Остаться с тобой

      Внезапно раздавшийся взрыв оглушает.       Дезориентирует, но Гэвин пытается собраться. Высмотреть в клубах пыли, не споткнуться о стонущих, молящих о помощи людей.       Предчувствие чего-то пиздецового волнами накрывает, и каждая новая сильнее предыдущей.       Очевидно, их операция по захвату пошла по пизде.       Очевидно, бомба, оказавшаяся ни хера не обманкой загнанных в угол наркодиллеров, должна была нанести куда большие разрушения…       Он идёт, облокачиваясь здоровой рукой о стену, и то и дело кашляет, щурится, глаза режет от дыма и гари, но идёт.       Туда, где должен был оставаться чёртов Ричи.       Чёртов Ричи, накрывший бомбу собственным телом, чтобы минимизировать человеческие потери.       Гэвина чуть не выворачивает, стоит только увидеть, сколько тириума вокруг.       Его сознание наполняется ужасом, когда он понимает, что весь этот тириум — Ричарда.       Тот стоит на коленях, спиной к нему, но Гэвин пускай и не видит ещё — уже понимает.       Ноги дрожат.       Дрожат так сильно, что он чуть ли не ползёт к напарнику. Как может быстро.       Что-то внутри умоляет его развернуться и убежать.       Не видеть.       Гэвин не из тех, кто обманывается.       Не из тех, кто бросает.       Чёртов Ричи…       — Эй, ты как? — падает рядом, подхватывая его на руки, и старается не смотреть.       Не смотреть на вывернутые наизнанку механические внутренности и расколотый надвое оголившийся тириумный насос.       Ричард моргает диодом и возвращает скин.       Гэвину хочется орать, потому что ты, блядь, совсем дебил, тратить на это силы?       Вместо этого сжимает его дрожащие пальцы своими, притягивает ближе, прижимаясь щекой к щеке.       Разве андроиды вообще могут дрожать?       Разве Ричард — не передовая супернавороченная модель Киберлайф?       — Повреждения… слишком… общ-ширный-е, — модуляции голоса сбоят почти как при девиации.       Почти…       С единственной разницей, что тогда Гэвин его обрёл, а сейчас — теряет.       — Ну-ну, сейчас я вызову твоих чудо-техников, и всё будет хорошо, — шепчет в висок и раскачивается, будто ребёнка убаюкивает.       Дурацкий человеческий рефлекс.       Ричард не возражает.       Ричард перехватывает его руку, заставляя откинуть смартфон.       — Они. не… уссссс-пеююю-т, — он смотрит ему в глаза своим невозможным взглядом.       Невозможным для мистера «у меня тридцать семь степеней защиты от девиации».       Нежным. Сожалеющим. Жадным. Испуганным.       У Гэвина не получается подавить всхлип.       Глаза застит.       — Не переживай, Гэв-вин-н-н… Я… передам все свои программные данные, и тебе ввы-дадут новую модель, — говорит, а диод не переставая пульсирует алым.       Гэвин берёт его лицо в ладони и приникает губами.       Пытается согреть, пускай андроиды и не испытывают холода.       Даже если он и правда потом вернётся обновлённым, сейчас — умирает, а это одинаково страшно как для обычных людей, так и для супердетективов с компьютером вместо мозгов.       — Сколько? — его вопрос игнорируют, и Гэвин повышает голос. — Сколько ещё осталось до отключения?       Он столько раз видел это.       Последние минуты жизни андроидов.       Это — совсем другой случай.       — Гэвин, — выдыхает. Смотрит, как будто на всю жизнь вперёд старается насмотреться, и Риду это совсем не нравится. Ему до усрачки страшно. — Это буду я.       Улыбается уголком губ, и чёртова кудряшка липнет к залитому тириумом лбу.       Диод гаснет, насос перестаёт биться, а его собственный датчик сигнализирует о полной деактивации андроида-напарника.       Гэвин продолжает стискивать его в объятиях, пока не приезжают Хэнк с Коннором.       Только им удаётся оторвать его от Ричарда и увезти в больницу.       Гэвин, сквозь стекла машины скорой помощи смотрит, как Ричарда увозит машина Киберлайф, и молится не о собственной жизни, нет.       Он молится о том, чтобы Ричард не соврал.

***

      Следующие несколько дней — словно в угаре красного льда.       Гэвин двигается, говорит, функционирует, но на этом всё.       Собой он становится, только когда пытается добиться от Фаулера информации о том, когда ему вернут Ричарда.       В Киберхуяйф его игнорят после второго десятка звонков.       Пидоры, но он никогда и не сомневался.       А потом Гэвин видит его.       Утром, сидящего за своим привычным местом напротив его, в блядской куртке Киберлайф — которую перестал носить с самой девиации — как ни в чём не бывало готовящего отчёты.       — Детектив! — предельно вежливо окликает и моргает диодом. — Я рад видеть вас в добром здравии, — встаёт и сам идёт к кофеварке.       Приносит ему капучино с двойными сливками без сахара, как он любит, и ставит перед Гэвином.       Он смотрит и смотрит. То на него, то на кофе. В итоге выдавливает из себя тихое «спасибо» и залпом выпивает.       Потом бежит быстрее, чем видит, в сортир, тошнота подкатывает неожиданно, и помимо принесённой бурды в унитазе оказывается ещё и еда за пару дней — при условии, что он ел — а выйдя из кабинки, Гэвин натыкается на обеспокоенную морду, застывшую у умывальников.       У его Ричарда, такое выражение лица было, разве что когда его подстрелили и он с месяц проёбывался в больнице.       Ничего не говорит, просто наблюдает за тем, как Гэвин умывается, наливая ледяную воду за шиворот, и идёт следом, когда он выходит.       Накрывает его руку своей, заметив, как Гэвина дёргает, и тот просто тупо пялится на чужую длиннопалую ладонь.       Они работают как ни в чём не бывало до конца дня.

