Ambient

      — А это — твой первый день в школе, — женщина, по-домашнему усевшаяся на его больничной койке, протягивает Кайто очередную фотографию.       Кайто узнаёт своё детское, полное мальчишеской гордости лицо. Он не узнаёт строго сидящую на нём школьную форму или новёхонький ранец, не узнаёт юношей, стоящих по обе руки от него, или мужчину за его спиной, но узнаёт неоспоримую схожесть в чертах лица. Он в отчаянии цепляется за воспоминание, почти осязаемое в его голове, как апрельским утром ба отгладила его мешковатую школьную форму, а дед, после долгих поисков на захламленном чердаке, наконец нашёл старенький плёночный фотоаппарат, при всем желании не способный на качественный снимок вроде того, что Кайто сейчас держит в руке.       С каждой новой фотографией железобетонный факт пережитой им жизни даёт новую трещину, пока не осыпается на осколки со звуком икающего смеха в стельку пьяного Кайто, которого прискорбно трезвый Кайто видит на экране телефона. «С прошлого Нового года», услужливо поясняет включивший видео мужчина — его брат.       Кайто ни разу не пробовал даже капли алкоголя.       Женщина — мать — с обходительностью медсестры обещает обо всём позаботиться за него. Один его брат кивает как болванчик, пока второй, не отрываясь от своего телефона, мычит в знак согласия. Едва успев войти в палату, он подлетел к Кайто, наспех сделал совместное селфи, и больше не поднимал носу от экрана, с одним лишь исключением — чтобы горделиво показать Кайто, как быстро их фото разлетелось по инстаграму.       Перед тем как уйти, первый брат задерживается на несколько секунд, чтобы незаметно подложить под край его подушки пачку сигарет «Golden Bat». Через несколько дней Кайто попытается закурить одну, но в отвращении затушит после пары неглубоких затяжек. Ему не понравится с какой знакомой лёгкостью его лёгкие наполняются дымом с горьким привкусом хрипа.       Сотрудник студии Данганронпы с прилизанными волосами и пластмассовой улыбкой по-деловому торжественно протягивает Кайто плотно запечатанный конверт. Он заученной речью объясняет содержимое и процедуру, стоящую за процессом передачи участнику шоу его собственного послесловия, но Кайто не идиот, что бы другие не говорили о нём. Он выхватывает конверт и говорит мужчине убираться вон из его комнаты.

От: Момота Кайто.

Кому: Момота Кайто.

      Недолго думая, Кайто вскрывает конверт. Внутри всего один лист.

Не потеряй Ому Кокичи.

      Он, наверное, должен рассмеяться, потому что это чья-то злая, садистская шутка. Вместо этого он сжимает лист в кулаке. Он почти жалеет, что огрызнулся на сотрудника, передавшего конверт. Тот, должно быть, даже не успел объяснить почему это письмо никак не может принадлежать Кайто.       Когда, несколько недель спустя, Шуичи спросит его, о чём было его послесловие, Кайто отмахнётся, состряпав что-нибудь убедительное и банальное о своей семье.       С каждым визитом своей семьи, Кайто всё больше хотел, чтобы они просто оставили его в покое. Каждый раз, когда они привозили незнакомые ему книги, страницы которых расписаны его почерком, немногочисленные фотографии и даже когда-то принадлежавшие ему, ни о чём не напоминающие детские игрушки, Кайто думал о том, как было бы здорово в последний раз навестить своих ба и деда, в последний раз наесться их домашнего стейка или помочь в крохотном огороде за домом. Как было бы здорово, будь они настоящими.       — У меня были друзья? — спрашивает Кайто, вышагивая из одного конца комнаты в другой, и обратно. Он не мог сидеть сложа руки, пока другие были заняты делом.       Мужчина, которого у Кайто язык не поворачивается назвать своим братом, медлит, раскладывая за него вещи из очередной непрошенной сумки с одеждой. Когда Кайто попытался настоять, что у него есть руки и он сам разберётся, что делать, мужчина только рассмеялся и попытался потрепать его по голове. У Кайто ушла вся сила воли на то, чтобы не врезать ему.       — Не знаю, — пожимая плечами сознаётся мужчина. — Поищи в телефоне, если сможешь.       Покрытый царапинами и трещинами телефон, который ему отдали вскоре после пробуждения, был безнадёжно заблокирован девятизначным паролем, и потому отброшен, как бесполезный хлам, в дальний ящик стола вместе со спрятанным подальше от глаз письмом. Этим вечером Кайто решается достать телефон вновь.       