lie to the save

Время быстрыми шажками близилось к утру, гроза уже стихла как пару часов. Где-то над городом всходило летнее солнышко, что не могло оставить кого-то равнодушным. На траве, кустах и деревьях, ещё нет росы, лишь лёгкий туман окутал всё вокруг. Облака, плывущие по небу, были похожи на белоснежных лебедей. Но на улицах подземного города всегда было одно и тоже, стояла тихая и спокойная тишина, но она была настолько обманчива, что каждый прохожий чувствовал себя не в своей тарелке. Я был уверен, что теперь удача на моей стороне и все будет хорошо. — Тэхён, мы уедем с тобой отсюда, — Чонгук положил руку рядом с головой парня, — Как разберёмся с проблемами. Обещаю. — Ты думаешь, что я пожалел, вернувшись сюда, то ты глубоко заблуждаешься. В жизни может случиться что угодно и ты не должен корить себя за это, — Тэхён нежно огладил чужое запястье, боясь сломать, — Ты правильно поступил. Что всё рассказал и… заставил рассказать других. Но я ошибался. Сейчас удача точно не принадлежит мне. После слов Тэхёна, парень задумался о том, что тот не захочет уехать с ним, останется здесь. По щекам Чонгука стекали редкие слёзы, я не мог их остановить. Я не мог сказать ему, что он мне нужен, слишком глуп, чтобы признаться. Чонгук сжал чужую руку, а после крепко обнял, давая понять, что он полностью разбит. И на самом деле, все так и было. Но я не могу сказать ему этого. Он не поймёт. Чонгук коротко прижимается своей щекой к чужой, немного трётся и заглядывает в чужие глаза. За него я готов был отдать жизнь. Жизнь, которая мне не принадлежала. Мои руки, мои губы, моё сердце. Всё принадлежит ему. А кто я для него? Чон встал с постели и направился в зал на втором этаже, он вышел на балкон, с которого было видно узкие и яркие улочки города. Тэхён встал рядом с ним, наблюдая за картиной, что видна с балкона. Неожиданно, дверь опять раскрывается, впуская ещё одну раннюю пташку. — Вы курить, нет? — Бан Чан встал рядом с парнями, поджигая свою сигарету и облакачивается о перила локтями, протягивая парням две последние свёртки с табаком. — Да, спасибо, — Отвечает Чонгук с задержкой и берёт сигарету в руки, прикуривая от чужой. Тэхён немного помялся на месте. Он никогда не курил. Но, то что происходит сейчас, заставляет его сделать шаг вперёд и взять сигарету, неумело поджигая чужой зажигалкой и медленно затягиваясь. Бан Чан улыбается, смотря на парня. Взгляд Чона направлен на Тэхёна. Он смотрит на него пристально, не отрываясь, словно пытается что-то сказать, но не может. Взгляд Кима так не похож на взгляд обычного человека, нет в нём той печали, той грусти, которая присуща людям. Чон видит в его глазах что-то необъяснимое. Что-то, что заставляет сердце биться быстрее и чувствовать, будто оно вот-вот выпрыгнет из груди. А в глазах Чона не видно той пустоты, которая была недавно. Сейчас он смотрит на мир… по-другому? Чонгук опускает взгляд на сигарету в своих руках и просто смотрит как та дотлевает, освещая полумрак на балконе своим ярко-оранжевым пеплом, что валится вниз. Чонгук улыбается. А Тэхён смотрит на его губы. Они словно расцветают благодаря его нежной улыбке, хочется просто дотронуться, понять, реален ли тот. Но докоснись до него, поймёшь, что тебя обдаёт суровым и леденящим зимним морозом, который так и норовит пробраться к тебе под кожу, заставляя тело покрыться мурашками. Это и подвергает тело вздрогнуть, словно он только что очнулся от грёзы. Не только от того, что он замёрз, но и от того что Чонгук слишком холодный. И он просто смотрит, издалека, как Чон улыбается, как тянется за новой затяжкой и тут же выдыхает дым в воздух. Видит, как в его глазах пляшут маленькие огоньки, и почему-то ему кажется, что это красиво. Ким никогда не видел такого в людях, а потом