***

      Гэвин давит в себе желание поехать в главный офис Киберлайф и расхуярить их всех к чертям.       Гэвин подумывает даже завалиться к самому Камски и потребовать объяснений лично от папочки всея новой расы, но.       Но.       Неожиданно оказывается, что всё это время, пока он считал, что неплохо — с учётом всего случившегося — справляется, он пиздел сам себе. На самом деле все эти дни ходил как под наркозом, подталкиваемый надеждой, а теперь… теперь она схлопнулась, как старый воздушный шарик. И наркоз тоже закончился.       Гэвин не знает, что делать с этой перемалывающей в труху рёбра болью.       Гэвин задыхается.       Это, пришедшее сегодня в офис, не его Ричард.       И дело на самом деле вовсе не в том, что ему хуёво.       Он малодушно сбежал от самых дверей Киберлайф, потому что боится потерять последнюю надежду.       Надежду, что это они его наебали, и на самом деле Ричард где-то там.       Там, где его можно спасти и вернуть себе.       В глубине души Гэвин понимает, что не стали бы они рисковать новыми исками и нападками, после принятия-то статуса андроидов как полноценных членов общества.       Трясёт головой, словно дворняга, пытающаяся отмахнуться от блох, ерошит волосы и не с первого раза, но всё же попадает ключом в дверь.

***

      Не сразу понимает, где оказался. Спотыкается о тапочки в виде динозавров, которые подарил Ричарду на прошлое Рождество вместе с пижамой в тиранозавров. Парной.       Тот призраком появляется прямо перед ним со своим непонимающим, отчего Гэвин сотрясается в беззвучном хохоте, лицом, всё ещё пиздецки идеальный, даже в кигуруми, блядь, и Рид по инерции делает несколько шагов вперёд, но вместо того, чтобы обнять Ричи, теряется в пустоте.       Только теперь понимает.       Всё это время ночевал в мотеле, будто что-то бы изменилось, если бы он вернулся в их дом без Ричарда.       Застывает, не в силах двинуться.       Смотрит-смотрит-смотрит на эти сраные тапки, пока они не исчезают из виду за солёной пеленой, застившей глаза.       Он не знает, сколько так простоял, сжимая связку ключей в руке, но когда в дверь кто-то деликатно стучит, разворачивается и бежит открывать.       И на секунду — короткий миг — ему кажется, что вот теперь это оно.       Но картинка, услужливо нарисованная воспалённым мозгом, разбивается о чужой, совсем не Ричарда, голос:       — Детектив, как вы? — долбанный Коннор стоит на пороге, и от него буквально разит беспокойством и навязчивой, совершенно не нужной Гэвину заботой.       На кой хуй только Хэнк его отпустил?       — Чё надо? — выходит хрипло, надтреснуто, он даже и не знал, что может так говорить.       — Я беспокоился и хотел проведать вас, — мнётся Коннор, своим щенячьим взглядом пытаясь высмотреть самую его душу, и Гэвин так смертельно устал, что даже не хочет ему уебать как обычно.       Гэвин хочет, чтобы его оставили в покое.       — В участке не насмотрелся? — приваливается к косяку, в своей обычной манере складывает руки на груди, смотрит исподлобья.       — Я… — теряется, и Рид видит призрачный семафор диода, хотя Коннор давно от него избавился, в отличие от Ричарда, так и оставившего свой до последнего.       Последнего…       — Он не Ричард, — выдаёт вдруг с самым серьёзным видом, а когда Гэвин, пытавшийся подавить истерический смех, всхлипывает, подаётся вперёд, но его грубо отталкивают обратно за порог.       — А то я, блядь, без тебя не понял. Съеби, консерва.       Захлопывает дверь прямо перед его носом и хватается за футболку.       От нехватки воздуха лёгкие горят огнём. Он пытается дышать, но там, внутри, словно перемкнуло что-то.       Так и стоит.       Гэвин так привык за почти что два года, что без труда — даже в глазок смотреть не нужно — понимает, что Коннор всё ещё там, прямо за дверью.       — Я же сказал тебе съебать! Беги к своему драгоценному Хэнку, а от меня отвали! — кричит, вкладывая всю злость.       Всю безысходность.       — Нет, я… Пожалуйста, Гэв… Детектив Рид, — поправляется вовремя. Гэвин не знает, что сделал бы, назови он его по имени.       Как делал только Ричард.       — Я не могу, — совсем тихо, едва слышно. Приваливается спиной к двери. — Повреждения были слишком обширными. Эти бомбы сделаны специально, чтобы вредить нашей линейке, — Коннор говорит непривычно быстро, сбивчиво. — Он просто не успел. Передал только общие данные, но не корневые файлы.       Гэвин сползает по двери и роняет голову в колени. Жмурится так, что сознание на частички калейдоскопа рассыпается.       — Я знал, сразу, как вас доставили в больницу, поехал в офис и узнал от инженеров, но не сказал, я… Я до последнего надеялся, что это окажется ошибкой. И что он вернётся, — модуляции голоса Коннора рассыпаются тоже.       Гэвин сильнее обхватывает себя руками.       — Мы не сразу нашли общий язык, но для меня Ричард был братом, и я подумал… Только вы сможете меня понять… Я. Простите меня, детектив Рид.       Он усмехается и приваливается головой к разделяющей их двери.       Да уж, они и правда далеко не сразу поладили.       Ричард считал Коннора ошибкой системы, порченным экземпляром, и на все попытки сблизиться отвечал стойким неприятием и омерзением в сторону RK-800.       Даже после того, как сам стал девиантом, он далеко не сразу подпустил Коннора.       Сначала — по его же словам — это произошло, когда он понял, что теряет его, Рида, расположение. В плане эмоций и взаимодействия у него ситуация была хуже, чем у тостера, и Ричу пришлось проглотить всю свою гордость и спросить у Коннора, как ему не потерять своего человека.       Потом же, когда всё наладилось, Гэвин и сам заметил, что они гораздо чаще стали разговаривать, проводить время вместе, и даже иногда оставляли их с Хэнком и уходили куда-то только вдвоём.       Гэвин раньше не думал, что кому-то кроме него может быть хуёво от того, что Ричарда больше нет.       И сейчас — ему на самую малость? — легче, что есть ещё кто-то.       — Значит, это точно? Он не вернётся? — обличает-таки в слова свой самый большой страх, и от повисшей тишины цепенеет.       Понимает без слов.       И плевать ему, если андроид за дверью слышит его беззвучные рыдания.       Он выплёскивает эмоции за них двоих.

