сирена

милый, мы не любовники, мы друг другу чужие люди, чертовски голодные до ласк, до любви, до чувств. halsey ― strangers

      Джей приглашал в номер закатный свет, распахнув шторы ещё до назначенной встречи, ― за ними панорама ЛА со своим зверьём и экосистемой.       Джейден приручил по крайней мере одно ― дикое, забугорное, будто ввезённое сюда в кованой клетке, отопрёшь засов ― держись.       Зверьё скалилось на неприветливый и душный город ― а Джею лизало руки.       И кое-что ещё.       Не доверчиво, конечно, с предупреждением ― тяпну, малыш, если не остережёшься.       Зверьё хранило на своей шкуре прохладу заморской страны, в радужках глаз ― плеск далёких зеленоватых озёр, в которых Джею никогда не поплавать.       Хватало этих ― окунался с головой, жгучая вода била в нос.       Наверное, Биллу снилась родина ― и ворчащее Балтийское море, и скользкие хвосты русалок, и слепящая лампа Куллена на побережье. Наверное, её частичку он отыскал в Джейдене ― шум стихии ему заменило колотящееся пацанячье сердце под рукой, русалочьи хвосты ― Джеевы ноги на его крепких плечах       стройненькие как у некки не бережёшь меня малыш       свет маяка ― вспыхивающие Джеевы глаза, стоит услышать я эльскар дэй.       Убеждался ― с северянами, нянченными ледяным ветром, трудно. Билл не признавался в любви-обожании-вожделении во весь голос ― шептал в висок-ухо-шею, будто гальд, интонации ― чётче, глуше, строже ― если Джейден не покорится колдовству.       Тискал ― голыми руками заарканивал, как моряк брыкливую сирену. Джей был готов ему петь ― завораживать-привораживать, пусть борт корабля бьётся о скалы ― и моряк идёт прямо в его руки.       Не всё же Биллу его пленять в своих.       ― До сих пор не привыкну, ― сказал он вдруг, пока наминал ладонями Джею задницу.       Местечко хорошее ― бёдра тёплые-тёплые, кровать за спиной Билла мягкая-мягкая, как морская пена. Он шептал за мочкой уха немножко ещё малыш ― Джейден ждал, когда же захлебнётся в простынях.       ― К чему это? ― спросил Джей.       ― К тому, что тебя тискаю. А ты и не против.       ― Есть выбор, Билл?       ― Вообще-то нет. Чувствуешь, как крепко держу?       От его прикосновений горячо, хотелось переместить Билловы руки туда, где кожа стыла, как сбрызнутая водой на суше.       Наверно Джей разлучник ― заманивал моряка в пучину, как сирена, и тот вёл на его песнопения корабль. Наверно должно быть стыдно ― хоть немного покалывать, ― да ни к чему тратить на это время.       Его и так не много ― Джейден загонял себя на съёмках, Билл ― ещё в каких-то бесконечных делах. После премьеры сиквела возможностей для встреч было больше ― может тебя подвезти? ― а с начала мая время гневалось, как Ньёрд в море, клялось Джею ― огребёшь, будь здоров огребёшь.       Это потом ― а сейчас у него есть Билл. А у Билла ― руки, которые кишели венами, как ворохом змей.       Джей ощупал каждую, не боясь ужалиться.       Когда Билловы здоровые ладони опускались на бёдра ― какой же ты худенький как только выдерживаешь? ― Джей тянул свои к ремню в его джинсах. Расстегнуть его проще, чем пуговицу на Джеевых ― когда до этого доходило, руки тряслись, будто перебрал соджу.       Билл спаивал его прикосновениями-поцелуями-приказами ― открой рот да не смыкай ноги. Если слушался, получал награду ― поглаживания ладонями вдоль ляжек, поцелуи глубже, похлопывания по бёдрам ― проверка, заёрзают ли.       Заёрзал бы ― если б не трель Биллова телефона в заднем кармане его джинсов. Джей вздохнул, отстранился маленько ― у Билла нет привычки попрекать не суй свой нос в чужие дела, да лучше не провоцировать.       