понимает, что никогда и не обращал внимание на других. — Вы уже знаете, что произошло? — Бан Чан испепелил сигарету, дойдя до фильтра и выкинул за ограждение. Он быстро курит. Оба повернулись в недоумении, сейчас почти семь утра, что уже могло произойти? — Значит, — Вздохнул Чан, — Не знаете… Сегодня в 5 утра были найдены тела двух парней. Минхо и Джисона… их нашли у подземных вод. Оба отравлены. — Что? — Чонгук выронил сигарету из рук, не ожидая такой новости, — Их убили? Почему так случилось? В нём боролись два чувства: злость и жалость. Да, оба были нечестны с ним, но в какой-то степени, он дорожил этими людьми. Даже сильно. Особенно Джисоном. Возможно, он бы сдержал своё слово и убил Минхо. Но кто знает? Рука вряд-ли бы поднялась. — Джисон отравил алкоголь, сначала выпил Минхо, а потом и сам Джисон. Он это спланировал. Этот яд очень токсичный, и убивает за считанные минуты. Первым должен был умереть Ли, так как он выпил его раньше, но из-за того, что Хан был ещё и под действием наркотиков… они ушли в одно время, — Банчан накручивал прядь своих волос в жгут, завязывая в узелок. — Наркотиков? — Чонгук опустил голову, — Он меня всё-таки не послушался. Тогда, Чанбин тоже в этом замешан, — Он повернул голову к Киму, он плакал. Тэхён заливался слезами, щёки раскраснелись, а рот слегка приоткрылся, будто сейчас завоет. Он был в ужасе, а я даже не знал, как себя вести. Не знал, как реагировать на это. Они были моими друзьями, но теперь их нет. Как правильно поступить? Взгляд Чонгука вновь стал пустым, сметая то, что было ранее, все признаки живого разума. А если бы он не стал всё рассказывать? Что было бы сейчас? В один момент всё рухнуло. Весь покой, вся вселенная, в глазах перевернулся целый мир. И теперь, всё, что осталось, это сожаление, которое будет сопровождать его до конца жизни. Он хотел покончить с одним другом, чтобы он не устранил всех остальных. Но потерял двух, оставляя других напоследок. Те лишь будут медленно догорать. И это будет продолжаться до тех пор, пока не исчезнут все следы того, что ты сделал. А пока что ты можешь продолжать жить «счастливо», не думая о том, что в любой момент тебя может настигнуть смерть. Тэхён внезапно взял Чона за руку. Его ладонь была холодной, словно лёд. И у меня возникло странное ощущение, будто я держу в руках что-то очень хрупкое. Что-то вроде фарфоровой куклы. Она стоит в витрине магазина, и я смотрю на неё, но не могу купить. Но это ощущение было мимолетным. Оно исчезло, как только Ким поднёс его руку к своим губам и поцеловал. Чон вздохнул. А в глазах стояли слёзы, которые так и не пройдутся по белоснежным щекам. Слёзы горя? Или радости? Его никогда не понять. Даже сейчас. Его кожа была такой холодной и гладкой, что моя собственная показалась мне горячей и липкой. — Остальные знают? — Прошептал он, обращаясь к Чану. В его голосе не было ни теплоты, ни страсти. Голос был ледяным. Но его слова заставили меня задрожать не от холода. — Да, — Чан убрал зажигалку в карман и зашёл внутрь. Глаза Чонгука были широко открыты. В них застыл вопрос. А ещё в них была мольба. Он смотрел на Тэхёна, до тех пор, пока тот не отвёл взгляд. Тогда Чон отпустил чужую руку и закрыл глаза. На секунду я подумал, что он заснул. Но когда я снова посмотрел на него, он по-прежнему не открывал глаз. Мне хотелось вновь дотронуться до его руки. Хотелось взять её в свои руки и наконец-то, попытаться согреть. — Пошли в дом, — Чонгук развернулся и оба вернулись обратно. Они спустились вниз, Феликс на кухне что-то готовил. Курицу. И по одному запаху стало понятно, что готовит он хорошо. Через несколько минут они сели за стол. Еда была очень вкусной, они ели, но ничего не сказали, кроме примитивного «приятного аппетита». За столом были все, кроме