***

      Просыпается от осторожного стука в дверь.       — Детектив. Нам пора на смену. Но, если хотите, я могу передать капитану Фаулеру, что…       — Захлопнись, тостер, — продирает глаза Рид.       Тело ломит от неудобного положения, но ему плевать.       Он тащится в комнату, стягивает толстовку, в которой проходил как минимум три дня, и надевает первый попавшийся свитер.       Тот явно ему велик, и обычно Гэвин ненавидит одежду с горлом, но сейчас ему на всё плевать.       На улице моросит мерзкий, холодный полудождь-полуснег.       Он явно пристрелил бы Коннора, если бы тот ждал его где-нибудь у подъезда, но того в обозримом пространстве не оказывается. Рид комкает записку на байке: «Пожалуйста, вызовите такси, детектив», и едет в участок.       Кто бы мог подумать, что долбанный недосынок-недолюбовник Хэнка поможет пережить ему эту ночь.       Гэвин самую чуточку Коннору благодарен.       Гэвин всем сердцем ненавидит Хэнка, потому что к нему его напарник вернётся.

***

      Фаулер полутра достаёт его своим: «Я могу дать тебе отгулы, или даже отпуск. Гэвин, чёртов ты мудак, свали уже на курорт или ещё куда. Как тебе помочь?»       Никак, блядь.       Убрать этого мудака с лицом Ричарда, например.       Этого, к слову, начальство ему не предлагает.       И мудак весь день доводит его до белого каления своим предельно вежливым обращением и лишь иногда отсвечивающим жёлтым диодом.       Гэвин не знает и знать не хочет, что там творится в голове у чёртовой подменной жестянки.       Гэвин пристрелить его хочет едва ли не больше, чем очередного придурка на допросе.       Когда ему кажется, что этот бесконечный день наконец-то окончен, RK-900 оказывается на пороге его дома.       Льёт дождь, и чёртов не Ричи выглядит ничем не лучше побитой, забытой хозяином собаки.       Гэвин остаётся стоять у входа.       Впускать это внутрь он не собирается.       — Какого хуя? — выдаёт почти миролюбиво.       Чем раньше он съебёт, тем Гэвину лучше.       — Детектив, я… Хочу поговорить.       Рид хмыкает, всем своим видом выражая предельное равнодушие.       — Я знаю, что RK-800 ввёл вас в курс дела. Я не тот, кого вы ожидали увидеть, — наверняка безошибочно считывает его эмоции, но держится так, как учит долбанная программа. — И я знаю только самые основные принципы вашего взаимодействия с моей предыдущей моделью, но…       — Если не хочешь, чтобы я тебя прихлопнул прямо сейчас, лучше съеби.       Дуло служебного пистолета продавливает идеально гладкий скин, но подделка даже ухом не ведёт.       — Мы могли бы…       Пуля пролетает в дюйме от его башки. Задевает висок, и по тому бежит тириумная струйка.       — Если не хочешь сдохнуть, а мне, поверь, уже абсолютно похуй, что там сделают со мной после, тогда лучше сгинь с глаз моих как можно дальше и как можно на большее время, — сплёвывает ему под ноги, но оружие не убирает. — Ты, блядь, даже не девиант. Они меня совсем за придурка держат, да?       Вопрос остаётся без ответа.       Новый RK-900, в отличие от Коннора, уходит спустя несколько минут, оставляя Рида наедине с его пиздецом.

