Неизвестные герои.

      Человеческие существа — существа не рациональные. Странные и невозможные. Мы существа, которых по законам природы попросту не должно существовать. Мы существа поглощенные ошибочным чувством индивидуальности. Ее иллюзией. Этим… придатком сенсорного опыта и чувств. Мы просто запрограммированы на то, чтобы верить, что каждый отдельный человек, это личность. Но на самом же деле мы попросту никто…       Автобус заложил крутой поворот. Да так, что толпа народа, набившаяся в его утробу словно сельди в бочку, тут же принялась болтаться по всему салону. Сразу же со всех сторон послышалась ругань и недовольные возгласы. Кто-то наступил кому-то на ногу. Кто-то толкнул кого-то локтем в бок. Ну а кто-то возмущался и орал просто ради того, чтобы возмущаться и орать. В конце-концов каждый хочет привлечь к себе внимание. Я даже невольно улыбнулся.       Абсолютно каждый человек свято верит в то, что для него все может измениться. Что когда-нибудь и на его улице будет праздник. Что он непременно реализует себя, открыв внезапно появившиеся таланты. Все мы словно запрограммированы на это. Так же, как и на веру в то, что все мы — личности. И это засело глубоко внутри у каждого. На генном уровне. Все поголовно верят в то, что все изменится, стоит только сменить образ жизни, место жительства. Только сделай это, и ты сразу же встретишь новых людей, заведешь друзей, и все у тебя будет хорошо и отлично. Встретишь девушку, влюбишься и заведешь семью. Но…       Автобус начал тормозить и с резким рывком замер на месте, порождая новую волну отдавленных ног, ушибленных боков и ругани. Двери с шипением распахнулись и толпа, продолжая толкаться и пихаться, повалила на улицу. — Конечная, — безразличным тоном объявил водитель. Подняв воротник куртки и сунув руки поглубже в карманы, я подождал пока выйдут все пассажиры и последним выскочил на улицу. Навстречу противной холодной мороси, серому небу и грязным лужам. Казалось, весь город вокруг меня был бесцветным. Серым.       Все изменится… Это только лишь пустые надежды. Надежды, которые служат сосудами для удержания того потока дерьма, который жизнь непрестанно и без устали льет нам на головы. Сосудами, в которые ты консервируешь все это дерьмо и прячешь куда подальше. А возможно и выставляешь перед собой, дабы радовать глаз фальшивыми образами того, что все у тебя прекрасно. Ну а если и нет, то все будет прекрасно. Нужно только немного потерпеть и подождать…       Дождь понемногу начинал набирать силу и я прибавил ходу. От остановки идти было не так уж и далеко, но желания вымокнуть под ледяным дождем я так же не испытывал. Мимо мелькали серые дома и голые деревья. Я свернул во двор. Возле переполненных мусорных контейнеров две собаки дрались за кусок старой кости. А холодный осенний ветер гонял по детской площадке рваный мусорный пакет.       Все изменится, нужно лишь немного подождать. «Все изменится» — пустые ничего не значащие слова. Гребанный, мать его, катарсис. Что бы это не значило. Пустые слова, на которых держится весь этот непрекращающийся пиздец, который мы привыкли называть «жизнь».       Нырнув в подъезд, я стряхнул с куртки капли дождя и распахнул старые деревянные двери. В нос тут же ударил привычный запах типографской краски и бумаги. Так пахнут старые книги. Приятный и успокаивающий аромат. В наш век цифровых технологий и продвинутого прогресса бумажные книги уже никому не интересны. Зачем хранить у себя дома полные полки книг, когда достаточно одной электронной? Но я был благодарен тем, кто сохранил библиотеки. Юркнув в небольшую гардеробную, я скинул куртку, бросил быстрый взгляд на свое отражение в зеркале и направился прямиком на свое рабочее место. — Как всегда вовремя! — окликнул меня Костик. Прямая моя противоположность. Жизнерадостный парень, который каким-то неимоверным чудом оказался в должности заведующего «Библиотекой имени Ленина». Держу пари, подобная есть в любом городе нашей необъятной страны… — Я человек пунктуальный, — вздохнул я, усаживаясь за стол. — Как дела? — Костик подбежал ко мне и занес было руку, чтобы хлопнуть меня по спине. — Как всегда, — пожал плечами я. — Все так же ненавижу людей. — Опять ехал на автобусе? — Костик медленно опустил руку. — Ага, — кивнул я. — А перед этим долго пытался купить себе новый проездной… — Ясно, — кивнул заведующий. Повисло молчание. Я так уж точно не имел ни малейшего желания продолжать хоть какой-то разговор. Всего, чего мне хотелось, так это того, чтобы жизнерадостная рожа Костика поскорее удалилась из здания библиотеки и оставила меня в покое. Только вот у заведующего явно были совершенно другие планы… — А почему ты все-таки решил стать библиотекарем? — внезапно поинтересовался Костик. — Знаешь, — вздохнул я, подумывая о том, чтобы послать его куда подальше с его расспросами, — жизни вообще едва