Джисона, Чанбина, Юнги и Хёнджина. Если про первого все уже были в курсе, то про трёх последних никто ничего не знал. Все были слишком погружены в себя. Чонгук решился взять телефон в руки и набрать номер Юнги: — Алло, Юнги. — Доброе утро, Гук. Что-то ещё случилось? Что-то ещё… Режет слух. — Нет. Ты где? — А… Я сегодня работаю у Хвана в баре, слёзно умолял чтобы некоторое время я поработал за него. — М, хорошо. Когда будешь дома? — Часа через три, не раньше. — Понял. Чонгук сбросил трубку, отложив телефон чуть подальше. — Где Мин? — Сынмин пил горький кофе, без сахара и молока. Будто забыл добавить такие важные ингредиенты, без которых этот напиток — не кофе совсем. — Сказал, что Хёнджин попросил поработать за него в баре некоторое время. Через три часа будет дома. — Когда я проснулся, то подумал, что он в зале, но его там не оказалось. Испугался, куда он мог пропасть в шесть утра, — Чонин положил одну пустую тарелку на другую, экономя место на столе. Феликс опустил голову, над остатками еды в тарелке, что так и не смог заставить себя доесть. Сердце разрывалось, он переживал. Что с Хёнджином? Почему он не спустился на завтрак? Он никогда их не пропускал. — Я в душ, — Феликс поднялся на ноги и ушёл на второй этаж. Не пойдёт он ни в какой душ. Он направился к Хёнджину. Подойдя к комнате, его окатил резкий холод. Будто по дому гулял сплошной сквозняк. Сколько он так простоял, прислушиваясь к двери — остаётся загадкой. Он постучал в дверь. Молчание. Снова стучит, на этот раз настойчивее. Опять тишина. Ли подёргал ручку двери, но та оказалась заперта. Сердце не на шутку разбушевалось, с каждым стуком заставляя разъедать внутренние органы. Феликс решил спуститься вниз и выйти на улицу, ему повезло, что ребят в зале в этот момент не оказалось, это было бы странным, ведь Ли сказал, что собирался пойти в душ. Парень оглядел дом со всех сторон, после чего обошёл его и увидел окно Хвана, что было нараспашку открыто. Вот почему так веяло холодом. Под окном валялись разорванные листы с рисунками и какие-то старые помятые альбомы с пластинками. Феликс залез на подоконник одного из окон, двумя руками хватаясь за выпирающий кирпич сверху, подтягивается и снова находит новую опору ногой. Хватается за чужой балкон и еле поднимается, он устал. Еле закидывая одну ногу за ограждение балкона, он переваливается внутрь и с грохотом валится на пол, что-то разбивая. Он подумал, что сам разбился. Но это была лишь какая-то ваза. Ли немного отдышался и открыв дверь ведущую в комнату, заходит и бегает глазами по комнате. Находит. Хёнджин сидел на своей кровати и даже не шелохнулся на стук двери, грохот на балконе, открывающуюся дверь. Феликса это насторожило. Он не мог понять что здесь происходит: — Джинни, — Но в ответ тишина. Ли подошёл к кровати, но не решался сесть рядом с ним. — Хёнджин, может ответишь мне? На него опять не обращают внимания. Феликса прорвало. Он закрыл лицо руками, и тихо, сквозь слёзы, произнёс: — Прости меня, Хёнджин, прости. Хван резко обернулся на плач позади себя. — Ты не должен извиняться, — Он опустил взгляд куда-то в угол комнаты, где собрался огромный комок пыли, — я не в себе и ты это прекрасно знаешь. Это лишь моя вина. Мысли и идеи стали быстро появляться в голове. Их было так много, что я не понимал, что делать — а что нет, не мог сосредоточиться. — Уходи отсюда, Феликс, — Он опять повернулся к Ли спиной, принимая изначальное положение. — Но я не могу, — Он присел рядом, смотря на чужое лицо, оно не выдавало никаких эмоций. Совсем никаких. — Я скоро уеду, вам не стоит меня бояться, — Хван попытался выдавить что-то совсем не похожее на улыбку. Пока он натягивал уголки вверх, то губы дрожали. Он вот-вот заплачет? Я чувствовал его дыхание на своей шее. Было непривычно и даже