***

      Гэвин находит в морозилке заботливо приготовленный и замороженный Ричардом ужин.       На случай, если ему придётся остаться в Киберлайф на ночь, а его детектив после трудного рабочего дня останется без полезной, поддерживающей его организм в тонусе еды.       Гэвин касается его, будто тот чёртов Святой Грааль, не иначе.       Сто раз передумывает разогревать в микроволновке, но, в конечном итоге, это ведь лучше, чем просто выкинуть, когда даже в морозилке испортится?       Ест, сидя за столом, за которым столько времени проводили вместе — и далеко не всегда использовали по назначению — и бездумно пялится в телевизор.       Рядом пустые миски Мистера Блэка, которого Гэвин предусмотрительно сдал в гостиницу для питомцев. Он бы, бедный, загнулся рядом с ним, а так вроде и под присмотром.       Забирает на следующий день и жалеет об этом.       Чёртов кошак повсюду ищет Ричарда, а потом со скорбным «мяу» ложится ему на колени, и Гэвина прорывает.       Он плачет, утыкаясь в мягкое линялое брюхо, и чужое тревожное мурчание раздаётся в голове.

***

      Первый раз Гэвин слышит его во сне.       Ричард сначала мягко окликает его, приближается осторожно, словно боясь спугнуть, и наконец перехватывает руки, прижимая к кровати, накрывает дрожащие, искусанные губы своими и целует.       По капле обманчивую, словно красный лёд, жизнь вливает.       Словно никогда и не было этих: «Свали в туман, сраная железка. Хули тебе нужно? Ищи острых ощущений где-нибудь ещё. В смысле, ты меня любишь? Совсем ополоумел, девиант херов?»       Да, Гэвин тоже далеко не сразу принял их.       И свои чувства к Ричарду, и самого Ричарда.       Всё начиналось как спор «на слабо».       Всё закончилось тем, что Ричард стал для него самым главным, и он знает, что и для Ричарда он был единственным.       Единственным, ради кого мистер "я идеальный андроид-детектив" стал девиантом.       Единственным, ради кого он жил.       Послал к чёрту и Камски, и сам Киберлайф.       Гэвин спит всё свободное время.       После смен запирается в квартире и укладывается на любую горизонтальную поверхность.       На работе, если получается поспать на обеде, тоже.       Всё, лишь бы услышать его голос хотя бы на мгновение.

***

      Сказочный сон рассыпается, когда его будит блядская подделка.       Голосом его Ричарда, но не являясь таковым.       И этот сраный мигающий жёлтым диод прямо перед воспалёнными глазами.       — Ты что, мудила пластиковая, сделал, а?! — раньше, чем понимает, чисто рефлекторно выхватывает служебный глок и приставляет к идеальному виску.       RK-900 поднимает вверх руки и отступает на шаг назад.       А в прошлый раз даже бровью не повёл, говнюк.       — Детектив, по вашим показателям я определил, что вы физически и морально истощены, и что сон, вопреки известным фактам, не служит вам отдыхом, поэтому и решил вас разбудить, — он слегка уклоняется от дула, направленного на его физиономию, но когда то следует за ним, хмурится. Идеально имитируя, — При всём уважении, я не смогу второй раз списать всё на неисправность табельного оружия.       — А мне, как и в прошлый раз, похуй, ушлёпок, — выплёвывает Рид и взводит курок.       Если бы не вернувшийся за забытым телефоном Фаулер, может, он и прикончил бы жестянку.       Вряд ли это бы хоть чем-то помогло: на следующий же день прислали бы нового, сверкающего логотипами Киберлайф на форменной куртке, но, может, ему, Риду, хоть на секунду стало бы легче.       Фаулер же ходит желваками и утаскивает его за шкирку в свой кабинет.       Как будто так девятисотка его не услышит.       — Рид, ты совсем ополоумел? — осекается, сводит брови у переносицы и виновато на него поглядывает. — Слушай, я всё понимаю, но и он ведь не виноват, правда? Его просто направили сюда на службу. А не для того, чтобы ты в него глоком тыкал.       Гэвин хмурится, ниже стекает по стулу и вдруг вспоминает:       — А ведь он же модель, разработанная больше для ФБР. Так почему опять к нам?       Фаулер теребит в руках новомодный, подаренный в прошлом месяце дочерью смартфон — который помогал выбирать Ричард — и старательно прячет взгляд.       — Вы с Рич… Прошлой моделью RK-900 показывали очень хорошее взаимодействие, да и показатели ваши были выше, даже, чем у Хэнка с Коннором, и…       — Ты же знаешь, почему так было, разве нет? — Гэвин срывается на крик.       — Знаю, Рид, я… конечно, я знаю. Поэтому и предлагал тебе отпуск, думал, что смогу сделать что-то, или ты поостынешь. Но это приказ руководства, я не могу его убрать.       Фаулер выглядит действительно виноватым. Осунувшимся, и нервно проводит по почти лысой голове пятерней.       Гэвин прищуривается, цыкает недовольно, но… верит, что он со своей стороны и правда сделал всё возможное.       Фаулер — не самый лучший начальник, но и Рид далеко не образцовый коп. И всё же за столько-то лет они успели притереться друг к другу, и даже в какой-то мере привязаться.       — Единственное, что я могу сейчас: отправить тебя к психотерапевту для проработки травмы, за государственный счёт, — Гэвин только фыркает, и тот сильнее сжимает кулаки. — Подумай, может, это как-то поможет. Я знаю, что он был куда больше, чем напарником, но, в конце концов, многие люди это переживают, Рид!       Гэвин показательно громко хлопает дверью и старательно делает вид, что не заметил стоящего на почтительном расстоянии RK-900.

