Тоже своего рода пьеса

Ген привычно ставит грязные и не очень чашки в посудомойку и упирает руки в боки, разглядывая кухню. Довольный уборкой, на которую потратил от силы десять минут, он кивает сам себе и идёт к комнате (читать «кабинету») великого ученого Сенку. Великий ученый встречает его как обычно немногословно, кивает и мямлит что-то вроде «подожди, ща, секунду», надевая на лицо защитную маску. — Уже три часа дня, а из запланированного празднования мы успели разве что сожрать все моти. — Да иду-иду, не ворчи. Ген пожимает плечами и выносит из кладовой огромную, мягкую и даже немного пушистую подушку-кошку. Хорошо, что он с самого начала предупредил Сенку не заглядывать в это помещение, иначе сюрприз бы не удался. У Сенку ведь есть один очень неудобный талант — быть везде и сразу, знать о своем доме буквально ВСЁ. — Что там у тебя… — спрашивает он, наконец закрыв дверь своей «лаборатории» и замирает, глядя на огромное и милое нечто. — Вау. Ты правда купил ее. — Да, — Ген лыбится во все двадцать восемь и пытается развернуть махину к Сенку лицом. — Ты сказал что хотел ее. — Ага, на тебя похожа. Ген проглатывает неоднозначность и скорбно хоронит в себе все попытки провести этот день без душевных терзаний. — О да, Сенку-чан! Теперь ты можешь каждую ночь обнимать ее, представляя, что это я, ха-ха! — И буду. Ген странно хлопает ресницами, приоткрыв рот, и снова отшучивается: — Смешной ты, давай фильм смотреть! — Ген. Ген замирает. Его сердце, кажется, тоже. Только выяснения отношений им сегодня не хватало, ага. — Ты плохо выглядишь. И меня не покидает мысль, что это из-за меня. — Ох, это в любом случае не причина говорить мне подобные глупости, Сенку-чан. — Это не глупости. Я не говорю подобное в шутку, в отличие от некоторых. Ген трет лицо рукой, чтобы успокоиться и незаметно разминает глазные мышцы. Заплакать от эмоциональной мясорубки ему совсем не хочется, ибо выглядеть это будет точно жалко. Он улыбается снова и как ни в чем не бывало извиняется. Сенку смотрит на него серьезно и решительно, а потом также решительно тащит его на кухню, где у них уже давно стоит заряженный ноутбук. Под ногами шуршат фантики из-под съеденных чипсов, и когда Ген плюхается на диван, к спине прикатываются давно допитые энергетики. Не успел убрать. Или не заметил. Сенку несколько секунд шарит в своем ноуте и открывает в библиотеке папку с названием «фотографии». — Знаешь, что там? — Откуда мне? — Ты же менталист. — И уважаю чужую личную жизнь. Сенку закатывает глаза и нажимает «открыть». Ген вздыхает, но, когда, подпирая голову рукой, он смотрит на экран, видит там от силы фоток пятьдесят. А на них радостные, застигнутые врасплох или даже немного грустные, изображены они вдвоем. В средней школе, в старшей. На экскурсиях, во время прогулок или празднования Рождества. — Ты очень много значишь для меня. И, наверное, я бы даже сказал, что ты мне нравишься. Именно так, как обычно нравятся девчонки. Но я, блять, понятия не имею, как в этом разобраться. Я ученый, а не психолог, а еще я никогда никого не любил. — Я тоже не психолог, не смотри на меня так. — Но ты Асагири Ген. И ты постоянно… Ведешь себя так, будто нуждаешься во мне. А я тупой, блять, я не знаю как себя вести. Я даже не знаю, хочу ли я отношений, я просто хочу чтобы ты был в порядке. Пожалуйста. Ген в который раз вздыхает и откидывается назад, распластавшись на диване. — Спасибо, что сказал. — Не смей после этого начать меня избегать. — Да от тебя сбежишь… — И я тебя не френдзонил. — А как это тогда называется? Сенку задумчиво пялится в потолок. — Я признался в том, что ты мне нравишься, но так же обозначил, что я тупой дебил. — Так это был каминг-аут? — Ты издеваешься? Я буквально сказал, что влюблен в тебя! — Оу, — Ген резко осознает, что Сенку и правда сказал буквально это и неожиданно икает. А потом смеется. Вечер явно перестает быть грустным. Они молчат некоторое время, а потом как ни в чем ни бывало принимаются поедать запасенное печенье. И все-таки, быть абсолютно честным — еще один существенный минус Сенку-чана. Или все же плюс?