хватает на то, чтобы более-менее освоить хотя бы одно дело, — я посмотрел на него. — Так что к выбору профессии нужно подходить максимально осторожно. — Так почему? — Костик смотрел на меня своими горящими от любопытства карими глазами. Неужели ему действительно настолько интересно? Нет, просто интересуется из «любезности» и потому что так положено. Знаете, есть такие глупости, которые люди вбивают себе в голову, и потом принимают за негласные правила. К примеру, поинтересоваться «как дела?», хотя в большинстве своем им абсолютно наплевать на то, как именно у вас дела. — Здесь тихо, — ответил я, наконец. — Здесь никогда нет людей. И, что самое главное, они здесь никогда не появятся. — Ну вот и почему ты такой… — вздохнув, Костик покачал головой. — Какой? — решил осведомиться я. — Ну вот такой, — пожал плечами заведующий. — Почему уверен, что никто и никогда сюда не придет? — Потому что иначе я бы не устроился сюда на работу, — ответил я. — А еще потому что я реалист, который всегда трезво смотрит на вещи… — Реалист? — усмехнулся Костик. — Да, — я кивнул. — Я привык считать себя реалистом. Хотя… Чисто с философской точки зрения меня можно считать пессимистом. Костик только развел руками и, наконец, произнес заветные слова. — В общем, мне пора, — он направился к выходу. — Не скучай. Я только отмахнулся от него. Но Костик, неверно истолковав мой жест, махнул мне рукой на прощание.       Лично я считаю, что человеческое сознание — это лютая ошибка эволюции. Обретя его, мы стали копаться в себе, и часть природы оказалась от неё изолирована. Мы стали запрограммированы видеть то, что хотим видеть и прикрывать этими видами грязную и противную реальность. Мы запрограммированы верить в то, во что хотим верить, и отмахиваться этим от действительного хода вещей. И единственное, что мы все еще можем сделать, так это противостоять программированию. Просто дружно взяться за руки и молча вымереть. Взять и по-братски отказаться жить. Уверен, всем сразу же станет легче. Я встал из-за стола и подошел к книжным полкам. Этот мир мне опостылел. «Нужно только подождать, и все наладится»… — Ложь, — вздохнул я, беря в руки первую попавшуюся книгу. «Человек-Невидимка», Герберта Уэллса. Вот уж действительно книга про меня. Сколько себя помню, всегда был вне зоны внимания абсолютно у всех. «Пойдешь в школу, найдешь себе подружку». Ложь. «Поступишь в институт, точно обзаведешься девушкой и друзьями». Ложь. «Стоит только переехать туда, где тебя никто не знает, и все будет нормально». Ложь. «Нужно только измениться…». Люди так просто не меняются… Вздохнув, я начал листать книгу. Сколько раз я уже читал ее? Пять? А может быть шесть? — Еще один раз точно не повредит, — вздохнул я, переворачивая страницу и пробегаясь глазами по тексту. Этот мир мне опостылел. Я больше не могу жить там, где безразличие считается за добродетель. Я не говорю, что отличаюсь или лучше других, вовсе нет. Я бы даже посочувствовал им. Безразличие — это выход. Ведь гораздо проще угробить себя наркотиками, чем бороться за жизнь. Легче что-то украсть, чем заработать. Легче бить ребенка, чем его воспитывать… Теория эволюции Дарвина, написанная им после увеселительной поездки на Галапагосские острова, не подходит для этого Богом проклятого мира, где у людей начисто отсутствует инстинкт самосохранения и стремления к жизни. Этот мир мне опостылел… Я перевернул страницу. — Что за… — текст на моих глазах начал меняться. Буквы, словно живые, скакали по бумаги. Менялись слова, перестраивались предложения. Такой знакомый текст романа Герберта Уэллса постепенно менялся на какую-то фентэзи ерунду про принцесс и героев. Я перевернул страницу. Ничего. Пусто. Текста не было. Пропали печатные символы и запах типографской краски. Остался лишь аромат старой писчей бумаги. — Что за черт?! — облизнув пересохшие губы, я попытался перевернуть страницу обратно, но… Руки словно огнем обожгло, книга стала больше размером, а помещение залил ослепительный свет.       Говорят: «Будьте осторожны в своих желаниях, они могут и исполнится». А еще говорят: «Язык мой — враг мой». Так зачем же людям язык, если от него одни лишь беды? Ну… Во-первых, чтобы врать. Все постоянно врут, а те, кто утверждает, что никогда не врал — врет в двойне. Во-вторых, чтобы ранить друг друга шипами ядовитых слов. И в-третьих, чтобы рассуждать о том, чего казалось бы, нет и никогда не было… — Не может быть, сказал бы я, если бы… — я огляделся по сторонам. Вокруг меня был густой лес. — Сказал бы я, если бы не верил своим глазам, — а уж своим-то глазам я привык верит. Библиотека, полная старых пыльных книг, исчезла. Растворилась во вспышке яркого света. Исчезла даже книга, которую я держал в руках. А на смену уютной и тихой библиотеки, куда никогда никто не заходит, пришел густой лес, да темное багровое словно запекшаяся кровь, небо.