Как Снеговичок подарки украл

      — Раз, два, три. Раз, два, три. Раз! — громко считал Рыжий и взмахами руки понукал пары кружиться по комнате.       — И ещё раз! Раз, два, три. Головы выше, элегантней, в глаза друг другу не смотрим, два пальца на лопатку своим ледям! Раз, два, три, раз два, три. Раз! Горбач, чётче ритм! Туруру-туруру, ру! Горбач, сидя на своей кровати, пытался сыграть на флейте вальс по самоучителю для гитары, оставшемуся ещё от Волка. Табаки залихватскими трелями аккомпанировал снизу на губной гармошке, сбивая танцоров с ноги и заставляя Рыжего драть глотку, чтобы перекричать какофонию звуков.       — Вы — хорошо, — Рыжий ткнул пальцем в пару Мертвеца с Чёрным, — а вы, — рябой палец, как дуло зенитки, переориентировался на Сфинкса со Слепым, — как два статуя с острова Пасхи!       — Знаешь что?! — вспылил Сфинкс.       — Нет, это ты не знаешь, — не дал закончить Рыжий, спрыгивая с подоконника. — Это наш последний Новый Год здесь. Пусть хоть в этот раз будет настоящий праздник. Давайте сделаем всё хорошо. И неужели вы все хотите его провести с кислыми рожами, бубня под нос выученные в шесть лет стишки?!       — А ты хочешь провести каникулы в Клетке, после того, как Ральф увидит эти экзерсисы? — едкий голос Стервятника ржавчиной проел спёртый воздух спальни. Папаша Птиц опять маячил в дверном проёме.       — Вот именно, бордель какой-то, — поддержал птичьего вожака Мертвец, утирая пот со лба. Он несколько размяк в ручищах Чёрного, который весьма ловко и неожиданно аккуратно вёл его в танце. В отличии от пары Сфинкса и Слепого, они только раз стукнулись об угол шкафа, те же собрали всё, что можно, и даже один раз споткнулись, чуть не опрокинув со стола кофеварку с горячим кофе.       — Дай-ка сюда, — Рыжий выдернул из-под Табаки многострадальный лист. — Давай, Мертвец, скажи.       — Вот какой ты, Дед Мороз, меня обидел ты до слёз, — голосом курильщика с двадцатилетним стажем прохрипел Мертвец, подбоченился и отставил ногу с дырявым кедом в бок. — Я за ёлкой посижу и пингвинов подожду.       — Так, так, сейчас, — Рыжий сверял свою часть сценария с куском для четвёртой, — тут значит снег пошёл, в лесу красиво стало. Ну это Лорд и Курильщик сыпят пенопласт кругом.       — А где они его возьмут? — опять перебил Стервятник.       — Уже взяли, — хмыкнул Чёрный, — сидят трут в учительском толчке, чтобы мы тут на стены от звуков не лезли.       — Во-от, — Рыжий наконец разобрался в репликах и мизансценах, — значит, тут уже «по тропочке идут весёлые пингвины», Табаки, давай. Табаки запиликал что-то из своего уникального репертуара, что по его мнению отражало веселую поступь пингвинов. Сфинкс хищно прищурился, услышав в мелодии знакомые синкопы маленькой девочки. Рыжий полностью вжился в роль режиссёра-постановщика и сдвинул очки на лоб, чтобы выразительной мимикой и бровями регулировать действо.       — Мы весёлые пингвины, мы живём на белой льдине, — прогудел Чёрный таким тоном, что любому, кто пожелал бы усомниться в этом, стоило бы подумать прежде, чем высказать своё мнение. Рыжий благодарно кивнул и, непонятно где подсмотренным жестом, сгрёб воздух в кулак, как бы ловя слова Чёрного, и тут же кинул гипотетический шар следующей реплики в Сфинкса.       — К новогодней ёлке очень мы спешили и красивых фраков себе мы понашили. Рыжий сверился со сценарием, текст был ни слово в слово, но общую суть передавал, и он решил пока не заострять на этом внимание.       — Среди пустыни белой нам ёлки не сыскать, — безжизненным голосом шелестел Слепой, — поэтому прям здесь мы будем танцевать. Рыжий недовольно приподнял брови, забыв что они сбриты, да и Слепой всё равно не увидит его реакции. Интонации Слепого вступали в жестокий диссонанс с текстом: этот пингвин пришел помирать под ёлкой, исполнив свой последний танец. Стервятник, прислонившись к стене, с кривой усмешкой наблюдал этот доморощенный театр.       — Ой, пингвины, как я рада, — Мертвец-Лиса конвульсивной припрыжкой обошла вокруг Чёрного, — заблудились вы немного, да?       — Да, — в разнобой ответили пингвины.       — Недружно, — возмутился режиссёр в партере у окна. — Ещё раз!       — Да! — на удивление слаженно проорали все хором.       — Отлично, — просиял Рыжий и даже покраснел от удовольствия вместе с набитой на щеке розой. — Потом тут танец Снежинок, ну это, наверное, девчонки будут. У нас все по инструкции, пошагово. Ральф будет счастлив, поверь мне, Стервятник. Странно молчаливый Табаки кивал на каждое слово крысиного вожака и масляно улыбался Сфинксу.       — В первом действии, возможно, он и будет счастлив, — согласился Стервятник, потирая горбинку на носу, — но во втором акте…я не уверен.       — Почему? — спросил Чёрный, присаживаясь на свою кровать, к которой, как галантный кавалер, сопроводил уставшую синеволосую Лису. — Вы же зайчики, чего там такого у вас? Стервятник вытащил из угла табурет, сел, разгладил ладонями брюки на острых выпирающих коленках и, заведя глаза под лоб, гнусавым голосом продекламировал:       — А вот и маленький домишко,       В нём живет семья зайчишек:       Зайчиха с Зайцем, три сыночка,       А есть ещё и чудо-дочка. Будь у Рыжего борода, он бы её сжевал от зависти: такой текст! А у него две строчки и общий хоровод.       — Прекрасные слова, — закивал Шакал, — семейный праздник, уют. Вашей стае очень подходит.       — В чём проблема, у вас нет домика? — спросил Мертвец, пока Рыжий боролся с ощущением тотальной несправедливости в этом мире.       — У нас много чего нет: ушек, хвостиков, розовых носиков, — Стервятник перечислял, загибая пальцы с длинными острыми ногтями, — меховых варежек, пушистых шубок, воротничков.       — Чёрные кролики, пришедшие из глухой чащи, — Табаки плотоядно облизнулся и выдул заунывный аккорд из гармошки.       — Но мы зайцы, а зайцы зимой белые, — нудел дотошный Стервятник, никогда не прогуливавший уроки биологии.       — Вы чего, не можете ушей из бумаги нарезать и помпонов из ваты накрутить на хвосты? — недовольно спросил Сфинкс. У него заклинило протез, и он так и стоял застывшим истуканом в паре со Слепым по центру спальни. А надо было срочно подойти поближе к Шакалу Табаки, чтобы упредить рождение ещё одного, а то и трех-пяти куплетов гнусной песни.       — Да! — Рыжий перехватил утраченную инициативу. — Белые ушки и хвосты, и вся недолга. Почему ты думаешь, что Ральф будет чем-то недоволен? Стервятник откашлялся, покачался на скрипучей табуретке, постукивая каблуками ботинок об пол, прежде чем достать из рукава свернутый в трубочку лист и прочитать написанное. В наступившей тишине стало слышно, что где-то под одеялами работает радио, передавая рождественские мелодии, которые на пятом повторе вызывают у слушателей нервный тик и застывшие улыбки людей в непростой жизненной ситуации.       — А кто-нибудь знает, кем будут Псы? — спросил Горбач, чтобы как-то разрядить обстановку.       — Боюсь, что после нашего выступления, — вздохнул Стервятник, поджимая узкие губы, — абсолютно неважно, кем они будут. Абсолютно.