Иногда Джей вспоминал, что у них не так много времени вместе, чтоб растрачивать его на взаимное сталкерство.       Иногда забывал ― и хотелось его придушить.       ― Да, ― Билл негромко ответил на звонок, на той стороне ― глухое приветствие, кому бы помолиться, чтоб не дошло до милый-дорогой-любимый.       Джейден зажмурился ― всех скандинавских божков перебирал.       Биллу покровительствовал Эгир ― защищал от штормов, свёл его с сиреной ― то ли на погибель, то ли на счастье.       ― Без понятия. Есть ещё кое-какие дела. Решаю по мере поступления.       Билловы прикосновения под стать тону ― тихие-ровные-уверенные, большой палец цеплял так и эдак шлёвку Джеевых джинсов, оттягивал ― обещал точно так же растянуть его внизу.       Иногда растяжка граничила с разрывами ― Джейден мирился-подставлялся-требовал. Ценилось, как русалочьи жемчуга, ― Билл называл старательным, Билл говорил ненасытный.       Джей не решался спросить, один ли так хорошо его обрабатывал.       ― Может быть, но не обещаю. Это всё… ― Билл вздохнул, ― долгий разговор.       Однажды Джей осмелится, раз затащил его в русалочью гавань.       ― Я, в общем, сейчас занят. Перезвоню, может, часа через два.       Билл наглаживал бедро, ладонь подползла к талии под футболку ― снять бы, показать ему мурашки.       Знала бы она, чем занят благоверный, ― настигла бы их с попыткой вытащить моряка из цепких ручонок сирены.       Он бы упёрся ― вон как глядел, наверно мысленно считал секунды до пока ― пока. Билл терпеливый, даже когда дело доходило до перепихонов ― не вмазывался в Джея, бурчал тише не насаживайся.       Он сбросил звонок, палец секунд десять поелозил по экрану ― разгрёб уведомления. Джейден плавил взглядом дисплей, осветивший Биллово выразительное лицо, как перламутровая раковина. Какие-то сообщения в мессенджере, почта, пропущенные звонки ― от неё ли?       Вряд ли ― от неё Билл звонки не пропускал. Что ты, милая, только не подумай, будто кого-то трахаю на стороне.       Может, она подозревала. Может, беззаветно доверяла, готовая прождать его чёрт знает сколько, как Пенелопа ― Одиссея на Итаке.       ― Ты смурной, ― сказал Билл, наконец оторвав взгляд от экрана.       Билла любил полумрак ― высекал скулы да острый нос. Вот с ним Джей ещё смирился его делить ― полумрак уступал ревнивице-тьме, а тьма безразличному рассвету.       С чем угодно, только не с этими звонками.       ― Она даже проснулась ни свет ни заря, чтоб тебе позвонить. Очень мило.       ― В Стокгольме сейчас десять утра.       ― Неужели? ― спросил Джей. Билловы бёдра под ним чуть подались вверх ― он впихнул телефон в задний карман джинсов. А лучше бы ― член в Джея. ― Хорошо же ты помнишь разницу в часовых поясах.       ― Я это выучил раньше таблицы умножения, Джей.       Закусить губу, вдохнуть, опять положить на него жадные руки ― проще простого. Не слушались ― Джейден только одёрнул свою футболку. Ворот пах чужим одеколоном ― грубоватым, прилипчивым, под стать Билловым прикосновениям к ляжкам Джея. Руки жгли даже сквозь джинсы ― будто прислонял калёный металл к русалочьему хвосту.       Джейден попробовал убрать ― коснулся ободка-браслета на запястье. Небось тоже её подарочек ― серебряный, обещал сберечь от всякой нечисти, как трефот.       Он жёг пальцы, нагревшись от кожи ― не то на Джея и вправду действовало чужое колдовство.       ― Ну чего пихаешься? ― вздохнул Билл, перехватил Джеевы руки ― не стискивал, как мог бы. Глядел в глаза ― ну слушай, малыш, не вздумай соврать.       Пока дрейфовал в открытом море, Билл навидался всякого ― матросы звали бы его прожжённым. А лгать Джей никогда не умел ― взращенный на корейских сказках о том, как врунишкам секли языки.       