Роль мамы в исполнении ледяного принца

Кэйе не нравилось быть беременным. И нет, дело не в страхе перед родами, хотя периодически ему про это кошмары по ночам снились, после чего Аякс неизменно отпаивал его валерьянкой. Да, Альбериху было очень страшно, потому что если с наличием у своего нового тела беременности он еще кое-как смирился (с большим и очень существенным скрипом, а также периодической проверкой на то, а не сон ли это все же), то с тем, что этого ребенка ему еще придется как-то рожать, совершенно точно нет. Да, Тарталья притащил ему всевозможную литературу о подготовке к родам, о самих родах, а также о воспитании ребенка после, но это скорее еще больше пугало и нервировало, чем успокаивало. По крайней мере, радовало, что даже несмотря на отсутствие магии, здесь очень высокий уровень медицины. Все же, еще раз умирать в ближайшее время (тем более от родов, вот уж никогда не подумал бы о себе в таком ключе) мужчина вот никак не планировал. Так что да, ситуация была более-менее нормальной, но быть беременным шатену вот вообще не понравилось. Ни капельки. И дело даже не в страхе перед родами (хотя где-то в глубине души он признавал, что сильно побаивается этого момента), а в постоянно скачущих гормонах, от которых ему хотелось в одну минуту расплакаться (чем он и занимался, так как Чайлд заявил, что беременным нельзя сдерживать свои эмоции и полезно выплакаться) и пожалеть себя, а уже в следующую кого-нибудь прибить. Чаще всего праведный гнев капитана кавалерии небезосновательно падал на Иемицу, как на главного виноватого во всей той ситуации, в которой Кэйа оказался. В общем, мужику капитально повезло, что он находился в Италии на другом конце планеты, иначе бы у него были все шансы быть убитым и скалкой, и сковородкой, и просто кулаками разъяренного Альбериха. Педофилы теплых чувств, кроме праведной ярости и презрения, у него вообще никогда не вызывали. Даже в его мире, пусть там и бывало всякое дерьмо, педофилов ненавидели и судили, как преступников, коими те и являлись. А за растление малолетних и вовсе могли убить без суда и следствия. И вообще, придумали тоже! Взрослый почти тридцатилетний мужик умудрился залезть на пятнадцатилетнего подростка, заделать ей ребенка, а потом еще и свалить, будто так и надо. Серьезно, Нана была даже младше Барбары, Рэйзора и Беннета. Вот только если те могли спокойно постоять за себя (особенно Рэйзор и Беннет), а еще имели кучу защитников по всему Мондштадту (особенно Барбара) и за его пределами, то у бедной Наны не было никого. Совсем. Только дед, но он при весьма мутных обстоятельствах пропал незадолго до знакомства девочки с Иемицу. Вполне вероятно, что тот устранил деда, чтобы у Наны вообще никого не осталось, и на нее было бы проще наложить руки. В итоге у нее действительно не было никого. И защитить, а также позаботиться о ней, было совершенно некому. А еще она была в очень уязвимом положении из-за переходного возраста и потери единственной семьи, чем эта скотина и воспользовалась. Мужчина не устает поражаться тому, насколько же гнилыми и отвратительными иногда могут быть люди. Дайте шатену только добраться до Иемицу, и тот пожалеет, что в принципе решил тронуть этого бедного ребенка… В следующий момент капитан уже рыдал из-за жалости к ней, себе и будущему ребенку, в слух проклиная дурацкие гормоны, из-за которых он не может сохранить привычное для себя хладнокровие. Как же он скучал по предыдущему телу, в котором всегда мог рационально мыслить вне зависимости от окружающих обстоятельств и эмоций, которые испытывал. Сейчас же его настроение скакало от жалости и страха до ярости и злости, потом до истеричного веселья и кипучей деятельности, потом до жалости и слез, а затем до апатии и равнодушия. И так по кругу. Аякс говорил, что это из-за того, что Кэйа пока просто не привык к новому телу, к его гормонам, которое оно вырабатывает, и нынешнему беременному состоянию, а когда привыкнет, снова вернется к своему рациональному мышлению. Нужно просто потерпеть, и тогда все будет нормально. Альберих и сам знает, но вот эти эмоциональные горки его не просто бесят, так еще и невероятно сильно выматывают. Он-то сам никогда не был особенно эмоциональным человеком, большую часть времени