***

      Да уж, Фаулер лучше других знал и был первым за исключением Коннора, наверное, кто не просто узнал о них — воочию узрел, так сказать.       Сам Гэвин хотел скрывать как можно дольше. Ему с самого начала было сложно…смириться.       С тем, что он любит андроида. Что они вместе.       Он и сам себе не мог объяснить, в чём причина — истинная, а не «я, блядь, не для того орал по всем углам, как твоих пластиковых братьев ненавижу, чтобы потом также при всех сосаться с одним из вас» — но в итоге их идеальная конспирация привела к тому, что к нему начал подкатывать стажёр.       Для Рида, которого девяносто процентов сослуживцев как минимум недолюбливали, это было странно и непривычно.       Он долго отмахивался, мало ли, приспичило новенькому принести ему кофе раньше Рича или предложить повести машину на ночном патруле, чтобы старший мог выспаться.       Мелочи.       Для Ричарда — нет.       Для Ричарда, только недавно ставшего девиантом и едва-едва завоевавшего его, Рида, это было совсем не «мелочью».       Он злился, отсвечивал алым диодом и старался во всем опередить, во всём быть лучшим для Гэвина.       А в один момент по-настоящему взбесился, когда застал стажёра за попыткой поцеловать спящего Рида. К слову, он и сам до сих пор сомневается в правдивости данной истории, но… Пытаясь успокоить своего андроида, затащивший его в раздевалку Гэвин как-то неожиданно сам оказался прижатым к шкафчику.       И дыхание на раз — сорванное, и сопротивляться желания — ноль.       Гэвин всегда обожал, когда Рич слетал с катушек своей программы вот так, из-за него.       Когда смотрел потемневшим — и пофиг, что установка пресловутой программы — взглядом, когда слал к чертям профессиональную этику и сминал его губы требовательным поцелуем где-нибудь в участке.       Где-нибудь в раздевалке, как в тот раз. И Гэвин сдался, обвил руками чужую шею, прильнул ближе, вылизывая чужой рот в ответ.       Ричи хочет, чтобы стажёр увидел? Да Гэвину похуй, пусть видит.       Гэвину где-то в глубине его порченной сути нравится.       Только вот невольным свидетелем оказывается не стажёр, а Фаулер.       А стажёр, к слову, в их участке не задерживается.       Когда Ричард хочет, он может в совершенстве использовать все приёмчики Рида по выживанию из участка ему неугодных.       Не сработавших когда-то на самом Ричарде.       Слава всем сраным богам.

***

      Гэвин сдаётся и даже пару раз ходит к этому горе-психотерапевту.       Девушка едва ли старше самого Рида явно не знает, как нужно помогать человеку, который потерял андроида-напарника, что уж говорить про андроида-любовника.       Зато сверкать кружевом чулок из-под коротенькой юбки — очень даже. С каждым его приходом на одну пуговицу её идеально-белой блузки застёгнуто становится меньше, и это ай-ай-ай как непрофессионально на самом-то деле, мисс Розмари.       И наверное, раньше он бы поддался. Послал бы всё к чертям и выдрал бы её на этот самом модном бархатном диване или тахте, или как там эта херь на ножках называется.       Может, поддался бы и сейчас, если бы не кожаный самодельный браслет, выглянувший из-за рукава рубашки.       Тоже парный.       Гэвин до сих пор не понимает, как Ричи затащил его на тот мастер класс перед Валентиновым днём, но…       Но.       Он отталкивает подошедшую к нему девушку, выбегает из кабинета и, только основательно промокнув под льющим на улице ливнем, пишет сообщение, чтобы та удалила его из графика всех предстоящих сеансов.       Пускай даже так лишится рецептов спасительных колёс, закидываясь которыми, он хотя бы иногда может снова видеть, слышать, чувствовать Ричарда рядом.       Какой-то запас у него есть.              ***       Гэвин боится их пить. Чувствует себя недостойным, грязным после всего.       После того случая с Розмари, после того, как прыснул над шуточкой нового RK-900.       Он боится их пить, но в какой-то момент просто не выдерживает и выпивает все разом.       Сладковатая, словно красный лёд, зыбучая дымка охватывает его сознание, и Ричард снова с ним.       Присаживается рядом на корточки, обводит кончиком пальца его шрам и заглядывает в глаза. Словно бы говорит: «Я не осуждаю тебя. Я тебя люблю».       О, да. Гэвин любит тоже.       Гэвин со всхлипом тянется к нему, прижимается лбом к основанию шеи, мажет губами по ключицам и жадно вдыхает запах Ричарда.       Андроиды не могут пахнуть, но Ричард имел свой, ни с кем не сравнимый аромат, от которого у Гэвина на раз-два слетала крыша.       В тот момент Гэвин был в его руках.       В тот момент он наконец признался себе, почему.       Почему так долго отрицал, отнекивался и прятался за сальными шуточками.       Иначе пришлось бы признать, насколько по-настоящему всё в его жизни с Ричардом.       Было.       Впервые, и это до усрачки пугало Рида. Пока тот же Ричард по кусочку не изгнал это из него.       Не привязал к себе настолько сильно, что теперь — теперь — Рид просто не понимает, как это — жить без него.