Ему бы тоже не помешало ― чтоб больше не совать его в Биллов рот.       ― Ты её любишь?       ― Джей…       ― Нет, скажи. Любишь? ― повторил он ― глухо, будто из-под воды вынырнул.       ― Это не тот ответ, который ты хочешь услышать.       ― Ладно. А меня?       Сирены просто так моряков не отпускают ― сколько бы серебра они на себя ни навешали.       ― Ответ на это тебе бы понравился.       Билл тоже лгать не умел ― только в нём это воспитал скандинавский дух.       ― Класс, ― хмыкнул Джей, высвободив руки ― позволили, уже хорошо ― и скрестив их на груди. У Билла в лексиконе, кроме смурной, было ещё и сварливый ― вслух не сказал, а в снисходительном взгляде читалось. ― Заживём одной дружной шведской семьёй, да?       ― Я ждал этой шутки ещё полгода назад, малыш.       Джей попыхтел ― не пробиться с упрёками. На его бёдрах по-прежнему было тепло, полумрак густел ― его надо растворять светом лампы на прикроватной тумбочке.       Билл глядел пристально ― пришлось опустить глаза. Джей ещё полгода назад знал, что ох как нахлебается от их связи, ― и иногда, когда хотелось придушить Билла, казалось ― нечего было тогда говорить ему зайдёшь?       Мало что поменялось ― до сих пор прятались, как Агда и Олоф, только декорации чередовались, как в самых дерьмовых фильмах с одними и теми же актёрами.       Джейден никогда не спрашивал его ― может, хочешь всё это прекратить, дорогой? Разбредёмся-разбежимся, десятки лет спустя вспомним об этом, когда засядем за мемуары, ― если только не херакнет по головушке Альцгеймер.       Билл не умел врать ― на это предложение обхватил бы Джея крепко-крепко ― не вывернуться, сколько хочешь по-русалочьи дёргайся.       — Джей, послушай… — начал он.       — Ничё я не хочу слушать. Опять засюсюкаешь? Валяй, блин. — Джей шмыгнул носом — от злобы, честно. — Не забудь перезвонить, а то потеряет. Рванёт сюда первым же рейсом, портки напялить не успеем.       ― Ты плачешь.       Щекам было сыро ― а он и не заметил.       Того, что Джей знал о Билле, набирался целый список ― не умел врать, как самые жёсткие капитаны кораблей, курил, едва запахнет штормом, и не любил плача сирены.       Если Билл ещё не начал дымить ― значит, буря пока далеко.       ― Джей. ― На выдохе он звал по имени редко ― перед тем как Джейден назовёт себя меченым. — Иди сюда.       — Началось, блин, не сюсюкай, я не…       — Иди ко мне.       Голос у него маленько заострился, как гарпун.       В руках Билла можно спрятаться ― даже от обратившегося тьмой полумрака, и спасаться лампой не требовалось. Джей ткнулся лбом в его плечо ― там, где под футболкой рассасывался засос с прошлой встречи.       Номера с минималистичным дизайном, комнатушки с кем-то пользованными гондонами под кроватью, переднее сиденье Билловой машины с риском скребнуть макушкой потолок ― менялись декорации, а места, в которые разрешалось его кусать, ― нет.       Когда заболели пальцы, дошло ― комкал футболку поверх Билловой поясницы.       Он поддел носом шов одежонки на Джеевом плече, уткнулся-зарылся-вдохнул ― глубоко-глубоко, удержать лишь бы Джейдена, запах, момент.       Ну вот, и серебряный браслетик его от русалочьей ворожбы не защитил ― так-то.       ― Посмотри на меня, малыш.       Джей послушался ― Билл обхватил его лицо, как перед поцелуем, но сыро было не от него ― от слёз, которые он взялся бережно утирать.       ― Когда ты дуешься, у тебя ямочка под губами. Сладкая такая.       Щёки чуть стянуло от подсохших слёз ― Джей ощутил, когда еле улыбнулся.       ― Думал, ты не любишь сладкое.       ― Я всеядный.       Как чудовище.       