Сделав глубокий вдох, он натягивает на себя улыбку, и стучит в дверь. Из комнаты общежития выглядывает посеревшее лицо Шуичи. Его загнанный взгляд тут же смягчается при виде Кайто.       — Какие комбинации ты уже пробовал? — спрашивает он, после того как Кайто вынудил себя объяснить своё затруднение. Если Шуичи чувствует себя таким же бесполезным, каким Кайто чувствовал себя в течение всей убийственной игры, то эта безобидная головоломка может даже пойти ему на пользу. — Ты пробовал цифры от одного до девяти?       — За кого ты меня принимаешь? — фыркает Кайто. — Конечно пробовал! И день рождения, и имя матери, «Кассиопея», «Андромеда» — всё что в голову придёт. Ничего не подходит.       — Просто хотел убедиться, Момота-кун, — Шуичи извиняется, но его губы предательски вздрагивают вверх. Его взгляд плавно соскальзывает в сторону, хорошо знакомое выражение глубокой задумчивости на его лице не вызывает у Кайто приятных воспоминаний. — Как много ты знаешь о своей прежней жизни? Ты знаешь, что для тебя имело значение раньше? Что тебе было дорого или чем ты увлекался?       Вышибанием зубов и дешёвыми сигаретами, кисло думает Кайто, пожимая плечами. А это идея. Он берёт в руки злосчастный телефон и набирает на клавиатуре:       G o l d e n B a t       Неверный пароль.       Кайто крепче сжимает телефон в руке.       M i l d S e v e n       Неверный пароль.       Будь оно проклято… Он даже не знает какие ещё бывают марки сигарет, и по своей воле узнавать не собирается — между Кайто Момотой и владельцем телефона не было ничего общего, кроме…       На задворках сознания всё громче кричит неугодная мысль, что Кайто уже знает пароль. Может, знал с самого начала. Что-то, что, наверное, далеко в прошлой жизни, имело значение.       Затаив дыхание, он вводит последнюю возможную комбинацию:       О м а К о к и ч и       Неверный пароль.       С губ срывается короткий, поражённый смех, потому что как он вообще мог подумать, что это окажется его паролем? Что за глупость! Шуичи смотрит на него, затем на экран телефона, его тонкие брови хмурятся в непонимании, и хорошее настроение Кайто обрывается как струна. Увидел ли он эту нелепую попытку? Шуичи мучительно медлит в тишине своей едва обжитой спальни, прежде чем произнести:       — Пробовал ввести наоборот, от девяти до одного?       Кайто проглатывает рвущийся наружу выдох, только чтобы скривиться в неудовольствии, когда до него доходит суть слов. Для предполагаемого Абсолютного Детектива Шуичи подошёл к делу с неожиданно мелким калибром мысли. Но глупая идея — это всё ещё идея, и Кайто неохотно вводит цифры.       9 8 7 6 5 4 3 2 1       С тихим щелчком экран телефона сменяется на обои рабочего стола. Шуичи встречает его потрясённый взгляд своей скромной, оттенённой гордостью улыбкой, но внимательные глаза сосредоточены на Кайто, как на особенно неподатливом ребусе.       Поблагодарив своего помощника добротным хлопком по плечу и обещанием как-нибудь угостить его обедом, Кайто пристыженно ретируется к себе в комнату, где проводит несколько часов просматривая историю браузера и листая унылые, сухие переписки с одноклассниками, осознанно избегая контакт, красноречиво подписанный «Мелкий засранец». У него была неплохая догадка, кто бы это мог быть.       Обыскав телефон вдоль и поперёк, и не найдя ничего стоящего внимания, его палец наконец замирает над иконкой галереи. Подтачивающие изнутри сомнения лишь распаляют решимость, с которой он открывает приложение, только чтобы обнаружить, что галерея почти пуста. Кайто пролистывает смазанные фотографии конспектов и тетрадей, учебников и школьных расписаний, пока не натыкается на единственное выбивающееся исключение: худой парнишка на фоне неба, с широкой улыбкой изображающий, будто держит в руках проплывающее над ним облако, имевшее недвусмысленно фаллическую форму.       Нет никаких сомнений, что на фото — Ома Кокичи.       Кайто отбрасывает телефон в сторону, и с силой трёт переносицу, пытаясь привести мысли в порядок. Этот Ома не имеет никакого отношения к тому Оме, который терроризировал их на протяжении всего их жалкого пребывания в убийственной игре. Или Оме, ныкающемуся по коридорам общежития в безбожные часы ночи по ему одному известным причинам. Момота Кайто, намеренно оставивший после себя лишь короткое, односложное письмо, прежде чем положить свою жизнь на алтарь телевидения, должен был это понимать. Должен был догадываться о всей тщетности своей попытки, и всё же он попытался. Наплевав на маловероятность шанса привести желаемое в явь, он оставил за собой всего одну конкретную, односложную цель.       