы одарят парочкой способностей и будут приглядывать. Лучше всего попадать в знакомый по книгам или фильмам мир, в котором можно наметить будущий план действий. Как правило, мы привязываем к себе главных героев, если встречаемся с ними в детстве, обещаем стать лучшими друзьями. Вот только жертвовать приходится им, родным жителям этого мира, потому что попаданцы по-взрослому циничны или по-детски эгоистичны. Кто вообще решил, что мы старше своих сверстников из-за проснувшейся памяти? Я считаю, что несчастнее попаданца существа нет, потому что с открыванием прошлой жизни приходит простое понимание, что места в этом мире для тебя больше нет. Младенец должен рождаться чистым листом, чтобы стать полноправным членом общества, опорой для своих родителей и примером для младших родственников. Он не должен понимать, что ради него родители отказываются от своих желаний или, в обратном случае, относятся к нему, как к помехе. В неведении есть величайшее счастье, оно позволяет оставаться спокойным и довольным своей жизнью. В мои три месяца я чувствую себя очень одиноким, потому что помню другой мир, в котором работал на хорошо оплачиваемой должности и готовился стать отцом. Сейчас приходится пачкать пеленки и ждать момента, когда тело подрастет до нужного уровня, чтобы самостоятельно ходить на горшок и питаться с ложечки. Говорить свое имя не вижу смысла, потому что местные дали своему ребенку другое, и под ним я родился здесь. По всем признакам, мои родители хорошо обеспечены и имеют двух детей помимо меня. Один из них, коротковолосый брюнет часто заходит ко мне и пытается развеселить смешными рожицами. Два раза с ним забегал мальчик с густыми белыми волосами, вначале показавшимися мне седыми. Одного меня оставляют редко, мама практически не спускает с рук и прикрывает от каждого, кто заходит внутрь комнаты. Отец навещает редко, в такие моменты мама красиво улыбается, но ее руки прижимает к себе с большей силой. Руки отца мне кажутся грубыми, а сам он пугает суровым лицом, на котором никогда нет положительных эмоций. На фоне всех их: тревожной матери, ледяного отца, насупленного блондина - темноволосый мальчик кажется настоящим живым ребенком. Иногда я начинаю подозревать, что в этом мире будет сложно выжить, потому что ото всех окружающих тянет кровью. Она темнеет на одежде светловолосого мальчика, бинты на темноволосом ребенке часто окрашены в красный цвет, мама умело обращается со странными ножами, которые начинает давать в мои трехмесячные ручки. От отца же разит кровью так, что хочется зажать нос. На нем нет видимых ранений, но его присутствие рядом заставляет дышать с осторожностью. Пальцы предполагаемых старших братьев покрыты мелкими царапинами, они физически более сильны и ловки, чем ожидаешь от их возраста. – Джина-чан, – а вот и мое новое имя, на которое я научился откликаться. Чтобы избежать неловких ситуаций, поясню, что родился я здесь в женском теле, к чему до сих пор не привык. Лицо матери напряжено, она знаками велит мне молчать, и сажает в нишу за стенкой шкафа. Такое уже было, и я послушно сижу на подготовленной подушечке и смотрю в темноту, снаружи раздуются крики и звон стали. Так выглядит нападение на нас, как понял я из своего опыта. Оно может длиться разное количество времени, по моим ощущениям, однажды пришлось сидеть здесь целый день. Я укутан в ткань, к которой приделана вкусно пахнущая пустышка, и которую мне приходится посасывать, так как уже хочется кушать. Здесь хорошая звукоизоляция в одну сторону, и даже начни я кричать, никто бы не обратил на это внимание. Местная магия, как я понимаю. Вот только мой нос начинает улавливать запах, которого здесь быть не должно: он напоминает подгоревшую курицу. А следом слышится треск, и я с ужасом осознаю, что моя комната горит и рушится. Здесь все деревянное и лишь вопрос чуда: задохнусь или сгорю заживо. В такие мгновения нет