немного страшно, но я не подавал виду. Сидел, смотрел в одну точку, пытался мыслить рационально. Если он дотронется, я просто не выдержу и уйду. Нет, не потому что не хочу быть здесь, а потому, что это не то место, где я должен сейчас находиться. Хотя, с другой стороны, мне хотелось остаться. А даже если и смогу сбежать, то не рискну вернуться обратно. — Не могу оставить тебя одного, я чувствую, что ты в опасности, — Ли протянул руку к чужой щеке, но ничего не почувствовал. Будто что-то проскользнуло сквозь пальцы. Дотронулся. Хёнджин поднял голову, вглядываясь в глаза напротив. В них мелькали какие-то эмоции, но Ли их не видел. Они были слишком далеко. Слишком. — Я не нуждаюсь в твоей помощи, — хрипло сказал он, продолжая смотреть в чужие глаза. Не отрываясь. Я лишь вздохнул, понимая, что он лжёт. — Это вы в опасности, разве нет? Я должен вам помогать, — Хёнджин вновь отвёл взгляд и больше не решался смотреть в чужие глаза. — Я не хочу уходить, — Его рука аккуратно легла на чужую. Тот вздрогнул, но не отстранился. Мне нужно было уйти, и я должен был сделать это как можно скорее, пока не стало поздно. Но я не мог. Когда моя ладонь коснулась его руки, я почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Сердце забилось чаще, а дыхание участилось. Я невольно сжал чужую руку сильнее, и Хёнджину пришлось пересилить себя, чтобы не убрать её. Его пальцы были холодными, и мне казалось, будто он пытается передать мне часть своего холода. Я чувствовал, как его сердце бьётся, и понимал, что это чувство не пройдёт. У меня в голове всё ещё была мысль, что что-то может измениться. Но и не был уверен, что смогу снова его отпустить, поэтому не знал, как поступить. — А я и не хочу, чтобы ты уходил, — Его голос был тихим, спокойным и расслабленным. Казалось, даже не дышал. Я не знал, что ответить. Ли сказал правду, он не хотел уходить, но и оставаться ему не стоило. Хван поджал ноги под кровать, а глаза слезились, вот-вот и всё вновь выльется наружу. Хёнджина пугало то, что он часто не может контролировать себя. И он боялся не за себя, а за тех, кто был ему дорог. Он не хотел, чтобы с ним случилось то же, что и с ними. Но было уже поздно. Этот мальчик уже изменился, из того, кто ярко улыбается, стал тем, кто сейчас имеет впалые щёки и бледные губы, совсем как у мертвеца. Феликс потянулся второй рукой к чужому плечу, чтобы приобнять. Плечо Хёнджина зажгло сквозь одежду от холода металлического протеза. Они замерли, словно ожидая чего-то. И тогда Хван не выдержал. И его голос прозвучал резко и грубо: — Хватит! — Он вскочил с места, — Ты не останешься здесь, понятно? Ты не можешь оставаться здесь! Феликс не ответил. Он лишь посмотрел на меня своими глазами, в которых было моё собственное отражение. Я отшатнулся, как от удара, и отвернулся. Мне было страшно. Очень страшно. — Я боюсь, — Хёнджин заткнул себе рот, чтобы не издать громкий всхлип, — За тебя. Очень. Мне страшно. И Феликсу тоже. Только он понимал этого. — Зато я тебя не боюсь, — Ли вплотную подошёл к парню, — Когда об этом никто не знал, у нас всё было хорошо. Разве нет? — Да, наверное, — На Хёнджина налетают с крепкими объятиями, впечатывая в стену. Хвану не хочется говорить. Ему так страшно и обидно за себя, что он готов закатить истерику, но вместо этого, он лишь сильнее прижимается к Ли. Хёнджина сильно трясёт, настолько, что и сам Феликс начинает трястись обнимая чужое обмякшее тельце. И это не только из-за слёз. — Я не хочу, чтобы ты плакал, Хёнджи, не надо, — Феликс аккуратно касается губами нежной кожи возле глаза, — Пожалуйста, не плачь. Хёнджину хочется что-то сказать, но не может. Это всё равно, что признаться в том, о чём не хочется говорить вслух. Но Феликс всё понимает и не спрашивает. Он просто обнимает.