***

      Находит его в полудохлом состоянии, черти его дери, Коннор.       Сносит только недавно поставленную дверь, вызывает скорую и сам же раньше её приезда Рида откачивает.       Мельтешит перед глазами, тараторит что-то и, кажется, плачет.       Хотя это бред, андроиды не могут плакать, даже девианты.       Не могут же?       Явно не из-за такого, как Рид.       Но Коннор не отпускает его руку до самой больницы.       Коннор продолжает сидеть у его койки. Даже после того, как уходит и приходит его любимый Хэнк.       Коннор смотрит с укоризной, вспухшими, покрасневшими глазами.       Коннор срывается на пришедшего RK-900, вмазывает ему пару раз, пытаясь выгнать, и в итоге их обоих отстраняют на какое-то время от службы.       Его, Рида, и Коннора.       — За каким хуем? — Гэвин меланхолично смотрит на очищенный Коннором мандарин — очередной — и со вздохом всё же берёт один.       — Это из-за него ты… вы… — Коннор прячет взгляд, супится и тянется за новым оранжевым кругляшком. Гэвин его руку перехватывает, и вздрагивают они одновременно.       — Это не его вина. Его просто направили к нам на службу, — повторяет слова Фаулера и криво усмехается.       Странно, что на больничной койке лежит он, и он же пытается подбодрить назойливую жестянку.       — Но если бы его не было… — гнёт своё Коннор и смотрит на Гэвина.       Слишком похожим для его модели взглядом.       — А ты, думаешь, лучше? — Гэвин прикрывает глаза рукой, неудобно, игла капельницы двигается внутри и руку начинает жечь.       — Я… я не думал, что… простите, детектив. Я сейчас же уйду.       И прежде чем Рид успевает что-то сказать, вылетает из палаты.       Через пару минут к нему приходит медсестра, переставляет капельницу, и Гэвин, сам не знает как, чувствует, что Коннор там, за тонкой больничной стенкой.       — Не уходи, — проговаривает так тихо, что медсестра не заметит, а вот андроид должен точно. — Я с ума сойду тут один.       — Хорошо, я не уйду… Гэвин.       Последнее совсем тихо.       Последнее больше даже кажется ему, но Рид впервые в жизни не против.       Он бы ещё пару месяцев назад надрал ебальник любому, кто заикнулся бы о его дружбе с Коннором.       Сейчас — он благодарен, что тот остаётся там, за стенкой, до самого рассвета.

***

      Отстранение с выпиской не заканчивается, и Рид впервые завидует андроидам. Коннора, вон, через пару дней уже восстанавливают, а его мало того что запирают дома, так ещё и нового врача приставляют.       Будто то, что он мужик в возрасте и не клеится к нему, что-то существенно изменит.       Так вот нет. Не изменит.       Гэвин всё так же дышит через раз, только теперь ещё и мечется в четырёх стенах. Где каждый миллиметр напоминает о Ричарде.       Вещи Ричарда.       Запах Ричарда.       Его долбанные достижения в плейстейшен, которые сам Рид никак не мог заработать.       Его голос на автоответчике.       Гэвин прокручивает его раз за разом и клянёт себя за то, что так не любит фоткаться.       У Ричи, наверное, на его жёстком диске была тонна фоток несмотря на его запрет, но что теперь толку?       Отвлекает его, как ни странно, подделыш.       Присылает данные по делам, которые расследует, и просит его, Гэвина, совета.       Тот готов поклясться, что образцовые андроиды так не делают, и ему странно не нравится думать, что новый девятисотка девиантнулся, но он… помогает.       Это ведь, в конце концов, его ни к чему не обязывает?       И он хоть как-то скрашивает монотонные, один дольше другого, дни.       Рид старательно пропускает сообщения, которые не имеют отношения к делам, и, в общем-то, всё хорошо.       Насколько это возможно, конечно, но Рид рад и малому.

***

       RK-900 не раскрывает ему, где произойдёт облава, про которую они говорили последние пару дней, но Гэвин недаром столько лет на службе.       Может, нрав у него и говно, но детектив он отменный.       Безошибочно находит место и почти успевает по времени.       Пара наркодиллеров, загнанные в угол в наполненной запахом прокисших мусорных остатков подворотне, уже не надеются убежать. У них последний шанс — спасти свои шкуры, вырубив детектива, что спешит за ними.       Гэвин словно в замедленной съёмке видит, как один из отморозков достаёт что-то из-за пазухи.       Гэвин только чудом успевает встрять между ним и андроидом и принимает выстрел, причитавшийся ему на себя.       Дилеры далеко убежать не успевают — слишком близко полицейские сирены.       Гэвин валится на шершавый асфальт, каждым позвонком прочувствовав удар, а сразу за этим чужие руки подхватывают его и укладывают себе на колени.       — Зачем?! — доносится чужой, со сбоящей модуляцией голос.       — Я не мог позволить… снова… Ричи… — всхлипывает и тянет окровавленную ладонь вверх.       К такому знакомому лицу.       RK-900 — не Ричард — впервые его отталкивает.