Билл бывал несдержанным, как давно не сходивший на сушу моряк, ― затащил в кровать, топил в простынях, футболку сминал-стаскивал, того гляди разорвал бы ворот ― это угроза?       Ему слюной не потушить пожар ― Джейден горел только сильнее, будто керосином сбрызнутый, выгибался-важничал-бери ― не спрашивал, какой на вкус, не мешал утолять голод ― от ключиц опускаться к дрожащему животу.       Наверно в этот раз всё могло быть нежно ― как в глупых фильмах, когда вместо просьб посильнее сквозь срам изо рта льются плаксивые признания в любви. Могло бы ― если бы не писк писк писк уведомлений на Билловом телефоне.       Все моряки боятся русалочьего гнева ― от него даже серебро, говорят, тускнеет.       ― Отключи эту хрень, хотя бы пока трахаемся.       Садануть по кровати от досады Джей не успел ― уже крутанули на живот, зверьё позади такое, что либо пластом плюхаться, либо прогибаться навстречу ― в ожидании, когда покроет тушей, как в сцепке.       ― Будешь командовать ― останешься без десерта. ― Под Биллом опасно, но хорошо, зажгло голую спину, когда прижался грудью, плечо ― когда накрыл голодным ртом. Джейден каждый раз считал его засосы после ― на заднице и бёдрах всегда самое большое созвездие. ― Возьму и уйду. Скажу тебе ― аньён.       ― Айё, ― шикнул Джей. ― Думаешь, один самый умный?       Но телефон замолчал.       Билл кусал загривок, Джей наклонял голову ― подставлялся, дышал тяжелее, раскурочивал шире ноги ― не сам, под давлением чужих рук. Вскинуться бы, зашипеть, как сирена, ― злоба ещё ворочалась внутри, ― да сдавался.       На губах Билла печати подчиняющих заклинаний ― хороший сладкий мой мой мой. Привыкнуть бы уже ― а до сих пор нутро жгло.       У Билла крепкие пальцы, долго растягивать не требовалось ― то ли на тягучесть в кишке отвлекаться, то ли на его язык где-то рядом с костяшками указательного и среднего у него после этого поцелуи с водянистым привкусом смазки на языке солоноватость Джеевой кожи своим бы достать до самого горла — чтоб там отыскать мяту разжёванной жвачки.       Не выходило ― Джейден хныкал, стискивался на трёх его ворочающих внутри пальцах, слышал сопение в бритый висок ― Билл с шумом втягивал запах чужого пота, опёршись другой рукой рядом с Джеем ― топил в кровать мятую футболку.       Во мраке поблёскивал браслет ― манящий, как все человечьи цацки для сирен. Джей коснулся, обхватив Биллово запястье, ― ошпарился.       Да колдовство не рассеялось ― Джейден своим заволок ему разум, слушал сйчас-мй-малнький ― из него сочилась, как смазка из задницы, похоть.       ― Двай тока без гондона, пжа… а-алуста.       В Билловы карманы Джей не заглядывал ― но знал, что их там полно.       ― Как скажешь. ― Иногда Билл ластился зверьём, готовый гудеть от удовольствия за ухом, дышал тяжеловато ― весь-весь затылок да висок лицом обтёр, не Джеев запах впитывал ― свой оставлял, лоб давно вспотел. ― Потом выгребу из тебя языком. Хочешь?       Поцелуи после этого прелые-сырые-вязкие.       ― Хочешь.       Наверно Джей слишком призывно об него потёрся задницей ― искал, куда насадиться, скрёб о волосы в паху кожу, пока Билл сцеловывал красноту со щёк.       Это обманка, чтоб завладеть сиреной, ― дразнить поцелуями да ласковыми щипками за бочок, зарываться внутрь ― постепенно-постепенно, не то осторожничая, не то гордясь ― чуешь, какой здоровый?       Чуял ― и пытался справиться с жаром ― вдруг растопит, как русалку на суше.       ― Двигай-сся…       Он приподнял Джеевы бёдра, выровнял ― только коленки о простынь зажгло, но это ничего, это простительно ― раз уж так ласково поглаживал-потискивал везде-везде горячими ладонями.       