мастерски притворяясь, что испытывая те или иные чувства, чем испытывая их на самом деле. Да ему и самому нравилось всегда оставаться с холодной головой и быть голосом разума (периодически весьма сомнительным голосом, учитывая наличие у него самого суицидальных наклонностей, но все же) среди окружающих. В данной ситуации голосом разума и островком спокойствиях для мужчины являлся Тарталья, который невероятно сильно вырос эмоционально и успокоился, от чего шатен периодически и вовсе не узнавал некогда вспыльчивого и абсолютно безрассудного друга. Впрочем, за эти несколько десятков лет совершенно не удивительно, что Предвестник так изменился. Скорее было бы странно, если бы он этого совсем никак не сделал. Капитан так и не услышал ни то, как Чайлд оказался в этом мире и в этом теле, ни то, что он испытывал на протяжении нескольких лет, когда был совершенно один. Справился ли он с этим в принципе, или все же… Что случилось. Сам Аякс заявил, что пока об этом рано, да и просто не стоит говорить, но судя по тому, как он отводил глаза, история вряд ли была приятной или веселой. Возможно, дело было в еще одном предательстве, которыми и так изобиловала короткая жизнь Одиннадцатого Предвестника. Так что Кэйа просто решил не тревожить его раны. Если захочет, фиолетоволосый сам может рассказать ему все это, когда будет морально готов. — Ну-ну, поплачь-поплачь, это полезно. — мягко покачал головой Тарталья, нежно поглаживая капитана по плечу и спине. Он что-то успокаивающе замурлыкал, хотя от этого слезы из глаз Альбериха брызнули еще сильнее. Тот дрожаще всхлипнул, находясь в абсолютном шоке от того, что не может успокоиться по первому же своему желанию. Обычно у него такого не было никогда. Однако, последние несколько дней внесли в его восприятие мира значительные коррективы. — Выпусти все, не сдерживайся… Все нормально… — Ни хрена… — с новой силой разревелся мужчина, громко шмыгая носом. Он глотнул воды с валерьянкой, со вкусом которой уже успел сродниться за последние несколько дней. Вообще, конечно, ему очень сильно хотелось напиться вдрызг, но из-за беременности он не мог пить вообще ничего алкогольного. И дело было даже не в том, что Чайлд пристально контролировал его каждый шаг, а в том, что шатен и сам не хотел алкоголем навредить своему ребенку. Его ребенок… Слезы потекли сильнее. — Дурацкие гормоны, ненавижу!.. Да что же это такое… При мысли о ребенке, который будет только его и будет зависеть только от него, капитан разрыдался еще горше. Как ему вообще можно доверить ребенка?! Как?! Ведь все, за что он был ответственен и к чему был привязан, со временем уничтожалось из-за него. Его народ, которому он не мог помочь, несмотря на сердце Бездны в своей груди… Его отец… Мастер Крепус, который умер из-за него, потому что Кэйа не додумался выйти из бара раньше… Его брат, который направил на него свой меч, потому что Альберих признался ему в своем наследии Каэнри’ах, устав нести в одиночестве это бремя… Его Мондштадт, который он защищал, отдавая всего себя, и который… он защитил? Или разрушил? Или просто смотрел, как тот уничтожается? Честно говоря, мужчина не помнил. На месте памяти о том дне только белая пустота, у которой ничего не вырвать и не узнать. Но все, чего шатен касался, всегда разрушалось. Всегда. И… И… — Ну почему я опять-то плачу?.. Что за хрень… — прорыдал капитан, отчаянно желая оказаться в родном теле, где такие эмоциональные горки были чем-то из разряда фантастики. Как же он скучал по привычному уже равнодушию и рациональности, которые здесь благополучно просто вылетели в трубу. Как же он устал от слез, от метаний из одной крайности в другую и этого подвешенного состояния… Неужели так себя чувствуют все беременные женщины?! Это же полнейший ужас, неужели они добровольно идут на это ради возможности родить детей? — Ну-ну, давай, выпусти все это… — мягко сказал Аякс, который уже начал понимать, как ему нужно себя вести, чтобы его друг перестал себе вредить, сдерживая свои эмоции. Это раньше, в том теле, волнения никак не влияли на душевное и физическое состояние его организма (потому что у пользователей крио за редким исключением никаких особых колебаний в эмоциях и нет-то по факту), но вот в таком уязвимом положении, когда