Кайто подбирает брошенный телефон и открывает историю переписки с затейливо названным контактом.       Шуичи, с глазами, полными немого подозрения, медлит, прежде чем закрыть за собой дверь комнаты отдыха и оставить Кайто и Ому наедине. Последний, не отрываясь от своей работы даже чтобы попрощаться, раскладывает на низком столике перед собой высокую башню из деревянных дощечек. Кайто помогает ему со своего места напротив. Вдвоём у них получается только медленнее, но Ома почти не жалуется.       Игра начинается, и Кайто решает, что это подходящий момент, чтобы задать свой давно назревающий вопрос. Ома, услышав его, даже не ведёт бровью.       — Послесловие? — протягивает он так же медленно, как вытаскивает брусочек из середины конструкции. — Ну конечно! Настоящий Ома оставил после себя целый манускрипт, исписал всё предсказаниями будущего на ближайшие лет двадцать. У него, видимо, открылся третий глаз, или типа того. Там даже о тебе говорится!       — Обо мне? — вырывается у Кайто.       Ома криво ухмыляется, не сводя с него хищный взгляд даже пока он лёгким жестом опускает свой брусок на вершину башни. Кайто вдруг испытывает необъяснимый страх того, что Ома умеет читать мысли. Думай о Дженге, просто думай о Дженге.       — Тебе-тебе! Правда, не много. Берегись кладбищ освещённых полной луной, Момота-чан, — его голос опускается до зловещего шёпота. — У тебя и без того осталось всего полгода.       — Не мели чепухи! — восклицает Кайто, убеждая себя, что пыл в его голосе значит больше, чем ползущие по коже мурашки. Чёрта с два Ома знает будущее, но его слова отзываются в лёгких Кайто болезненно знакомым чувством неотвратимо утекающего времени. — Не пытайся провернуть на мне какое-то ясновидящее шарлатанство! И не увиливай от ответа, о чём твоё послесловие?       Ома обиженно надувает губы и упрямо молчит. Кайто уже набирает воздуху для того, чтобы отчитать его, потому что нет ничего сложного в том, чтобы серьёзно ответить хотя бы на один простой вопрос, когда Ома нетерпеливо стучит пальцами по столу возле построенной башенки. Это было его самопровозглашённым правилом — разговаривать с Кайто только пока они во что-нибудь играют, вынуждая того тратить время на настольные игры, не редко заканчивающиеся ничьёй, только больше раззадоривающей его сопернический дух. Кайто торопливо вытягивает брусочек, но, когда он хочет переложить его на новое место, Ома вдруг опускает локти на стол с силой, пошатнувшей деревянное основание. С подбородком на ладонях, он невинно улыбается от уха до уха.       — Может, там фамильный рецепт вишнёвого пирога, который мне завещала покойная матушка, — его голос неотличим от голоса рассказчика, зачитывающего зачарованной публике детскую сказку. — Или пароль от компьютера и ссылка на лучший порно-сайт всея Японии. А может, у меня даже нет послесловия, потому что этому неудачнику нечего было оставить после себя! С какой стати я обязан рассказывать об этом тебе?       — Ты не обязан, — Кайто вздыхает и кладёт брусок рядом с тем, что оставил Ома. — В этом и смысл.       Да и никто другой не захочет тебя слушать. Кайто не гордится этой мыслью, но он видел, с какой предвзятостью, а то и откровенной неприязнью остальные смотрят на Ому. Ома добивался такого отношения, методично сжигая мосты и выстраивая стены, и, вне зависимости от его истинных намерений, этот труд принёс заслуженные плоды. Кайто не собирался жалеть его за собственный выбор. Не собирался делать ему одолжение своей компанией, не пытался выявить и залатать его слабости, протянуть руку помощи или подставить плечо. Он знал, что Ома справится и без него.       