А вот то, что дразнился, ― нет.       ― Билл, пож-жа…       Он опять накрыл собой ― под Биллом можно защититься от любого шторма, ― прильнул носом к плечу ― трогательно, будто не трахались, а едва проснулись.       ― Ты клянчишь, Джей. ― Он не шевельнулся ― но внутри пекло-подрагивало, сжаться бы ― кольнёт. ― Потерпи немножко, ну, какой же ты, а… Жмёшься же. Не привык.       ― П-при…       ― Ну какое там. Маленький, тесный такой.       То ли хвалил, то ли жаловался ― Джей разбирал по тону голоса, не выходило, будто сирене не знаком человечий язык.       Билловы ладони ползли куда-то на грудь, оттуда ― к мокрому животу с плевками смазки, пощипали-потёрли ― Джейден весь зацвёл розовыми пятнами, как солнечными ожогами.       Пусть жжёт ― снаружи-изнутри, когда наконец вышел-втолкнулся Джей запрокинул голову хватанул душный воздух ртом ― один глоток ему не спасение. Хорошо, что Билл придерживал за бёдра ― искал, за что подержаться, месил липкую, как тесто, кожу ― ладно уж, синякам всегда можно найти причины.       Следам укусов ― тоже, благо под одежонкой можно скрыть.       Навстречу ему не податься ― ладони крепкие, как из гранита, поцелуи крыли плечи в контраст, как шаль, ― тише, мол, не торопись.       Джейден ценил с ним каждую минуту ― и в какие-то хотелось его придушить.       Он сглотнул ― сухое горло резануло, ткнулся в простынь ― захлебнуться чтоб в ней, как в воде, изо рта капало ― и откуда-то ещё, изо рта текло ― и пот вдоль бёдер следом, от него звонче шлепки.       От пота зудела кожа, от хлопков сзади — раздражённая промежность.       Билл скажет вылижу до самых пяток ― Билл не умеет врать.       Свой скулёж не разобрать ― перебивало тяжёлое дыхание, Билл не к поверхности плыл ― его сирена в заводь утаскивала, и никакому браслету его не спасти.       Джейден хрипел пгладь-мня ― чуял размазывающие пот по спине-груди-животу прикосновения, с лица его смывали поцелуи ― подставлялся, сам слизывал с Билловой щеки-скулы-шеи ― солёный, как морская вода.       ― Я сйчас… мм-ха войди целико… в-весь.       Мокрые бёдра ожгло шлепком ― звонким, как всплеск.       ― Так? Нравится тебе? Выклянчил.       Джей терпел терпел терпел ― сжавшимися стенками впору бы вену от основания до головки ощупать.       Дофантазировал, пока кончал, ― просто знал, что она есть.       Билл придерживал бережно ― сирену возвращал в свою стихию, захлёбывался следом.

* * *

      Джей следил, как в номер крался рассвет ― в мае он ранний гость. Глаз не смыкал ― веки тяжёлые, будто наревелся, да помнил ― с Биллом ему ценна каждая минута. К животу липла влажная простынь, на промежности стыли пот-смазка-слюна, на языке ― привкус чужой спермы после мокрых поцелуев.       Билл вынянчен ледяными ветрами ― Билл не умеет врать.       Джей попробовал сдвинуться ― саднили коленки. Билл и их зацеловал ― обещал, что скоро заживут.       ― Ты не перезвонил, ― напомнил Джейден, покосившись на прикроватную тумбочку. Телефон молчал с полуночи ― немой свидетель их утехам.       ― Это не твоя забота. ― Билл прижал к себе ― хрен-то вырвешься из такого захвата, повод отложить любые разборки. ― Давай немного поспим, малыш. Могу тебе спеть ― быстрее заснёшь.       ― Нет уж, спасибо. Думаю, для этого надо узнать друг друга получше, не бросаться в омут сгоряча…       Билл усмехнулся куда-то в шею, притиснул крепче ― в его руках липко и горячо, пахло смесью пота и одеколона, Джей вдыхал ― надышаться не мог.       ― Спой тогда ты.       ― Пусть тебе это приснится.       Наверное, Биллу снится родина ― и часовые-маяки, и сырая капитанская каюта, и поющая сирена ― то ли о погибели, то ли о счастье.