организм испытывает еще огромную нагрузку и стресс от беременности (и все еще отходит от недавней попытки самоубийства и депрессии, в которой находилась Нана), когда сам Кэйа медленно и со скрипом принимал и осознавал свое положение (было просто невероятно, что он только благодаря своей выдержке постоянно в истерике не бился), когда он до сих пор учится мириться с этим и даже любить ребенка, который у него будет… Тот невероятно сильный и стойкий. Действительно просто невероятно спокойный. Если бы он таким не был, сошел с ума сразу же, как только в первый раз полностью осознал свое положение (не только смена пола, так еще и нежданная беременность). А этот ничего, держится. Со слезами и соплями, с резкими колебаниями настроения и почти постоянным желанием все-таки добраться до Иемицу и прибить его, конечно, но с ума не сходит и убить себя не пытается. А в данном случае это уже неплохо. Совсем неплохо. Сам-то Тарталья в момент своего попадания был далеко не так спокоен, плюс еще и предшествующие события наложились, поэтому первые несколько месяцев были сплошным мраком и непрекращающейся вспышкой ярости. А вот затем его немного отпустило, и уже стало куда легче. А еще у него было восемьдесят с лишним лет, чтобы окончательно принять произошедшее и смириться с ним. К тому же, сейчас Чайлд гораздо счастливее, чем мог бы стать в другом, своем, мире, даже если бы получил то, о чем так мечтал. Так что, что ни делается, все к лучшему. По крайней мере, Предвестник твердо уверен в этом. — Да откуда столько слез… — снова всхлипывает Кэйа, шмыгая носом. Он и правда совершенно не понимает, откуда в этом организме в принципе берутся слезы. Серьезно, за последние дни он плакал больше, чем за всю свою прошлую жизнь. Сам он ни разу не плакал с шести лет, просто потому, что ему никогда этого не хотелось. Даже смерть отца… вернее, мастера Крепуса он принял спокойно и без слез с легкой улыбкой. Наверное, это было еще одной причиной того, почему Дилюк на него тогда так сильно разозлился. Интересно, если бы Альберих умел нормально испытывать эмоции и показывать их, смягчилась бы тогда ярость его названного брата? Поднял бы он на него свой меч или отступил, просто сбежав. Могли ли его слезы что-то изменить тогда между ними?.. Но сейчас, когда он плакать не хочет… — Я плачу и плачу, и плачу, и снова плачу… Я постоянно плачу, и это меня жутко бесит! — Это нормально, потому что ты испытываешь стресс из-за беременности и резкой перестройки души под новый организм, в котором гораздо больше гормонов, чем было у тебя. Именно поэтому ты плачешь, так как тебе нужно выплеснуть эмоции. — спокойно говорит Аякс, про себя отмечая, что кажется наступила фаза злости и ярости, минуя фазу апатии и равнодушия. Кажется, тот решил наплакаться за раз за обе жизни сразу (ну, или это действительно шалят гормоны). Он нежно провел по немного засаленным темно-каштановым прядям, отмечая, что его другу пора будет не только принять душ, но и помыть голову. — Плакать в такой ситуации нормально. Конечно, излишние переживания могут навредить ребенку, но глупо все держать в себе. Так, я думаю, ты можешь навредить еще сильнее. Так вот, сейчас выплачешься нормально, а потом вернешься в привычное для себя состояние. Все хорошо. — Ага, с огромным животом и женским телом! — недовольно буркнул Кэйа, всхлипнув и недовольно поджав губы. Кажется, он уже начал немного успокаиваться, чтобы потом начать снова злиться на Иемицу и грозиться его прибить (в чем, разумеется, Чайлд не мог его винить совершенно, а еще был согласен абсолютно по всем пунктам). — И с болезненными родами в перспективе! — Думаю, если ты продолжишь сдерживать себя так сильно, а не отпустишь ситуацию на самотек, ты вполне вероятно будешь ходить с животом весьма недолго. — хмыкает Предвестник, намекая на преждевременные роды, стараясь хоть так поддержать товарища. Вот только юмор мгновенно умирает, когда Альберих белеет чуть ли не до синевы, явно до этого не задумываясь о такой возможности. Пришлось снова в срочном порядке поить мужчину водой с валерьянкой. Кажется, фиолетоволосому стоило продолжать успокаивать шатена, а насчет всего остального молчать. По крайней мере, сейчас про это точно не стоило говорить. Впрочем, капитан