***

      Гэвин, кажется, в больнице последние пару месяцев проводит больше времени, чем дома или в участке. Привыкает даже к выкрашенным в тошнотворный цвет стенам, паршивой еде и постоянным капельницам.       На руках уже просто живого места нет, но кого оно ебёт, да?       Лучше он себя всё одно — не чувствует.       Да, тело ему латают и обещают уже через недельку-другую отпустить домой, но вот в остальном…       — Детектив, здравствуйте, — андроид появляется в палате бесшумно, кладёт пакет каких-то гостинцев на полку и отходит к его ногам.       Одетый с какого-то хера в куртку Коннора.       — Это что за маскарад такой? — щурится Рид.       Диод пару мгновений переливается всеми цветами радуги, а затем снова устойчиво горит голубым.       — Вы меня узнали.       — Ещё бы, блядь, я тебя не узнал, ты себя в зеркало видел? Из тебя Коннор, как из меня Хэнк.       RK-900 мнётся, на лице читается сомнение, и это слишком странно.       Это всё меньше и меньше нравится Гэвину.       — Я… капитан Фаулер поставил запрет на посещение вас. Для меня, — смотрит немигающим взглядом, и Риду становится неуютно. — То, что очевидно для вас, далеко не так очевидно для медицинского персонала. Меня легко пропустили.       — И? — Гэвин складывает руки на груди, не обращая внимания на боль. — За каким хером припёрся?       — Если скажу, что хотел увидеть вас, вы разозлитесь? — голос андроида звучит неуверенно, вопрошающе, и больше всего Риду хочется заорать.       Нажать на красную кнопку, вызвать санитаров, чтобы забрали эту бракованную консервную банку подальше от него.       — Я не тебя спасал тогда, — говорит вместо этого и вздрагивает, стоит только вспомнить.       Сожалением прошивает, потому что мог бы, да не мог.       Как во сне, как в одном из тысячи странных снов, в которых Гэвин рядом с Ричардом. Головой он понимает, что его уже нет, но всё равно обманывается добровольно, упивается этими мгновениями и всеми силами пытается не дать Ричарду умереть снова.       Иногда у него получается проснуться раньше. Чаще — он снова и снова переживает это.       Гэвин не знает, на сколько ещё его хватит.       Гэвин смертельно устал.       — Я знаю, — голос девятисотки меняется, становится как будто жёстче и уязвимее одновременно. — Но всё равно вы мой напарник, вы в больнице из-за меня, и я имею полное право беспокоиться о вас.       — Что, так и не надумал присмотреть себе кого-то другого? — криво усмехается Рид.       Чувствует себя полнейшим козлом, но с чего бы? Какая жестянке разница, кому именно надоедать?       — Мне не нужен другой напарник.       Гнёт своё.       Смотрит, поджав губы, и сильнее сцепляет руки.       Это продолжается, кажется, бесконечно долго.       Их немая игра, в которой Рид старательно избегает смотреть на андроида и вообще признавать его присутствие в непосредственной близости от себя, а RK-900 наоборот следит за ним немигающим взглядом и сбоит порой переливающимся диодом.       Хуй знает, о чём думает своей пластиковой башкой.       Гэвину уж точно насрать.       Андроид сдаётся первым.       Смотрит на панель часов над дверью в палату — как будто не у него передовой компьютер в голове — и говорит мягко:       — Скоро будет вечерний обход. Я пойду. Выздоравливайте, детектив Рид, и… спасибо. Пускай вы спасали и не меня.       Улыбается сраной пластиковой улыбочкой, и выпилиться Гэвину сразу хочется раз в тысячу больше.

***

      Не нужно ему это.       Не нужно этой щенячей привязанности и попыток в друзья от нового напарника.       Не нужно этих проявлений человечности, аномальных эмоций и привязанности.       Не нужно ради него становиться девиантом.       Гэвину не нужна подделка, насколько бы идеальна она ни была.       И даже если этому, новому, в голову вкачали всё, что успел в Киберлайф передать Ричард, Ричардом ему не стать.       Гэвин рассказывает Фаулеру о произошедшем, но подделыш всё равно умудряется ещё несколько раз к нему прийти.       Гэвин постоянно сравнивает их.       Это глупо, бесполезно, но остановиться он не может. Он также остервенело ищет различия, как внутри, надеется найти схожее.       Гэвин ненавидит себя за это.       Потому что он мудак, заслуживающий сдохнуть в канаве.       Ричард, его Ричард мёртв, а он пытается выцепить схожее у его подделки, чтобы Риду было легче жить его говёную жизнь.       Нового RK-900 он ненавидит не меньше и в конце концов срывается в такую истерику, что того и на пушечный выстрел к больнице не подпускают чуть ли не под угрозой деактивации.