В этом и заключался неожиданный подвох, заставший Кайто врасплох. Рядом с Омой он не был обязан быть лучшей, безупречной версией себя — немеркнущим символом уверенности и крепкой опоры. Он не встречался с глазами, поющими песнь бесчисленных ожиданий, нужды или негласной жалости. Когда Харумаки прятала снедаемый беспокойством взгляд, а Шуичи провожал его крохотной улыбкой, таящей за собой невысказанные тревоги, Ома лишь ухмылялся шире, и превращал любую их игру в испытание: покажи, на что ты способен! Он не давал Кайто поблажек, не боялся ранить неаккуратным словом и не щадил его чувства. Он давил на больные мозоли, сыпал соль в незажившие раны, и от этого, казалось, они заживали быстрее.       Время, которое Кайто проводил с Омой, было самой эгоистичной поблажкой, которую он себе позволял.       — Твой ход, — объявляет Ома после пары молниеносных движений, и откидывается на спинку кожаного дивана с королевской статью.       Кайто тянется вперёд, но как только он касается пальцами бруска, Ома пинает его ногой в колено, и он с шипением одёргивает руку, чудом не опрокинув башенку между ними. На его оскал Ома отвечает миловидной улыбкой.       — Осторожнее, Момота-чан. Знаю, для тебя это трудно, но постарайся подумать дважды чего стоит касаться, а чего — нет.       — Ты серьёзно чуть не выбил мне коленную чашечку из-за простого вопроса?!       Ома непринуждённо закидывает руки за голову.       — Я имел в виду Дженгу. Мы всё ещё обсуждаем послесловия? Я уже и забыл! — восклицает он, вскидывая брови в деланном удивлении. Его тон остаётся таким же весёлым и лёгким, пока взгляд тяжелеет с каждым словом. — Понимаешь, мне настолько нет дела до всех тех, кто запихнул нас в эту гребаную убийственную игру, что у меня прямо-таки вылетело из головы о чём мы. Селективное внимание удивительно, не правда ли?       Кайто неохотно кивает, чувствуя в кармане вес телефона, надежно хранящего в себе двухлетнюю историю переписки и одну фотографию.       Шелест бумаги — единственное предупреждение, прежде чем смятый в комок лист прилетает в спину сгорбившегося над проводами телевизора Кайто. Он, не оборачиваясь, раздражённо цыкает.       — Прекращай!       Ома протяжно стонет со своего места на кровати, свесив голову вниз с края матраса.       — Но мне ску-у-учно! — скулит он, и тянет руки к предусмотрительно брошенному на пол журналу, чтобы подготовить свою следующую атаку. — Стоило догадаться, что увалень вроде тебя не умеет принимать гостей.       — Не моя вина, что соединение пропало, стоило тебе войти в комнату! — рявкает Момота с, возможно, не совсем уместным укором. Это ведь и не вина Омы, что интернет перестал работать именно в тот день, когда Кайто наконец убедил его провести время за просмотром какого-нибудь комедийного боевика, вместо того чтобы снова убивать вечер за вдоль и поперёк переигранными настолками. Столько технологического прогресса, но всё те же проблемы. — Не можешь помочь — не мешай.       В ответ на крайне вежливую для своего настроения просьбу, Кайто получает прицельный удар бумажным снарядом по заду. Стиснув зубы, он великодушно решает не реагировать. Выходки Омы варьировались от вызывающих легкое недоумение, до кипятящих в венах кровь, но Кайто дал себе обещание, что не позволит ему вновь провести себя. Там, во владении убийственной игры, он сломал себе всю голову в попытках разгадать парадокс, которым был Абсолютный Лидер, отказываясь прислушиваться к шёпоту интуиции, на который всегда полагался в прошлом. У него не было причин доверять Оме — лжец заражал подозрительностью сам воздух — но не доверять себе было ошибкой. И хотя эпилог их истории был милосерден, Кайто гадал, сложилась бы их судьба иначе, не закрой он глаза на свои предчувствия.       Запихнув эти мысли в дальний ящик метафорического стола, где им и было место, Кайто ещё раз переподключает провода, надеясь на чудо. Ома, около десятка журнальных листов спустя, вдруг подаёт голос:       — Давай поиграем в «двадцать вопросов» наоборот! — предлагает он, озарённый своей идей. Кайто мельком бросает на него взгляд и решает, что задорные искры в хитрых глазах не сулят ничего хорошего. — Вместо того чтобы задавать вопросы, мы будем сразу придумывать друг за друга ответы. Я начну! Ставлю на то, что своим невыносимым бахвальством Момота-чан компенсирует крошечный размер своих причиндалов!       Кайто молниеносно оборачивается на давящегося хихиканьем гадёныша, оккупировавшего его кровать. Его лицо бросает в жар.       — На какой больной вопрос это может быть ответ?! — его сердитый бас не вызывает должного впечатления, когда сами слова спотыкаются друг об друга на полпути.       — Ай-яй-яй! — Ома грозно машет ему пальцем, что выглядит только глупее в его перевёрнутом положении. — Я же сказал: никаких вопросов в этой игре! Но раз ты не отрицаешь, значит я угадал. Один-ноль в мою пользу!       Это нелепо, думает Кайто.       — Ничего не один-ноль! — восклицает он. — Если это и один-ноль, то в мою пользу, потому что ты неправ!       У Омы хватает наглости закатить глаза, будто не он поднял эту тему. Кайто знает, что Ома едва сдерживается, чтобы не дать волю гадкому смеху.       — Ладно, сделаем вид, что у тебя совершенно нет парочки жалких комплексов на этой почве, пока ты не стащил с себя штаны только чтобы доказать мою правоту. Твоя очередь, Момота-чан! Давай, иначе я так и продолжу, пока ты не сдашься, и не позовёшь кого-нибудь разобраться с телевизором за тебя.       Как бы не так. Ему не нужна чья-то помощь с каким-то куском металла и проводов. Кайто рассеянно перебирает настройки на пульте, пока в его голове начинает формироваться идея. Ома, к своему несчастью, дал ему идеальный шанс под прикрытием невинной игры.       Была не была.       — Ты избегаешь остальных не потому что тебе нет до них дела, и не потому что боишься, что им нет дела до тебя. Гокухара пытался поговорить с тобой уже раз шесть, и с каждым разом ты становишься только злее. Тебе просто страшно рядом с людьми, чьё мнение о себе ты больше не можешь контролировать, — Кайто говорит решительно и чётко. Если он промямлит хоть слог, Ома вцепится в этот проблеск сомнения как в спасательный круг. Решив идти до конца, он добавляет: — Я понимаю, что «Абсолютный Лидер» это типа твоя фишка, но знаешь, если ты просто поговоришь с кем-то, не залезая к нему в голову, ничего ужасного не случится.       Лицо Омы, только что воплощавшее сам дух озорства, безжизненно застывает в ничего не выражающих чертах, как пластмасса. Он молча смотрит на Кайто, секунду, две, дольше и дольше, пока Кайто не чувствует желание сглотнуть. Статичный гул телевизора кажется громче в тишине, которую, вдруг, разрывает взрыв смеха. Ома резко переворачивается на живот, глаза оттаивают так же быстро, как до этого охладели.       — У тебя такой испуганный вид! Ты что, призрака увидел? Или, упаси боже, решил, что угадал? — он склоняет голову в деланном интересе, и объявляет: — Два-ноль в мою пользу!       — А я думаю, два-ноль в мою пользу, — ворчит Кайто, только что вспомнивший как дышать.       — Думание никогда не было твоей сильной стороной, — до оскорбительного небрежно отмахивается от него Ома, пропуская мимо ушей возмущённое «хэй!». — Я планировал оставить нашу игру на лёгком уровне сложности, но раз ты любишь пожёстче, так и быть, — он по-хозяйски усаживается на матрасе, откашливается, и делает глубокий вдох, словно готовится рассказывать долгую, захватывающую историю. На одном дыхании он выдаёт: — В предыстории Момоты-чан не было ничегошеньки супер-дупер трагичного!       Кайто настороженно смотрит на Ому, ожидая продолжения, но тот не добавляет к уже сказанному ни слова. Он чувствует, как расслабляются готовые к вербальному удару плечи.       — Полагаю, нет, — легко соглашается он. Его жизнь была далеко не пляжным курортом, но он не видел причин жаловаться на выпавшую ему долю.       Лицо Омы искажается в гримасе глубокого, переигранного сожаления, полного крокодильих слёз.       — Бедный Момота-чан! — громко хнычет он. Кайто, рассчитывавший на любой ответ, кроме этого, поражённо открывает и закрывает рот. Ома, забыв про слёзы, роняет снисходительный смешок. — Разве нет? Посуди сам: пока остальные нашли душевный покой, зная, что худшие трагедии их вымышленных жизней никогда не имели настоящих последствий, всё что делал ты — терял, терял и терял что тебе дорого, не получив взамен ничего. Даже сочувствия! Кому придёт в голову тебя жалеть? Не станет же Момота Кайто, светила звёзд, жаловаться на то, что в рулетке сценариев Данганронпы ему выпала спокойная, счастливая жизнь?       Кайто чувствует, как у него сводит скулы. Как смеет Ома его жалеть по таким пустякам? Почему сразу не посмеяться над тем, какой отпечаток оставило на Харумаки её прошлое? Если девушка вроде неё не позволила своему прошлому сломать себя, Кайто тем более не имел права сложить руки и упиваться жалостью к себе без какой-либо причины. Какая разница, если она и Шуичи получили хоть какое-то крошечное утешение от того, что вся их жизнь до убийственной игры была вымыслом? Они все потеряли куда больше, чем когда-либо могли приобрести.       — Мне не на что жаловаться и мне не нужно сочувствие, — Кайто внимательно следит за тем, чтобы его тон оставался размеренным и спокойным. Иначе, он знает, мелкий гадёныш никогда от него не отстанет.       Ома, пораздумав, согласно мычит.       — Конечно нет, — примирительно кивает он. — Самопровозглашённому Абсолютному Герою хотелось бы обожания, почестей и благодарности, не так ли? Но ты их не заслуживаешь, — его губы кривятся в знающей ухмылке. Кайто непроизвольно морщится от его слов. — Будем считать это моим бонусным ходом: Момота-чан настолько высокомерный, самонадеянный лицемер, что считает себя ответственным за ошибки других, и потому винит себя за каждый сделанный и несделанный шаг!       Ома заливается хихиканьем, звонким и натянутым, как готовая лопнуть струна. Пульт жалобно трещит в сжатом кулаке, пока Кайто представляет под своими ладонями худые плечи, которые напрашивались, чтобы их хорошенько встряхнули.       Я дал себе обещание, что не позволю Оме вновь провести меня.       Он не может притворяться, что Ома не знает о чём говорит каждый раз, когда просто-напросто не хочет его слушать.       — На других не полагались так, как другие полагались на меня, — Кайто с титаническим усилием заставляет себя проглотить обычно встающую поперёк горла гордость. С каждым словом его голос становится твёрже: — Даже если наш противник — целая грёбаная киностудия психопатов — был непобедим, факт остаётся фактом: я не справился и мои ошибки стоили жизней. Как и твои. Я не виню конкретно тебя или кого-то ещё, хотя ты уж точно не сделал нашу жизнь легче, но я не собираюсь притворяться, что наши промахи ничего не значили. Это наша обязанность — взять на себя ответственность, и научиться как лучше. Четыре-ноль, в мою пользу.       Ома одаривает его крохотной улыбкой. Под его взглядом Кайто чувствует себя как особенно необычная лягушка в руках у любопытного ребёнка.       — Интересный ответ, Момота-чан, — наконец произносит Ома, прямо и просто, ни следа снисходительности или издевательства в аккуратно взвешенных словах. — Хотя, нет. Это ложь. Довольно банально, как и всегда, если честно. Но, полагаю, на этот раз я позволю тебе отделаться нечестной ничьёй — два-два. А теперь, как насчёт наконец позвать кого-нибудь в разы более компетентного чем ты, пока ты не доломал телик окончательно?       — Я почти разобрался! — огрызается Кайто, тут же позабыв едва успевший сформироваться вопрос как, по мнению Омы, эта ничья распределена между их утверждениями.       Как по команде, уже полчаса мозолящий глаза анимированный кружок на экране сменяется надписью: «Соединение восстановлено». Кайто присуждает эту заслугу исключительно своему упорству.       Кайто поправляет капюшон толстовки, собираясь с духом, чтобы подойти к двери невысокого дома на окраине Токио. Краска облупилась с грязно-жёлтых стен, сломанный велосипед припал к ржавой калитке забора. Из открытого окна веет запахом табака.       Проживающие в доме мужчина и женщина встречают Кайто с таким радушием, будто он был их давно потерянный сын. Кайто неловко потирает шею и прячет лицо за чашкой горячего чая, пытаясь отшучиваться от их навязчивых вопросов и нескрываемого обожания. Это же сам Абсолютный Астронавт, убивший их сына! Скрепя сердце, он терпит их восхищение.       Они тушуются, когда он просит проводить его в небольшую комнатку в дальнем конце дома, но не отказывают. Мужчина вежливо открывает дверь и отходит в сторону, приглашая Кайто войти в почти пустую, лишённую следов жизни комнату.       — Боюсь, Кокичи заранее избавился от всего, что могло бы напомнить о нём, — извиняющимся тоном объясняет женщина. Будто ей не столько жаль от самого факта, сколько о том, что ей выпала доля сообщить эту весть. — Здесь всё, что осталось.       Всё, что осталось, оказалось десятком аккуратно сложенных на углу стола учебников, висящий на стене календарь, который не переворачивали с позапрошлого месяца, и брошенный у кровати громоздкий портфель. Кайто с разрешения хозяев осматривает опустевшие шкафы и ящики, и не находит в них ничего, кроме тоскливо осевшей пыли. Кем бы Ома Кокичи не был в прошлой жизни, он позаботился о том, чтобы от него не осталось ни следа.       