быстро взял себя в руки, хотя еще совсем недавно был на грани панической атаки. — Прости, это была очень неудачная шутка. — Крайне. — нервно соглашается Кэйа, прислушиваясь к своему организму. К счастью, ничего странного или неправильного он не ощущает, поэтому немного успокаивается. Не расслабляется полностью, но почти принудительно себя успокаивает. Он только начал принимать свое положение, поэтому просто не хочет участвовать в родах прямо сейчас. Он, в принципе, вообще не хочет, но как такового выбора у него нет (не стоит тыкать пальцем, благодаря кому именно), поэтому Альберих просто собирается не рожать так долго, как только ему позволит срок. Сначала мужчине нужно принять все происходящее и хоть как-то обработать его, чтобы внезапно не навалился еще больший стресс. — Конечно, спасибо, что поддерживаешь и успокаиваешь меня, но эти слова явно были не обдуманы. — Ты прав. — соглашается Тарталья, который не может не восхищаться невероятной стойкостью лучшего друга. Невероятно. Просто невероятно. Какой же шатен крутой. Он всегда таким был, просто обычно он не демонстрировал это открыто, за исключением случаев, когда ему нужно было вдохновить своим примером его подчиненных. Или когда он был защитником и капитаном кавалерии во время выполнения миссий. Конечно, очень многие могли бы сказать, что Кэйа всегда ведет себя как павлин, но обычно своей яркой одеждой и внешностью он полностью отвлекал всех от своего лица или поступков. Ведь люди обычно запоминают глазами, а все остальное склонны упускать из виду. Чем Альберих частенько и пользовался. — Кстати, я записал тебя к гинекологу. — К кому? — удивленно спросил мужчина, интуитивно улавливая, что это какой-то местный (женский, судя по всему) врач. Он опустил руку на живот, машинально поглаживая его и получая в ответ пинки своего — до сих пор не верится! — ребенка. В самый первый раз, когда шатена пнули, он даже начал думать, что умирает или рожает, но Чайлд очень быстро объяснил ему, что происходит. И теперь Капитан при каждой удобной возможности касался своего живота, ожидая чужих прикосновений изнутри. Ребенок, кстати, пинался нечасто, видимо, большую часть времени спал, но все-таки пинался. И у Кэйи каждый раз все переворачивалось изнутри от странного теплого чувства, хотя мозгом он до сих пор плохо осознавал концепцию своего будущего отцовства (материнства?). — Это врач, у которого здесь ведут беременность. — поясняет Аякс, подтверждая его догадки. — Думаю, последний раз Нана была месяце на третьем-четвертом. Надо осмотреть живот, да и плод было бы неплохо увидеть. Плюс, проверим, чтобы не было никаких сюрпризов. — Увидеть плод? — подозрительно уточнил Альберих, тут же защитным жестом накрывая живот, а второй пытаясь нащупать что-то тяжелое. Как-то не нравилась ему эта формулировка. Его же не собираются вскрывать, чтобы сделать это, верно? Не собираются же?! — Успокойся, никто тебя вскрывать не станет! — закатил глаза Тарталья, быстро поняв, о чем именно волнуется мужчина. Интересно, как ему такое вообще в голову пришло? — Ты что, правда думаешь, что кто-то станет роженице разрезать живот, чтобы посмотреть на ребенка? В нашем мире так никто не делал, а в этом тем более. Здесь есть специальное устройство, называемое УЗИ, то есть ультразвуковое исследование, и именно благодаря ему и удасться увидеть ребенка. И даже послушать его сердцебиение. — Э… Если ты так говоришь… — пробормотал шатен, хотя не выглядел так уверенно, как говорил, но все же заметно успокоился. Видимо, обещание безопасного исследования и для него, и для ребенка подействовало очень благотворно. А впрочем, скорее всего он просто сильно доверял словам Чайлду, а еще был уверен, что тот ни за что не станет вредить ему, иначе бы так просто не успокоился. — Не переживай, все будет чики-пуки… — пообещал Чайлд, с радостью замечая его благодушие. Кажется, на время он забыл и про злость, и про слезы, и про все остальное, полностью сконцентрировавшись на будущем ребенке судя по тому, как тот сосредоточенно поглаживает свой живот с напряженно-задумчивым лицом. — Кстати, а как ты собираешься назвать этого ребенка? Ответом ему стал абсолютно пустой взгляд, а также пожатие плечами и растерянное: — Я об этом даже не подумал…