***

      Гэвин и правда пытается.       Пытается не поубивать всех вокруг, когда его отстранение продлевают на неопределённый срок. Потому что его дипломированный до самых подштаников доктор в его спасении напарника видит не это самое спасение напарника, а попытку самовыпилиться.       Как и с таблетками в тот раз, неосознанную, но говорящую ему самым прямым текстом о том, что Гэвину нужна помощь. И пока он опасен для себя, то для остальных и подавно.       Гэвину хочется орать, что для сраного доктора он действительно опасен, останавливает только маячащее перед носом определение в больничку для принудительного лечения, ну и ещё угроза от Фаулера, что уволит к чертям.       Вообще он часто его этим пугает, но почему-то именно сейчас выглядит так, будто и правда готов. Уже ручку над заявлением занёс для подписи.       Гэвин затыкается и слушается.       Сраного врача, Фаулера и даже Хэнка с Коннором, притащившихся к нему домой без спроса.       В этот раз не прогоняет, даёт войти. Таблетки, которые он принимает строго под присмотром врача, действуют на него странно. Наверное, так и должно быть, просто сам Рид не привык быть равнодушным меланхоличным куском говна с монохромным фильмом перед глазами.       Он спит, бывает, целыми днями, но Ричард больше не приходит даже в самых отмороженных снах.       Он закидывается тем из колёс, что есть в свободном доступе, но и это не помогает.       Гэвин как-то в порыве своей блядской злости на всё вокруг разбивает телефон, и теперь даже записи голоса Ричарда на автоответчике у него нет.       Только вещи, но он настолько затёр их своими лапищами, что и запаха его не осталось.       Ловит на себе взволнованный, сомневающийся взгляд и подаётся вперёд.       — Ну чего там у тебя, а, тостер? Поругался со своим любимым дедом и хочешь совета спросить? — говорит тихо, чтобы этот самый дед из соседней комнаты его не услышал, и чуть усмехается в привычной манере.       За эти месяцы он научился симулировать нормальные человеческие эмоции не хуже любой пластмасски из Киберлайф.       Коннор, вон, ведётся, расслабляется чуть и передаёт ему что-то, завёрнутое в старую газету.       Гэвин вскидывает бровь, но осторожно кулёк разворачивает.       Замирает внешне, а внутри корчится от боли, будто ему шокером на максимальной мощности по рёбрам зарядили.       — Я знаю, что вы не любите фотографироваться. Этот снимок сделал я сам, на одном из корпоративов, когда вы только начинали встречаться, — говорит смущённо, и могли бы андроиды краснеть — точно был бы алее помидора.       — Зачем?       — Зачем что? Сделал снимок? Хотел подловить Ричарда. Он ведь вначале отзывался о вас далеко не лестно, а здесь его взгляд на вас очень ярко выражает, насколько другим стало отношение.       — И как, получилось?       — Нет, — улыбается Коннор. — Он с невозмутимым видом сказал мне, что я ещё хуже и тугодумнее вас, ведь он уже давно определился с тем, кому принадлежит, осталось только заставить вас это признать. О, ну и ещё чтобы я перекинул снимок ему и ни в коем случае не показывал его вам.       Гэвин слушает Коннора, а перед глазами картинка их диалога. Он в мельчайших подробностях представляет самодовольного высокомерного Ричарда, повелительным тоном отчитывающего «старшего брата».       Тепло из снимка сквозь кончики пальцев перетекает в Гэвина, заставляя впервые за долгое время почувствовать биение собственного сердца.       Именно тогда Ричард впервые нарушил свой сраный запрет и взял нарывающегося полупьяного Гэвина в старом пыльном архиве. А потом на руках донёс до машины, на радость всем оставшимся, и отвёз домой. Несмотря на все проклятия и удары, раздел, вымыл, уложил в постель и шептал всякие глупости, недостойные передового андроида Киберлайф, пока Гэвин не вырубился.       А может, и после тоже.

***

      Гэвин пытается изо всех сил.       Послушно ходит на приёмы, слушает, говорит, пьёт что дают, и похуй, что это говно по гормонам пиздец бьёт. После сеансов у врача он часами пропадает в спортзале.       Даже сам пару раз зовёт Хэнка и Коннора то игру посмотреть, а то сходить в приют, откуда когда-то они с Ричардом взяли Мистера Блэка.       Где-то месяца через полтора его допускают до работы, правда, пока только бумажной, самой Гэвину ненавистной, но это уже что-то.       Он даже не гонит RK-900, когда тот случайно — случайно ли? — отсвечивает своей мордой на кухне.       Снова переругивается с коллегами, хотя те пока что, ещё будто подмороженные, предпочитают обходить его стороной.       Гэвин не против.       Гэвин понимает.

***

      Ричарда нет уже год.       Он понимает это, глядя с утра на дату в календаре смартфона.       Понимает, когда Фаулер звонит ему и говорит, чтобы тот взял отгул.       Понимает, когда от Коннора приходит пустое сообщение.       Гэвин даже не может сходить на его могилу, потому что у андроидов их нет.       Он пытался узнать, что стало с телом, но получил только короткое: утилизируют.       Гэвин бы их сам всех утилизировал в их поганом Киберлайф.       Он вдруг понимает, что не может встать с постели. Ноги на пол поставил, а дальше никак.       Ему не стало легче. Ни на йоту.       Его всё так же разрывает от постоянного чувства потери, тоски, он всё так же отвратительно плачет, мечтает увидеть Ричарда хотя бы во сне, а его самое главное сокровище — фото в простой пластиковой рамке, подаренное Коннором.       Он смотрит на свои прошитые венами руки, полоску браслета на правой, тапки на ковре — Ричарда — и снова задыхается.       Он честно пытался найти что-то там, после, ради чего стоит жить.       Зачем стоит.       Пытался, хотя бы потому что Ричард бы хотел, чтобы он жил.       Очевидно, Гэвин проебался и тут.       Потому что нет ничего.       Ни-че-го.       Всё, чего он хочет: остаться с Ричардом.       Может ли?       Полностью на работу его вернули вот уже как пару месяцев, и соответственно… Рид, кое-как встав, смотрит на табельный пистолет, лежащий на столе.       Как-то, когда Гэвина ранили, Ричард сказал, что случись что с ним, тот бы просто деактивировался. Потому что жизнь без Гэвина ему не нужна.       — Вот как выходит, Ричи, мне, похоже, без тебя тоже эта поганая жизнь нахуй не нужна, — смеётся, глядя на фото за стеклом, и впервые за этот год ему так легко. Легко, потому что наконец решился. Давно должен был. — Я и правда пиздец тугодум.       Примешь ли ты меня?