*****

— Хонджун сбежал, — Чонгук поднял голову на парней, что сидели перед ним. — Как он смог? — Хосок удивился, но радости в глазах замечено не было. — А стоит ли ему вообще сюда идти? — Сынмин ковырял кровавые заусенцы на пальцах. «Если ты не знаешь, куда идешь — ты можешь прийти, куда угодно» — Не стоит, — Подтвердил Чон, — Здесь он себя погубит, как все мы. Если только он не хочет, чтобы от него остался один пепел. — Но ему больше некуда податься, — Тэхён нервно кусал губу. — Вам всем, стоит уйти, пока не поздно, — Чонгук крутил метталические кольца в ушах, — Вам лучше меня послушать. — Нам тоже некуда идти, — Чонин нервно улыбнулся. — Везде лучше, чем здесь, — Сказал Мин. И как они не заметили, когда тот вернулся? — О, ты уже пришёл, — Чонгук встал с дивана, — Я схожу к Чанбину. Он весь день не выходит. — Мгм, — Юнги безэмоционально кивнул головой и уселся в телефоне. О нём много чего неизвестно. Даже самому Чонгуку, что максимально к нему приближен. Считай его правая рука. Но он и сам больше не хотел ничего узнавать. Научен горьким опытом, так сказать. Чонгук сворачивает в коридор и подходит к чужой двери. Она совсем немного приоткрыта. Он заходит внутрь и видит сидящего на полу Со. — Чанбин-и, я здесь, — Чонгука сильно напугала эта картина. Не хотел потерять ещё одного друга, но он не подал виду, лишь подошёл ближе, сел рядом и обнял его. Слёзы Чанбина превращаются в пар. Он не может удержать собственную голову и она падает на чужое плечо. — Ты должен перестать винить себя, — говорит Гук, положив руку на чужое запястье, рассматривая глубокие порезы: и новые, и давно зажившие. Со чувствует, как его кости ломаются под чужими пальцами. У него есть возможность не умереть, но он не сможет ей воспользоваться. С каждым днём он будет всё больше ослабевать, и в конце концов он просто исчезнет. Это известно всем в этом доме. Его зубы крошатся вместе с костями, а разложению его костей поможет лишь земля. Кости в земле расцветут различными видами цветов. — Я принёс тебе покушать, — Чонгук пододвигает тарелку его любимого кальби. «В земле расцветают кости, и в костях прорастают цветы. Это лишь в сказках о том говорится, что кости в земле не растут. Что же до сказок, то это ж просто вранье. Ведь, как мы говорим, кости в землю зарыты, а земля-то — она ведь не спит ни минуты, так же, как и люди, что в ней погребены» Чанбин на тарелку никак не отреагировал, поэтому Чон взял палочки в руки: — Открой рот. Парень так и продолжал лежать на его плече. Этот участок одежды уже промок, оставляя солёные разводы от слёз. Чонгук повернулся к парню, поднимая чужую голову и надавливает на чуть впалые щёки, заставляя поневоле приоткрыть рот. Он берёт мясо палочками и кладёт тому в рот, после, закрывая челюсть. Чанбин еле пережёвывает мясо, будто ребёнок, что ещё не научился самостоятельно есть. «Есть и такие животные, которым жизнь не дает погибнуть, и они становятся жертвами, хотя это и не всегда означает, что они погибают от своих собственных когтей» — Умничка, — Чонгук широко улыбнулся, а руки резко затряслись, глаза резко застелила пелена слёз. «Это будет выглядеть так, будто они ожили. На некоторых костях появятся глаза и уши. Они будут разговаривать друг с другом. Некоторые из них будут смеяться. Другие плакать. Одни будут говорить: «Я люблю тебя», другие: «Отстань от меня». Всё это будет казаться вполне естественным. Но они не будут помнить об этом. Люди будут думать, что они — кости. И все это будет происходить в течение вечности» В комнату неожиданно заходит Тэхён, не проронив и слова, он усаживается рядом и забирает палочки в свои руки. А Чанбин словно по приказу покорно открывает рот. «Это будет выглядеть потрясающе. Цветы будут расти на каждом кусочке кости, и они будут расти, как только вы их посадите в землю. Они состоят из живых клеток кожи. Они растут очень быстро. Вы можете увидеть, как расцветает одна кость. Это выглядит так, как будто цветок только собирается распускать свои лепестки» Тэхён широко улыбается и нежно придерживает лицо парня за подбородок. «Они будут цвести и тогда, когда мы будем умирать, и в тот момент, когда наша душа будет уходить из тела. И если мы хотим, чтобы наши кости были усыпаны цветами, мы должны делать это с любовью и радостью, а не со скорбью и печалью» Чонгук тоже улыбается, но слёзы не уходят, а лишь прибывают. Ком в горле стоит и будто сейчас выйдет наружу, как у котов. «И эти цветы можно будет собрать в букет из них и подарить кому-то. А потом их закопать. В земле. Или в песке. Но не просто так. Их нужно будет закопать в землю или песок с молитвой. С молитвой о том, чтобы они проросли. Чтобы кости стали цветами. И чтобы цветы росли на могилах людей, которых уже нет. Цветы будут напоминать нам о тех, кто ушел. О тех, кого мы любили. Кого потеряли»