места рациональности: мне плевать, что мои крики может услышать враг, я боюсь, что их никто не услышит из-за звукоизоляции. Запах усиливается, а я пытаюсь доползти до спасительного выхода и вывалиться из своего убежища. Треск дерева буквально отдает в ушах, вызывая новые волны паники. – Имото! – Меня подхватывают худые детские руки, прижимают к тощей груди и тащат из огненного кошмара. Я кричу, ужас полностью завладевает сознанием и бьет по нервам. Из пожара меня вынес Тобирама, тот мальчик с серыми волосами, он же сидит со мной теперь, потому что на селение продолжают нападать. У Тобирамы напуганные глаза, окровавленное лицо и крепкая хватка. Он зажимает мне рот и молчаливо умоляет молчать, потому что враги находятся совсем рядом. Они выдыхают изо рта настоящий огонь, отрезают части тел и стремительно сокращают нашу численность. У Тобирамы руки заняты мной, и он вжимается в чудом уцелевший кустарник, надеясь остаться незамеченным. Мой дом уже догорает, когда из него с хохотом выпрыгивает черноволосый мальчик с дикой усмешкой на лице. В его глазах горит три черных точки, это последнее, что я успеваю заметить перед тем, как улететь на землю. Брат стоит прямо передо мной и вооружается тремя звездочками, больше у него ничего нет. Враг налетает быстро и практически избивает моего единственного защитника. Он упивается отчаянием Тобирамы и громко хохочет. Во второй раз за день мне становится очень страшно. Это, конечно, не смерть от огня, но быть зарезанным этим подростком, которому от силы двенадцать лет исполнилось, мало желания. Изо рта врага вырывается шар огня и несется в мою сторону, я дергаюсь и пытаюсь откатиться в сторону, но ничего не получается. Мое тело еще слишком слабо для этого. Каким-то чудом Тобирама успевает выхватить меня, и я вновь в его руках. От следующей атаки он отпрыгивает и несется вместе со мной, надеясь передать противника другому. Господи, пусть все быстрее закончится! – Торью! Перед нами появляется темноволосый мальчик, и я наблюдаю, как решительно он заступает дорогу опасному врагу. Из рук старшего брата вылетают кунаи и сюрикены, он уверенно теснит более взрослого противника. Знакомый шар огня пролетает мимо верткого Хаширамы, а дальше Тобирама странно вздрагивает и выкашливает кровь прямо на меня. Он опускается на колени и кладет меня на землю, перед моими перепуганными глазами детская грудь, насквозь пробитая мечом. Новый противник выглядит старше, вот только черных запятых в его глазах всего две. Тобирама хрипит и закрывает меня из последних сил, в его дрожащих руках нет никакого оружия. Хаширама увлечен другим врагом, и отвлекаться на нашу защиту для него смерти подобно. Неужели мы умрем? Противник скалится и пинает четырехлетнего Тобираму, тот зло кричит, но продолжает прикрывать меня. Он шепчет что-то, и я предполагаю, что утешение, но слишком боюсь и плохо знаю местный язык, чтобы понять его. Вот только Тобираме всего четыре, и он ведет себя не в пример взрослее перепуганного попаданца. И я делаю то, что может сделать трехмесячный ребенок – улыбаюсь, желая поддержать храброго защитника. Пускай, спасения для нас нет, я не могу допустить, чтобы последним твоим воспоминанием была детская истерика. Смотреть в глаза смерти по-настоящему страшно, и я дрожу на земле, но продолжаю молчаливо улыбаться брату. Пусть от ужаса мутит, я мечтаю потерять сознание, но обязан увидеть большой подвиг маленького человека до конца. В меня вжимаются, практически зарывают в землю, я ощущаю пронесшийся над нами сгусток огня. Тобирама шипит и внезапно умолкает, от этого становится по-настоящему страшно. – Торью! – Тело брата поднимает шестилетний Хаширама и обнаруживает меня под ним, – Имото! А я вижу, что парень с двумя запятыми распят на деревянных кольях. Другого противника, сжегшего наш дом нигде не видно. Хаширама что-то говорит, а я, наконец, позволяю себя потерять сознание.