По крайней мере его родители заверили Кайто, что почти наверняка видели их вместе раз или два ещё до выхода пятьдесят третьего сезона, поэтому, возвращаясь к общежитию студии окольными, незнакомыми ему самому путями, он признаёт свою вылазку шатким успехом. Он старается не думать о том, что было бы проще вернуться в собственный дом, чем находить и добираться до чужого, но знакомый, едкий голос знающе шепчет, что он просто-напросто трус.       Ома перемахивает через ступеньку, запрыгивая в ещё никем не обжитый, новокупленный трейлер. Он оценивающе обводит неширокое пространство любопытными глазами, и, не теряя времени, начинает сновать туда-сюда, как белка, не стесняясь совать свой нос в каждый угол. Кайто, довольно уперев руки в бёдра, наблюдает за гостем со своего места у двери.       — Ну, как тебе? — спрашивает он, не сдерживая гордой улыбки.       Когда Ома оборачивается, на его лице крупными, неоновыми буквами выписана глубокая брезгливость. Он разочарованно вздыхает.       — Ну, полагаю простому человеку — простая машина.       — Ты это называешь простой машиной? — фыркает Кайто, хоть и понимает, что Ома намеренно подначивает его. — Ты видел душевую?       Вместо ответа Ома спешит юркнуть за приоткрытую дверь в дальнем конце трейлера, оглашает помещение громким, восхищённым «ва-а-ау!», и так же быстро выскакивает обратно.       — Теперь видел! Моё мнение моментально поменялось на все сто восемьдесят градусов. Ты прав, что за потрясающее корыто! И это не ложь! — он закидывает руки за голову, довольный своим гадким характером, и начинает раскачиваться с пятки на носок. — Только не пойму, зачем Момоте-чан понадобился такой навороченный трейлер. Собираешься прозябать в нём где-нибудь на окраине Токио в лучших традициях американского алкоголизма? Сдаёшься на своей мечте? Звёзды уже не светят Абсолютному Астронавту так же ярко, как прежде?       Кайто открывает рот, чтобы возразить — инстинктивный импульс, который он подавляет усилием воли. Он имеет дело с Омой. Почуяв наскоро состряпанную ложь, он не оставит её в покое, пока, как дотошный в своём деле вивисектор, не вытащит на свет особенно неприглядную сторону правды. Неисправимый лжец уважал честность превыше всего.       Может поэтому рядом с ним она давалась Кайто проще.       — Конечно светят, — бормочет он, ссутулившись, чтобы облокотиться на стену позади себя. — Да я до сих пор порой ни о чём другом думать не могу, это ведь мечта моего детства. Но в этом-то и дело. И её, и всё моё детство придумал и написал какой-то мудак из отдела сценаристов. И, прежде чем ты опять скажешь что-нибудь гадкое, это не делает их менее реальными, но… — Кайто заминается. Он избегает смотреть Оме в глаза. Ома делает эту задачу проще, отвернувшись и целиком заняв своё внимание осмотром трейлера. — Мира, в котором родилась мечта Абсолютного Астронавта, не существует, и я без понятия, что из себя представляет этот мир. Я не могу исследовать за горизонт того, что и так неизведанно, правильно? Поэтому я начну с малого: объеду каждый уголок Японии, а затем и Кореи, и Китая, и России и всей Европы! Может у этого мира в запасе совершенно другая мечта для Момоты Кайто, и мне только осталось её найти!       Он улыбается намного увереннее, чем чувствует себя, пытаясь не думать о последних мгновениях казни, проведённых в сиянии искусственной россыпи звёзд, но его старания встречает только безразличная спина собеседника.       — Проникновенно как и всегда, Момота-чан, — скучающе мычит Ома откуда-то из открытого шкафа в кухонном уголке. Захлопнув его, он тут же открывает другой, такой же пустой. — Когда и куда в первый путь?       Кайто хмурится. Он ожидал услышать пару колких, но беззлобных шуток или саркастичные аплодисменты, но точно не сухой, деловой тон, ограниченный единственным прямым вопросом.       — Сначала на север, — говорит он. Кайто не будет спокоен, пока своими глазами не увидит пустое поле на месте его старенького дома на окраине префектуры Мияги. — Думаю, если выедем около полудня, то уже вечером будем в Сендае.       Ома бросает на него косой взгляд. Внезапно оставив шкафы в покое, он плюхается на диванчик чуть поодаль и кривится, когда жёсткий матрас отказывается прогнуться под ним.       — «Выедем»? Только не говори, что твоя дорогая Харумаки согласилась трястись в этой колымаге по всему белому свету. Она умнее этого. А Сайхара-чан глаз не сводит со своей ненаглядной, он за тобой без поводка не потащится.       — Они не согласились только потому что я не предлагал, — отрезает Кайто. То, что у Шуичи и Харумаки были свои планы, ещё не значит, что они бы имели что-то против его планов. Они останутся друзьями, куда бы не забросила их жизнь. Он верил в это. — Кто в своём уме откажется колесить по миру с самим Момотой Кайто?       — Я.       Кайто запинается. Ома откидывается на спинку дивана и смотрит на него с всепоглощающим равнодушием. Но он заблуждается, если считает, что опередил ещё не озвученное предложение, потому что предложения не было и не будет. Сегодня Кайто оставит этот бездушный город и эту чёртову студию далеко за линией горизонта, и он заберёт Ому с собой.       — Ты хочешь оставаться здесь не больше моего, так почему не уехать со мной?       — Потому что я знаю как купить билет на поезд? — Ома выгибает бровь. — Одноместное купе побеждает с отрывом в сравнении с твоим бубнёжом.       — Разве может какое-то купе предложить свободу самому выбирать свой путь и свой завтрак? — Кайто, уже предчувствуя вкус триумфа, указывает на кухонный уголок. — Здесь есть холодильник и газовая плита!       — И разбросанные тобой по полу вонючие носки, в ближайшем будущем. Фу! Кайто тычет пальцем в диван, на котором расселся Ома.       — Признайся, ты же уже присматриваешься к спальному месту!       — Это — спальное место? Я думал это кофейный столик, — Ома, для наглядности, со всей силы ударяет ладонью по сидушке, и шипит от боли. Кайто прикрывает вырвавшийся смешок спонтанным приступом кашля. — Ладно, притворимся, будто я хочу и дальше каждый божий день видеть твою милую мордашку. Ты сам-то понимаешь, что застрянешь со мной в четырёх стенах, двадцать четыре на семь? — его глаза сужаются до обещающего неминуемых бед прищура. — Знаешь, как быстро мне становится скучно в дороге?       Кайто хмыкает. И это всё, чем он может напугать?       — Знаю, что никому не до скуки, когда скучно тебе.       Ома оглашает трейлер своим лучшим зловещим смехом.       — Именно!       — Именно! — живо вторит Кайто, и Ома моргает. Наигранное почти до карикатурного выражение коварства сползает с его лица как свежая краска с забора после ведра воды. — Да, никто не может вытрахать мозг так, как ты, этого не отнять. Но никто и не сможет скрасить долгую поездку так, как сможешь ты! И она будет долгой — я не собираюсь следовать каким-то там маршрутам и картам, это не туристическая путёвка. Это настоящее приключение! И чтобы пережить его понадобятся смелость, решительность и смекалка, поэтому никто не подойдёт на роль моего партнёра лучше тебя, слышишь, Кокичи? Поэтому я хочу, чтобы ты поехал со мной!       Ома принимает его речь с немигающими глазами, каждый мускул застывает в совершенно невыразительном, пустом как лист бумаги выражении, неуместным и неестественным на его всегда оживлённом лице. Кайто ни на миг не поддаётся уловке, потому что видит, как стремительно розовеют его уши.       Ома вдруг ухмыляется.       — Партнёра? — переспрашивает он, кокетливо хлопая ресницами.       — Напарника, — выпаливает Кайто.       Ему отвечает смех, негромкий и беззлобный, и Кайто вновь невольно цепляется за эти хрупкие нотки искренности, как за громогласную декларацию доверия. Ома неторопливо поднимается с диванчика на ноги, с преувеличенным вниманием разглаживает складки мешковатой толстовки и стряхивает с рукавов несуществующие пылинки.       — Момота-чан сам не понимает, чего хочет, но…       — Я хочу, чтобы ты поехал со мной, — уверенно повторяет Кайто.       Ома смеряет его недовольным, кислым взглядом, которому совсем чуть-чуть недоставало убедительности.       — Но, — он раздражённо цокает языком, — говорил я, до того, как меня бестактно перебили, я не собираюсь его переубеждать. С одним условием! Если Момота-чан ничем не сможет меня впечатлить до прибытия в Сендай — я пас.       С глазами, блестящими вызовом и предвкушением будущего, Ома протягивает ему раскрытую ладонь. Кайто улыбается от уха до уха.       — По рукам!       Он нутром чувствует, что это только начало, и лихо пожимает протянутую ему руку.